Вольфрам

С тех пор как Лэнса назначили вице-капитаном школьной футбольной команды, пропускать занятия он стал ещё чаще, чем обычно. Сегодняшний урок изобразительного искусства он тоже решил прогулять по уважительной причине: перевязал лодыжку, как будто неудачно подвернул на тренировке и полдня просидел в медпункте, а сам ушёл на крышу, выудил пачку сигарет из дальнего угла спортивной сумки, куда мама даже и не додумается залезть, и закурил, свесив ноги. Погода была ясная и безветренная, холодный полуденный ветер беспечно гулял в и без того прохладной тени, заставляя Лэнса поочередно греть руки в карманах старой ветровки. Он откинулся назад, выпятил подбородок, как будто силился дотянуться до солнца, и прикрыл глаза, наслаждаясь безмятежной тишиной и теплыми лучами, пробегающими в его волосах. Отсюда было видно море; на горизонте оно сливалось с небом и было похоже на большой синий шатёр. Лэнс представлял, как сейчас он сидит на берегу, ноги его тонут в горячем песке, а над головой бранятся чайки, пролетая мимо... Вдруг что-то позади хлопнуло. Лэнс подскочил — ещё бы одно неверное движение, и он бы точно упал вниз — выплюнул и затушил сигарету, подобрал портфель и сумку, на ходу придумывая оправдания. Но вместо завуча к нему вышла девушка — заплаканная, со стрелкой, тянущейся вдоль колготок и книгой в руке. Лэнс неловко поднял глаза: это была Аллура, ученица из его параллели, в которую он был тайно влюблён и с которой он никогда не встречался лично. Она была дочерью местной важной шишки и, очевидно, к ней все относились предвзято. За пару лет пребывания в этой школе она почти не завела друзей, но для неё это, кажется, не было проблемой: она приходила сюда как на работу и, заканчивая её, спокойно уходила. При этом она не была похожа на какую-нибудь мышку — Аллура, как думал Лэнс, была похожа на принцессу, гордо держащую себя в обществе и невероятно умную для своих лет. Что до красоты, о ней Лэнс мог рассуждать часами, только не теперь, когда Аллура стояла прямо перед ним, глядя в глаза беспомощным, горьким взглядом. Никто из них не мог начать разговор первым. Аллура поджала губы, и, вероятнее всего, собиралась уйти, но Лэнс её остановил, не понимая, что делает: — Извини, — сболтнул он. — Не уходи. Нам обоим хватит места. — Нет, это ты извини, — перебила Аллура. — Не беспокойся, я сейчас уйду. — Нет же, — заторопился он, преграждая ей дорогу. — Останься. Она стеснительно поворотила головой. Лэнс, сам не свой от волнения, кивнул в сторону, приглашая её сесть. Он поспешно снял ветровку и постелил её на бетон. Аллура села, уткнувшись лицом в колени. Лэнс отвёл взгляд на море, понимая, что ещё немного, и его сердце просто вылетит наружу, на этот самый бетон, растекаясь кровью. — Знаешь, — замялся он, по привычке потянувшись к затылку. У него было много девушек, но такой, как Аллура, — ни одна. — Я не тот, кому бы ты, наверное, хотела рассказать о своих проблемах, но знаешь, я... Я могу выслушать тебя. И даю тебе слово: я никому ничего не расскажу. — Ребята в моём классе, — начала Аллура вдруг холодным, уверенным голосом. — Они пытаются задеть меня, но я даю им отпор. Но у меня не всегда это получается. — Это их рук дел? — спросил Лэнс, глядя на стрелку на ноге и застывшую на коленке кровь. — Да, — ответила Аллура. — Кто-то из них подставил мне подножку, когда я шла в школу. Потом кто-то украл мою записную книжку, написал в ней гадости и подсунул учителю. Я разозлилась и когда узнала, кто это сделал, я ударила его. Аллура закатала рукав рубашки: на смуглом локте у неё багровел синяк. Лэнса изнутри раздирала злость — он встал и заметался. — Просто скажи мне, кто это. — Что? — Скажи мне, кто это! В ответ она только засмеялась. Её лицо, розоватое от слёз, заблестело искренней и доброй улыбкой, и Лэнс совершенно опешил, не понимая этой реакции. — Спасибо, это очень мило с твоей стороны, но тебя это совершенно не касается. Я могу защитить себя сама. Сядь и лучше расскажи мне, что ты забыл здесь. Ты, кажется, спортсмен? Лэнс, красный до ушей, сел так же быстро, как встал и, скрестив ноги, начал раскачиваться взад-вперёд, балаболя: — Д-да, я игрок нашей футбольной команды, а ещё вице-капитан, и если честно, я просто прогуливаю урок. — И куришь, — усмехнулась Аллура, вытирая слёзы. — И курю, — с улыбкой ответил Лэнс. — Баш на баш: ты тоже не должна никому проболтаться о том, что я тут делал. Аллура кивнула. Они просидели несколько минут в тишине, высматривая машины на автостраде и собираясь с мыслями. — Можешь дать мне сигарету? — поинтересовалась Аллура без тени смущения. Лэнс вскинул брови, не зная, рассмеяться ему или... или он даже не знал что. Секунду он колебался, а потом, пожав плечами, достал пачку Мальборо, которую ему достал капитан команды, и вытащил одну сигарету, передавая. Достал зажигалку, но прежде чем зажечь фитилёк, спросил с усмешкой: — Ты хоть раз-то пробовала курить? Я знаю, как это впервые бывает... Аллура, не выпуская из рук сигареты, деловито завела волосы за ухо и, не глядя на Лэнса, самоуверенно отвечала: — Да, конечно. Давай уже. Лэнс поднёс зажигалку, подождал, а потом внимательно стал следить: Аллура затянулась и ожидаемо закашлялась, пытаясь прикрыть рот рукой. — Не пытайся. Я же всё вижу. Он тихо похлопал её по спине, подсел ближе и поднёс сигарету к губам, вдохнул понемногу и тут же выпустил дым изо рта. Отдал сигарету "принцессе" обратно и подмигнул — Аллура закатила глаза. — Ты так флиртуешь со мной? Отстой. Они смотрели друг на друга с мгновение, а потом громко рассмеялись. Лэнс хотел, чтобы этот смех услышал каждый прохожий — услышал, как смеётся девушка, в которую он до одури влюблён и чей смех опьяняет его лучше всякого никотина. Это был самый лучший отстой в его жизни. — Не боишься, что нас застукают? — спросил Лэнс. — Боюсь. Нам, наверное, стоит уйти. — У нас ещё целых, — он посмотрел на часы на руке. — Двадцать минут. Я знаю потаённый выход. Я бывалый. Он полез в портфель, достал жвачку и отдал одну Аллуре. — Из-за одного пустяка не стоит портить себе репутацию, верно? — Верно, — вздохнула она. — Я видела, как ты сидел, спустив ноги. Не страшно? — Я бывалый, — повторил Лэнс с той же очаровательной голливудской улыбкой, заставляя Аллуру противостоять стыду. — Давай покажу. Они сели на край крыши. У Аллуры от высоты закружилась голова, но Лэнс ловко поддерживал её за талию. Они сидели рядом, так что их ладони соприкасались, вызывая приятную искрящую дрожь. Наверное, было дерзко с его стороны так открыто дотрагиваться до девушки, с которой он только что познакомился, но Аллура была не против. Она с затаённым дыханием смотрела в сторону аллеи в соседствующим парке. — Как тебя зовут? — шёпотом спросила она, не отнимая взгляда. — Я Лэнс. Лэнс МакКлейн. Будем знакомы. — Меня зовут Аллура. — Y tu nombre me suena más lejano que todas las estrellas. — Извини, я всё ещё плохо понимаю испанский. — "Твоё имя дальше, чем звёзды", — картинно произнёс он. Аллура скривила губы. — Всё ещё неудачный флирт, дорогой поэт. — Зато дорогой, — начал задираться Лэнс. — Это, кстати, Федерико Гарсиа Лорка. Я настоящий ценитель его поэзии. — Особенно когда берешь выжимки из любовной лирики, чтобы впечатлить понравившуюся даму, — передразнила его в ответ Аллура и захохотала, когда тот в ответ надул губы. — А вот это уже обидно. — Но разве я вру? — Я рассказал этот стих только тебе. — Прости. Это правда... очень красиво. Спасибо. Никто никогда не говорил со мной стихами. Она одарила его ещё одной лучезарной улыбкой. Лэнс уже не чувствовал мурашек по коже: он хотел просто провалиться и зарыдать от счастья, переполняющего его изнутри, забившегося в каждую его клетку от искренности и невинности этого голоса. От Аллуры пахло мятой и сладкими духами, и, забывшись, она прилегла Лэнсу на плечо. Он, пока она не видела, дотянулся до записной книжки, которую она принесла, достал ручку из кармана и написал что-то на последней странице. Когда прозвенел звонок, Аллура спросила его: — Что ты написал? — Свой номер, — горделиво отвечал он. — Звони в любое время. А ещё лучше — приходи на наш матч. Я тебе всегда достану место поближе. — Ты безнадёжен, — сказала она со вздохом. — Но я обязательно позвоню. И приду. Удачи и... до встречи. Спасибо, эм... Ланс. Она ушла, а Лэнс понял только одну вещь: никто и никогда теперь не переубедит его в том, что пропускать уроки изобразительного искусства — это очень даже хорошо.