Черная нить их судьбы

      Судьба часто играет с нами злую шутку. Порой сложно осознать, что мечты, надежды и стремления, которые лелеешь глубоко в душе, могут в один миг рассыпаться в прах.       Дазай иногда скучал по прежним временам. Они были большим, чем друзья, больше, чем просто напарники. "Двойной черный", идеальный дуэт, с которым мало кто мог сравниться. Они прекрасно дополняли друг друга, и в боях, и, находясь, вдвоем, принадлежали лишь друг другу. Порой, Осаму думал, что Чуя был единственным ярким пятном в его безрассудной жизни. И тем сильнее было неизбежное чувство, что этому когда-то будет суждено закончиться.       Чуя тогда понимал это как никто другой. В те холодные декабрьские ночи он прижимался к Дазаю, зная, что каждая встреча, наполняющая его этим бесконечным теплом, может оказаться последней для них. Это смутное предчувствие мучило, терзало, не давало покоя.       Однажды Дазай ушел. Просто ушел, не попрощавшись, оставив другую часть их идеального "двойного черного" одного. В первые месяцы, будучи уже на разных фронтах, встречаясь случайно, они меряли друг друга враждебно настроенными взглядами, обменивались колкими фразами, стараясь причинить как можно боли друг другу.       Но оба понимали, что окончательно оборвать ту черную нить судьбы, что связывала их, они не в силах, уж слишком велики последствия, приводящие к саморазрушению и гибели.       Накахара ненавидел своего бывшего напарника, ненавидел за все. За предательство. За дурацкие шутки о двойном самоубийстве. За то, что слишком увлекся тем новеньким. За то, что он сделал с ним самим, из-за чего Чуя с тех пор не переставал думать о нем ни на секунду. Он лишь надеялся, что где-то в этом Дазае, осталось что-то от прежнего, хотя бы ничтожная часть.       В редкие встречи они никогда не говорили о чувствах, о прошлом, о будущем, притворяясь, что все хорошо, и все происходит так, как должно быть. Дазай, как обычно, дразнил, отпуская шуточки в своем стиле, заставляя вспыльчивого Накахару краснеть и злиться. Они наслаждались друг другом, по-своему, предаваясь развратным желаниям, прикрываясь оправданиями, наподобие "это всего лишь секс". Но было что-то, нечто в глубине их душ, что заставляло их тянуться друг другу, снова и снова. Эта квартира на окраине города стала убежищем для обоих.       Дазаю нравилось проводить ладонью по этим мягким медно-рыжим волосам, ему нравилось всматриваться в этот омут ясно-голубых глаз, в который хотелось окунуться с головой и остаться там навечно. Он целовал жадно, страстно, сжигая душу без остатка, словно дикий зверь, крепко сжимал в своих объятиях. С Чуей он словно был на краю бездны, граничащей с полным безумием.       Чуя сходил с ума от этих грубых, порой бесцеремонных ласк, заставляющих дрожать каждую клеточку его тела, срывающих с губ протяжные хриплые стоны неистового наслаждения. Он задыхался от этих прикосновений, извивался, бился в агонии. В такие моменты Накахара забывал обо всем, думая лишь о том, чтобы принадлежать Дазаю. Каждый раз, на следующий день, он сожалел о случившемся, клялся себе, что этого больше не повторится. Он стоял у окна, обернувшись лишь белоснежной простыней, нервно сжимая в пальцах очередную сигарету. Курить он стал чаще после ухода его напарника из Портовой Мафии.       Дазай скользил взглядом по стройной хрупкой фигуре Накахары, любуясь его оголенной спиной, ловя себя на мысли, как прекрасен этот рыжеволосый демон. Иногда он обвивал его сзади забинтованными руками, проводил ими по его груди, выступающим ребрам, животу, шептал пошлости на ухо, целовал шею, оставляя собственнические засосы, которые явно не укроются от внимательных глаз Мори Огая. Это доставляло ему особое удовольствие.       Иногда Чуя отталкивал Дазая, пытаясь скрыть свои истинные чувства, просто с показным равнодушием одевался и уходил, не говоря ни слова. Сердце разрывалось, в голове происходила сумятица, хотелось сбежать, но в глубине души Накахара желал, чтобы Осаму хоть раз не дал ему уйти, а просто обнял, уткнувшись носом в его плечо, и прошептал "останься". Но это были лишь фантазии, глупые, отчаянные, которым, наверное, не суждено было сбыться.       Что-то разбилось в тот миг, когда Дазай ушел, оставив только незаживающие раны. Все изменилось, и время уже не повернуть вспять. Они не отпустят друг друга. Возможно, когда-нибудь они найдут в себе силы разобраться в своих безнадежных чувствах. Но сейчас их мысли лишь о следующей встрече, будоражащей, волнующей, заставляющей растекаться по телу в ее ожидании. Это как наркотик, та черная нить, нить их судьбы.