***
Шону Мёрфи повезло: все особо недовольные ночным музицированием игроки сумели выйти победителями в своих поединках, и обещанная ими суровая кара его миновала. Впрочем, поскольку завтрак он благополучно проспал, информация об утренних разборках до него и вовсе не дошла. Конечно, если бы он знал, чем аукнулась коллегам его игра на пианино накануне вечером, он бы обошёл инструмент по кривой дуге, однако Шон пребывал в счастливом неведении — и, когда кто-то из китайцев, постояльцев отеля, попросил его вновь сыграть ту чудесную пьесу («Ну, ту, что вы играли вчера. Там-там-та-ра-рам, та-ра-рам…»), снукерист никак не мог ему отказать.***
Наутро снукеристы вновь встретились в ресторане, и снова вся компания щеголяла красными глазами и помятыми лицами. Селби выглядел бледнее обычного и болезненно щурился от яркого солнечного света, льющегося из окон. Эбдон, похоже, забыл о вреде кофе и с наслаждением пил очень крепкий эспрессо. Трамп вяло ковырял кукурузные хлопья. Уильямса явно клонило в сон, однако он резко оживился, увидев входящего в зал Шона. — Эй, поди-ка сюда, мой пухлый друг, — крикнул он через весь зал, и по его интонации было ясно, что лучше ему не перечить. — Разговор к тебе есть. Этой ночью Шон тоже не особенно хорошо спал — заснуть оказалось подозрительно тяжело, ему всё время чудилось, будто он продолжает слышать фортепианную музыку, несмотря на то, что играл он вечером совсем недолго. Но, тем не менее, сон в конце концов сморил его, и проснулся Шон в довольно неплохом настроении. — Да, Марк? — приветливо улыбнулся он, подойдя к столу, за которым расположились унылые сонные валлийцы. — Привет, мужики. Мэтт и Райан смерили его мрачными взглядами и вернулись к своему кофе, не удостоив Шона ответом. — Ты что это творишь, а, Шон? — неожиданно вполне мирно поинтересовался Марк. — В смысле? — Музицируешь, да? Впечатляешь местную публику? Твою ж мать, Мёрфи, если тебе так нравится бренчать на своём ебучем пианино, так и шёл бы в пианисты. А то многостаночник, блядь, нашёлся: и в снукер поиграешь, и на пианине побренчишь, и все тебя любят, все тебе рукоплещут. А ничего, что люди по ночам спать хотят? Что у людей, может, матчи тяжёлые были и назавтра ещё играть? И что заснуть под это твоё бульканье вообще нихуя невозможно? — Особенно утром вчера знаешь, как весело играть было? После того, как я час всего поспал, — не выдержал Райан. — Смотрю на стол, а там всё на хрен двоится… и поди разбери, куда бить. Честно тебе говорю, Шон, если бы я вчера проиграл, я бы тебя лично взял и уебал. — Кием в задницу, — серьёзно добавил Мэтт. — И я тоже. — Мы бы все это с тобой сделали, — констатировал Марк. — Одновременно. Шон слегка побледнел. — Постойте, — возразил он, — но я же вчера чуть-чуть совсем поиграл. Вечером, часов в семь-восемь, вы ещё точно спать не должны были, в это время только вечерняя сессия играется. Потом спать ушёл, и ночью к инструменту не подходил вообще. Я и сам, признаться, уснуть никак не мог — всё казалось, что откуда-то музыка доносится, даже подумал, что то ли переиграл, то ли переутомился. Может, это другой кто-то? — Да у нас вроде никто больше бренчать не умеет, — усомнился Уильямс. — Хотя, может, китаёзы развлекались, кто их там разберёт. — Надо с портье поговорить, — предложил Стивенс. — Попросим их вообще пианино убрать куда-нибудь подальше, раз оно никому спать нормально не даёт. — Да, правильно, — торопливо согласился Мёрфи. — Лучше, чтобы оно и правда никого не искушало почём зря. Ну, я пойду? А то есть хочется. — Но ты, Шон, не расслабляйся, — бросил ему вслед Марк. — Если ещё хоть раз увижу тебя рядом с этим адским инструментом, пеняй на себя.***
В тот день собственный матч дался Шону с некоторым трудом — сказывался ночной недосып. И в глубине души он испытал некоторое облегчение, когда, вернувшись в отель после своего матча, обнаружил, что пианино убрано в самый дальний угол холла и плотно укутано в чехол. «Слава Богу», — подумал он. После утреннего разговора с валлийцами желание приближаться к инструменту отпало у него напрочь. В конце концов, искусство искусством, а здоровье важнее. Да и если бы не было того разговора, играть на пианино в этот вечер он в любом случае не собирался: ему хотелось хорошенько отдохнуть перед следующим игровым днём.***
Надеждам Шона и его коллег по цеху не суждено было оправдаться. Вечером, укладываясь спать, все отчаянно мечтали хорошенько выспаться, однако, едва за окном стемнело, откуда-то вновь донеслись звуки фортепиано. Сперва негромкие, они постепенно набирали силу, и от них не спасали ни плотно закрытые двери и окна, ни натянутые на голову одеяла, ни даже беруши. Утро в ресторане как две капли воды походило на два предыдущих утра: за столиками клевали носами над завтраком печальные снукеристы, с каждым днём всё больше напоминавшие зомби. — Вы опять это слышали? — страдальчески морщась, вопросил Кайрен Уилсон. — Или я уже с ума схожу? — Если это сумасшествие, то ты не один такой, — покачал головой Кен. — Я тоже всю ночь заснуть не мог. Причём не скажу, что плохо играли, но когда это продолжается всю ночь… — И громко так, — возмущённо добавил Трамп. — Я уже музыку себе попробовал на телефоне включить, думал, под свой плейлист легче заснуть будет. Хуй вам! Пианино даже мою музыку в наушниках заглушало. — Погромче не пробовал сделать? — хмыкнул Уильямс. — Представь себе, пробовал. Пианино тоже становилось громче. Не знаю, как оно это делает. Там регулятор громкости тоже, что ли, есть? Как оно тогда синхронизировалось с моим телефоном? — Вот дуб, — вполголоса прокомментировал Марк. — Да это тебя с недосыпа заглючило, наверно, — очень громко предположил Селби, стараясь заглушить слова Уильямса. — Мы тут скоро все от этого рехнёмся. — Я был лучшего мнения о Шоне, — скорбно покачал головой Эбдон. — Его же попросили не играть больше. — Да, вот мы лично попросили, — подтвердил Уильямс. — И он пообещал. — Как-то не похоже это на него… раз пообещал, должен был обещание выполнить, — задумчиво протянул Селби. — Это ж Шон. Он того… педантичный. — Ну ни фига, — возразил Стивен Магуайр. — Вон, как в той истории с мелком. Тоже сказал тогда, козёл хренов — иди, мол, Стивен, возьми мелок, раз забыл, ничего страшного. А сам судье настучал, а мне штраф впаяли… — Да заткнись ты уже со своим мелком, сколько можно это вспоминать ещё?! — Я всего лишь хочу сказать, что ваш Шон не такой уж идеальный, как вы тут пытаетесь его выставить! «Шон сказал — Шон сделал», ага, как же. Шон делает только то, что ему хочется. И что ему выгодно. — Ну хватит уже… — Короче, пора всё-таки его отпиздить, — решил Уильямс. — Раз он по-человечески не понимает, что нам ещё остаётся? — Вон он, кстати, идёт… — сообщил Уилсон. — На его месте я бы, наверно, вернулся в номер и там забаррикадировался. — Он просто ещё не знает, что его ждёт, — жизнерадостно заявил Марк и поднялся со стула, преграждая Мёрфи путь. — Доброе утро, Шон. Как спалось? — Да как-то не очень, — поёжился Шон. Вид у него был бледный, под глазами залегли тени. — И утро не очень доброе, и спал я тоже как-то… не очень. — Ну конечно, всю ночь музицировал, радовал публику! Скажи, Шон, предвкушал ли ты в этот момент, как гладкий деревянный кий скользнёт в твой анус? Кстати, какого цвета мелки ты предпочитаешь — зелёные или голубые? — Послушай, Марк, я не знаю, что ты там себе вообразил, но на пианино я не играл, — твёрдо заявил Шон, хотя сказанное Уильямсом явно впечатлило его до глубины души. — Я спать ушёл. Рано. Потому что хотел выспаться перед сегодняшим игровым днём. И я, мать твою, понятия не имею, кто там всю ночь бренчал, но я сам заснуть смог чуть ли не на рассвете только. — Вообще, кажется, да, Шон с вечера в номере торчал, — неуверенно подтвердил Селби. — У него табличка «Не беспокоить» на ручке двери висела. — Табличка могла висеть, а Шон мог в это время в холле гаммы разучивать. — Не мог я, — взвыл Мёрфи. — Не веришь — сходи в холл и посмотри. Пианино ещё вчера убрали и спрятали в чехол. На нём вообще никто играть не мог. Я видел вчера, что оно убрано, и ещё подумал, что правильно сделали — так ни у кого соблазна не будет. — Да, не было пианины вечером, точно, — внезапно согласился Трамп. — Я ещё думал, откуда столько места свободного в холле стало. Не мог понять, чего не хватает. — Ну и откуда музыка тогда? Радио? Магнитофон? Коллективные глюки? — Не бывает коллективных глюков, — заявил Дэйл. — Если только тут газ какой-нибудь не распылили. Но это вряд ли. Хотя, с другой стороны, всё возможно. Это же Китай. Загадочная страна. Развитые технологии. Долгая богатая история… — Ой, вот только про инопланетян не надо, — поднял руки вверх Уильямс. — Короче, не знаю я, что это было. Если не ты, Мёрфи, то извиняй, но больше не на кого реально было подумать. Беруши, что ли, купить на всех? — Они не помогут, — покачал головой Эбдон. — Я уже попробовал. Звук чуть-чуть приглушается, но не сильно. Такое ощущение, что, когда пытаешься музыку заглушить, у неё громкость прибавляется. Ну, как Джадд говорил. — Час от часу не легче. В ресторане повисла тягостная тишина, нарушаемая только чьим-то негромким похрапыванием. — Это кто там такой счастливый? — поинтересовался Кен, обводя взглядом помещение. — А. Ронни. Ну да, понятно. В углу на маленьком диванчике действительно прикорнул Ронни О’Салливан, которому, очевидно, ничуть не мешал ни солнечный свет, ни громкие разборки между снукеристами. Он лежал на боку, поджав ноги и подложив под голову руку, и блаженно улыбался. — Вот как он умудряется так спать… — пробормотал Селби. — Я, кажется, придумал, — вдруг подал голос Мэтт. — Нам надо сделать всё наоборот. В смысле, днём же вот не играет пианино, и можно было бы спать, если бы не матчи. Надо, чтобы матчи шли ночью, потому что спать всё равно никто не может, а днём мы бы отсыпались уже. — Хорошая идея, — обрадовался Джадд. — Ага. Хорошая. Только никто на это не пойдёт, — мрачно заявил Мёрфи. — Это почему? — А потому, что это только мы в этой грёбаной гостинице спать по ночам не можем. У других вряд ли такая же ситуация. А то, что здесь происходит, уже исключительно наши проблемы, и всем на это насрать. Зрители по ночам на матчи ходить не будут, это ж ежу понятно. И по телику смотреть не будут, ночью они спать будут. Им днём хочется нас видеть. И они за это деньги платят. — Я бы им сам заплатил, только бы они мне дали поспать нормально, — буркнул Кайрен. — Может, это местное привидение шалит? — осенило Доминика. — И надо его задобрить? Ну, там блюдечко молока поставить, печеньку покрошить? — Привидений не бывает, — сказал Кен. — Это ненаучно. — В жизни есть место не только науке. Как ты научно объяснишь странное пианино, которое звучит по ночам, хотя никто на нём вроде как не играет и играть не может, потому что оно стоит где-то там в чехле? И у него ещё и громкость варьируется самопроизвольно. Кен пожал плечами. — Там вполне может быть рациональное объяснение, и притом какое-нибудь простое. Но я тебе сейчас ничего конкретного не скажу. Это… немного не моя сфера. — Тогда давай не будем спорить. — Короче, мужики, давайте так, — в очередной раз покосившись на спящего Ронни, решил Уильямс. — Будем сегодня сражаться изо всех сил во время матчей, а днём при любой возможности постараемся хоть чуть-чуть подремать. Раз днём пианины нет, может, это нам хоть чуть-чуть поможет как-то ещё одну ночь продержаться. А там уж и домой скоро. Остальные нашли это решение вполне рациональным, ударили по рукам, и разбрелись каждый по своим местам. Все прекрасно осознавали, что день предстоит нелёгкий.***
К сожалению, чудес не бывает, и этот день отметился фантастическим звездопадом на снукерном небосклоне: подавляющее большинство игроков с высоким рейтингом потерпело поражение в своих матчах. Сказывался жёсткий недосып последних дней и общая нервозность, которую испытывали все без исключения игроки, проживавшие в злополучном отеле. В результате в следующую стадию турнира прошли большей частью местные игроки и небольшая часть страдающих от бессонницы британцев, которые умудрились каким-то чудом повернуть ход матча в свою пользу. Так, Джадду Трампу оказалось суждено пасть от руки Сяо Годуна, который как игрок классом был явно ниже, но вполне мог бы потягаться с Джаддом в любви к экстравагантной одежде и обуви. Райан Дэй проиграл Дину Цзюньхуэю, правда, в решающей партии, а Марк Уильямс и вовсе умудрился задремать во время своего матча с Ляном Веньбо, пока тот выстраивал сотенную серию, и проснулся только в конце фрейма, когда публика искупала своего соотечественника в овациях. Среди немногих уцелевших в неравном бою с местными игроками, не страдавшими от бессонницы, оказались лишь Марк Селби, Джон Хиггинс, Шон Мёрфи и, как ни странно, Ронни О’Салливан, о котором шутили, что он успел выспаться за завтраком и потому смог выдержать довольно длинный и выматывающий матч. Вечером игроки разбредались по своим номерам нехотя и даже с некоторой опаской: перспектива вновь услышать изрядно надоевшую музыку не радовала никого. А на тихую ночь никто уже и не надеялся. Стоило измученному игроку коснуться головой подушки, как откуда-то тут же начинали доноситься звуки то ли марша, то ли гимна — громкие, торжественные. Спать под такой аккомпанемент было совершенно невозможно. Промучившись так час-другой, снукеристы не сговариваясь сползлись в холл отеля и оккупировали стоящие там диваны и кресла. В руках у большинства были чашки с кофе или чаем, Марк Уильямс явился с банкой пива и подушкой под мышкой, а Трамп кутался в пушистый плед. — Пижамная вечеринка объявляется открытой, — пошутил Кайрен Уилсон. — А здесь, кстати, пианино не слышно. Может, тут и ляжем? — с надеждой предложил Трамп. — Не слышно, потому что никто не спит, — мрачно предрёк Эбдон. — Стоит кому-нибудь лечь — и тут заиграет. Я уже что-то не верю в то, что от музыки можно избавиться. Похоже, это наш крест. — А ты проверял? Что ты сразу пессимиздишь, — возмутился Джадд. — Вы как хотите, а я проверю. С этими словами он сгрёб плед в охапку и удалился в самый тёмный угол холла, по ходу утащив заодно и подушку Уильямса. — Эй, — возмутился было Марк, но Мэтт Стивенс одёрнул его: — Ты погоди. Сейчас он ляжет, убедится, что пианино всё ещё живо, и вернётся, никуда не денется. Проводив взглядом Джадда, снукеристы притихли. Всех занимал один вопрос: заиграет ли музыка здесь, в холле отеля, или всё-таки окажется, что избавление от их общего проклятья существует? В том, что избавления не существует, впрочем, все убедились очень скоро. Первые минут пять, пока Джадд ворочался на диване в углу, устраиваясь поудобнее, в холле царила тишина. Однако стоило Трампу успокоиться и комфортно растянуться под пледом, как слух всех собравшихся уловил до боли знакомые аккорды. — Ебать-копать, — разочарованно протянул Уильямс. — Ты был прав, Мэтт. И ты, Питер, тоже. — Я бы предпочёл ошибиться, — покачал головой Эбдон. — Ну, хоть подушку вернёт. — Что за хуйня! — донеслось из угла. — Как, блядь, это работает? Кто это делает? Зачем? — Хотели бы мы это знать, Джадд, — вздохнул Селби. — Давай, возвращайся к нам, будем мучиться все вместе. Снова послышалась возня, и Трамп, нарочито громко топая, пересёк холл и плюхнулся на свободное место рядом с Уилсоном. — А подушку отдай, — потребовал Уильямс. И лишь чудом успел увернуться от искомого предмета, тут же полетевшего ему в лицо. — Эй, ну, я ж сказал «отдай», а не «кинь в меня»… — На тебя не угодишь, — хихикнул Мёрфи. — А ты, Шон, не зубоскаль. Между прочим, это с тебя всё началось. Так что ты во всём виноват. — Почему сразу я? Это же не я играю. — Ты первый начал играть. Бренчал тут в первый вечер, таланты свои демонстрировал направо и налево. Пробудил тут, небось, нечистую силу какую-то. — О, слушай, Шон, может, это и правда местное привидение шалит? Хочет с тобой посоревноваться, кто лучше на пианино играет, — оживился Трамп. — Вон, на бой тебя вызывает, спрашивает, типа, чем ты ему ответишь. — До пианино сейчас всё равно не добраться, — заупрямился Мёрфи. — И потом, ночь на дворе. Постояльцы спят, перебужу всех. — Да тут из постояльцев почти одни мы! А мы не спим, — махнул рукой Дэй. — Так что пофиг. — Вообще-то не надо играть, — неожиданно согласился с Мёрфи Уильямс. — Если я ещё услышу эту срань, я ж за себя не отвечаю. Ещё ненароком руки Шону сломаю, как он потом в снукер будет играть? — Тем более, — с жаром кивнул Шон. — Рисковать здоровьем я морально не готов. И не намерен. — Зануда. А был такой шанс проверить теорию, — укорил его Уилсон. — Не надо нам проверок. Вон, Трамп уже проверил, и что получилось? Раз решили не спать, то и надо придерживаться первончального плана. От отступлений ничего хорошего не будет. — Слушайте, — внезапно подал голос Доминик, — а ведь Ронни того. Снова дремлет. А пианино не играет. Что-то тут не так. Снукеристы проследили за его взглядом. Ронни действительно похрапывал, закинув ноги на кофейный столик и склонив голову на плечо сидевшего рядом Кена. — Может, пианино не работает, если случайно задремлешь, а не укладываешься спать специально? — задумался Селби. — Это как? — уточнил Трамп. — Ну, ты когда спать ложишься, готовишься же. Ну, раздеваешься там, зубы чистишь, постель расстилаешь, вот это всё. А если случайно задремал, это как обычно происходит? Вот ты сел, и тебя срубило. Ты и сам этого особо не ожидаешь. Вот и пианино, видимо, не ожидает… — И не просекает фишку! — радостно подхватил Уильямс. — И не играет. — Слушайте, так это может быть выходом, — медленно произнёс Эбдон. — Мы так долго не спали нормально, что рано или поздно всех нас вырубит. Просто особо не сопротивляйтесь. Авось прокатит. — Только свет выключим, — заявил Трамп. — Так нас скорее срубит. — И окна приоткроем, — добавил Эбдон. — При свежем воздухе лучше спится. И вообще, это полезно. Остальные с готовностью согласились. Окна тут же были открыты, а свет погашен — снукеристы оставили гореть лишь пару светильников, чтобы не сидеть совсем уж в кромешной тьме, — и все принялись ждать. К счастью для измученных бессонницей игроков, их стратегия неожиданно сработала. Постепенно сон сморил всех, но музыки при этом не услышал никто. Впервые за последние несколько дней в отеле воцарилось абсолютное спокойствие: снукеристы мирно похрапывали, откинувшись на спинки диванов, прижавшись друг к другу, обнимая диванные подушки. Только снов не видел никто. Только вот этому спокойствию не суждено было продлиться долго. —…Друзья, я девушку встретил одну возле озера Лох-Ломонд… Уильямс громко всхрапнул и проснулся. — Что это? — хрипло поинтересовался он, сонно моргая. — А? — немедленно отреагировал Райан, который отжал у старшего товарища подушку и последние полчаса провёл с ней в обнимку. — Опять пианино? — Любовь обещала нам вечную весну… — продолжил завывать кто-то неизвестный. Звук доносился со стороны открытого окна. — Не, это уже не музыка, это пение… — растерянно прокомментировал Доминик. — Новый уровень развития нашего… неведомого товарища? — Неведомой ёбаной хуйни, — уточнил Уильямс. — Думаю, это называется именно так. И пианино, я вам доложу, звучало получше. — Пойдёшь ты горами, а я по долинам и к озеру выйду родному… — Лесом ты иди, а не горами, — огрызнулся Селби. — Я ж только заснул… — Я раньше приду, но любимой не найду там, где тихо дремлет синий Лох-Ломонд! Лай-ла-ла-ла! Хей-ла-ла-ла! — Ёб твою мать, — с чувством выругался Райан. — Это ж, похоже, какое-то тело нажралось и буянит. — Причём, судя по песне, шотландское тело, — согласился Доминик. — …Лай-ла-ла-лай… — Да похрен, какое, — отмахнулся Райан. — Главное, это точно не наше привидение. Он подошёл к окну и высунулся наружу. — Эй, ты, — крикнул он в темноту, — хренов певец! Пианино Мёрфи на тебя! — Хей-ла-ла… — Довожу до твоего сведения, Райан, что я против того, чтобы моё имя использовали в качестве проклятия, — обиженно высказался Шон. — В конце концов, не я же на этом пианино играю… — Да забей. Сказал, что первым в голову пришло, чего ты загоняешься. — Но… Договорить Шон не успел. С улицы донёсся странный звук — короткий свист, а затем грохот и звон, как будто с большой высоты уронили крупный тяжёлый предмет. Райан отпрянул от окна, однако спустя мгновение снова высунулся, пытаясь понять, что произошло. — Мужики, включите-ка свет, — растерянно попросил он. Кто-то зажёг лампу, и снукеристы собрались у открытого окна: всем хотелось увидеть, что творится снаружи. Однако открывшаяся перед ними картина поражала воображение исключительно в плохом смысле. Под установленным во дворе фонарём, в самом центре светового круга, громоздилась бесформенная груда обломков, на первый взгляд ни на что не похожая. Лишь присмотревшись, среди этого мусора можно было угадать фрагменты чёрного лакированного дерева, белые и чёрные клавиши и торчащие в разные стороны обрывки струн. — Пианино? — озадаченно почесал затылок Трамп и с опаской покосился на Дэя. — Ты вызвал пианино Мёрфи? — Хрен с ним, с пианино… ты сюда посмотри, — выдавил до синевы бледный Селби. — Меня сейчас стошнит… Джадд проследил за взглядом Марка, и его начало мутить. Из-под обломков музыкального инструмента торчало что-то, подозрительно напоминавшее человеческую ногу. — Хочешь сказать, оно упало на… человека? — сглотнув, уточнил он. — Кстати, пение прекратилось… — Давайте выйдем. Может, ему ещё можно помочь, — без особой, впрочем, уверенности предложил Уильямс и первым рванул на улицу. Остальные устремились за ним. То, что помочь пострадавшему уже нельзя, стало ясно сразу. Из-под груды обломков растекалась кровавая лужа огромных размеров, а увиденная Селби и Трампом нога, похоже, теперь существовала отдельно от тела. — И хрен тут поймёшь, кто это был, — мрачно констатировал Уильямс, приподняв одну из деревяшек. — Морда в кашу разбита… — Надо полицию вызывать, — подытожил Доминик. — И все станем подозреваемыми? — Мы все можем подтвердить алиби друг друга, — пожал плечами Дэйл. — Все были в одном помещении, все на виду. Никто не отлучался. По-моему, предельно ясно, что никто из нас этого не делал. Пусть, в конце концов, видео с камер наблюдения посмотрят, не знаю, не буду же я учить их работать? И Марк поднял руки вверх, признавая собственное поражение. — Ладно, — сказал он. — Ты прав, без полиции тут никак.***
Первым делом о произошедшем проинформировали портье, который пришёл в подлинный ужас, но полицию, конечно же, вызвал. Прибывшие на место служители закона тщательно исследовали место преступления, первым делом, безусловно, разобрав завал и освободив из-под обломков тело. Однако опознать несчастного сходу не удалось: у него, как отметил ранее Марк Уильямс, и правда не оказалось лица, череп был разбит, и голова представляла собой фактически кровавое месиво. Да и в целом труп оказался повреждён очень сильно. От вида распоротого живота погибшего, откуда буквально вываливались толстые сизые кишки, нехорошо стало даже одному из полицейских, и его долго рвало в кустах. Полисмены долго осматривали отель и его окрестности, но в конце концов удалились в состоянии полнейшего недоумения, потому что не обнаружили ровным счётом никаких следов преступника. Чтобы убить человека, пианино должно было упасть с самого верхнего этажа отеля, но ни в одном из номеров не нашлось следов пребывания инструмента — да и какой недюжинной силой должен был обладать человек, чтобы выбросить из окна пианино? В конце концов происшествие было признано несчастным случаем, тело не без труда опознанного погибшего отправили домой (он и правда оказался шотландцем), а пианино, раньше украшавшее холл, вывезли из отеля вовсе. Удивительным образом после того ночного происшествия музыка по ночам играть перестала, и снукеристы наконец начали нормально высыпаться. Победителем на турнире стал Ронни О’Салливан, обыграв в финале Марка Селби — очевидно, то, что режим сна Ронни на протяжении последних дней всё же был более стабильным, чем у Марка, не могло не сказаться. А наутро после финала снукеристы с превеликим облегчением покинули странный отель и улетели домой. Что стало причиной происшествия с пианино, так до конца никто и не понял, но желания возвращаться в этот китайский город не возникло больше ни у кого, и на следующий год турнир был отменён. А отель, вопреки ожиданиям местных жителей, не только не разорился, а и вовсе приобрёл бешеную популярность среди туристов, позиционируя себя как «отель с привидениями». Со всего мира туда стекались любители экстрима и паранормальных явлений в надежде встретиться с загадочным призраком-пианистом. Но больше его никто никогда не слышал.