Лёгкая форма шизофрении

— Алло-алло, меня слышно? Стив не доносит до рта кусочек омлета. — Что, прости? — Я ничего не говорила, — отвечает Шерон, продолжая медленно и методично нарезать салат. Её руки трясутся, и она со звоном бросает нож на стол. — Ты теперь издеваться будешь? Стив мотает головой, утыкаясь в тарелку. Почудилось, что ли? А Шерон, кажется, пора попить успокоительных: Стив даже со всей своей святостью больше не может выдерживать эти психические припадки. Он ли виноват, что померший соулмейт Шерон нудит ей в голове, мол, она не должна отказываться от личной жизни и бла-бла-бла. Не должна, но Стива особо никто не спрашивал, согласен ли он. — Эй, ковбой, я ведь точно умер? Потому что вон та блондинка мне незнакома, да и эта убогая кухня времён динозавров тоже. Стив сглатывает комок и смотрит на неестественно прямую спину Шерон. — Да не пугайся так, хотя я тоже был бы в ужасе: до конца жизни слушать чьи-то сопли у себя в голове, бр-р-р. Но тебе со мной повезло — я сказочно прекрасен, как принц. Я Тони. *** Когда они с Шерон переспали, и она рассказала печальную правду своей жизни, Стив ей посочувствовал и решил, что не оставит подругу детства до конца жизни одну. Да и у него пока никаких связей не намечалось, по крайней мере, судя по чистому предплечью, так что вариант был неплох для них обоих. — Плохой выбор, чувак, просто отстой, — заявил тогда Баки, на что Стив невольно скривился. У Барнса-то с Нат было всё прекрасно, вон, татуировки на месте, встретились молодыми, вместе ещё жить и жить. А Шерон мало того что не видела никогда соулмейта своего, ещё и начала слышать его голос в голове, что означало, что больше она с ним и не познакомится. — Нормальный. Она не одна, а мне не нужно мучиться неизвестностью. — Где тот милашка-ромашка Стиви, который грезил о домике с белым забором, двух детишках и собаке? — Баки взъерошил ему короткие волосы, и Роджерс недовольно отмахнулся. — Сдох, наверное. Сейчас же Стив думал, что в принципе Баки-то был прав, да что уж теперь. Можно разойтись, но жалость к Шерон не позволяет, серьёзно, удерживает только это. Даже секс, который изначально был вполне хорош, сейчас просто исчез: уже месяц как Шерон блюдёт целибат во имя обиды на Стива за неуместное «катись к своему возлюбленному!», сказанное в пылу ссоры. Но честно — к чёрту Шерон. У него тут в голове голос какого-то мужика по имени Тони, который не даёт сосредоточиться ни на чём. Его чёртов соулмейт! Умер! Никаких тату на предплечье и вот этот голос в голове до конца жизни, постоянно! Ебануться можно. — Окей, я помолчу, но недолго, я не умею молчать долго, это сложно, особенно после смерти, знаешь, особо заняться нечем. О, у вас кондёр сломался, видишь? Лампочка мигать перестала. Помочь починить? — Тони, значит. И ты умер. Голос в голове хихикает и продолжает приятным мужским баритоном: — А то как же. Вся эта тема про голос после смерти… Я был уверен, что это бред, сколько бы мне не рассказывали таких историй. Мне казалось, они все просто двинулись после смерти дорогого человека. А теперь вон оно как. Нет, Стив, соедини вон тот красный провод с чёрной завитушкой посередине. Стив следует совету, кондиционер начинает шуметь, и Роджерс выдыхает. — Спасибо, Тони. — Без проблем, солнышко. Стив оправляется от шока не сразу. Первые пару часов он смотрит в пустоту и слушает, как мужчина в голове треплется о всяком бреде вроде новой звезды в тачке Джеймса Кордена* и скандала вокруг лейбористской партии. Потом приходит понимание, что его соулмейт — это мужчина лет сорока, острый на язык, но весьма интересный как собеседник, и к тому же умелец на все руки. Кондиционер вот починить помог. — Поправочка: я был таким, но спасибо за лестную оценку, Стиви, — не затыкается Тони. — И что мне с тобой делать теперь? Что мне сказать Шерон? — устало интересуется Стив. — Шерон? Блондинка? Она твоя девушка? — весело интересуется голос. Стив думает, что нет, вообще-то, нет, а сам отвечает: — Вроде да. — Слушай, радость моя, я вижу все твои мысли как наяву. — Да, я забыл. Роджерс вздыхает и отворачивается к стене, поджимая колени к груди. Шерон опять без слов ушла куда-то, а у него тут… Тони. — Что мне теперь делать? — спрашивает Стив, и впервые за последние часы в голове волшебно тихо. Это странно, Роджерс успел привыкнуть. Совсем чуть-чуть. Потом он начинает слышать тихое, но различимое пение, фальшивое слегка, но в принципе довольно приятное. — «Канзас»*? Серьёзно? — Меня успокаивает, — говорит Тони, и почему-то Стиву кажется, что он видит перед собой чужой силуэт, который пожимает плечами. Тони продолжает тихонько петь, и Стив совершенно случайно засыпает. Ему снится мужчина в алом и золотом. Он не видит лица, вместо него белое сияющее пятно, но костюм — нет, что-то металлическое, броня? — отражает лучи солнца, создавая вокруг себя золотистый ореол. Мужчина машет ему и потом взлетает. Из ботинок брони бьёт голубое пламя, и человек улетает прочь, в темноту. Стиву хочется потянуться следом, но не успевает: из сна его выдёргивает хлопок входной двери. — Стив, ты дома? — спрашивает Шерон, и Роджерс трёт глаза. Что-то не так, кажется, чего-то не хватает. — Слушай, а ты знаешь, что если ты вырубаешься, то я вместе с тобой? Это странно, Стив. Точно. Тони. — Подожди, не говори ничего, дай проснуться. — Ты мне? — Шерон заходит в спальню и сбрасывает на пол пакеты с покупками. — Нет, не обращай внимания, я по телефону говорил, — врёт Стив. Шерон смотрит на лежащий на столе в метрах от кровати мобильник и вздыхает. — Ага. Она садится на край кровати и мягко берёт Стива за руку. — Слушай. Ты извинялся так много за те слова, и только сейчас я поняла, что ты говорил. Ты правда это всё не со зла, я сама виновата. Ты ведь… Дэвид умер не из-за тебя. Вот, он сейчас сказал, что я не должна себя винить и на тебя срываться, — Шерон мечтательно и грустно улыбается, глядя куда-то мимо Стива, а потом моргает и с надеждой смотрит уже на него. Роджерс не знает, что отвечать. Отношения с Шерон ему уже давно опостылели, а тут ещё и Тони. Но вот она, красавица Шерон, которая ему нравилась когда-то в детстве, которая его поддерживала всё это время, которая не виновата в том, что не может быть счастлива со своей судьбой. Которая и ему, Стиву, даёт шанс не быть одним до конца жизни. — Тони умер, — говорит ей Стив, и в голове, до этого словно гудевшей от бормотания мужчины, становится совсем тихо. Шерон же непонимающе смотрит на него пару секунд, а потом её глаза широко распахиваются, и девушка прижимает к губам ладонь. — О боже, Стив… Мне так жаль… Она обнимает его и мягко целует в сухие губы. Стиву кажется, что он слышит чужой полузадушенный выдох. Он чувствует одинокую слезу, которая катится по щеке, когда Шерон мягко тянет его на себя, всё ещё удерживая в объятиях. Стив дышит её цветочным шампунем, мысленно просит у Тони прощения и прижимает к себе чужое тело. В голове пусто. *** Тони больше не говорит с ним ни в этот день, ни в последующие два. Потом ломается кондиционер, чтоб его, и Стив, замкнувший неправильно провода и едва не подпаливший квартиру, слышит злорадное хихиканье в голове. — Здравствуй, Тони, — зло бормочет Роджерс, разгоняя дым перед глазами. Система пожаротушения весело мигает красным и срабатывает, заливая гостиную водой. Стив стоит посреди искусственного дождя и чувствует облегчение. Пожара не случится, ага. И Тони вернулся. — Привет, Стив, — отвечает он. Голос слышится иначе. В нём меньше истеричного веселья и больше усталости. — Случилось что? — интересуется Стив и не то чтобы ему интересно, просто жутко неприятно знать, что и так умерший человек продолжает страдать. — Вроде того. Понимаешь ли, Стиви, мне совсем не похуй, что я умер. Вот вообще нет, мне обидно, и больно, и страшно, и вообще это жесть. Я хотел жить. А теперь я заперт в голове какого-то…ты кто вообще, Стив? Ты хоть чем-то занимаешься в жизни? Я наблюдал за тобой эти два дня, ты жрал, спал, потрахался один раз — у твой блондинки неплохая грудь, кстати — и выходил в магазин. Ты, блин, скучнейшее создание, Стиви, а я…я хотел жить. Думаешь, легко принять тот факт, что я до самой твоей смерти буду вот так, в чужой голове? Я просто старался сохранить рассудок. А потом ты и Шерон… Ну ты понял. Стив только сейчас понимает, что он здесь не единственный, кому тяжело. У Тони всё намного хуже. Это ужасное существование. — Мир удивительно жесток, — говорит Стив, снимает промокшую насквозь футболку и садится на край дивана. Хорошо хоть натуральная кожа, особо не испортишь. — Да, тебе обещают невиданное счастье, а потом ты будешь страдать до конца жизни. Круто. Опять же, неизвестно когда появится эта грёбаная татуировка… — Тони, расскажешь о себе? Ну, кем ты был, что делал. Голос молчит, Стив выжимает футболку прямо на пол — к чёрту, ковёр всё равно безнадёжно испорчен — и ни на что уже особо не надеется, когда Тони вздыхает. Вздох этот отдаёт тёплой вибрацией в голове. — Ну, углубляться в подробности не хочу, честно говоря. Ты парень простой, без особых демонов в башке — я-то тут уже освоился немного и всё-такое, — так что история моей жизни вряд ли тебя порадует. Ну, во-первых, при жизни я был ужасно красив. Стив хмыкает. — Ага, а ещё нарциссизмом болел, наверное. — Смешно, Стиви. Хотя по правде я рад, что у меня такой горячий соулмейт. Не хотелось бы быть запертым в теле какой-нибудь старухи с пятьюдесятью кошками. — Горячий, значит, — ухмыляется Стив. Ему становится тоскливо, совсем чуть-чуть. Ему уже нравится этот Тони. Пусть, судя по его словам, его жизнь была не ахти, но у него приятное чувство юмора, и голос, и он…да, звучит как кто-то, с кем Стив хотел бы познакомиться вживую. — Эй, я вижу твои мысли, блонди, — голос становится ниже, превращается в густой бархатистый шёпот. Стив смотрит на входную дверь, за которой около часа назад скрылась Шерон. Чмокнув его на прощание, она улетела к матери в Вашингтон, пообещав вернуться через неделю и привезти домашнего пирога с яблоками. Всё слишком сложно. — Тони, я… — Эй, я всё вижу и слышу, забыл? — Как это вообще ощущается? Ты будто в моём теле или типа того? Тони смеётся, и о боже, этот смех. От него толпа мурашек приходит в экстаз и скачет по всему телу как табун лошадей. — Нет, не совсем. Я вижу всё твоими глазами и в это же время слышу твой голос у себя…в голове. Это ощущается, будто я, полноценный, заперт у тебя в черепушке, но тела у меня нет. Я чувствую себя живой энергией, импульсом, но неподвижным. Стив, я очень люблю науку, я женат на науке и изменяю ей с людьми, — он прерывается на очередной смешок, а потом почти зло выплёвывает: — Но вся это чертовщина с соулмейтами идёт вразрез со всем, что я знаю, что люблю, во что верю. — А ты никогда не интересовался, можно ли как-то, ну, извлечь тебя из моей головы? — Стив понимает, как глупо это звучит, но надеется, что Тони не засмеёт его. — Это когда-то пытался изучать мой отец, — говорит Тони. — Но не преуспел в этом. Я же взялся за более очевидные и нужные вещи. — И чем ты занимался? Тони молчит с добрую минуту, Стив ждёт и неожиданно чихает. — Будь здоров, — говорит мужчина. — Похоже, кое-кто простудился. *** Нат и Баки приходят вечером следующего дня. Романова приносит мёд и травы, из которых готовит чай, Баки же в это время развлекает Стива всякими историями с работы, говорит, что ему писал Клинт, у которого проявилась татуировка. — Его больше интересует, что его половина знака — это мишень. Он считает, это знак, что пора вернуться к стрельбе и попробовать себя в высоком спорте. — А почему бы и нет? — хрипит Стив, с благодарным кивком принимая чай от Наташи. Эта русская всё твердит о каких-то волшебных банках и горчичниках, но Роджерс с нервным смешком отказывается, в итоге поддаваясь на уговоры только насчёт тазика с горячей водой под ноги. Он не рассказывает друзьям о Тони, потому что пока сам не знает, что говорить и думать об этом. Думает он, вернее, много. О том, что нужно перестать издеваться над Шерон и отпустить её; о том, как сильно он хочет узнать о Тони больше, но тот даже фамилии своей не называет; о том, что он прямо сейчас хочет…хочет… — Нам пора, Стив, — виновато улыбается Баки. — Мы ещё неделю назад купили билет на «Моцарта», и… Если хочешь, мы сдадим билеты. Весь его вид говорит «чувак, пожалуйста, я не хочу в оперу!», но взгляд Наташи пугает, поэтому Роджерс кивает: — Нет, идите, развлекайтесь. Я лучше посплю немного. Наташа уводит погрустневшего Баки, и Стив достаёт из тазика ноги, перекатывается на спину и стаскивает многочисленные одеяла. От него веет жаром из-за температуры, тело нещадно потеет, а ещё хочется секса. Организм явно бредит наравне со своим хозяином, который шепчет: — Тони, ты здесь? — Ага, — отвечает голос, снова томный и тягучий, о да, в самый раз. — Секс по ментальному телефону? — Давай, — сразу соглашается Стив. Его уже давно сложно смутить чем-либо, но щёки стыдливо алеют, и Роджерс списывает это на температуру. — Отлично, — Тони смеётся и тяжело прерывисто выдыхает. — Если бы я был рядом, я бы начал с… — Поцелуя? — хрипит Стив. Его пальцы сами собой скользят по собственному обнажённому телу — от пупка до груди, останавливаясь на секунду на сосках — и движутся выше, до самых губ, обводя их. — Не-а, — ласково шепчет голос в голове. Какая-то просто волшебная вибрация распространяется от мозга по всему телу, до самых кончиков пальцев ног, которые поджимаются в сладкой судороге. В паху тяжелеет, член наливается кровью, медленно поднимаясь, загибаясь к животу. Стив облизывает губы. — Я бы начал с того, что опустился на колени перед тобой, Стив. У тебя восхитительно красивый член, детка. Ты можешь быть уверен, я бы не пропустил ни миллиметра. Закрой глаза. Стив подчиняется. Он рисует в голове образ мужчины с чуть вьющимися каштановыми волосами, в которые так удобно и приятно запустить пальцы. Тони из его фантазии подмигивает ему, на пробу обводя языком головку, собирая губами капли смазки. — Сладкий, — с ухмылкой комментирует он, и Стив знает, что он лжёт: опыт в сексе с мужчиной у него есть, и он помнит этот солёный привкус. — Ты же не пробовал на вкус себя. Стив едва не забывает, что Тони может всё видеть, всё, о чём он думает. Становится стыдно, но Тони из фантазии глубоко и ласково смеётся. — Расслабься, ковбой, всё хорошо. Губы у него влажные, красные, красивые и такие пошлые. Стив хочет притянуть к себе этого потрясающе сексуального человека и впиться в этот алый рот губами, зацеловывая, кусая, чувствуя на языке собственный вкус. Но он боится растворить собственной резкостью свою же фантазию. В реальности же он, смочив слюной собственные пальцы, кольцом смыкает их на члене, водя по всей длине так, как ему нравится. Образ в голове накладывается на шепчущий голос и соединяется с движениями его, Стива, руки. И это лучшее, что он чувствовал в своей жизни. — Эй, ещё рано, — хрипит Тони. Он трётся о влажный член, слюна и смазка растираются по его щеке, и Стив добавляет своему прекрасному видению щетину. Ощущения становятся острее, и Роджерс захлёбывается стоном. — Я так тебя хочу, — говорит он, чувствуя, как в уголках глаз начинают щипать злые слёзы. Напополам с абсолютным блаженством он чувствует боль, жгучую давящую боль, которая сжимается стальной хваткой на горле. Он хочет Тони, боже, он хочет его видеть, слышать наяву, целовать, обнимать, сжимать руки на этом теле, которое он никогда не сможет почувствовать по-настоящему. — И я тебя, Стив, — говорит тихо Тони, и это не те слова, что им обоим бы хотелось сказать, но Стиву и этого хватает. Образ в голове бьётся как стекло, со звоном разлетаются осколки сознания, и вместе с этим он с нажимом и в последний раз двигает по члену. Сперма тугими белыми струями выплёскивается на живот, и никакого облегчения. *** — Так ты живёшь в Нью-Йорке, — голос Тони звучит благоговейно и счастливо. — Ты тоже отсюда? — Стив оглядывается по сторонам, позволяя соулмейту разглядеть мир вокруг. — Ну почти. Здесь…мой офис. А жил я в Малибу. Тони больше ничего не говорит, явно наслаждаясь видом улиц. Стив давно не выбирался наружу, а тут с неожиданно пришедшим наутро выздоровлением — волшебные травки Нат, видимо сработали — появилось и вдохновение. Стив не был в своей студии уже с месяц, с той самой ссоры, а тут появился повод порисовать, да и «выгулять» Тони не помешает. — Как ты относишься к «Старбаксу»*? — Как и все американцы — «эй, у меня нет денег на кофе в каком-нибудь ресторане, так что я пойду сюда, пусть все думают, что я просто отвергаю всё нехипстерское». Я патриот. Стив смеётся и заходит в кофейню. Девушка за стойкой спрашивает его имя, и Роджерс, недолго думая, говорит «Тони». Голос в голове усмехается и молит о крепком двойном американо с сахаром. — Как ощущения? — спрашивает Стив. Он сам не большой фанат кофе, тем более такого горячего и сладкого, но в голове блаженно стонут. — Не то что при жизни, но всё равно охуенно. Солнце над Нью-Йорком заставляет Стива улыбнуться. В студии он бросает на тумбочку очки и оглядывается. Мольберт покрылся пылью, высохли незакрытые краски, но ему они сейчас и не нужны. Он берёт простой карандаш, открывает чистый холст. — Ты художник? — голос Тони прерывает неспешный ход мыслей. — Вообще я капитан в отставке, — смеётся Стив, начиная набрасывать на бумаге первые контуры лица. — Но сейчас решил заняться вот таким нехитрым делом. В детстве у меня получалось, а сейчас времени много, да и людям нравится вроде. Заказы бывают, по крайне мере. Потом они оба молчат, пока Стив прорисовывает сначала тёмные глаза с густыми ресницами, потом ровный прямой нос, аккуратную ямочку над узкими красивыми губами. Подумав, он слегка набрасывает и очертания бороды-эспаньолки, которую он видел сегодня на улице у одного мужчины. Стив думает, что Тони бы пошло. — Почти один в один, — смеётся голос в голове, и Роджерс улыбается. Он добавляет вьющиеся кудри. — Нет, правда, похож. Я бы сказал, что мою красоту повторить невозможно, но у тебя почти получилось, капитан. Стив рисует, пока есть естественный свет, льющийся из панорамного окна. Когда начинают сгущаться сумерки, он откладывает изрядно сточившийся карандаш, садится напротив рисунка и салютует ему оставшимся стаканчиком с глотком кофе на дне. — За тебя, Тони. — За тебя, Стив. *** Они смотрят новую серию «Топ-модели по-американски»*. Стиву нравится, а вот Тони в голове стонет, недовольно ворчит и плюётся ядом. В качестве извинений Стив иногда бросается в экран приготовленным в микроволновке поп-корном. — Стив, ты изверг. Роджерс включает «Топ-Гир»*, и Тони почему-то бесится ещё сильнее, хотя ему, кажется, должны нравиться шоу про авто. Потом Стив заказывает по настоянию мужчины большой сет суши. Они едят, Стив без всяких задних мыслей щёлкает каналы. Тони в голове рассказывает, чем отличается Сивик от Скайлайна*, а потом спотыкается на слове. На экране идут какие-то новости, и Роджерс вздыхает, когда понимает, что именно там показывают. — Да, Афганистан. Баки потерял там руку. А у Наташи родители погибли: её отец был майором, я знал его. Да и сам я чудом выбрался. Хотя лучше бы остался там. Там погибло много хороших людей. У тебя тоже кто-то знакомый умер там?.. Тони молчит непривычно долго, а потом задушено выдыхает. — Ага. Вроде того. В эту ночь Стив ложится спать с тяжёлым ощущением на сердце, что сегодня что-то изменилось. *** Утром Стив просыпается от жжения на запястье. В голове очень пусто и жутковато тихо, Тони ничего не говорит, не ворчит, что Роджерс проснулся слишком рано, не желает доброго утра. Ничего. Стив, сонно щурясь, чешет ноющую руку, потом поднимает её на уровень глаз и в ужасе замирает. На предплечье, окружённая красной воспалившейся кожей, горит татуировка. Она разделена напополам, как и у всех людей. Левая её половина — перемежающиеся белый, красный и синий круги, в центре которых звезда. Другая же стороны представлена голубым большим кругом, в центре которого ещё один, поменьше, и от которого к краям отходят полосы, деля внутреннюю часть рисунка на ровные доли. — Тони? Что это значит? — неверяще говорит Стив, но в голове всё ещё тихо. — Тони? Слышишь, поговори со мной! Эй, это…пока ничего не значит, Тони! Но Тони всё так же молчит. Стив захлёбывается словами, бессознательно скребя ногтями горящую от рисунка кожу. Он знает, кому принадлежит сторона со звездой: это был символ его роты, флаг Америки, заключённый в кольцо. Второй символ, чей он? — Тони… На следующий день возвращается Шерон. Стив скрепя сердце всё ей рассказывает и просит прощения. Девушка плачет, когда Роджерс неловко обнимает её, но понимающе кивает, машет рукой и садится прямо на пол кухни, трясущимися руками доставая пачку сигарет и зажигалку из кармана. Она не курила уже давно, но всегда их носила с собой, и Стив, сцепив зубы, уходит. Вещей немного, часть из них в студии, куда мужчина и едет. По дороге он покупает бутылку дешёвого виски. Сидя среди порванных рисунков и разбитых банок, среди разлитой краски и раскрошенных мелков, он пьёт напротив единственного сохранившегося портрета. Закат красит холст в золотой и красный, Стив вспоминает броню из сна. Тони на холсте смотрит виновато и печально. Стив не хочет трезветь. *** Это происходит случайно. Стив не пытается искать или разбираться. Он ждёт несколько дней, что Тони в голове вновь откликнется. Роджерс пробует извиняться, шутить, умолять, угрожать, но в голове нет даже намёка на чужое присутствие, совсем как до появления голоса соулмейта. Стив просто заходит в магазин электроники, чтобы наконец-то купить чайник. Он снял маленькую квартирку рядом с многоэтажкой, где располагается студия. В неоправданно дорогом жилище даже нет чайника, и через неделю Стиву надоедает греть воду в кастрюльке на плите. Он идёт мимо полок с весами и фенами, доходит до отдела бытовой техники. Все чайники одинаковые и скучные. А те, что нет, — дорогие. Роджерс устало отмахивает от консультанта и рассеянно глядит на полку с телевизорами. По одному из них идут новости. Звук выключен, но там, судя по бегущей строке, говорят о каком-то «Э. Старке», изобретшим мини-реактор, работающий на энергии холодного ядерного синтеза, чем бы это ни было. На экране показывают три-д модель этого реактора, и Стив едва не роняет чайник, который успел взять в руки. Реактор выглядит так же, как и половина его рисунка на запястье. Потом Стиву приходится заплатить за разбитый чайник, потому что после этого на экране показывают изобретателя. Мужчина в кадре прячется за солнечными очками, но это не мешает Роджерсу буквально вжаться в экран. — Тони… Эй, вы! Вы можете включить звук?! Мужчина за стойкой продавца жмёт плечами, щёлкает кнопками на компьютере. -… и «Старк Индастриз» отныне специализируется на подобного рода изобретениях? Не считаете ли Вы, что оружейный бизнес более востребован, да и необходим стране? — Я считаю, что подобными проектами я могу сделать для этой страны больше. И голос человека на экране подтверждает догадку. — Тони. *** Стив не думает ни о том, как так вышло, ни о том, почему Тони не пытался его найти. Стив выбегает из магазина, на ходу гугля адрес офиса «Старк Индастриз». Будто весь мир сейчас распахнул перед ним свои объятия, прямо на выходе припарковался таксист, к которому кидается Роджерс, дрожащим голосом называя адрес. Пока они едут, Стив успевает разозлиться на Тони и на себя, на странную путаницу с соулмейтами, на весь этот чёртов мир. А потом он успокаивается, не сдерживает радостного смеха при виде здания, у которого они останавливаются. Двери в нём зеркальные, и он может видеть, как у стойки регистрации посетителей Тони Старк говорит с какой-то женщиной. Он качает головой, скрещивает на груди руки. Он так похож на рисунок Стива. Пусть волосы у него ещё гуще и темнее, на глазах всё ещё солнечные очки — о боже, Тони, только ты станешь их носить в помещении! — но это он. Живой. Настоящий. Его. Стив бросает таксисту какую-то баснословную сумму и вылетает из машины, не ожидая сдачи. — Тони! — он влетает в помещение, бросаясь к мужчине. Тот успевает только обернуться, когда Стив сгребает его в объятия, прижимая к себе стройное, но мощное тело. Оно тёплое, живое, ему в грудь бьётся чужое сердце, мягкие волосы с лёгкой проседью пахнут сталью и хвоей. — Эй, мистер! — говорит женщина, но Роджерс вжимает в себя тело ещё сильнее, не позволяя отстраниться. — Вы кто? Тони, кто это вообще? Ты знаешь его? — Конечно, знает! — Нет. Стив не успевает перестать улыбаться. Слёзы счастья всё ещё катятся по его щекам, сердце бешено колотится от нахлынувших чувств. А в голове бьётся стекло, как тогда, в их с Тони ночь. — Тони? Мужчина в его руках извивается и легко сбрасывает с себя руки обомлевшего Стива. Тони — так близко, его, родной, живой, настоящий — сжимает до белизны губы. — Я Вас не знаю. Будьте добры, если хотите встретиться со мной по поводу финансирования какого-то проекта, обсудите это с мисс Поттс, — он, не глядя на Стива, направляется к выходу, где уже паркуется чёрный автомобиль. — Если же Вы хотите выразить своё восхищение, это можно сделать письменно и прислать мне на официальную почту. Его спина, затянутая в дорогую серебристую ткань костюма, удаляется. Стив отсюда может видеть сжатый кулак. — Покиньте помещение, мистер, — просит рыжая женщина, мисс Поттс, и Стив на негнущихся ногах идёт за Тони. Старк садится в машину. За тонированными стёклами ничего не видно, да Роджерс и не смотрит. Над Нью-Йорком собираются тучи, накрапывает мелкий дождь. По его лицу вперемешку со слезами стекают холодные капли. Стиву кажется, что если он откроет глаза, то окажется в квартире Шерон, под работающей системой пожаротушения, и Тони в его голове будет смеяться. Татуировку жжёт, Стива толкают прохожие. Мир, едва обретший краски, тускнеет и гаснет. *** Спустя неделю в его квартире раздаётся звонок. Стив не понимает, откуда идёт звук. В голове перемешалось всё: звук разбивающейся бутылки, шум за стенкой в соседней квартире, гул машин снаружи. Где-то на фоне этого ещё слышится отзвук звонков и смс-ок на давно разряженном телефоне. Поэтому звук звонка на входной двери не удивляет и не заставляет вздрогнуть. Стив не поднимается, да он, наверное, и не смог бы. Сидя на покрытом пятнами от еды и пролитого алкоголя диване, он смотрит в стену перед собой. — Слушай, Тони, а я ведь…я ведь тебя люблю, — говорит он по привычке. Ему чудится, что в голове начинают злорадно хихикать, и он горько усмехается в ответ. — Ага, сам знаю, что дебил. Ты как-то смог обмануть закон соулмейтов, ну да, ты же уникальный. Самый лучший. Зачем тебе я, как ты там говорил? Скучнейшее создание, ага. В дверь настойчиво звонят, и Роджерс, недовольный тем, что его прервали, тяжело и неосторожно скатывается с дивана на пол. В комнате стоит алкогольно-рвотная вонь, по полу катятся задетые неловко заплетающимися ногами бутылки. Отпихивая их с дороги и почти не замечая звона на фоне гудения в раскалывающейся голове, Стив доходит до двери, когда её, судя по грохоту, собираются выбивать. — Да что вам, блять, надо?! — из последних сил рявкает он, отмыкая замок и едва не вываливаясь из квартиры на стоящего на пороге человека. — Стив?.. Роджерс не видит лица, но слышит голос. Он в голове или по-настоящему? — Тони… Сука, ненавижу тебя… Проваливай отсюда, проваливай из моей головы, тварь! Стива рвёт прямо на пороге. Желчный привкус во рту ничто по сравнению с солёной горечью от слёз. Стиву кажется, что он умирает прямо на пороге. Он валится вперёд, но чужие незнакомые и очень тёплые руки подхватывают его и тащат обратно внутрь, в убитый им же собственный мирок. — Святый боже, что ты с собой сделал, Стиви… Всё, что происходит дальше, сливается в единый калейдоскоп. С трудом удерживая его валящееся на пол тело, незнакомец тащит его в ванну, где раздевает, поминутно что-то говоря очень больным и виноватым голосом. Потом на голову Стиву рушится ледяной поток, но сил орать и брыкаться не осталось уже давно. Он только дёргается, когда вода меняется с холодной на едва тёплую, а потом на горячую. На плечи ему льётся вкусно пахнущий шампунь, всё те же незнакомые руки вспенивают его на теле, растирая, смывая с кожи застоявшийся запах пота и грязи. Стив косит взглядом: перед ним мелькает загорелая рука в закатанном по локоть белом рукаве. Когда рука поворачивается запястьем, Роджерс видит татуировку: одна половина — круги со звездой, другая — кольцо реактора, изобретённого «Э. Старком». — Тони… — зовёт Стив задушено. Он совсем по-детски всхлипывает, обхватывает колени руками. Его качает взад-вперёд, а мокрые, пахнущие шампунем волосы гладит рука с таким знакомым знаком. — Прости меня, Стив, прости-прости-прости… Позже он сидит на краю ванной в банном полотенце, то и дело почти заваливаясь в сторону и в итоге прижимаясь плечом к стене. Перед глазами всё плывёт, но гудение в голове пропадает. Потом его вновь берут под руку и куда-то ведут. Стив дышит чужим запахом — сталь и хвоя, вкусно — и покорно заваливается в итоге на кровать в спальне. Постельное бельё свежее и чистое, Стив сворачивается в клубок, укрывшись одеялом по самую голову, и прерывисто всхлипывает. Его трясёт как от простуды, его всё ещё тошнит, и ему страшно закрыть глаза, он хочет и одновременно боится увидеть за закрытыми веками лицо Тони Старка. Кровать прогибается под чужим весом. Спине становится очень тепло, Стив ощущает дыхание на своём затылке и, тяжело выдохнув, всё же закрывает глаза, молясь, чтобы ему ничего не снилось. Мольбы услышаны. *** Когда Стив открывает глаза, в комнате темно. Ему жарко в комке одеяла, и он выпутывается из него. Из-за открытой двери балкона тянет прохладой, и Роджерс вздыхает с облегчением. Голова нещадно трещит от похмелья, во рту словно кошки насрали, и всё тело ломит, словно его долго избивали. Мысли роятся, никак не желая собраться во что-то конкретное, Стив натужно сглатывает и поворачивается. На тумбочке у кровати стоит стакан с чистой водой, рядом — плоская белая таблетка. Удовлетворённо заурчав, Стив принимает лекарство. Оно начинает действовать почти мгновенно, холод от воды катится по пересохшему горлу вниз, и становится совсем немного лучше. — Баки, ты лучший, — усмехается натянуто Роджерс, и в этой фразе его самого что-то сразу настораживает. Стоп. Он не говорил ни Баки, ни Наташе, ни кому-либо ещё адрес этой квартиры. И он не поднимал телефон целую неделю. Точно. Он пил всё это время. А потом…потом кто-то пришёл, помог ему вымыться и уложил спать в чистую постель. Стив, едва напрягая слух, слышит, как на кухне кто-то говорит, кажется, по телефону. Голос ужасно знаком, и от него во рту снова начинает подниматься желчь. Тони. Мужчина поднимается и, с трудом, удерживая вертикальное положение, прямо так, нагишом, бредёт по коридору на кухню. Проходя мимо зала, он чувствует запах кондиционера для белья — ни намёка на перегар и кислую рвоту. На кухне горит свет. Стив останавливается в проходе, глядя перед собой. За столом сидит Тони Старк. Перед ним планшет и чашка кофе, волосы нечёсаные, под глазами глубокие тёмные тени. Тони водит по экрану пальцем, чертя какой-то график, но, почувствовав чужой взгляд, резко поднимает голову. — Стив… Тони подрывается со стула, тот с грохотом падает на пол, но Старк не обращает на него внимания. Он подходит ближе, Стив невольно начинает отступать назад. Мужчина это видит и, едва успев поднять руки, медленно их опускает. Его глаза — карие, тёплые — изучают лицо Стива, и Роджерс, сцепив зубы, отводит взгляд. Он обходит Старка, с трудом удержавшись от прикосновения к чужому плечу, наливает в чашку воды из-под крана, выпивает, поднимает стул и садится. Всё это он делает механически, на автомате, просто чтобы что-то делать. Просто чтобы не схватить за грудки Тони и либо притянуть снова к себе и обнять, либо вышвырнуть из квартиры вон. — Зачем ты здесь? — Стив выбирает третий вариант, занимая беспокойно дрожащие пальцы салфеткой со стола. Он рвёт бумагу на клочки, комкает её. Сердце бешено стучит, грозясь выбить рёбра и выскочить из груди, что-то дрожащее и беспокойное, словно тонкая нить, натягивается с каждой секундой, неизвестно что случится, когда оно лопнет. — Хотел увидеть тебя. Поговорить, — отвечает Старк, всё ещё стоя в проходе. Он не пытается сесть на второй стул или подойти ближе, но он неотрывно глядит на Роджерса, не задерживаясь на чём-то одном, но оглаживая всё тело внимательным взглядом, будто пытается запомнить все детали. — Увидел. Спасибо, что помог. Но говорить с тобой у меня нет желания. Да и смысла не вижу, мы же не знакомы. Голос Стива против его же воли даёт слабину. Вместо едкости и гнева он сочится истерикой, усталой злостью, болью и такой ужасной, больной нежностью. Неразделённой любовью, которую не смогли подавить ни обида, ни беспробудное пьянство, ни тщательно взращиваемая ненависть. — Прости меня. Тони говорит это очень тихо, на грани слышимости, но Стив слышит. Нить рвётся со звоном, и Роджерс с задушенным стоном резко встаёт, в два шага преодолевает расстояние между ними, обхватывает чужое лицо ладонями и целует в губы. Татуировка, всё это время пульсирующая болью, вдруг начинает приятно биться в такт бешено колотящемуся сердцу. Тони раскрывает губы, подаётся навстречу, обнимая Стива за шею. Роджерс чувствует на своих же пальцах чужие слёзы, сам дышит через раз. Поцелуй углубляется совсем ненадолго, ровно на одно соприкосновение языков, и из потеряно-злого становится нежным, лёгким. Он не говорит «Я тебя прощаю» или «Я тебя люблю», но он осторожно намекает, что всё будет хорошо. — Позволь мне всё объяснить, — говорит Тони позже, когда они, оторвавшись друг от друга, возвращаются в спальню. Стив ложится и кивает неловко переминающимуся с ноги на ноги Тони. Тот осторожно укладывается рядом, Роджерс подгребает под бок чужое тело. — Давай. И Тони рассказывает. Он говорит долго и неуверенно, но ни разу не запинается. Он рассказывает, что он всё это время был главой компании, которая изобретает оружие нового поколения, что он сам лично всё это изготавливал. Он рассказывает, как во время демонстрации новой ракеты в Афганистане он попал в плен боевиков-террористов группировки «Десять колец». Как он познакомился с человеком по имени Инсен, с которым они спланировали побег. Как их нашли американские солдаты и Инсен погиб во время их попытки освободить заложников. — Он спас мне жизнь, и я сказал ему это. Его последние слова, — хрипло продолжает Тони, и Стив невольно прижимает его к себе сильнее, — были «Не потрать её зря, Тони». А потом был взрыв. На это моменте рассказа его тело словно каменеет, и Стив, поддавшись желанию как-то поддержать, мягко касается губами его волос. Тони слабо шевельнулся, а потом рассмеялся: тихо, надломлено, горько. И всё равно Стив почувствовал, как его прошибает тёплой волной нежности и любви к этому человеку. — Эй. Если хочешь… — Нет, ты должен знать всё, — понимает его Тони. Помолчав, он продолжил: — Дальше ты знаешь сам. Я оказался у тебя в голове. Стив, это очень страшно. Первые несколько часов я даже не пытался говорить — просто как язык отсох. Я присматривался, ничего не понимал, вернее, не хотел понимать. Вся это чушь про родственные души, у меня отец бредил исследованием этого всего, пока не умерла мама. Потом он взялся за оружие, вот так. А я… Ну ты знаешь. — Как так получилось, что ты жив? — спрашивает Стив. — Я очнулся в больнице. Врачи сказали, у меня была клиническая смерть три минуты, а потом я просто в коме валялся. Это всё после бомбы, сердце задело. Они смогли извлечь шрапнели, но я всё равно не приходил в себя. А потом неожиданно меня словно выкинуло из твоего сознания. Я открыл глаза и понял, что у меня есть моё собственное тело, я смотрю своими глазами. Я был счастлив и одновременно в ужасе. Потом я увидел на своей руке татуировку. Тони поднимает руку: на его запястье, словно бы едва сияя, горит круглый знак. Стив делает то же самое, сплетает свои пальцы с пальцами Тони, и они опускают руки, не разжимая их. — Я трус, Стив. Когда ты рассказал, что твой друг — Баки, кажется — потерял в Афганистане руку, а у его девушки умерли родители, я запаниковал. Я не хотел, чтобы ты знал, кто я. Я боялся, что если ты поймёшь, кто стал твоим соулмейтом, ты возненавидишь меня. — Это не так… — Да помолчи ты, — беззлобно советует Тони, горько усмехаясь. — Я торговец смертью, Стив. Меня подорвала моя же бомба. Родителей твоей подруги убили моим оружием. Твоя рота погибла от моей руки. — Заткнись! — Стив сбрасывает Тони на кровать, нависает сверху, упираясь руками по обе стороны от его головы. В глазах стоят злые слёзы. — Ты идиот, если так думаешь! Ты не убивал их! Ты не виноват! — Их убили моим оружием, — качает головой Тони. Его глаза сверкают, но он не плачет. Взгляд у него убитый, сломленный. Его жжёт от ненависти к себе, и Стив, едва не взвыв от бессилия, падает сверху, прижимая горячее тело к постели. Они целуются, поцелуй снова горький и больной, как лекарство. Стив гладит чужие плечи, руки, грудь, потом, положив ладонь Тони на щёку, большим пальцем гладит прикрытые веки и лоб, разглаживает скорбные морщины. — Тони, ты не виноват. Я никогда бы не обвинил тебя в их смертях. В комнате совсем тихо. Стив слышит, как громко бьётся его сердце, пытается услышать ответный стук сердца Старка, чтобы убедиться ещё раз: всё по-настоящему, он не сошёл с ума, это не алкогольный приход. Тони с ним, живой. — Потом ты пришёл в офис и обнял меня, — неожиданно продолжает Тони, обнимая его за шею. Стив всё ещё лежит сверху, и мужчине наверняка тяжело, но Роджерс не может заставить себя хоть на секунду отпустить его. — Мне стало ещё страшнее. Я не успел сделать ничего, когда сам уже нёс чушь. Лишь бы уйти подальше от тебя. Я такой трус, Стив. Нам дали второй шанс, мне дали шанс. Ты сам меня нашёл! А я…я просто оттолкнул тебя из-за страха быть ненавидимым. Теперь, когда вся история рассказана, Стив чувствует, как медленно и неуверенно, но верно начинает собираться нечто разбитое внутри него. Вопреки всему, трещины сами собой латаются, начинает слабо сиять вера в лучшее будущее. Сердце горит от невысказанной нежности. Роджерс приподнимается на руках, чтобы снова коснуться лица Тони, увидеть неуверенную тусклую надежду в глазах и улыбнуться. — Я люблю тебя, — говорит он. И Тони, закрыв глаза, слабо улыбается. — И я тебя. Над Нью-Йорком загорается рассвет, и жизнь вновь загорается алым золотом. * Джеймс Корден — британский актёр, телеведущий, сценарист и продюсер. Известен своим шикарным шоу «The Late Late Show with James Corden», в котором сажает в свою машину разных звёзд и подбрасывает их до работы. По пути они разговаривают, поют песни, обсуждают новости. * «Kansas» — американская рок-группа. * «Starbucks» — сеть кофеен по всему миру. Известна, помимо всего прочего тем, что в ней на стаканчиках бариста пишут имена заказчиков и какие-нибудь приятные слова для них. * «Топ-модель по-американски» — телевизионное реалити-шоу, в котором участники состязаются за звание «Топ-модели по-американски» и получают шанс начать карьеру в модельном бизнесе. * «Топ-Гир» — британская телепередача, посвящённая автомобилям. * «Сивик» и «Скайлайн» — модели, соответственно, автомобилей марок «Honda» и «Nissan».