Неделю спустя
Обосновавшись в здании подразделения Лиги близ города Мориока, мы получили достойную помощь, не только медицинскую, но главным образом материальную. И стол и дом так сказать. Пока потрёпанные происшествием Злодеи приходили в себя и решали, как жить дальше, репутация Лиги Злодеев опустилась ниже плинтуса. Ладно, тут загнула, но в любом случае, она была очень подорвана. Организация не только показала себя в виде неподготовленной и разлаженной компании, но и потеряла главную свою силу, которая долго держала Героев в узде — Всех за Одного. Но фоне этого многие преступники покидали свои посты и наши ряды с каждым днём заметно редели. Понятное дело, высшие чины не будут освобождать насиженные места, но рядовые работники спешили поскорее уйти, не страшась потерять ценное место, которое они еще не успели занять. Как бы плохо не относились к новичкам, но без них стало туго — они составляли значительную часть организации и выполняли очень важную, пускай и грязную, работу. Кто ещё сумеет так наточить клинок, как не энтузиаст-новичок? Кто отстирает одежду и поможет с протезам? Кто подготовит уставшего в бою Злодея к новым свершениям? Верно — никто. С их уходом все многочисленные обязанности ложились на плечи более старших чинов, которые также имели собственную работу, что цепной реакцией приводило и к увольнению последних. Организация рушилась, как карточный домик, с каждым часом теряя всё более ценных сотрудников. Нужны были решительные действия. В конце концов, Злодеев нужно было вдохновить, дать им новую цель и убедить в собственной силе, чтобы они сами захотели из кожи вон вылезти, но добиться желаемого результата. Однако Томуру это не слишком волновало. Во первых, он замкнулся ещё сильнее, чем прежде, и полностью погрузился в бурю своих тёмных мыслей. Во-вторых, его не трогало трудное положение подчинённых Злодеев в силу утери многих рядовых — все их функции для Шигараки выполняла я, так что он не боялся утратить своего личного подмастерья. И хоть мне казалось, что Шигараки допустит крах Лиги, он вскоре предпринял необходимые шаги — часы наедине с самим собой дали свои плоды. Несмотря на всю злость и ярость, кипевшую в сердцах каждого преданного Злодея, Томура принял очень разочаровавшее многих отчаянных, но безусловно грамотное и наиболее выгодное решение — объявил о временном перемирии с Героями, отмену всех запланированных Лигой Злодеев преступлений. С этого момента Лига и все её сотрудники, включая лидера, отказывались от всех своих привилегий и амбиций, приравнивались друг к другу в иерархическом смысле, и на некоторое время, до определённого приказа, становились «призраками». В идеальном исполнении план Шигараки заставил бы Героев подумать о полном крахе данной криминальной империи, в то время, как Лига усиленно наращивала свои силы. Отныне все сотрудники спонсировались из фонда организации, а главными их задачами становились слежка и изучение противников, а также тренировки и совершенствование квирков, для чего Лига предоставляла ту самую площадку на краю земли, где когда-то тренировали и меня. На первый взгляд решение глупое. Организация и так трещала по швам, а тут её глава самостоятельно вспорол оставшиеся нити. Однако, везде есть смысл. Затишье и отказ от привычной жизни — серьёзное испытание. Ни одно нововведение, ни одна воодушевляющая речь не смогли бы остановить отток людей, потому Шигараки не рассчитывал на возвращение по зову даже половины от всех имеющихся сейчас сотрудников, однако оставшуюся в таком случае часть будут составлять самые преданные Злодеи. Тем более управлять небольшой, но слаженной и объединённой одной целью компанией единомышленников куда проще, чем управлять большой, неповоротливой и разнородной машиной. За время затишья значительно пополнится база знаний о Героях, уровень озлобленности от томительного выжидания вышел бы на новый уровень и придал мотивации. Действовать сейчас же после такого громкого проигрыша — глупая затея, будто прыгать с воинственных криком на тигра, который уже оторвал тебе руку. Нужно было вовремя остановиться и перевести дух, а потом сделать стремительный смертельный и неожиданный выпад, чётко спланированный холодным разумом. Тихая и размеренная борьба всяко лучше кровопролитной агонии мести. Что же насчёт беспокойных радикалов, преданных исключительно Всем за Одного, они обязательно будут устраивать несогласованные с Лигой преступления, будут попадаться в тюрьмы или даже погибать, что подкрепит картину отчаявшихся Злодеев и ещё сильнее убедит в полном крахе великой организации. Потому её новое появление будет как никогда прежде внезапным. Однако Героев тоже не стоило недооценивать — они не так глупы, как их рисуют. Даже наоборот. Заставить их поверить в Злодеев, оставивших свою преступную жизнь после первого же крупного поражения, задача не из лёгких. Любой из Героев, достойный этого звания, без посторонней помощи сможет распознать слежку за ним, к тому же не стоит упускать из виду детективов из полиции. Но не стоит принижать Лигу — тут тоже работают профессионалы.Глава 29. Плата
15 ноября 2020 г. в 03:53
После не слишком приятных для Злодеев событий и полного нашего разгрома, мы практически в полном составе, исключая нескольких убитых, оказались в подвале одного из многочисленных убежищ, заранее подготовленных специально для экстренных случаев. Своим последним манёвром Все за Одного спас не только своего преемника, но и всех его последователей в том числе и меня, за что я была ему очень благодарна и даже оптимистично смотрела на такой ход событий — не хотелось участвовать в столкновении двух противоборствующих сторон, от манёвров которых мог погибнуть каждый из последователей Шигараки, который, однако, разразился страдальческим и яростным воплем отчаяния, явно недовольный тем, что его могущественный покровитель просто напросто не допустил его до битвы. Если Томура видел в этом обесценивание и неуважение его способностей, я смотрела на это, как на нормальную заботу о своём приемнике, обусловленную здравым смыслом. Шигараки не боец, он — лидер. Лидер, символ, предводитель… Кто угодно, но не боец. Как не прискорбно это было, но для передовой ему стоило бы ещё хотя бы год потренироваться, по новому взглянуть на свои способности и перестать уже строить из себя шизофреника. Кто захочет следовать за лишённым разума человеком? — такие же безумцы, а такая компания обречена на провал.
Впрочем, сейчас было несколько вещей поважнее истерящего Шигараки — многие Злодеи были ранены, и я поспешила им на помощь. Пускай мои навыки битвы за последнее время серьёзно деградировали, медицинские техники работали всё так же эффективно. К моему ужасу, среди пострадавших было много людей, для которых атака Героев и правда была неожиданной, они даже не были с нами в баре, а занимались своими делами несколькими этажами ниже, пострадав главным образом не столько в битве, сколько от крушения здания при фееричном появлении Всемогущего.
Такова обратная сторона деятельности Героев. Всего одно движение — и столько жертв. Да, все пострадавшие — Злодеи, но от этого они не перестают быть людьми, которые, быть может, работали в Лиге не из искренне злых побуждений, а в силу жизненной ситуации. Они, быть может, никогда не совершали ничего кровожадного, может, всего несколько краж, а теперь платили за это своей жизнью, в агонии с жадностью цепляясь за неё.
Я подскочила к мужчине средних лет, истекавшему кровью в метре от меня и, вооружившись кинжалом, распорола на нём одежду. Путаясь в помутнённой болью реальности, он сначала приподнялся, схватив меня крепкой рукой за плечо, но потом застонал и рухнул обратно на холодный пол. Как только мужчина вновь совершил несколько необдуманных телодвижений, кровь горячим фонтаном хлынула из рваной раны, отчего желудок непроизвольно скрутило, и я отвернулась, чтобы прийти в себя. Пострадавший был большим, куда выше и тяжелее меня, в бреду активно хватался за всё и размахивал руками, отчего справиться с ним было очень тяжело. Когда он немного поумерил свой пыл, я свернула остатки его же одежды в валик и с силой надавила им на порез, зияющий у него в боку. Кроме него бедняга страдал из-за каменных осколков, впивавшихся в мелкие раны по всему телу и открытого перелома ноги, который, однако, практически не кровоточил. Собираясь с мыслями и концентрируясь, я старалась как можно быстрее понять, что и как именно я буду сращивать, как только уберу с раны тряпки. Судя по кровопотери, дело предстояло иметь с крупной артерией, которую нужно было умудриться найти в этом кровавом месиве, зажать и, соединив с другим её концом, срастить. Одной мне было не справиться, потому мне на помощь пришла Шизуко. Клон, возникший рядом со мной, сразу же приступил к делу и, когда я открыла рану, помог оперативно остановить кровотечение.
Когда главная угроза жизни была устранена, я постаралась соединить должным образом его бедренную кость, сломанную пополам, и закрепить ногу в пространстве, оставив должную помощь при переломах на профессиональных врачей, а затем направилась к следующему пострадавшему, оставив мелкие царапины и незначительные порезы на мать-природу.
Таким образом через мои руки прошло ещё человек пять, когда мой клон вдруг исчез, а адреналин уже перестал оказывать на меня должное действие. Я уставала, но отчаянно продолжала бороться за жизни других. Следующим на подходе был мужчина средних лет очень худощавого телосложения. Как и у многих других здесь, у него были сломаны многие кости, в частности ключица и плечо, и других видимых повреждений, кроме нескольких синяков, не наблюдалось. Однако он лежал ровно на спине, совершенно не мог пошевелиться, дышал мелко и очень часто, жадно глотая воздух, но не имея возможности набрать его полной грудью, и весь покрылся холодной испариной. Я прислушалась и осмотрела его грудную клетку: с одной стороны ровная, с другой посередине она слегка вздувалась, образуя под кожей мелкие пузырьки. Дрожащими руками я дотронулась до этого места. Мягкие пузырьки убегали из-под под моих пальцев и, кажется, даже схлопывались от давления. Наверняка было пробито лёгкое, но данный вывод пришёл мне на ум лишь благодаря интуиции — я понятия не имела, что делать. Где-то на задворках разума я уже понимала, что этого человека в нынешних условиях невозможно спасти — здесь не было ни одного врача, однако не опустила руки и решила испытать удачу. Мне не обязательно было полностью излечивать его — лишь подлатать так, чтобы он дождался профессиональных медиков. Переломы не вызывали опасений, с ними можно было разобраться позже, однако я не представляла, как справиться с травмой лёгкого. Пока я размышляла, мужчина вдруг закашлялся и сквозь неполный ряд его желтоватых зубов проступила кровавая пена.
Я тут же подхватила его за шею и, приподняв голову, уложила пострадавшего на бок, чтобы он не задохнулся от собственной крови. Отпрянув от него и оглянувшись в поиске каких-либо идей, как можно было ему помочь, вдруг поймала на себе его серый потухший взгляд — мужчина, оказывается, пребывал всё это время в сознании. Он взглянул на меня абсолютно серьёзным, понимающим взглядом и улыбнулся, и от этой улыбки меня будто пронзило молнией, а тело обдало мелкой дрожью и холодом. Этот человек испытывал безумную боль, каждый вдох был до ужаса мучителен, а по глазам, по страшным глазам мёртвеца, стало понятно — он принял свою участь и готов проститься с жизнью.
От чувства абсолютной беспомощности по щекам потекли слёзы, я еле сдерживалась, чтобы отвернуться, но я никак не могла бросить умирающего человека одного, потому положила ему на плечо руку в успокаивающем жесте и склонила голову.
Собравшись с духом и напрягшись всем телом, он вдруг захрипел и попытался залезть рукой в задний карман своих брюк. Я поспешила ему на помощь и, обнаружив старый потрёпанный кошелёк, тут же раскрыла его. Небольшая вложенная в него бумажка тут же выскользнула наружу, но я спела поймать её и отдать мужчине. Он улыбнулся, разглядывая его, что-то тихо прошептал, и на его лице отобразилась забвенная безмятежность. Глаза потухли, став ещё более стеклянными, чем прежде, и тело, сначала обмякнув, вдруг забилось в предсмертных судорогах, сжимая в окоченевших пальцах измятую фотографию, на которой была запечатлена маленькая девчонка лет пяти-семи, радостно улыбающаяся своему плюшевому динозаврику. Не понимая, что происходит, я попыталась успокоить его, навалившись всем телом и отчаянно сопротивляясь стальным мышцам. Когда он перестал биться в конвульсиях, я отстранилась. Дыхание остановилось, а тело застыло в скованной напряжённой позе. Мёртв.
Мой мозг отчаянно не хотел принимать смерть этого человека, умершего прямо на моих руках… Я поднялась на ноги и с ужасом попятилась назад, пока не наткнулась спиной на стену. К глазам подступили слёзы, моё собственное тело будто окоченело, я не могла ни дышать, ни кричать, ни плакать. Ватные ноги еле держали меня, а широко открытые глаза отказывались закрываться, будто специально мучая меня зрелищем погибшего в муках человека. В поисках поддержки я оглянулась и к собственному ужасу встретилась с десятком встревоженных и непонимающих взглядов, молящих о помощи. Рядом не оказалось никого, готового вырвать меня из этого ужаса — каждый будто был сам за себя.
Повсюду в неестественных позах валялись полуживые люди, покрытые слоем грязи и собственной кровью, уцелевшие пытались им помочь или пребывали в абсолютном шоке от происходящего. Отовсюду слышались стоны умирающих и вопли страдающих, из углов доносился плач. В нос ударил запах свежего мяса, крови и чьей то рвоты, отчего я закрыла рот руками, стараясь сдержать рвотный позыв. Однако это только усугубило ситуацию — пот и грязь, перемешанные у меня на ладонях с запёкшейся кровью, заставили почувствовать на пересохших губах едкий вкус горькой желчи. Сложилось стойкое впечатление, будто я попала в госпиталь времен Первой мировой, а может, даже на обычную скотобойню.
Здравый смысл ненароком нашёптывал, что сейчас жизненно необходимо взять себя в руки и, подав пример спокойствия и уверенности, снова приняться за помощь пострадавшим. И правда, это исправило бы ужасную атмосферу смерти, нависшую сейчас над всеми, внушило бы надежду и дало хоть небольшую мотивацию бороться.
Однако было одно «но»: я не лидер. Такие сильные черты, как спокойствие и самообладание даже в столь сложных ситуациях обыкновенны лидерам, именно они должны воодушевлять и направлять. Я не такая. Я боюсь, мне самой сейчас плохо, пусть я и не ранена. Я слаба и не могу показывать людям пример. Наш лидер — Шигараки, но, вот незадача, и он сейчас бьётся головой об стену, стараясь не утратить последние капли рассудка. В сердце вдруг поселилось мерзкое ощущение брошенности и слабости. Вокруг не было ни души, способной хотя бы немного помочь.
В поисках успокоения и поддержки я взялась за свой клинок, засунутый для удобства за пояс, и в силу моей неосторожности схватила его за лезвие, которое оставило алый след на ладони. Порезавшись, я зашипела и отдёрнула руку, пронизанную пускай и незначительной, но неприятной болью. Как ни странно, именно это внезапное ранение и вернуло мне здравость мысли. Боль мгновенно отбросила страх, опьяняющий, будто крепкий алкоголь, и заставила мозг снова работать на меня.
Будто очнувшись ото сна, я стала оглядываться по сторонам в поиске знакомых лиц, но увидела лишь Томуру, сидящего на коленях в абсолютно разбитой позе с разодранной в мясо шеей. Он разочарованно смотрел на свои руки и, кажется, совершенно утратил мотивацию для каких-либо дальнейших действий. Я встала, опираясь на стену, и, ещё раз бросив быстрый взгляд на окружающих, поймала на себе несколько пар перепуганных и вопрошающих глаз. До этого многие смотрели так на Шигараки, но, не получая никакой поддержки или ответов и не желая наблюдать за мучениями своего лидера, опускали голову. Случайные жертвы, они и правда искренне не понимали, за что сейчас страдают, отчего на душе становилось ещё хуже. На их лицах отражалось столько горького непонимания, что по спине шли мурашки, а в горле появлялся ком.
Опустив взгляд, я сделала шаг к Шигараки и, пошатнувшись, отпрянула от стены, служившей мне опорой. Осторожно подойдя к Господину со спины, я обогнула его фигуру и опустилась перед ним на колени. Заглянув в ещё сильнее побледневшее лицо, я испугалась его красных глаз, наполненных искренней ненавистью и отчаянием. Он поднял голову, и наши взгляды пересеклись. Обыкновенно в таких случаях я опускала глаза, однако сейчас не собиралась этого делать. Сдерживая слёзы, так и норовившие вырваться наружу, я принимала всю его ненависть и разделяла её, стараясь поддержать и самой найти в знакомых чертах его лица успокоение.
До недавнего момента я видела в нём лишь садиста, единственной целью которого являлось удовлетворение собственных потребностей и совершение ненароком небольших преступлений. Но это не так. Томура такой же подросток, как и я, которого, к сожалению, никто не научил любить, никто не помог справиться с страшным и ужасающим по силе квирком, подросток, на которого повесили большую ответственность и оставили самого разбираться со всеми проблемами, подросток, которого оставили один на один со своими демонами и юношеским максимализмом. Взращенный жестокостью, он столь же бесчеловечно обращался с окружающими, не видя в них живых существ. Не имея друзей и не умея дружить, он окружил себя людьми, которым никогда не мог доверять до конца. Томура — совершенно обычный подросток, в голове которого происходит чёрти что, и никто не хочет ему помочь.
Ещё часа два назад в мои планы входило убийство Шигараки, совершённое мною из-под тишка в момент слабости. Но вот он, этот момент слабости, и я прижимаю Господина к своему плечу, а не прислоняю к его горлу кинжал. Я не способна убить его сейчас, когда он столь беззащитен. До этого времени я была чётко уверена, что не имею принципов и зарежу младенца, если мне прикажет Господин. Я считала себя способной на всё, но была обманута. Я хотела убить его во имя своих идей, во имя отмщения за страдания, но не могла атаковать беспомощного. Может, то была его грамотная манипуляция, может, именно поэтому он так долго ломал и истязал его. Не знаю. Однако сейчас мои эмоции настоящее, я сама хочу ему помочь, никто не заставляет.
Я дрогнула, когда Шигараки приобнял меня и сильнее прижал к себе. Вцепившись в мою спину, он практически до крови расцарапывал её и так сильно сдавливал, что становилось тяжело дышать. Парень сам задерживал дыхание, стараясь сдержать вновь накатывающую истерику. Я ответила на его действия так же, одобряя его открытость и вполне естественные эмоции.
Вдруг ослабив хватку, он отпрянул, взглянул на всё уже более трезвым взглядом, неспешно поднялся на ноги и осмотрелся вокруг. Недовольно покачав головой, он дотронулся до своей шеи и, будто с недоумением, уставился на ладонь, на которой обнаружил кровь. Сведя к переносице брови, он вытер руки об собственную одежду, оглянулся на меня и жестом приказал следовать за ним, игнорируя всё происходящее в подвале. Перешагивая через трупы и раненых, он просматривал на них с омерзением, а на остальных с презрением — в нем не было ни капли сочувствия.
Как он там говорил? Что он вовсе не монстр и весьма человечен? Да, бывают и такие эпизоды. Но сейчас, в такие моменты, когда его настроение непредсказуемо и меняется по щелчку пальцев, а эмоции не подразумевают даже немного эмпатии, в нём было мало человеческого, и это очень пугало меня. С одной стороны, я понимала, что данная реакция — защитный механизм, с другой — здравый смысл нашёптывал, что, оставаясь рядом в качестве поддержки, я могу с лёгкостью попасть под горячую руку.
Томура быстро понял, где находится, нашёл лестницу, ведущую из подвала наверх, и теперь неспешно и неровно ковылял по ней, расчёсывая и без того пострадавшую шею. Когда в очередной раз под напором ногтей его кожа рвалась, он слегка вздрагивал, приподнимая плечи и оставляя за собой след алых пятен. Я от этого морщилась и старалась не замечать, как парень увечил сам себя, опуская взгляд себе под ноги.
Вскоре серая широкая лестница, местами заставленная полупустыми коробками, подняла нас на несколько этажей выше и вывела через тяжёлую железную дверь в красивый тёплый коридор, в котором во всю кипела жизнь. Туда-сюда сновали люди, перенося с места на место то кипы бумаг, то оружие, и они какое то время и вовсе не замечали нас, полностью занятые своими делами, пока один мужчина не поклонился Томуре в глубоком выпаде.
Мы оказались в одной из основных баз Лиги Злодеев.