Затмение

Хьюи нравилась Уэбби. Нравилась сильно, так сильно, что он буквально был готов носить ее на руках. По иронии, Уэбби самой приходилось хватать его своими ручками над пропастью, и не раз — потому что у нее был абордажный крюк, а у Хьюи — нет. Хьюи считал, что когда-нибудь Уэбби обратит на него внимание, сам не навязывался. Он ведь был добрым, надежным и вообще хорошим... Другом. Очевидно, Уэбби считала его другом. Дьюи конкретно так запал на Уэбби. На веселую, резвую, смелую и просто красивую девчонку, которая одной левой уделывала всех напомаженных глупышек, которые были в почете у большинства парней поколения Дьюи. Да, Уэбби была... Другой. Особенной. А потому такой интересной для Дьюи. Почему-то Дьюи думал, что Уэбби сама сделает первый шаг. Уэбби же была другой. Она не ждала принца на белом коне, она седлала белого коня и бежала за принцем, чтобы спасти его от дракона — да, именно такой была Уэбби. Очевидно, Дьюи Уэбби была готова спасти хоть сотню раз, только вот как Уэбби не была принцессой в беде, так и сказки конец с ней не хотел заканчиваться стандартным «долго и счастливо». Луи любил Уэбби. Наверное, единственный из троих любил по-настоящему. Любил до боли в сердце, до радости ее улыбки, до болезненного одиночества в тот момент, когда Уэбби брала его за руку — без лишних мыслей. Ну, знаете, у каждого юного селезня есть такой момент в жизни, когда его нужно спасти от стаи разъяренных крокодилов, охраняющих древнее сокровище. Уэбби приходила именно в такой момент — и становилась для Луи той самой, единственной, самой прекрасной на свете, ради которой он был готов пойти на многое... Кроме признания. В том числе окружающим и самому себе. — Как так могло получиться?.. Кто задал этот вопрос — было не важно. Он давно вертелся в голове всех троих близнецов, они задавали себе его каждый день, каждую ночь — но сейчас он встал на то ребро, которое ни Хьюи, ни Дьюи, ни Луи не видели ранее. — Кто вообще такая эта Гозалин? — буркнул Дьюи. Они стояли на лестнице напротив двери в чердак, где Уэбби заперлась с... Гозалин. Да, Гозалин. Девчонкой, которая взялась непонятно откуда, познакомилась с Уэбби непонятно как и забрала ее сердце непонятно каким образом. — Я слышал, она играет в хоккей. Хорошо играет, — пробормотал Хьюи, а Луи лишь закатил глаза. — Она из Сен-Канара, — ответил он на вопрос брата и поправил рукава зеленой толстовки. — Живет с приемным отцом. Приехала к нам учиться по обмену. Он говорил это максимально задиристо, широко улыбаясь, но не радостно, а, скорее, ехидно. Чтобы все понимали, что эта Гозалин ему не очень нравится, но лезть в дела Уэбби он не собирается. — А еще отец у нее мутный. — Мутный? — переспросил Хьюи, и Луи прикусил губу клюва. — Ну... Он какой-то фрилансер, но при этом почему-то никто никогда не видел его за работой... А еще он вечно сонный. — Может, он Бэткряк? — усмехнувшись, отшутился Дьюи, но Хьюи среагировал более чем серьезно: — Бэткряк миллионер. И у него есть Бэткряк-пещера и все такое, он ловит преступников по ночам, вряд ли отец Гозалин... — Ну, никто еще не видел его и Бэткряка в одной комнате... — снова хихикнул Дьюи. — Никто вообще никогда не видел Бэткряка. Это же персонаж комиксов. Луи отвернулся. Этот разговор был бессмысленным. Отца Гозалин никто из них не видел, да и саму Гозалин... До этого дня... Тоже. Уэбби начала говорить о ней год назад, когда познакомилась с ней в интернете — и Луи, слушая, как она восторгается новой подругой, тогда и подумать не мог, что эта подруга появится в их счастливой четверке. Появится — и разрушит идиллию недопонимания, недосказанности и самообмана. Появится — и заберет Уэбби, вырвет ее сердце из груди и оставит себе — а сердца близнецов Дак, питающиеся от сердца Уэбби, начнут гнить. Сердце Луи — в боли. Сердце Хьюи — в страхе. Сердце Дьюи — в ревности. Уэбби была солнцем, их солнцем для троих — а Гозалин стала луной, закрыв их солнце, лишив возможности его видеть, ощущать, чувствовать и даже просто знать, что солнце — еще там, на небосводе, еще хочет греть утят. — Знаете, мы... Я могу установить камеру в комнате Уэбби. Хоть посмотрим, как девочки развлекаются... — Луи! — в один голос воскликнули Дьюи с Хьюи, а Луи процедил сквозь клювные зубы в ответ: — Что? Должна же быть хоть какая-то польза от этого идиотизма, — натянул он капюшон на голову, да так, что чуть ли не клюв им закрыл. — Мне вообще все равно, а Уэбби горячая, сами знаете. Луи не знал, что тогда удержало Дьюи от удара ему по морде — скорее всего, осуждающий взгляд Хьюи. Но Дьюи только замахнулся, замер и, тяжело выдохнув, опустил руку, все еще больно, но не сильно стукнув Луи по плечу. — Гозалин тебе клюшку в клоаку засунет, если узнает. Луи опустил взгляд на перепонки своих ног — они в миг показались ему интереснее физиономии разочарованного в нем брата. — А Уэбби — абордажный крюк, — вторил брату Хьюи. Луи тяжело вздохнул. Он знал, что Гозалин, на самом деле, неплохая девчонка. Даже классная, а не неплохая — и что Уэбби правда в восторге от нее. Что она ее и правда любит. Возможно, чуть наивно, девчачьей любовью, о которой пишут песни бородатые селезни у костра, воспевая романтизм юных уточек. Но Луи не мог признать, что Гозалин была лучше него, лучше Хьюи, лучше Дьюи. Его разрывало изнутри каждой мыслью об Уэбби — и топило раны свинцом с каждым упоминанием Гозалин. Ему казалось, что его братья испытывают то же самое, просто подбирают иные сравнения. Сравнения, которые никогда не услышит Уэбби, потому что все они — чертовы трусы. — Я бы хотел навалять Гозалин, — наконец, сказал Дьюи и тут же заткнулся. Он ревновал больше остальных — Луи это точно знал. Видел в его глазах и слышал в его злом дыхании. Ревность убивала — как и боль. Скоро что Луи, что Дьюи будут мертвы морально, и особой разницы уже не будет в том, кто запал на Уэбби, а кто ее любил. — Все, что плохо лежит, быстро исчезает. Наверное, это применимо и к чувствам Уэбби, — наконец, сказал Хьюи, прежде чем стукнуться затылком о деревянные брусья на стене, прислониться к ним спиной и печально посмотреть на свои лапчатые ноги. — Значит, надо было прятать лучше, — фыркнул Дьюи. — В собственничестве нет ничего хорошего. — Во френдзоне — тоже, знаешь ли, — отозвался Луи, отворачиваясь. Ожидание убивало. Осознание умерщвляло. А Гозалин Маллард, сама того не зная, оставляла в груди трех юных селезней дыру, которую не смог бы проделать ни один призрачный меч из закромов дяди Скруджа.