never mind.

      Юнги взъерошил свои волосы, втягивая очередную сигарету. Какая это была по счёту? Третья? Восьмая? Он сбился ещё с того момента, как ему стукнуло семнадцать. Холод окутывал всё тело парня, а тот лишь непривычно потирал руки в надежде хоть немного согреться. Юнги смотрел на город с самой высокой многоэтажки, которую он могу найти.        Небо в этот вечер было кристально чистым, похожим на сгусток какого-то вещества, что не могло не привлекать взгляда парня. В этом сумеречном небе он видел понятные только ему образы, а воспоминания из прошлого крутились в его голове, причиняя больше боли, чем когда-либо ранее. Когда его существование стало крутиться вокруг ночных прогулок и разглядывания звезд в полном одиночестве? Он сам не знал, что пошло в его жизни под откос.        Фильтр его сигареты почти догорал, а руки тряслись ещё сильнее. У Мина были тонкие, почти прозрачные пальцы, которые привлекали много внимания в прошлом, но теперь на них сочным бутоном расцвели царапины. Бледно розовый цвет временами отливал фиолетовым с резким переходом на красный. Костяшки всё ещё болели после недавней драки, некоторые даже сочились алой кровью. Удивительно, но это придавало парню некий шарм. Юнги красил ногти в чёрный — старая традиция, которую он соблюдает из-за ностальгии. Каждая его черта — это отголосок его прошлого. Пускай оно делает юнги больно, пусть он готов кричать из-за воспоминаний, но отпустить прошлое он не мог и не хотел. Он устал складывать себя по кусочкам каждый раз. По всему телу юнги распускались тёмно-фиолетовые, даже зеленоватые синяки, а в некоторых местах они больше походили на чёрную смоль. Тело щемило от множественных ударов, синяков, царапин и прочих увечий.        Юнги скидывает сигарету, — вернее то, что от нее осталось, — с крыши, думая явно не о чудесном. Он расстилает плед на холодном бетоне и ложится на спину. Его глаза в этот момент отражали весь сектор цветов неба. Парень прикусывает губу, из которой тут же хлынула кровь.        Слова друга эхом отдаются в голове «Зачем же жить, когда нет ничего за что стоит отдать свою жизнь, волю и разум?». Но Юнги жил. Точнее стоило бы сказать, что он выживал в этом мире. На самом деле у Мина была приличная работа, куда он ходил исключительно в строгих костюмах и с дорогим портфелем. Он улыбается клиентам, внушает доверия, но про себя проклинает всех, кто присутствует в этой жаркой комнате. Юнги ненавидит костюмы и всегда их ненавидел, а при виде галстука думает, что он даже на петлю не сгодится.        Неожиданно подул холодный ветер, который заставил Мина сесть и прижать колени к себе. Юнги знал, ему нельзя позволить чувствам взять вверх, иначе он свихнётся. Юнги уже двадцать четыре, а жизнь оставила его на обочине, как ненужный мусор.       Юнги ничего не чувствует уже давно. У него нет ни одной вещи, от которой не пахло бы табаком: от Юнги всегда несет сигаретами за километр. У Юнги разбиты руки, мечты и надежды. Юнги ненавидит оправдываться и лажать, но лажает он часто и признает свои ошибки. Юнги каждый день на ком-нибудь срывается и орёт «отвалите» или «заткнись».       Этот парень потерял себя, но он пытается остаться, держать за обрывки воспоминаний. Юнги опять напился и напевает хриплым голосом save me, которую он написал для своего друга, но теперь это мировой хит, а его «друг» изменился до неузнаваемости.        Юнги нужна свобода, и он ищет себя в музыке. Он орёт по ночам похабные песни, выкуривая пачками сигареты. Его жизнь разбилась, как тонкое стекло, но он не смог ничего сделать кроме, как наступить на эти осколки.        Юнги утонул в музыке, пытаясь спастись.