Любовь к собакам обязательна

* * * — Что тебе подарить на день рождения, солнышко мое? – самым голубиным из возможных голосов проворковал лорд Малфой, усаживая к себе на колени величайшую любовь своей жизни и машинально касаясь губами золотой макушки. — Ты знаешь! – уверенно ответила Нарцисса. — Откуда бы? – ненатурально удивился ее собеседник. — Ты знаешь! – в нежном голосе появились обвинительные нотки. — Нарси, дорогая… — Я хочу Гарри Поттера! Лорд Малфой тяжело вздохнул. Разговор обещал быть непростым. — Радость моя, но Гарри Поттера давным-давно нет на свете… — Неправда! – только глухой на оба уха не услышал бы в этом коротком слове подступающих слез. — Нарси, любимая, мне чрезвычайно жаль, но Гарри Поттер умер во время Последней битвы много лет назад. Ты ведь знаешь, что такое «умер»? Нарцисса знала. Совсем недавно она вместе с несколькими домовыми эльфами похоронила под кустом бузины в саду ласточку, которая тоже почему-то умерла. Бабушка ей тогда очень понятно объяснила про смерть. Но вот почему-то не сказала, что и Гарри Поттер также умер. — Солнышко, не плачь! — лорд Малфой был абсолютно безоружен перед женскими слезами. – Я дам тебе все, что ты только захочешь! – и тут же поспешно добавил: — Кроме Гарри Поттера. Нарцисса задумалась. Было совершенно очевидно, что настало время переходить в наступление: — Тогда собаку. Лорд Малфой зажмурился – всего на мгновение. И, собрав всю силу воли в кулак, решительно уронил: — Нет. — Дедуля!!! – буквально взвыла потрясенная подобным коварством Нарцисса. – Ты же обещал!!! — Сердце мое! Все, что хочешь! Но на собак у твоего отца жутчайшая аллергия. Он будет чихать и ныть круглые сутки. Мы не переживем! Нарцисса вздохнула. Когда тебе стукнуло шесть лет, приходится вести себя как взрослый, ответственный человек, а не как глупый, капризный ребенок. Она выпрямила спину, расправила плечи, тряхнула спутанной золотистой гривой и царственным тоном изрекла: — Тогда метлу. Драко Малфой вздохнул с облегчением. * * * Откровенно говоря, Драко Малфой прекрасно понимал, что ему сказочно повезло в жизни: блестящая спортивная карьера (десять лет после окончания школы он был ловцом в британской сборной по квиддичу); потрясающая жена (при том, что браки по любви до сих пор считались среди магической аристократии невероятно редким явлением, а он со своей второй половинкой жил душа в душу вот уже не один десяток лет); чудесный сын, истинный наследник рода Малфоев — эрудит, аристократ, специалист по магическим информационным технологиям (не важно, что аллергик и зануда); и, конечно, она – звезда из созвездия Дракона, королева его сердца, услада его очей – Нарцисса Малфой, названная так в честь покойной прабабки — внучка, чудо и совершенство. И ничего этого у него бы не было, если бы Гарри Поттер не погиб тогда, в мае девяносто восьмого, во время Последней битвы, унеся с собой за окоём остатки души Темного Лорда. Драко Малфой не очень-то любил Героя при жизни. Но после смерти он успел его возненавидеть. За памятники и мемориальные доски на каждом углу. За портрет в парадной мантии, висевший в главном зале Хогвартса и доброжелательно отвечавший на вопросы любопытных приставал первые десять лет после победы. (Именно из-за этого чертова портрета Драко по мере сил старался игнорировать встречи выпускников, на которые его как звезду квиддича с неизменной настойчивостью приглашала директор МакГонагалл. С годами, правда, и приставал стало меньше, и портрет подустал.) За раздел в школьных учебниках, посвященный биографии Героя, где несколько весьма нелицеприятных строк касались некоего Драко Малфоя — негодяя, завистника и труса. За тонны книг в ярких обложках. За грусть, которая иногда, совершенно без видимой причины, мелькала в прекрасных глазах леди Малфой. Драко не завидовал Гарри Поттеру. Завидовать мертвым – удел глупцов и трусов, а лорд Малфой, определенно, не был ни тем, ни другим. Но Гарри Поттер его раздражал. Именно тем, что давно перестал быть настырным очкариком, какого когда-то знал Драко, и превратился в некий бренд, знак, символ. Все, кроме составителей школьных учебников, уже давно забыли, кто и за что сражался в Последней битве и чем так плох был Волдеморт. Дети все так же, как и много лет назад, спали на уроках профессора Бинса. А Гарри Поттер оставался «живее всех живых», улыбаясь с вкладышей шоколадных лягушек, с витрины магазина «Детская мода» и даже с подарочных коробок для снитчей. Иногда Драко казалось, что если бы Поттеру тогда повезло в очередной раз выжить, он бы возненавидел сам себя. А может, все дело заключалось в том, что мертвый герой никогда не стареет. Лицо его не покрывается паутинкой морщин. В черных прядях не мелькает седина. Он все так же лихо держится на метле. И прожитые годы не отражаются горечью в его улыбке. А в последние двенадцать лет Драко возненавидел Героя еще и за то, что он, даже мертвый, исхитрился изгадить жизнь Нарциссе Малфой. Потому что именно столько времени для его обожаемой внучки не было никого важнее и любимее Гарри Поттера. Где чудесная пятилетняя малышка исхитрилась подцепить эту заразу, осталось неизвестно широкой публике. (Хотя Драко сильно грешил на бабушку: та, в определенном настроении, могла говорить о Герое часами. Иногда ему хотелось удушить возлюбленную супругу собственными аристократическими руками. Но – Мерлин! – она так мило умела просить прощения!) Дошло до того, что к шестому дню рождения Нарси лорд Малфой почти мечтал, чтобы она, как многие девочки ее возраста, обзавелась каким-нибудь нормальным воображаемым другом. Воображаемым, а не мертвым! Но нет… Стены ее комнаты были увешаны плакатами с Гарри Поттером. На полках стояли книги про Гарри Поттера. В ящике комода хранилась коллекция вкладышей с изображением Гарри Поттера. А первую страницу дневника, который не по годам развитая юная особа завела как раз в возрасте шести лет, украшала надпись: «Здравствуй, дорогой Гарри!» (И да, Драко знал, что совать нос в чужие дневники – дурной тон. И, конечно, это был первый и последний раз, когда он так нагло вмешался в личную жизнь кого-то из своих близких. И, разумеется, эта строчка оказалась единственной, которую он прочитал, прежде чем положить дневник на место. Но все же…) Ему было страшно даже представить, что может таить в себе дневник сейчас, когда Нарциссе исполнилось семнадцать. Весь его жизненный опыт подсказывал, что каждая запись сто первого тома внучкиного дневника по-прежнему начинается с фразы: «Здравствуй, дорогой Гарри!» И он не ошибся… * * * «Здравствуй, дорогой Гарри! Сегодня мне исполнилось шесть лет. Дедушка подарил мне тетрадку с летающими слониками и метлу. Как бы я хотела полетать вместе с тобой! Но дедушка говорит, что ты умер». «Здравствуй, дорогой Гарри! Сегодня мне исполнилось одиннадцать лет, и совсем скоро я поеду в Хогвартс. Надеюсь, Шляпа распределит меня на Гриффиндор. Бабуля считает, что это было бы здорово, а дедушка — что это был бы позор. Ни один Малфой до сих пор не учился на Гриффиндоре. (Хотя папа рассказывал мне по секрету, что ему Шляпа предлагала поступить на Рэйвенкло. Но он выбрал Слизерин.) Бабуля говорит, что в Большом зале висит твой портрет и с ним можно пообщаться. Только мне страшно: вдруг ты не захочешь со мной разговаривать?» «Здравствуй, дорогой Гарри! Такая бесконечная глупость – этот мой бесконечный дневник. Такое неправильное, подзатянувшееся детство. Сколько бы я ни звала тебя, сколько бы ни плакала по ночам, ты не придешь. Я ведь не дура, чтобы считать наоборот. Этот мой дневник, по сути, неотправленные письма – тебе. Тебе – туда, откуда не возвращаются. Я порой сама думаю: кого я на самом деле люблю? Реального человека или вымышленного героя? Временами мне кажется, что я знаю тебя лучше всех тех, кто учился и сражался рядом с тобой. (Даже лучше, чем бабуля, хотя ей я об этом ни за что не скажу.) А иногда реальный человек скрывается под стотысячной маской Героя. И я не представляю, как докричаться до тебя. Тебя нет. Я выдумала тебя. Я выдумала свою дурацкую любовь, свои дурацкие слезы, свои дурацкие сны. Я даже понимаю, когда дедушка говорит: «Из-за него ты не видишь живых людей». Я не вижу живых людей – в упор. Я не хочу никаких живых людей. Я хочу чуда. Разве не может волшебница желать чуда? Только не в наше время. Только не в нашем мире. У мамы есть коронная фраза: «Когда я была в твоем возрасте, за мной бегали то-о-олпы поклонников!» И тут она обыкновенно делает большие-пребольшие глаза, чтобы показать КАКИЕ это были толпы. Охотно верю. За мамулей до сих пор бегают толпы поклонников, невзирая на флегматичное фырканье отца. Мамочка у меня создана для толп поклонников и обожателей: прелестные глаза, очаровательная фигурка, копна не тронутых сединой и волшебством волос. И губы – сердечком. Да-да, представляешь? – сердечком! Она похожа на всех героинь любовных романов – разом. Не то чтобы я читала эту ерунду, ну… ты понимаешь. И возраст здесь совершенно ни при чем: она такой родилась и такой умрет — когда-нибудь, очень нескоро. А я – совсем не такая. Меня слишком много. Рост – метр восемьдесят. Обувь – сороковой. Мантии – только на заказ. И не потому, что жажду эксклюзива. Магазины вызывают лютую ненависть: «На вас, милочка?.. Ну что вы! Таких размеров у нас нет». Мозгов – тоже слишком много. Переизбыток. «Главная заучка Гриффиндора» — этот переходящий титул вот уже шесть лет принадлежит мне. Книги, кстати, я люблю значительно больше людей. А еще я безумно люблю собак. Представляешь? Встречаю на улице собаку и могучим усилием воли удерживаю себя от того, чтобы не начать бурно с ней общаться. Останавливает лишь уважение к чужому (то есть собачьему) личному пространству. Я и сама, похоже, собака… Вот сижу и вою. Вернись, хозяин мой! Вернись! Только ты не вернешься…» * * * — Что тебе подарить на день рождения, дорогая? – лорд Малфой с любовью смотрел на внучку. Нарцисса вздохнула. Жизнь не удалась. День рождения не вызывал ничего, кроме омерзения. Годы были беспощадны к Нарциссе Малфой. Сегодня ей стукнуло семнадцать. На горизонте маячила подступающая старость. — Ты же знаешь, чего я хочу больше всего на свете, дедуля! — Нарси, солнышко, даже я не могу подарить тебе на день рождения Гарри Поттера! Он умер почти полвека назад! Нарцисса взглянула на побледневшего деда слегка испуганно: — Дедуля! Я имела в виду собаку. Драко выдохнул с явным облегчением. Хотя тема собаки традиционно считалась достаточно болезненной в их семействе, все же щенок – это что-то, за чем можно просто сходить в магазин. В отличие от мертвого Героя. Правда, Малфой все-таки попытался посопротивляться (скорее, по привычке, а не по зову сердца): — Солнышко! Но ты же помнишь про папину аллергию?.. — Дед! – многозначительно вздернутая бровь. Увидь такое покойный профессор Снейп – обзавидовался бы. – Ты отлично знаешь, что папа через неделю отбывает в Америку читать лекции в Массачусетском магическом. И контракт у него, если память мне не изменяет, заключен ровно на три года. А за три года… А за три года… Драко вздохнул, машинально пригладил рукой и без того идеально уложенные волосы, задумчиво потеребил кончик носа. Да, за три года ребенок не только закончит Хогвартс, но и влюбится, выйдет замуж, уедет на край света. И проблема с собакой перестанет быть папиной проблемой. — Хорошо. Сегодня же пойдем в зоомагазин и выберем щенка. Ты уже определилась с породой? Так визжать, как визжит здоровенная шестнадцатилетняя девица, услышав самую радостную весть в своей жизни, не умеет даже заслуженная баньши всея Ирландии. Какое-то время Драко всерьез полагал, что оглох навсегда. Впрочем, это являлось небольшим преувеличением: через полчаса слух уже почти полностью восстановился, а ликование внучки оставалось все таким же избыточным. Действительно, казалось, что дед только что пообещал ей собственноручно вернуть Героя из царства Мертвых, а не купить какого-то хвостатого и вислоухого уродца. Драко не любил собак. Он был убежденным кошатником. И кот в Мэноре водился: роскошный высокомерный сфинкс, не имевший шерсти и, соответственно, не вызывавший аллергии. Звали это уродство Аменхотепом. В просторечии — Меня. Меня был породист, нагл и чурался хозяйских ласк во всех их проявлениях. Драко на одну секунду представил судьбоносную встречу Мени и нарциссиного щенка и вздохнул. Щенок был обречен. Если сам лорд Малфой побаивался воинственного Аменхотепа, то чего уж требовать от какого-то собачьего детеныша! — Одевайся! – велел Драко внучке. – И помни: за собакой придется идти в маггловский Лондон. Второй радостный вопль был совсем чуть-чуть тише первого. — И «Макдоналдс», дедушка! — Мерлин, Нарси! Что за плебейские замашки! В Лондоне полно роскошных ресторанов, если тебе так по вкусу маггловская кухня! Нарцисса нежно обняла его за шею (ростом она уже давно обогнала невысокого деда) и, твердо глядя в глаза, произнесла: — Собака и «Макдоналдс», дедуля! И никаких компромиссов. * * * Огромный зоомагазин «Четыре ноги» рекомендовал Драко его школьный приятель Грегори Гойл, который искал для своего внука какую-то неповторимо крутую породу домашней крысы. Мода на обыкновенных-необыкновенных маггловских домашних питомцев стремительно набирала обороты в магическом мире. Теперь принято было хвастаться друг перед другом особо породистыми мадагаскарскими тараканами (в живом, а не сушеном, что характерно, виде), игуаной (тоже отнюдь не в виде чучела), или, скажем, енотом кинкажу. Драко, по сути, еще повезло, что интересы его любимой внучки оказались не столь экзотическими. Собаки располагались прямо напротив входа, чтобы сразу привлечь внимание посетителей. Потому что, с точки зрения обывателей, маленькие щеночки – это что-то невероятно милое и тискательное. Даже если потом они вырастают во что-то большое и страшное. А весь печальный опыт общения Драко с собаками подсказывал, что именно так оно и будет. Даже маленькая коротколапая такса, с умильным выражением на острой мордочке и длинными замшевыми ушами, на которую однажды Малфой засмотрелся во время прогулки по парку, исхитрилась ни за что ни про что вцепиться зубами в его лодыжку просто потому, что та оказалась в пределах досягаемости. Малфоя спасли только быстрота реакции и папенькина пижонская трость. Причем хозяйка злобной твари верещала на весь парк о гнусном насилии над невинным животным и грозилась судебным иском. Пришлось потратить одно «Силенцио» и один «Обливиэйт». А воспоминания о коротколапом монстре еще долго отравляли жизнь сиятельному лорду Малфою. И вот он – собственными руками! – собирается вручить одно такое чудовище своей любимой внучке. Драко передернуло, и он поплелся следом за Нарси, которая с горящими от восторга глазами неслась по отделу, точно пиратская бригантина при сильном попутном ветре. Щенки были повсюду: поодиночке – в клетках, кучей – в вольерах. В домиках. В корзинках. Спящие. Лающие. Гадящие. Виляющие хвостом. Умильно сопящие своими черными носами. Вывалившие розовые язычки. Что-то грызущие. (Драко понадеялся, что не останки заблудившихся перед закрытием магазина посетителей.) Рыжие комочки чау-чау. Розовые тушки бультерьеров. Серьезные стаффорды. Умильные бульмастифы. Игрушечные болонки… Каждый раз, когда Нарцисса чуть-чуть притормаживала свой стремительный бег, чтобы разглядеть очередного собачьего младенца, сердце Драко тоже практически замирало. Крупные породы внушали ему страх. Мелкие – презрение. Экзотические наводили на мысли о душевном здоровье тех, кто рискует покупать этакое безобразие. Классические навевали скуку. Малфой категорически не желал видеть ЭТО в своем благопристойном доме. Если бы… Если бы не Нарси. Ради нее он поселил бы в Мэноре даже небольшого дракона. Эх… В данный момент дракон казался ему, совершенно очевидно, меньшим злом. Когда до конца рядов с «живым товаром» оставалось уже всего ничего, и Драко обреченно приготовился заходить на второй круг, Нарцисса внезапно резко остановилась, будто споткнувшись. Перед ней находился вольер, в котором копошились щенки лабрадора. (За те одиннадцать лет, что внучка бредила собакой, Малфой самым доскональным образом изучил не только названия пород, но и их характеристики. Лабрадор был… приемлемым вариантом. Драко боялся крайностей.) Если вы хоть раз в жизни видели щенков лабрадора, то не забудете их никогда. Абсолютно волшебные. Абсолютно плюшевые. Абсолютно гармоничные. Черные, шоколадные, золотые. Все, что вы когда-нибудь мечтали обрести в собаке. Драко вздохнул. Кажется, участь его домашних тапочек была решена. Теперь он точно знал, кто будет повинен в изничтожении запасов домашней обуви и доведет, наконец, бедных домовых эльфов до инфаркта. И это — вовсе не Гермиона Грейнджер, а одно из вот таких четырехлапых существ. Оставалось добавить конкретики. Лично лорд Малфой не видел ровно никакой разницы между отдельными представителями данной породы. По его скромному мнению, следовало просто как следует зажмурить глаза и наугад ухватить первого подвернувшегося под руку щенка. Ну… Можно было еще поразбираться с полом будущего питомца… — Зовем продавца? – спросил он у замершей мраморным изваянием Нарциссы. Та молча кивнула. Драко аккуратно бросил Манящие чары в сторону одного из вежливых молодых людей в черных рубашках с серебряным отпечатком собачьей лапы на спине. (Что на тонкий вкус урожденного аристократа выглядело довольно пошло.) И вскоре жизнерадостный продавец с оригинальным именем Джон на бейджике лучезарно улыбался потенциальным покупателям. — Вы уже определились? Хочу заметить, превосходный выбор! Драко дернул уголком рта. Он не переваривал пустословия. — Заверните нам, пожалуйста, одного из… этих. Которого, дорогая? Нарси решительно ткнула пальцем куда-то в угол за пределами вольера с лабрадорами. — Вот этого. Лицо лучезарного Джона побелело и вытянулось буквально на глазах. — Мисс, это весьма неудачный выбор. Опешивший от такого развития событий Драко решил самолично выяснить причину разногласий и подошел чуть ближе. В темном углу стояла большая металлическая клетка, а в ней сидел… Ну, по всей видимости, это был щенок. Только очень большой щенок. И, кажется, его тоже можно было бы назвать лабрадором. Толстые мосластые лапы. Тяжелый взгляд. Угрожающе приподнятая в предостерегающем оскале верхняя губа. «Нет, — подумал Малфой. — НЕТ!» — Нарси… Солнышко… — Дед! Я хочу этого. Драко повернулся к продавцу: — В чем, собственно, проблема… э-э-э… Джон? — Сэр… — исконным чутьем всех продавцов в мире Джон совершенно верно определил держателя платиновой банковской карты и теперь изо всех сил старался произвести на Малфоя благоприятное впечатление. – Сэр, этот пес… Он вам не подойдет. — Почему? — Бракованный товар, сэр! — Не смейте говорить гадости о моей собаке! – гневно вмешалась Нарцисса. — Если вы желаете добра юной мисс, сэр, то вы не станете его покупать. Поверьте мне. — Такое впечатление, — проронил Драко, пристально разглядывая застывший в своей клетке предмет бурного спора, — что мы собираемся купить как минимум родного сына печально знаменитой собаки Баскервилей. — Почти, сэр, — неожиданно согласился продавец. – Я бы не удивился, узнав, что они родственники. — Подробности, Джон. — Хорошо, сэр. Как пожелаете. Во-первых, ему уже шесть месяцев. Для щенка – это практически подростковый возраст. Его поздно приучать к прогулкам. Он будет плохо привыкать к новому дому. Куча трудностей, сэр. — Преодолимо! – сквозь зубы процедила Нарцисса, окидывая бедного Джона взглядом, от которого тот слегка вздрогнул. — Мерзкий характер, сэр — с самого детства. Именно поэтому его никто до сих пор не купил. Воет по ночам. Грызет все, до чего может дотянуться. Кусает любого, кто приблизится на расстояние вытянутой руки. Не желает общаться с другими щенками – вечно сидит в углу с самым угрюмым видом. Два раза покупали – и оба раза возвращали обратно. — Уроды! – Драко показалось, что Нарцисса сейчас жахнет несчастного продавца каким-нибудь омерзительным проклятием, навроде недоброй памяти Летучемышиного сглаза. Что было бы довольно забавно, учитывая специфику магазина, но вряд ли снискало бы расположение Визенгамота. Драко понял, что балаган пора прекращать. Он отвернулся от продавца и подошел к внучке. — Нарси, ты уверена, что хочешь именно эту собаку? — Да. — Хорошо. Тогда… С днем рождения, дорогая. — Ты самый лучший дед в мире! – очень серьезно сказала Нарцисса, клюнула его в щеку и рванула к клетке, игнорируя протесты испуганного продавца. — Мисс! Мисс! Не трогайте его, бога ради! Мисс! Меня уволят, если с вами что-то случится! Драко придержал его за локоть и прижал к губам указательный палец. — Т-ш-ш, Джон! Не уволят. Я вам обещаю. Дайте им просто поговорить. Нарцисса присела на корточки перед клеткой и долго молча разглядывала ее обитателя. Щенок тоже смотрел: внимательно и пристально. Как будто хотел получить ответ на какой-то важный вопрос. На мгновение Драко стало не по себе. Нарцисса откинула засов, запиравший клетку снаружи, и протянула руку. Продавец трясся так, как будто в клетке сидел как минимум тигр. Или, на худой конец, волк. А не шестимесячный щенок лабрадора, пусть и абсолютно черного цвета. — Ну, — сказала девушка, — здравствуй, адский пес… Пойдешь со мной? Щенок сделал шаг вперед. Затем другой. Его совершенно черный на черной морде нос внимательно обнюхал протянутую ладонь. А затем просто ткнулся в нее жестом абсолютной покорности. Хвост прочертил в воздухе два робких полукруга. Мир вздрогнул – и замер. Нарцисса с торжеством посмотрела на стоящих чуть в стороне мужчин. Видели? Драко кивнул. Продавец выдохнул. — Дед, иди плати. И не забудь корм, ошейник, миску и прочие прибамбасы. — Мисс, — не удержался продавец, — может быть, сначала все-таки ошейник, поводок, намордник? И тут рвануло. — Надень себе этот намордник на свой убогий… член, который достался тебе явно по какой-то ошибке природы, – самым аристократическим тоном заявила Нарцисса Малфой. Драко вздохнул и достал свою волшебную палочку: «Обливиэйт!» Продавец расцвел прежней радостной улыбкой. — Сей же момент оформим покупку! Прошу на кассу, сэр! Уже отходя к кассе, Драко успел увидеть, как его внучка и мерзкий пес Баскервилей сидят на полу друг напротив друга, соприкоснувшись лбами, и пристально смотрят друг другу в глаза, будто ведут молчаливый разговор. А потом до его ушей долетел чуть слышный шепот: — Я назову тебя Гарри! * * * — Никогда. Ни за что. В моем доме не будет никого по имени Гарри! – это дед. — Дорогая, но это же просто неуважение к памяти Героя – назвать его именем… собаку! – это бабуля. — Гарри – это не собачья кличка, — рациональный отец. — По-моему, его надо кастрировать. Тогда он станет спокойным и мирным, — задумчивая матушка. У Нарциссы раздуваются ноздри. Пес издает из-под кресла злобный рык, как бы намекающий: живым он не дастся. Что придется выдержать очередную семейную бурю, было очевидно с самого начала. Нарцисса давно поняла: борьба с родственниками – это призвание. Нет, они все ее очень любили. По-своему. И она их всех – тоже очень. По-своему. Тот же дед: не моргнув глазом стер память обруганному ею продавцу. (Погорячилась, да. Иногда заносит…) Купил весьма странного пса просто потому, что она его об этом просила. А вот теперь, видите ли, у него открылась аллергия на имя «Гарри»! О его школьной вражде с Поттером нынче не знает только самый отпетый двоечник. Но нельзя же до такой степени цепляться за свои подростковые комплексы! И Нарцисса, скромно опустив глаза, пригрозила: — В крайнем случае я всегда могу назвать его Волди. — Очень мило! – на автомате одобрила бабуля, видимо, вздохнув с облегчением при мысли, что светлое имя Героя не будет украшать ошейник какого-то сомнительного четвероногого. – Вол… Что?! — Ну… Сокращенное от Волдеморт. Щенок под нарциссиным креслом злобно осклабился, демонстрируя могучий потенциал в деле воплощения нового Темного Лорда. Дед подпрыгнул на своем антикварном троне и изо всех сил стукнул об пол прадедовской тростью с серебряным набалдашником: — В этих стенах больше никогда никого не будут звать Волдемортом! — Волди… — протянула мамуля. – Помню, в юности у меня был поклонник по имени Вольдемар… Кажется, он учился на Рэйвенкло. По-моему, это роскошное имя! — Только через мой труп! – тут же заявил отец. Мамуля с обиженным видом отвернулась к камину и, как показалось Нарциссе, заговорщически ей подмигнула. * * * Разумеется, его назвали Гарри. Известная маггловская поговорка: «Чего хочет женщина, того хочет Бог» в семействе Малфоев давно и прочно ассоциировалась с Нарциссой Малфой. Нарцисса хотела Гарри. Она его получила. В конце концов, даже сопротивлявшемуся до упора Драко пришлось смириться с неизбежным и в свои далеко не юные годы находить некое извращенное удовольствие в том, чтобы периодически тянуть самым стервозным слизеринским тоном: — Что, Потти, опять насрал на персидский ковер? Разумеется, дальше нравоучительных замечаний дело не заходило, тем более что щенок оказался намного умнее и воспитаннее своего шрамоносного тезки, вопреки мрачным прогнозам продавца из зоомагазина, быстро освоил главные правила собачьего этикета, выучил основные собачьи команды и сделался довольно сносной частью дружного семейства. Лишь одну свою гнусную привычку адский пес никак не желал оставить в прошлом: все, что попадало ему на зуб (то есть на клык), немедленно превращалось в клочки, щепочки и прочие кусочки, непригодные к употреблению. Похоже, даже высокомерный, как некий древнеегипетский бог, Аменхотеп пару раз стал жертвой стремления щенка жевать любые очутившиеся у него на пути предметы. После этого Гарри щеголял располосованной мордой, пока не прибегала хозяйка с Заживляющими заклинаниями, а кот предпочитал передвигаться исключительно по верхам и однажды, не удержавшись в замысловатом прыжке, даже оборвал любимую портьеру леди Малфой в Большой гостиной. Нарцисса вела со своим питомцем долгие воспитательные беседы, а Гарри смотрел на хозяйку влюбленными глазами и изображал на морде полнейшее раскаяние и понимание. Драко пару раз весьма ощутимо приложил мерзавца «Ступефаем» (один раз – когда тот сжевал его любимые домашние тапки, а второй – когда покусился буквально на святое: драгоценную трость Люциуса), но эффект оказался кратковременным и неубедительным: полчаса пес ходил угрюмый и злобный, а потом мстительно разорвал на мелкие кусочки свежий, еще нечитаный номер «Ежедневного Пророка», обмусолил до полной невменяемости шелковый галстук от Армани и залил слюнями бесценный свиток восемнадцатого века, рассказывающий славную историю рода Малфоев. — Я тебя убью, Потти! — прошипел Драко, нацеливая на проклятую собаку волшебную палочку и готовясь произнести одно из основательно подзабытых Непростительных. Кажется, ненависть в его груди клокотала вполне достаточная для нарушения пары-тройки непреложных магических законов и пожизненного заключения в Азкабан. Впрочем, учитывая обстоятельства, Драко полагал, что суд Визенгамота оправдает его вчистую. Суд, может, и оправдал бы, а вот… — Дед!!! Как не стыдно! Нарцисса Малфой в образе Карающей Немезиды была прекрасна. И ужасна – одновременно. Лорд Малфой слегка поежился под ее гневным взором. Но предпочел не сдаваться без боя: — Он первым начал! — Дед… Ты сам-то себя слышишь? Действительно, если вдуматься, звучало довольно по-детски. Приходилось признать, что пес по кличке Гарри будил в Малфое-старшем далеко не самые лучшие эмоции и воспоминания. — Собаки – очень умные существа. И очень тонко чувствующие. «Умное и тонко чувствующее существо», прижавшееся к ноге любимой хозяйки и защитницы, ехидно посмотрело на лорда Малфоя и показало в собачьей ухмылке свои молодые острые зубы, плавно переходившие в нехилые клыки. Каким-то таинственным образом эта ухмылка одновременно была милой и открытой и обещала кое-кому кучу неприятностей немагического происхождения. Один из них должен был прекратить сей неравный бой, и Драко посчитал, что лучше это сделать ему. Помнится, кто-то из великих магов прошлого сказал: «Первым всегда уступает тот, кто умнее». Лорд Малфой решил, что «тем, кто умнее» вполне может стать он. Перво-наперво пришлось обработать собакоотталкивающими чарами (собственного изобретения, да!) все более-менее стационарные предметы в доме. Затем – исходя из представления о невероятной находчивости собачьего воображения – все доступные для изгрызания вещи, как-то: домашние туфли и туфли для улицы, трости, пояса от халатов, перчатки, самопишущие перья, и даже на всякий случай сов. Впрочем, была у адского пса одна особенность, за которую Драко был ему почти признателен: тот никогда не грыз книги. Хотя мог в горячке выяснения «кто в доме хозяин» зажевать письмо, недальновидно забытое где-нибудь на столе. Причем жевал он исключительно корреспонденцию лорда Малфоя, оставляя переписку прочих членов семьи в идеальном некусабельном порядке. Нарцисса уверяла, что подобная избирательность – признак необыкновенного ума, а ее дед полагал – что невероятного коварства. Пес по кличке Гарри смотрел на них своими простодушными карими глазами и молчаливо соглашался с обеими точками зрения. Короче говоря, можно было признать, что в этом раунде выяснения крутизны победили терпение и мудрость. То есть Драко Малфой. Во всяком случае, сам Драко Малфой считал именно так. Потому что пес был с ним категорически не согласен. Пес затаился в засаде, изображая ангельскую кротость. Грыз только принесенные с улицы палки и специально предназначенные для этой цели игрушки. Преданно заглядывал Драко в глаза, всем своим видом показывая, что самый крутой альфа в семье – именно господин Малфой-старший. Нарцисса доверчиво и умиленно наслаждалась картиной семейной идиллии. Между тем дом пребывал в состоянии самой настоящей Тайной Войны. Б-р-р! Тапки были целые, но мокрые, и Драко скривился от омерзения. Слюни! Проклятые собачьи слюни! Наверняка мерзкая псина с трогательным выражением на морде целый вечер, пока Малфой-старший навещал своего друга Блейза Забини, провела, положив голову на домашнюю обувь главы семьи. Со стороны это, разумеется, не вызвало у домашних никакого нарекания, но стоило засунуть внутрь ноги… — Да какого же!.. Драко очень хотелось высказать и даже неаристократично выкрикнуть Мирозданию свои поднакопившиеся претензии (больше их высказать было некому, проклятая псина предусмотрительно скрылась в недрах Малфой-мэнора), но у входа в комнату, где он вел неравный бой с обслюнявленными тапками, возникла Нарцисса. А Драко давно пообещал себе не делать внучку заложницей своих непростых взаимоотношений с ее проклятым питомцем. — Дедушка… — Что, родная? Драко умиленно взглянул на внучку. Если не считать просто до патологии болезненной любви к покойному Герою и дурного вкуса в выборе собак, то Нарцисса являлась главнейшей отрадой его сердца. — Мне… — в голосе внучки слышалась самая настоящая растерянность — состояние для Нарциссы Малфой не то чтобы нетипичное, но крайне редкое, — мне письмо пришло… из Хогвартса. Мерлин! А ведь и в самом деле. Драко прикинул в уме: учебный год совсем близко, пора собирать вещи и закупать учебники. — Пойти с тобой в Косую Аллею? Или ты позовешь кого-нибудь из своих? — У меня нет своих, — как-то чересчур спокойно ответила внучка. — Конечно, с тобой, дед, какие еще вопросы. Жалко дрогнуло сердце. В такие минуты Драко начинал вдруг отчетливо ощущать весь свой честно прожитый век и страстно сожалел, что больше не находит в себе сил одним мановением волшебной палочки изменить мир ради тех, кого любит. Он бы сделал все для этой девочки с грустью в серых, таких типично малфоевских, глазах. Но он не мог ничего — хуже самого жалкого маггла, в самом деле! — Эти идиоты еще проклянут свою слепоту, — попробовал он все-таки подобрать слова утешения. — И обгрызут локти по самые… — очень хотелось сказать «яйца», но воспитание победило: — плечи. Внучка скептически хмыкнула. …Купить все, что нужно к началу учебного года, оказалось совсем нетрудно. С деньгами у Малфоев давно уже не существовало никаких проблем. После папенькиной самоубийственной авантюры с Лордом выбираться на поверхность пришлось долго и трудно, но Драко справился. Похоже, в жизни ему везло ничуть не меньше, чем когда-то его злейшему врагу. Да и сын получился с мозгами. Драко вышагивал гордый, словно отцовский павлин, рядом со своей красавицей-внучкой и размышлял о принципах вселенской несправедливости. Надо же! Во всем распроклятом Хогвартсе — ни одного приличного мужика! Как ни грустно оказалось признаться в этом даже самому себе, в его время все было гораздо достойнее. Уж такая умница, как Нарцисса Малфой, совершенно точно не осталась бы на рождественский бал без пары. Если исключить самого Драко (даже гипотетически — родственника), то были еще Нотт, Забини, Диггори и… ладно, Поттер. Представителей некой рыжей семейки он в качестве возможных кандидатов на роль искомого кавалера не рассматривал. (Хотя мог бы… да, мог. С высоты прожитых лет прежние распри казались слегка потускневшими.) — Слушай, Нарси, а как же Нотт-младший? Он же учится с тобой на одном курсе? — И? — Ну… Он же, по-моему, вполне приемлемая партия? — Дед! Ты словно из прошлого века! Драко почему-то сделалось обидно. А потом смешно. Надо же! А ведь и впрямь — прошлый век! Правда, Нарси об этом сообщать он не стал. Напротив, сделал чопорное лицо — в лучших традициях Малфоя хогвартского розлива — и произнес: — Моя внучка достойна самого лучшего. Так что там с Ноттом? Приличная семья, внешностью мальчик не обижен. Кажется, капитан слизеринской сборной? — Капитан, — улыбнулась Нарцисса. — Только ты уж, дед, прости, играет он за другую команду. — За другую?.. А-а-а! — Драко понял и покраснел, как мальчишка. Более чем свободные нравы современной молодежи до сих пор довольно серьезно шокировали его. Нет, ну надо же! Вот старине Нотту будет подарочек! — А ты откуда знаешь? — Так все знают! — беспечно махнула рукой Нарцисса. — Они с Дэвидом после совершеннолетия пожениться хотят. — С кем? — Драко попытался уместить в голове идею официально узаконенного брака между мужчинами — и не смог. Нет, что-то такое, как он слышал, в последние годы пытались протащить через Визенгамот эти сумасшедшие молодые политики так называемой «новой волны», но… Он надеялся, что это случится не при его жизни. — Дед! Так ты же его знаешь. Дэвид Флинт. Кажется, сегодняшнему дню суждено было стать днем шокирующих открытий. Так, оказывается, любимый внучок гориллообразного Маркуса — дай Мерлин ему долгих лет жизни! — тоже из… той, другой, команды? На этом фоне неудавшаяся личная жизнь собственной внучки выглядела не так уж и катастрофично. Впрочем, его тут же посетила жуткая мысль: — Дорогая, а ты, случайно, не… — Дед, что значит «не»?.. Выражайся яснее! — Яснее он не умел. Был не в силах. Но она поняла и так. Умница! Вся в свою прабабку! — Дед! Ну ты даешь! Как мне могут нравиться девочки, если я всю жизнь влюблена в Поттера?! Она научилась так легко и небрежно произносить: «Поттер», хотя раньше, страшно смущаясь, едва выдыхала: «Гарри». Девочка взрослела — и это было печально почти до слез. Впрочем, теперь ведь у нее был тот, другой… Гарри. — Никогда бы не подумал, что скажу такое, но в свете последних откровений, дорогая, я бы решительно проголосовал за Поттера против неизвестной мне леди. Развеселившаяся Нарцисса благодарно стиснула ладонью руку Драко. — Ты самый лучший и понимающий дед в мире! Особенно если учесть, что в этой ситуации ты совсем ничем не рискуешь. Пойдем поедим мороженого? Говорят, у Фортескью — новый сорт поющего шербета. * * * Уезжать было не просто грустно — по-настоящему горько. Последнюю ночь дома она провела на полу в обнимку с Гарри. — Понимаешь, с собой можно брать только фамильяров… А собаки… Собаки — не фамильяры! Какие-то поганые коты — сколько угодно. Крысы там, жабы и прочая дрянь — в любом количестве. Сов, пусть и в совятне — на здоровье. А собак… собак… нет… Гарри снова нежно лизнул ее в нос, потом прошелся шершавым языком по заплаканным щекам. — Это несправедливо! Пес согласно выдохнул: «Еще как!» — Слушайся деда, ладно? Он вменяемый. Взгляд, полный скепсиса. Нехороший такой взгляд, если вдуматься. Но в эту ночь Нарциссе было не до заботы о нежных дедовских нервах. Разберутся как-нибудь. Если что — бабуля поможет. Уж она обоих построит в ровные ряды! Спать не хотелось, хотелось плакать. Почему ей раньше казалось, что она любит Поттера? Никого на самом деле она не любила. Только вот это восхитительное черное чудовище, что глядит на нее, точно на единственную радость своего верного собачьего сердца. — Не смотри на меня! Пес покорно закрыл глаза, прижался замшевой щекой к ее щеке, посопел рядом мокрым носом, положил сверху на руку тяжелую лапу. «Я с тобой», — да? Лежать так можно было бесконечно. «Их сердца бились в унисон» — это точно о человеке и его собаке. В конце концов под утро Нарцисса все же уснула. А пес, стараясь не шевелиться, охранял ее сон. …На вокзал Кингс-Кросс она Гарри не взяла — побоялась позорно разреветься на глазах у шокированной публики. Нарцисса Малфой не плакала. Никогда. Так считали в Школе чародейства и волшебства. Попрощались дома, лишь посмотрев друг другу в глаза: все слова были сказаны ночью, все поцелуи — розданы. Нарцисса потрепала пса по тяжелой лобастой башке, рассеянно почесала за ухом (он взглянул на нее с укоризной) и повернулась к дедушке с бабушкой. (Родители все еще счастливо пребывали в Америке.) — Пора. И решительно двинулась к границе аппарации. Пес провожал ее до самых ворот и молча смотрел, как она в сопровождении родственников выходит за эти ворота. Просто молча смотрел. А у нее разрывалось сердце — на крошечные кусочки. * * * В Хогвартсе все было как всегда: распределение первокурсников по факультетам (нынче самое большое количество учащихся попало, как ни странно, на Рэйвенкло), торжественная, но несколько сумбурная речь почтенного директора Лонгботтома, сдержанные приветствия знакомых и тех, кого с некоторой натяжкой можно было бы назвать приятелями, обмен летними новостями. «У тебя теперь есть собака? Ну надо же! Огромная? Умная? Ну ты даешь! А какой породы? Что-то я про таких не слышал (не слышала)… Маггловская? А-а-а…» — и разговор как-то сам собой сходил на нет. Зато к концу праздничного ужина Нарцисса была почти полностью в курсе всех любовных летних треволнений женской части гриффиндорского стола и некоторой части мужской. Спать она ушла рано — от шума с непривычки ужасно разболелась голова. Зелье долго отказывалось действовать, а когда боль все-таки прошла, вместе с ней исчез и сон. Почти до утра Нарцисса лежала с открытыми глазами и думала о Гарри, а когда наконец заснула, не видела совсем никаких снов. Утро наступило слишком рано и было дождливо-сумрачным. Идти на завтрак абсолютно не хотелось. Но Нарцисса знала: стоит один раз разрешить себе крошечную слабость — и все полетит в тартарары. Начинался последний год в Хогвартсе, и его следовало пережить с минимальными потерями. («Просто пережить — и все».) Она уже почти убедила себя, что любит утреннюю толкотню в спальне, лестницы, совершенно невовремя меняющие направление, проклятый тыквенный сок (который очень, очень полезен для здоровья) и свою соседку по столу, Маргариту Финниган, склонную с самого утра трещать не переставая, словно она с вечера так и не замолкала — когда прилетели совы. Почты нынче было не особенно много: родственники не спешили беспокоиться о здоровье чад, покинувших родные пенаты всего лишь накануне утром, да и домашних новостей еще не накопилось. Писем оказалось всего ничего, и среди них одно принесла белая полярная сова Малфоев. (В свое время бабуля почему-то настояла именно на этой породе и назвала птицу странным именем Хедвиг, не иначе как в честь совы самого Гарри Поттера. Впрочем, следовало признать, что не одну Нарциссу в этом доме порой клинило на личности Героя.) Сердце сжалось в нехорошем предчувствии. Дед очень трепетно относился к самостоятельности внучки и старался без нужды не опекать ее и не дергать. Как-никак выпускной курс. Почти взрослая! А тут — сова. Когда Нарцисса отвязывала послание от лапы Хедвиг, пальцы тряслись совершенно неприличным образом. Пришлось прерваться, три раза глубоко вдохнуть и только потом продолжить. Хедвиг, недовольно ухнув, уже минут пять как улетела отдыхать в совятню, а письмо все еще лежало нераспечатанным рядом с тарелкой традиционной утренней овсянки. Наконец, она решилась. Знакомый летящий почерк деда резанул по глазам тремя короткими фразами: «Пес пропал. Поиски результатов не дали. Прости». Нарцисса почувствовала, что дыхание перехватило, а сердце замерло, словно перед падением в пропасть. Нет, что за ерунда! Уже во время падения. И никаких тебе чар Левитации. «Гарри! Гарри!» В этот момент она была готова на все: сорваться домой с разрешения директора или без оного; разрушить к растакой-то матушке Хогвартс, из-за которого пришлось оставить собаку дома; поставить на уши весь Британский аврорат (с привлечением Магического интерпола); продать душу любому демону или дементору, если они помогут найти Гарри. Но… Нарцисса Малфой была слишком взрослой, чтобы верить в силу подобных радикальных мер. Если дед с его связями, бабушка с ее женским чутьем и решительным характером ничего не смогли найти, значит, дело плохо. О том, что собаку могли похитить некие неизвестные злоумышленники, даже не хотелось думать. Он просто потерялся. Он найдется. Нарцисса вышла из-за стола и решительно направилась в кабинет директора. Ей срочно требовалось попасть домой. Желательно быстро, а стало быть, через камин профессора Лонгботтома. Профессор Лонгботтом проявил понимание. Согласно школьной легенде, подтвержденной, как ни странно, дедом, в детстве у директора фамильяром была жаба по имени Тревор, которая все время куда-то исчезала, заставляя хозяина переживать и волноваться за непоседливого питомца. Так что камин Нарциссе открыли по первой же слезной просьбе, напомнив, что к ужину нужно вернуться обратно в школу. Дома ее встретил дед, словно ни мгновения не сомневался в появлении внучки. Просто подал руку, помогая выбраться из камина, стряхнул золу со школьной мантии, улыбнулся нерадостно: — Привет, солнце! А глаза у Драко Малфоя в этот момент были совершенно как у побитой собаки, и Нарциссе стало не по себе. Такое выражение лица у деда она видела впервые. — Привет. Меня вот до вечера отпустили. Вдруг я что-нибудь найду. Драко сдержанно кивнул: — Конечно. Попробовать в любом случае стоит. Оказывается, Гарри исчез в тот же день, когда Нарцисса уехала в Хогвартс. Провожавшие внучку хозяева Мэнора прибыли домой с вокзала Кингс-Кросс, а пес уже исчез. Впрочем, тревогу забили только к вечеру, когда прожорливый оболтус не вернулся к своей законной кормежке. Днем он вполне мог обследовать громадную территорию Мэнора, предаваясь каким-то своим, без сомнения, очень важным собачьим делам, но еда для него всегда была святым. Уже за полчаса до положенного ужина он начинал бродить вокруг своей пустой миски, возить ею по полу, тяжело вздыхать и намекающе смотреть на всех, кто в данный момент оказывался рядом. (В свое время именно Нарцисса придумала кормить щенка в столовой, когда вся семья усаживалась за стол. Дескать, в компании бедному зверику будет не скучно и не одиноко поглощать пищу.) Так вот, к ужину Гарри не явился. На поиск отправили домовиков. Те принесли весть: на территории Мэнора пса нет. Драко использовал Поисковое заклятие, но оказалось, что оно не работает на собаках — только на людях, да и то не всегда. Аврорат разослал ориентировки по стране. (По поводу животного такое происходило, по всей видимости, впервые, но у Малфоев везде связи.) Нарцисса прошла в свою комнату, упала лицом на кровать. Покрывало пахло домом и — совсем чуть-чуть — теплой собачьей шерстью. При ближайшем рассмотрении обнаружились следы грязных лап: похоже, кое-кто, воспользовавшись отсутствием хозяев, решил нарушить запреты и покуситься на святое. Представив, как Гарри грустно сопит, положив голову на ее подушку, не понимая, почему его бросили здесь в одиночестве, Нарцисса все-таки заплакала. До этого держалась, а тут слезы потекли сами собой: кап-кап-кап. Гарри, Гарри! Где же ты?! Найдешься — задушу собственными руками, скотина! Лишь бы был жив. Нарыдавшись вволю, она решительно переоделась в свои наиболее затрапезные шмотки, умылась холодной водой и отправилась на поиски. Домовики-домовиками, а голос любимой хозяйки для собаки — это та самая путеводная звезда во мраке ночи. А еще — запах. (А еще – оглушительный стук сердца?) Что-то же должно позвать так, как просто знакомые люди (и нелюди) позвать не смогут. Территория, прилегающая к Мэнору, была обследована полностью, включая хозяйственные постройки. Нарцисса совершенно сорвала голос и к вечеру изъяснялась только шепотом – да и то с трудом, но Гарри не нашелся. Похоже, либо пес убежал далеко за пределы, подвластные Малфоям, либо с ним случилось что-то совсем уж нехорошее. Расстроенная Нарцисса запретила себе думать на подобные темы, считая, что мрачные мысли притягивают беду. И плакать, кстати, она себе тоже запретила. Попрощавшись с бабулей и нежно обняв абсолютно загрустившего деда, она отправилась назад, в Хогвартс, и успела как раз к ужину. Несмотря на переживания, а может быть, благодаря им, есть хотелось просто нестерпимо. А вот созерцать сочувственное выражение на лицах людей, которые даже не представляли, что такое исчезновение близкого существа – не хотелось совершенно. После реплики Юфимии Пьюси: — Да ладно тебе, Малфой! Предки купят тебе, кого захочешь, даже жениха. Не переживай! – Нарцисса молча встала из-за стола и ушла в спальню, не притронувшись к десерту. Она слишком хорошо учила новейшую историю магической Британии, чтобы не помнить, к чему приводит неконтролируемое потакание собственным низменным инстинктам. Да и Азкабана за Непростительные еще никто не отменял. На следующий день мисс Пьюси покрылась роскошными гнойными фурункулами, но на палочке Нарциссы не нашли ни малейшего следа чего-то недозволенного уставом школы. Еще бы! Не зря же мисс Малфой была одной из лучших в Зельеварении! Злопыхатели и «сочувствующие» примолкли, но легче не стало. Напротив, стало хуже: ярость отлично отвлекала от страшных мыслей, а ненависть, как выяснилось, оказалась куда продуктивнее слез. Совы от деда прилетали каждый день: «Никаких новостей. Держись». В какой-то момент она начала малодушно думать, что отсутствие новостей – это хорошо. Гораздо лучше обнаруженного на ближайшем маггловском скоростном шоссе трупа черного лабрадора. Да здравствует неопределенность! На субботу и воскресенье по просьбе бабушки ее отпустили домой. У бабушки, как выяснилось, были весьма неплохие рычаги давления на директора Лонгботтома, чем Нарцисса воспользовалась без всяких моральных угрызений. В Мэноре она бродила по саду, уже не пытаясь звать, а просто вспоминая: вот здесь они бегали наперегонки, здесь гоняли наглых, зажравшихся воробьев, оттачивая охотничьи инстинкты, здесь валялись кверху пузами на травке, а здесь у них с Гарри располагалась площадка для дрессировки… Прочитав несколько весьма дельных маггловских книг про общение с питомцами, Нарцисса взяла непростое дело воспитания щенка в свои руки, часами обучая его не только сидеть, лежать, стоять и ходить рядом, но и понимать хозяйку без слов. Мерлин! Как они в конце концов научились понимать друг друга! Кто же знал, что это сильнее романтической любви, крепче любого кровного родства – прорастание душ, соединение, сплетение, слияние, когда достаточно встречи взглядов, чтобы почувствовать тепло где-то в груди. А хвост? Порой Нарцисса до зубовного скрежета завидовала собственному псу – у нее-то самой такой полезной штуки не было! А ведь как много можно сказать всего несколькими взмахами собачьего хвоста! И: «О! Какое счастье видеть тебя, возлюбленная моей собачьей души!», и: «Извини, дорогая, но я сейчас немножечко занят, поговорим после!» А вот это: «Жизнь прекрасна, потому что мы бежим наперегонки по усыпанной серым песком аллее сада, я только что получил от твоей добрейшей бабушки под столом запретный кусочек мясного пирога, завтра будет новый день, ветер пахнет летучими мышами и обещаниями, а ты рядом со мной – и всегда будешь рядом!» В школу она вернулась совсем разбитой, и следующая учебная неделя прошла как в тумане. Учителя старались лишний раз не трогать мисс Малфой (вот когда пригодилась честно заработанная в течение шести предыдущих лет репутация отличницы и зубрилки!). Правда, заданные эссе она писала по-прежнему в нужном объеме и сдавала вовремя, так что какие-то оценки все-таки оседали на их полях. На следующие выходные она в Мэнор не выбралась, хотя дед и уговаривал. Дома казалось слишком пусто и еще более одиноко, чем в школе. Так порой случается: самая страшная пустота образуется там, где еще совсем недавно кто-то был. Ночами Гарри приходил к ней: клал лобастую голову на колени, поводил ушами, заглядывал в глаза. И это означало такое бесконечное «Люблю!», что Нарцисса неизменно просыпалась в слезах. В конце концов, подобное существование настолько выжало из нее все душевные силы, что она решила в ближайшее воскресенье отправиться вместе со всеми в Хогсмид. (Хотя в ее случае это «вместе», определенно, было весьма условным: можно идти совсем рядом, плечом к плечу, даже обмениваться по дороге шутками, но при этом не стать ближе.) В Хогсмиде все разбрелись кто куда: часть отправилась тратить карманные деньги в непотопляемое «Сладкое королевство», часть – в «Волшебные вредилки умников Уизли», которыми заправляло уже второе поколение означенных «умников», отчего продаваемые там пакости ничуть не стали менее изобретательными или зловредными. Серьезные, зацикленные на учебе, осаждали книжный магазин «Мэджик букс», легкомысленные – магазин модной одежды «Natasha Rostova» восходящей звезды магической моды из далекой России. Те, кто считал себя выше подобной шелухи, располагались со сливочным пивом в «Трех метлах» у мадам Альбины, внучатой племянницы той самой легендарной Розмерты, о которой так не любил вспоминать дед, зато с удовольствием (и ехидством) рассказывала бабуля. Наиболее отчаянные снимали отдельные комнаты в заведениях поплоше, где никого не интересовал возраст клиентов: либо для того, чтобы от души нажраться чего-нибудь высокоградусного в суровой мужской компании, либо для того, чтобы предаться куда менее невинным плотским утехам. Самой Нарциссе не хотелось ничего из этого (весьма глобального) списка развлечений, которые предлагал Хогсмид. Но она честно прошлась по магазинам, купила себе поющий леденец (и тут же подарила его какому-то мелкому третьекурснику), послонялась вдоль книжных стеллажей, зачем-то полистала журналы по собаководству. Почувствовав, что сейчас постыдно разревется, вышла на улицу, подставляя лицо не слишком яркому осеннему солнцу. — А вот и ты, моя красавица! – шепнули рядом, и Нарцисса вздрогнула. Этот голос она узнала бы из тысячи: Малькольм Лэйн, чтоб его соплохвостом через задницу! Рука сама собой метнулась к карману с волшебной палочкой – с Лэйном требовалось действовать быстро, иначе можно было оказаться в весьма неприятной ситуации. У Нарциссы ушел почти весь шестой курс, дабы объяснить этому тупому смертофалду, что он ее не интересует ни в каком качестве, кроме случайной тучки на горизонте, а уж в роли возлюбленного – ни за что и никогда. Даже так: НИКОГДА. Она не успела. Лэйн перехватил запястье жестким захватом (физических сил у него всегда было больше, чем у Нарциссы, хорошо еще, что волшебник он оказался так себе). Вот только без палочки… Что она могла? Рассматривался вариант закричать дурным голосом, хотя подобная манера поведения скорее пристала бы робкой селянке из прошлого века, а не решительной леди Малфой, но… Под ребра ткнулось что-то острое. — Палочка чужая, — выдохнул Лэйн, обдав противным запахом перегара (видимо, успел набраться какой-то дрянью «для храбрости»). — Приложу «Империо», и никто ничего не докажет. — Зачем же «Империо», — курлыкнула Нарцисса, совершенно распутно надувая губки и хлопая ресницами. (Во всяком случае, она надеялась, что это выглядит завлекательно и распутно — опыт отсутствовал напрочь.) — Мне так одиноко сегодня… Ты же знаешь, у меня украли собачку… Мелькнула мысль, что Гарри лично покусал бы свихнувшуюся хозяйку за эту слюнявую «собачку», но, как известно, в любви и на войне… — Правда? — удивился Лэйн, приготовившийся к привычному отчаянному сопротивлению. — Сегодня сгодишься даже ты, — прямолинейно рубанула Нарцисса и прикинула, не перегнула ли с откровенностью и решительностью. Вдруг да не поверит? Может быть, в трезвом уме поклонник и усомнился бы в ее внезапно вспыхнувших чувствах (или вожделении), но сейчас… Сейчас он слышал только одно: «Возьми меня, я твоя!» Она очень надеялась, что теперь Лэйн слегка потеряет бдительность, и станет возможно… Но нет: рука в захвате, волшебная палочка — под ребра. Ладно, еще не вечер! — Пойдем в «Пьяного ослика», моя радость! — почти простонал Малькольм. («Мерлин! Здесь есть и такое?!») — Там у меня приготовлено для нас любовное гнездышко. «Меня сейчас стошнит прямо ему на ботинки… — мрачно подумала Нарцисса, не слишком печалясь подобной перспективе, хотя это, определенно, шло вразрез с устроенным ею представлением. — Может, решит, что от страсти?» Однако тащиться куда-то «в номера» с невменяемым поклонником в ее планы не входило. В конце концов, вариант «истошно заорать» всегда можно оставить на крайний случай. — Нет, так долго я не выдержу! Сначала — сюда, — и она решительным шагом двинулась в ближайший темный закоулок между двумя домами. Сразу стало непонятно, кто кого похищает и собирается изнасиловать, но это в данной ситуации ей было только на руку. Лэйн покорно тащился за своей жертвой, палочка слегка сместилась к спине и, похоже, давила уже не столь уверенно. Нарцисса лишь помолилась всем существующим (и несуществующим) в этом мире богам удачи, чтобы какой-нибудь случайный прохожий не вызвал у Лэйна нового приступа паранойи. В отличие от легендарного Поттера, сбрасывать «Империо» она не умела, а превращаться в чужую покорную секс-игрушку не имела ни малейшего желания. Намеченная подворотня была темна и в меру запущена. Справа и слева громоздились ряды какой-то пустой тары. Самое то, леди Малфой! Вперед! С глухим, якобы страстным, стоном Нарцисса, извернувшись, прижала своего спутника к стене. (Понадеявшись, что после тому придется довольно долго чистить мантию от прилипшей к ней всяческой мерзости.) Палочка Лэйна неуверенно вильнула в сторону, но вскоре снова вернулась в прежнюю позицию. Мордредовы кальсоны! Грязные вонючие кальсоны! «Как каторжная цепь ему она повесилась на шею!» — мелькнуло в голове из обожаемой маггловской классики. Пришло время двигаться дальше. Ничего! Никто еще не мог удачно контролировать волшебную палочку и разбрасываться Непростительными со спущенными штанами. Перспектива выглядела довольно противно, но месть была бы воистину сладка. Ладно, что там обычно делают горячие и сексуальные героини в любовных романах мисс Лаванды Браун? Кусок про напрягшуюся грудь и отвердевшие соски можно пропустить… А вот если пропустить страстный поцелуй, он ей не поверит. Или обещание ее горячих губ в других местах исправит дело? В этот момент Лэйн отпустил ее запястье (ура!), предоставив большую свободу движений, но зато переложил волшебную палочку Нарциссы в карман своей мантии (сволочь!). Пришла пора решительных действий. Она торопливо клюнула Малькольма в пахнущие огневиски губы и начала дрожащими руками расстегивать его мантию. Оставалось надеяться: он решит, что руки дрожат от страсти. Каждый ведь верит в то, во что хочет верить, не так ли? — Чего ты там копаешься? — послышалось у самой щеки — и руки задрожали еще сильней. Все-таки одно дело — читать о таком в дамских романах (которые Нарцисса не одобряла, но все равно иногда просматривала, из-за отсутствия какой бы то ни было личной жизни) и совсем другое — реализовать все на практике, да еще и с человеком, которого ненавидишь. «Я не смогу!» — в отчаянии подумала она. «Сможешь! — рявкнул внутренний голос, обычно приходивший ей на помощь в самые трудные жизненные моменты. – Ты всю жизнь любила Гарри Поттера! Ты не имеешь права сдаться, трусливая овца!» Мантия распахнулась, и пальцы забрались под зеленый слизеринский джемпер (привет, дед!) и вцепились в пряжку ремня. Давление палочки на ребра чуть-чуть ослабло, зато давление под ладонью… Теоретически она знала, как устроены мужчины. Ну... и пару раз разглядывала картинки в эротических журналах для ведьм, которые периодически возникали словно бы ниоткуда в спальне Гриффиндора. Но вот так, вживую… Мерлин! Он же огромный! И под брюками нет белья. Кажется. Точно. И… что теперь? — Возьми его в рот, бэ-э-би!.. — сладострастно (как ему казалось) простонал Мистер-здоровенный-член. «Сейчас я упаду в обморок, — как-то отстраненно подумала Нарцисса. — И делайте со мной, что хотите!» В тот момент, когда она уже совсем собралась реализовать это жалкое намерение, сзади раздался рык. Так рычат Гончие Ада перед тем, как сорваться в Дикой Охоте. Если бы Нарцисса уже не была перепугана почти насмерть, она бы испугалась. Дальше все произошло так стремительно, что она не сразу разобралась в последовательности событий: Лэйн отшвырнул свою несостоявшуюся любовницу куда-то вбок, собираясь воспользоваться волшебной палочкой против нападающего, черная тень стремительно метнулась вперед, сбивая его с ног, послышалось почти одновременно: «А-а-а!», «Р-р-р!» и бодрое «Хрясть». Последнее, как выяснилось, относилось к волшебной палочке упавшего героя. А верхом на поверженном враге… Нарцисса не поверила своим глазам!.. Огромный черный… лабрадор? Гарри?! Гарри!!! Пес зловеще клацнул зубами в непосредственной близости от внезапно обмякшего и как-то сильно сникшего достоинства бывшего потенциального насильника. Тот задержал дыхание. — Цисси! Помоги!.. — Увы, — без всякого сожаления бросила Нарцисса, — у меня даже нет палочки. — В правом кармане… Ты же любишь меня! — Кто тебе сказал такую глупость, Лэйн? — она подошла к поверженному врагу, не торопясь достала палочку из правого кармана разметавшейся по пыльной мостовой мантии, приставила к вздрагивающему от ужаса кадыку. — Что ты там говорил? «Империо»? — Ты не посмеешь! Это же Непростительное! Пес насмешливо рыкнул. — Мы — Малфои! — надменно обронила Нарцисса. — Некоторые считают, что нам сойдет с рук даже убийство министра. И, кстати: я терпеть не могу, когда меня называют «Цисси»! «Обливиэйт»? «Круцио»? «Сектумсемпра»? В голове разом всплыл добрый десяток наиболее пакостных проклятий. Но… Гарри! К ней вернулся Гарри! (Если это только не горячечный бред помутившегося от страха рассудка.) Омрачать такой день местью мелкому ублюдку? Из раскрытой в злобном оскале пасти пса капнула слюна. Вот как раз туда и капнула… Этого оказалось достаточно, чтобы лежащий на земле Лэйн зашелся в испуганном хрипе. Он был жалок. По-настоящему жалок. — Отпусти его, Гарри, — устало велела Нарцисса. — Не то он сейчас всерьез обделается. Пес немного отступил назад, продолжая пристально разглядывать свою несостоявшуюся жертву, точно прикидывал: не откусить ли все же сей лакомый кусок? — С-спасибо… — Не за что. Акцио палочка Лэйна! Видимо, родная палочка Малькольма была у него надежно припрятана где-то в недрах исполненной сюрпризов мантии, потому что выбиралась она из-под хозяина долго и муторно, но в конце концов покорно легла в руку Нарциссы. Старинный полированный дуб, резьба, драгоценный черный опал, десять дюймов. Видимо, семейная реликвия. Леди Малфой не испытывала ни малейших угрызений совести, когда ломала ее, точно мушкетер шпагу поверженного врага — о правое колено. — Пойдем, Гарри. Теперь мы в расчете. — Пес спокойно обошел вокруг хозяйки и дисциплинированно уселся у ее левой ноги. — И, кстати… Вот эта злобная тварь — мой личный фейри-хранитель. И… В следующий раз я скажу ему: «Фас!» * * * Это только в темноте покинутой ими подворотни Гарри казался страшным Адским Псом. На свету… Нарцисса едва не заплакала. Нет, она не будет плакать. Не будет. — Пойдем, мой хороший… Я тебя потом как-нибудь убью. А сейчас нам бы добраться до Хагрида. Мокрый черный нос благодарно ткнулся в ее ладонь. Разговаривать на пути в Хогвартс со всеми, кому было дело до Нарциссы Малфой и ее пса, совершенно не хотелось. Именно поэтому она накинула на них с Гарри чары Отвлечения внимания. Путь выдался долгим. Припадая на все четыре лапы, Гарри плелся рядом с хозяйкой, которой пришлось весьма ощутимо сбавить привычный темп движения, тем более что в крови все еще бурлил почти болезненный адреналин, требующий нестись быстрее знаменитой поттеровской «Молнии». — Ничего, главное, что ты — живой, — бормотала она. — Мы тебя откормим, вылечим, отмоем… — Гарри недовольно дернул щекой — он не слишком-то любил насильственные водные процедуры, хотя обожал поплавать в каждом из доступных декоративных водоемов Малфой-мэнора. — Как же ты посмел, мерзавец? Я же чуть с ума не сошла! Бабуля Аврорат на уши поставила. Дед по старым связям прошелся — все без толку. Виноватый взмах хвоста можно было интерпретировать только одним способом: «Я мчался к тебе со всех лап. Извини». Если бы Нарцисса не знала точно, что Гарри ни за что не простит ей применения заклинания «Левикорпус», то просто подняла бы измученного пса и доставила к Хагриду по воздуху. Но, отлично представляя, что такое гордость, она умела уважать ее в других. Даже если с точки зрения окружающих этот «другой» являлся самой обыкновенной неволшебной собакой. Впрочем, Нарцисса была абсолютно уверена, что неволшебных собак вообще не существует. К счастью, Хагрид обнаружился дома — возился в огороде возле своей хижины. Дед, знавший хогвартского лесничего еще во времена своей бурной школьной юности, как-то заметил, что тот почти не изменился за прошедшие годы — разве что поседел, а вот хижина его – как была уродство-уродством, так и осталась. Нарциссу совершенно не волновали архитектурные достоинства жилища Хагрида — последние шаги дались Гарри с ощутимым трудом, так что несколько раз ей хотелось все-таки подхватить его, прижать к груди и тащить на себе. У прибежавшего на ее вопли Хагрида поднять на руки здоровенного почти уже взрослого пса получилось с куда большим успехом. К глубокому облегчению Нарциссы, обладающий весьма своевольным характером Гарри на этот раз не оказал никакого сопротивления и даже напротив — расслабился в объятиях полувеликана, доверчиво свесив вниз уши, лапы и хвост, словно какой-нибудь щенок, которого в первый раз оторвали от матери и несут неизвестно куда. — Хороший мальчик, — пробасил Хагрид, поглядывая на идущую рядом Нарциссу. (Два ее шага — на один его.) — Кто же его так? — Он из Мэнора сбежал и до меня вот… добрался. — Мэнор… это… далеко, — лесничий уважительно глянул на пса в своих ладонях. — Машинами пахнет, бензином… На маггловских таратайках, стало быть, добирался. Молодец! А вот такого им точно не приходило в голову! Маги! Нет чтобы разместить объявления о пропавшей собаке в маггловских средствах массовой информации! Глядишь, и нашлась бы их потеря на пару недель раньше. Снобы хреновы! Малфои! Но и Аврорат, по правде говоря, тоже хорош! Надо кое-кому из родственничков высказать все, что она думает по поводу работы этой идиотской правоохранительной конторы! Обязательно выскажет — дайте только добраться до очередного семейного сборища! Мракоборцы, чтоб их! — Но и бежал много, — продолжил Хагрид мысли вслух. — Вон, лапы в кровь стерты, от когтей одни воспоминания остались. По асфальту бежал, стало быть. Он жесткий… асфальт. Когти стираются. Нарцисса как-то беспомощно, совсем по-детски шмыгнула носом, погладив проступающие сквозь пыльную, а когда-то такую лощеную, точно бархат, черную шкуру собачьи ребра. — И ел плохо… Отощал. И драться приходилось… Когда они вошли в хижину лесничего, Нарцисса была почти готова благословлять обступивший их полумрак. В этом освещении, каком-то странно-зыбком из-за проникающих в небольшое окно сквозь ветки растущих рядом с домом деревьев косых вечерних лучей осеннего солнца, казалось, будто ничего страшного не произошло, а Гарри просто лег отдохнуть. Хагрид уложил совершенно обессиленного пса на свою громадную постель, нисколько не смущаясь чистотой лап или шкуры, велел подогреть воды в большой деревянной лохани (при помощи волшебства это, само собой, можно было сделать гораздо проще и быстрее, чем на живом огне), притащил разнообразные травки и корешки, заварил их в керамической емкости размером с приличную кухонную кастрюлю, извлек из сундука, стоявшего в углу, какие-то рваные тряпки, похожие на изношенные, но довольно чистые простыни. Потом время рвануло со страшной скоростью: пса аккуратно вымыли в теплой воде с добавленными в нее травками, затем Нарцисса высушила заклинаниями враз заблестевшую шерсть, а вновь начавшие после мытья кровить подушечки лап смазали жутко вонючей мазью. — Лучшая штука в мире, не сомневайтесь, мисс, — утешительно прогудел Хагрид, заматывая лапы порванными на полосы тряпками. — Они… это… мягче, чем бинты. А завтра уже можно будет снять. Пес не возражал, Нарцисса — тем более. Кому же еще и доверять в таких вопросах, как не специалисту! — Вы с ним побудьте пока, мисс, — пробасил хозяин хижины, когда все, что можно, они уже сделали. — Чтобы ему одному не было страшно. Место ведь чужое, незнакомое. Он к вам издалека шел, шел и… дошел вот! А я дела свои закончу и приду, чтобы вас на ужин отпустить. И директору сейчас скажу, чтобы, значит, вас не теряли. Радость-то какая, вот ведь! Сначала Нарцисса и вправду посидела на стуле рядом с кроватью, почесывая за черным замшевым ухом и почти с восторгом ощущая, как нежный горячий язык вылизывает запястье. Потом — перебралась на постель, прижалась щекой к мерно вздымающемуся боку и сама не заметила, как уснула. * * * В Хогвартс Гарри все-таки не пустили, сославшись на Устав школы и вековые традиции (хотя по лицу директора Лонгботтома было заметно, куда именно он с удовольствием бы послал данный Устав, а также многоумный Попечительский совет, оный Устав тщательнейшим образом контролирующий). Зато довольно резво пошедший на поправку пес поселился в хижине Хагрида, с которым сразу же нашел общий язык, и никто не мешал Нарциссе навещать собаку своей души при любом удобном и неудобном случаях. Хагрид только искренне радовался гостье, а пес и вовсе был просто счастлив. Его счастье можно было сравнить разве что с бурной радостью (пополам с облегчением) домашних, получивших известие о благополучном прибытии беглеца в пункт назначения. Бабуля передала со службой Магической доставки пакет наиболее дорогого собачьего лакомства, а дед — маггловский ошейник со встроенным маячком для слежения. Если учесть, что магглы у деда всю его жизнь вызывали весьма смешанные чувства, Нарцисса сочла данное действие почти за самый натуральный подвиг. Родители, бывшие в курсе событий, но не принимавшие в них никакого участия ввиду географической отдаленности, прислали оптимистичное послание, исполненное такой радости, что та выглядела слегка ненатуральной. Было очевидно, что отца чрезвычайно беспокоит судьба собственной аллергии, но он старается сохранять манеры истинного джентльмена. Большой неожиданностью для Нарциссы стал тот странный факт, что наличие у тебя в питомцах веселого, жизнерадостного и вполне интеллигентного пса резко увеличивает твою популярность в стенах родного учебного заведения. Всем хотелось поиграть с Гарри. Всем хотелось посмотреть, как он выполняет команды. Всем (ну, или почти всем) хотелось с ним дружить. (Уродцы типа Малькольма Лэйна и Юфимии Пьюси — не в счет, кому они интересны?) Ну и любимая хозяйка волей-неволей оказалась причастна к чужой славе. Жизнь била ключом. Привыкшая к постоянному одиночеству и добровольной самоизоляции Нарцисса порой даже жалела о прошлых временах: вокруг толпилось слишком много людей. Это нельзя было назвать настоящей дружбой, но на приятельство вполне тянуло. Время летело быстро. На Рождество Нарцисса вместе с Гарри вернулись в Мэнор. За прошедшие месяцы пес залечил полученные в скитаниях по стране раны, отъелся, нарастил мышечную массу и даже слегка заматерел. Их встреча с хозяином поместья напоминала саммит глав двух не шибко дружественных государств: сдержанная вежливость и напряженно-подозрительные взгляды исподлобья. Выразительный хвост Гарри пребывал в настороженном бездействии. Драко старательно не вспоминал прошлое. Зато старшая леди Малфой получила свою порцию радостных обнимашек, хвостоверчений и восторженных слюней. (Чем, похоже, искренне гордилась.) Родители так и не смогли выбраться на праздники из заокеанского Массачусетса, зато прислали гору экзотических подарков. В сочельник выпал снег — совсем как в Шотландии, и Гарри, подобно всем собакам, сошел от него с ума: носился по сугробам огромными прыжками, падал, чтобы вываляться от души и превратиться в Ужасное Снежное Чудовище, лаял во весь голос, точно расшалившийся щенок, вышедший на охоту за хозяйским тапком, и норовил уронить Нарциссу куда придется — настолько был счастлив. Снег пах другой, неизведанной жизнью и абсолютной свободой: свободой быть самим собой, ни от кого не зависеть, иметь полное право не соответствовать ничьим ожиданиям и даже, если такое вдруг взбредет в голову, начать, наконец, жизнь с чистого листа. Чистого-чистого, как первый снег. Нарциссе вдруг показалось, что кто-то всезнающий (не сам ли Великий Мерлин?) расстелил перед ней страницу нового дневника и как бы намекающе сказал: «Пиши!» А она и пишет — причудливыми иероглифами собачьих следов, переплетающимися со следами ее собственных зимних сапожек. Что-то свежее, странное и — определенно! — волшебное, от чего отчаянно щемит сердце. — Солнышко, что с тобой? — подкравшийся сзади дед обнял за плечи, отряхивая снег с рыжей лисьей опушки капюшона ее тяжелого зимнего плаща. — Кажется, это называется счастьем. Дедуля, ты был когда-нибудь счастлив? — Само собой! — обычно холодные, иногда даже просто ледяные глаза Драко Малфоя смеялись. — Большую часть жизни. Когда сумел наконец признаться себе, что быть идиотом — не самый лучший вариант существования. Твоя бабуля в меня эту простую истину достаточно быстро вколотила — черенком своей «Молнии» по голове. — Бабуля у нас сурова, — согласилась Нарцисса, улыбаясь от уха до уха. Дед, разумеется — известный подкаблучник! А, вообще, у этих двоих уже столько лет — полная гармония, что даже страшно. Ведь сразу же становится очевидно: у тебя такого не будет никогда. Так как нет второго Драко Малфоя на белом свете. Штучный товар. И уж тем более нет второго Гарри Поттера. Смирись, несчастная! Она ухмыльнулась и, быстро наклонившись к сугробу, засунула деду за воротник идеально наглаженной белоснежной рубашки, выглядывающий из-под мантии, отличный ледяной снежок. Дед рыкнул и уронил непочтительную внучку в сугроб. Подкравшийся сзади пес устроил главе славного рода Малфоев партизанскую подсечку под колени и легкомысленно потоптался на поверженном враге. Когда бабуля выглянула в окно, чтобы выяснить причину шума, все трое валялись в сугробе с совершенно счастливыми физиономиями. Праздники пролетели незаметно. И ничего, что сразу после наступления Рождества грянула оттепель и снег растаял, оставив после себя ужасно несимпатичную грязь. Зато он был. И елки: в самом большом зале Малфой-мэнора, в Малой гостиной (только для своих) и в углу спальни Нарциссы — так, как она любила с детства, чтобы засыпать под перемигивание разноцветных гирлянд. И самым лучшим подарком — Гарри, сопящий своим черным носом и подергивающий во сне всеми четырьмя лапами, на коврике возле кровати. Когда настало время возвращаться в Хогвартс, и платформа девять и три четверти уже обрушила на них свой веселый еще-совсем-рождественский гвалт, дед отвел Нарциссу в сторону: — Знаешь, много думал в последнее время. С этой твоей чертовой собакой… Мне кажется, нам необходимо экстренное средство связи, запасной вариант. Я не стал при бабушке — она будет нервничать… Вот… — вышло как-то совсем не по-малфоевски, нервно и скомканно, зато в ладонь Нарциссы легло какое-то украшение на цепочке. — В поезде посмотришь. Он и двоих, если что, вытянет: нужно только порвать цепочку. Просто так она не порвется — зачарована. Требуется действительно захотеть. Носи на шее, ладно? Холодные губы деда коснулись ее лба. В Хогвартс-экспрессе Нарцисса разжала пальцы, стискивавшие нежданный подарок: небольшой медальон с квадратом чистейшего голубого топаза в серебре на тонюсенькой, почти незаметной цепочке довольно простого плетения. Прижавшийся к ее колену пес посмотрел понимающе, словно и впрямь глубинной мудростью какой-то особой собачьей магии разгадал тайну забавной человеческой побрякушки. — Только попробуй еще чего-нибудь учудить! — мрачно шепнула ему Нарцисса. — Обрежу наглый хвост по самые уши! Сектумсемпрой! «Наглый хвост» парой радостных, энергичных движений подмел пол купе. В раздвижные двери заглянули близнецы Уизли — Ахилл и Гектор, учившиеся на пару курсов младше Нарциссы на том же самом Гриффиндоре. — Там везде занято. К тебе можно? О, Гарри, старина! Нарцисса молча подвинулась к окну, предоставив псу возможность счастливо отвечать на приветствия оккупантов. Не родился еще тот везучий человек, который мог бы устоять перед напором представителей семьи Уизли, особенно в таком вот удвоенном формате. Следом за близнецами в купе подтянулось еще некоторое количество поклонников Гарри, и пришлось окончательно распрощаться с мечтами о спокойной поездке. Зато, если уж по правде, было довольно весело. Дурные мысли, поселившиеся в голове после не слишком оптимистичного подарка деда, оказались забыты, и только тонкая серебряная цепочка, убранная под школьную блузку, непривычно натирала шею, да кулон холодил грудь. * * * Если бы Нарцисса могла именно сейчас строить сложные предложения, она бы, вероятно, подумала: «Дед!!! Что у тебя было по Прорицаниям?!» Новый семестр начался весьма благостно: надежный шотландский снег, неисчерпаемые запасы конфет, привезенные из дома, и отсутствие на горизонте Малькольма Лэйна, которого любящие родственники, видимо, проведшие собственное пристрастное расследование по поводу сломанной волшебной палочки, убрали подальше от греха и мстительных Малфоев аж в суровый Дурмстранг. Во всяком случае, так полагала одна представительница семейства Малфой. Правда, неотвратимо наползали выпускные экзамены, но Нарцисса, привыкшая учиться регулярно, а не бешеными авралами, не особенно переживала на их счет: требовалось только кое-что подтянуть и освежить в памяти. Впервые в жизни ей отчаянно не хотелось тратить время на книжки — ее ждал Гарри. С каких пор имя Гарри перестало ассоциироваться с восхитительными зелеными глазами за стеклами дурацких, знакомых всем и каждому круглых очков, а стало обозначать исполненный любви карий взгляд, мокрый и всегда холодный черный нос, тяжелые лапы, которые в минуты наиполнейшей собачьей радости укладываются тебе на плечи (если удается дотянуться), теплый, нежный, шершавый язык? С того мига, когда в огромном маггловском магазине они заглянули друг другу в самую серединку души. (Такое умеют лишь собаки и самые родные люди — и больше никто.) Нарцисса давным-давно забросила дневник. Зачем изливать свои чувства бездушным страницам, если можно прошептать: «Я люблю тебя», — и будешь услышана? …Сова прилетела за завтраком в воскресенье, когда все радостно собирались в Хогсмид. Еще бы не радостно! Май, зелень, тепло. И любовь, буквально булькающая в банальном тыквенном соке ничуть не хуже запрещенной Амортенции. Весна! Это была совершенно незнакомая птица того унылого коричнево-серого окраса, которым отличаются совы почтовой службы Магической Британии. К когтистой лапе крепилось письмо с чем-то объемным внутри. Нарцисса почувствовала, как в горле скрутился холодный комок страха: с некоторых пор она очень настороженно относилась к нежданным посланиям. — Из дома? — лениво полюбопытствовала неторопливо жевавшая свой тост Лиз Бекер, ее всегдашняя соседка по парте, так и не ставшая подругой. — Из дома, — кивнула Нарцисса, торопливо пряча письмо в карман мантии. Почему-то ей отчаянно не хотелось вскрывать его за столом, на глазах у посторонних. Если там плохая весть — она разберется с этой гадостью сама. Как и всегда. — Всем пока! Встретимся в Хогсмиде! — Ты разве с нами не пойдешь? — подумав, Лиз взяла еще один тост. Она находилась в периоде активного похудения и потому все время хотела есть. — У меня еще дела, — туманно бросила Нарцисса, направляясь к выходу из Большого зала. По небу плыли пушистые облака, а сердце покрывалось инеем. Быстрее! Быстрее! Оказавшись в пустом из-за выходного дня классе, она сразу же проверила письмо на Темные заклятия. Этой мере безопасности дед научил любимую внучку еще до ее первого отъезда в Хогвартс — мало ли кто у нас нынче не любит Малфоев! Ничего. Письмо как письмо. Какая-то магия там внутри присутствовала, но совсем легкая, почти бытовая. Нарцисса вскрыла конверт и вытряхнула его содержимое на парту: небольшое письмецо (так, практически записка на невнятном клочке пергамента) и два конверта поменьше, явно содержавшие некие объемные предметы. Ладно, сначала письмо. Начальная строчка резанула по глазам и почему-то показалась чьей-то глупой шуткой: «Хочешь увидеть свою шавку живой? Иди за проводником». «Что за бред? Какой проводник?» Трясущимися пальцами она разорвала два оставшихся конверта. Из одного выпал крошечный золотой мячик, похожий на снитч, а из второго… Собачий ошейник. Тот самый, со встроенным маячком. Мячик тем временем несколько раз подпрыгнул на столе, расправляя крылышки. Проводник. Точно! В последние годы эта игрушка слегка утратила былую популярность, но когда-то ею увлекались все: от взрослых до несмышленых малышей. Достаточно было, оказавшись в определенном месте, коснуться такого шарика волшебной палочкой и произнести: «Запомни», и он, словно зачарованный клубок из маггловских сказок, отовсюду выводил тебя прямо к этой же точке. Взрослые назначали таким образом свидания, дети играли в поиски сокровищ. Потом поутихло, но крылатые, снитчеподобные мячики никуда не делись с прилавков лавок, торгующих магическими игрушками. Да и у самой Нарциссы в детстве тоже был такой. Нужно просто наставить палочку и сказать: «Веди!» И он приведет. Хагрид! Ей срочно нужен Хагрид! Нет! Директор Лонгботтом! Нет, пожалуй, это слишком долгий путь. Профессор Беркли, Защита от Темных искусств? Попал в Мунго после неудачно проведенного урока. Ему бы она, скорее всего, судьбу Гарри не доверила. Друзья? Фестралье дерьмо! У нее нет друзей. Так, знакомые. Взгляд зацепился за приписку: «Придешь не одна — твоя тварюшка умрет. Поторопись». Выхода не было. Не было. Не было. Она, конечно, обещала деду не влезать в неприятности, но… Нарцисса стремительно выскочила из класса. Вряд ли похититель (кто бы он ни был) прячет Гарри в стенах замка. Стало быть, вперед! Если бы она кого-то встретила по дороге — смогла бы передать весточку. Хоть кого. Ведь обычно здесь ошиваются целые толпы народа! Ни единой души! Все то ли продолжали завтрак в Большом зале, то ли уже отправились в Хогсмид — она слегка потеряла счет времени. На крыльце Нарцисса разжала пальцы, стискивавшие крылатый шарик, и сказала: — Веди! И шарик полетел — не быстро, не медленно — ровно с такой скоростью, чтобы за ним поспевал человек, идущий стремительным шагом. Магия, чтоб ее! Проводник добрался до Запретного леса и нырнул в чащу. Даже здесь было довольно светло — яркое майское солнце прихотливым кружевом укладывало тени от переплетенных ветвей ей под ноги. Сначала была видна тропинка, затем она исчезла. От долгого почти-бега ноги стали уставать, а дыхание перешло в задыхающийся хрип. Шарик вылетел на поляну и, сложив крылышки, безжизненно упал в траву. Нарцисса осмотрелась: с противоположного края поляны под деревом стоял человек, закутанный в темный плащ. У его ног неподвижно лежал черный лабрадор. Гарри. Нарцисса вскинула палочку. Сейчас она не просто чувствовала себя способной на Непростительное, а произнесла бы его с наслаждением. Что именно нужно сделать, ей было отлично известно — дед рассказывал. На всякий случай. — Стоять! — услышала она усиленный «Сонорусом» голос. — И… палочку — иначе твой пес умрет. Га-а-ар-ри… Она узнала этот голос. Узнала! И не собиралась его бояться! — Ты! Так и думала, что это ты! Стерва! — Потише, Цисси, деточка! — Юфимия Пьюси откинула капюшон плаща, не намереваясь больше скрываться. — Пока что собачка всего лишь под Ступефаем, но ведь может случиться непоправимое, не так ли? — Тварь! — Знаешь, как это называется? — голос был тихим-тихим и очень спокойным. Спокойным той опасной отстраненностью, когда все человеческое: добро и зло, любовь и даже ненависть — исчезают в тумане, и остается только цель, зачем-то поставленная перед собой. — Это называется заложник. Я бы на твоем месте опустила палочку. Видишь ли, мне никогда не нравились собаки. Впрочем, любые животные — гадость. Ну?.. Нарцисса опустила палочку. А что ей было делать? Гарри лежал на боку, не шевелясь, тихо и как-то… мертво. — Он… жив? — Можешь проверить. Но сначала… Будь так любезна! Акцио палочка мисс Малфой! Наверное, нужно было в этот короткий миг, пока Юфимия поднимала свою палочку, шарахнуть чем-нибудь поувесистее — мало ли!.. Но она не смогла. Не успела. Ноги и руки сделались ватными. Девчонка! Тряпка! При мысли, что Гарри погиб, хотелось лечь на траву и завыть. Надо было не книжки семь лет читать, а дуэльные навыки отрабатывать. Дед, кстати, предлагал. А отец сказал: «Оставь уже ребенка в покое. Сейчас — хвала Мерлину! — не времена Волдеморта». А дед, как всегда, вздрогнул при имени того, кого все эти годы привычно именовал Темный Лорд. Все это промелькнуло в голове в то короткое мгновение, когда палочка выпорхнула из ее ладони и устремилась на другой конец поляны. — Отлично! — насмешливо протянула Пьюси. — Теперь, если желаешь – подойди. Она не шла, а почти летела над травой, даже не думая о том, что может запнуться за какой-нибудь дурацкий корень и упасть. И все-таки рухнула под короткий «Ступефай!» Дура дурой — лицом в короткую шерстку молодой еще травы. Рядом прошелестели шаги, и ее перевернули на бок — сильным тычком ноги под ребра. Второй тычок был явно контрольным, зато — от души. Чувствовала себя Нарцисса очень странно: все видишь, слышишь, понимаешь, даже там, где приложили остроносым ботинком, окованным серебром, адская боль, и ноет разбитый о землю нос, и, кажется, по щеке стекает прохладная струйка крови — но ты не можешь ни сказать, ни предпринять ровным счетом ничего. «Что я тебе сделала?» — хотелось ей спросить. Но губы были неподвижны. — Вот какого же хрена ты привязалась к Мэлу, ведьма?! — в голосе Пьюси наконец прозвучало нечто похожее на живые человеческие чувства, и не оставалось никаких сомнений: чувства эти — ненависть пополам с отчаянием. — Амортенцией его опоила, а? Какие-нибудь проклятые темномагические привороты из фамильной библиотеки? «Мэл? Кто такой Мэл?» — Свела парня с ума, а потом, вволю наиздевавшись, прогнала, да еще и палочку сломала? Чтобы он никому не достался? Сука! — третий тычок под ребра вышел наиболее сильным, и Нарцисса в своем внешнем окаменении задохнулась от боли. Если бы она имела возможность рассмеяться, скорее всего, в этот момент уже ржала бы весьма неприличным образом. «Мэл!» Малькольм — чтоб ему! — Лэйн! То ничтожество с чужой палочкой. Престранны дела твои, леди Фортуна! Для кого-то и этот жалкий насильник стал пределом мечтаний… — Ты знаешь, сколько денег у его семьи? А? Куда там! Вы, Малфои, всю жизнь срёте золотом! Нарцисса мысленно хмыкнула: во-первых, романтическая страсть обернулась банальной любовью к материальным благам; во-вторых… Дед рассказывал, из какой финансовой ямы ему пришлось вытаскивать семью после войны. Не зря же наследник снобов-Малфоев очутился в профессиональном квиддиче. Не только из любви к полетам. Перед ее глазами возник прозрачный фиал, наполненный золотистой жидкостью, напоминающей духи. — Знаешь, что это такое? Это магический эликсир на основе вытяжки из одной крошечной тропической орхидеи, похожей на довольно заурядную бабочку. Эликсир, который во много раз усиливает запах этой самой орхидеи. Его просто обожают акромантулы. Ты не в курсе, здесь еще осталась их колония? Говорят, после Битвы истребили не всех. Говорят даже (может, врут?), будто их колония расположена где-то неподалеку. И они двигаются быстро. Очень быстро. И ты для них в облаке этого аромата будешь точно мороженое Фортескью. Нарциссу всегда изумляло, когда в романах Лаванды Браун злодей, прежде чем убить героя или покуситься на честь героини, говорил долго и пафосно, словно желая потянуть время и насладиться мгновением. Обычно, к слову, подобное идиотское поведение заканчивалось для злодея печально: либо герой придумывал выход, либо успевала подоспеть помощь. Только здесь и сейчас нет никакой мисс Браун, следящей за правильным развитием событий, и никто не придет, чтобы наказать злодея (или злодейку), взявшегося воплощать в реальность литературно-киношные штампы. И Гарри… Гарри тоже не придет. — А теперь… мой самый любимый момент! — флакон исчез, зато перед носом заколыхалась тонкая, почти невидимая серая веревка. — Это паутина акромантула. Весьма, кстати, прочная. Я свяжу тебе ею руки и ноги, чтобы ты смогла дождаться наших друзей. А заклятие неподвижности сниму. И когда (очень нескоро) обнаружат твою иссушенную оболочку… На тебе не останется даже следа применения магии. А веревочку милые паучки порвут, когда будут тебя кушать, не беспокойся. Да никто и внимания не обратит. Здесь много будет всякого… Нарцисса почувствовала, как что-то стягивает запястья и лодыжки, а потом прозвучало: — «Фините Инкантатем!» На тело словно рухнули тысячи ледяных ранящих осколков: чувствительность возвращалась болезненной волной. Надо же… Никогда не думала, что наипростейшие заклинания из школьного курса способны давать такой омерзительный откат. — А вот теперь, моя радость, финальный штрих… Навязчивый, тяжелый, сладкий, чуть гнилостный цветочный запах, будто бы пришедший с ядовитых болот какой-нибудь Амазонки, поплыл над поляной. Юфимия наклонилась над своей жертвой и тихо шепнула: — А пес твой мертв. Давно мертв. Дура! Глаза у нее в этот момент были неприятно черные — расширенные, точно после приема наркотического зелья, зрачки почти полностью скрыли светло-карюю радужную оболочку. Внутри Нарциссы оборвалось что-то тонкое и почти неосязаемое и стало пусто-пусто. И холодно. — Прощай, — Пьюси подняла из травы метлу. Нарцисса вспомнила, что она играла в команде Слизерина загонщицей. — Скоро наши друзья будут здесь — передавай им привет. И улетела. Вот так — весело и лихо — взвилась в небо, сделала круг над поляной, будто над квиддичным стадионом, и исчезла. И тогда Нарцисса заплакала. Это было так глупо, так непроходимо-глупо. Какая-то сошедшая с ума фанатка Малькольма Лэйна, решившая отомстить абсолютно идиотским, по-настоящему мелодраматичным способом: похищение, шантаж, духи из экзотической орхидеи и акромантулы — в качестве орудия убийства. Это никак не могло существовать в объективной реальности. Просто не имело права. Слишком сильно смахивало на обычный сюрреалистический ночной кошмар, от которого, после некоторого напряжения внутренних сил, просыпаешься в холодном поту и трясущимися руками наколдовываешь себе при помощи Агуаменти целую кружку совершенно волшебной воды. Нарцисса дернула связанными за спиной запястьями — веревки пребольно впились в тело, словно подтверждая: боль настоящая, опасность настоящая, от кошмара не очнуться. Показалось или нет — будто по лесу прокатился легкий шорох сотен быстрых паучьих ног, приближаясь, с каждой минутой становясь громче, громче… «Это только ветер. Ветер — и ничего больше! Только ветер». Только ветер. Но отчего-то все ближе, ближе… Нет! Нарцисса никогда не страдала арахнофобией, в отличие от некоторых своих родственников, при виде безобидного паучка ей не хотелось завопить дурным голосом, вскарабкиваясь на первый попавшийся стол, вне зависимости от его устойчивости. Она их даже не убивала, пауков. Осторожно брала и выносила куда-нибудь поближе к природе. Пауки не опасны для человека, они и сами боятся людей. Но не пауки Запретного леса. Выросшая на рассказах о похождениях Гарри Поттера, она наизусть знала историю с акромантулами и — хвала Мерлину! — глубоко покойным Арагогом. Вряд ли нынешнее поколение его кровожадных потомков более склонно к милосердию. И вряд ли старенький «фордик» мистера Уизли все еще бродит в здешних местах, чтобы прийти на помощь. Никто не придет. Никто! Шорох приближался. Теперь он вовсе не выглядел похожим на ветер — лишь на передвижение гигантских пауков. Пьюси не солгала. Это не являлось диким, больным розыгрышем с целью напугать. А еще… Мерлин! Еще она услышала шаги. Отчетливый бег кого-то достаточно большого и тяжелого — совсем не с той стороны, откуда двигались акромантулы. Бег… четырех ног. Или лап? Сейчас она обрадовалась бы кому угодно — даже кентавру. Или заплутавшему оборотню. Все лучше, чем… Нужно было постараться встать. Встречать собственную смерть, валяясь на траве, словно какой-нибудь флоббер-червь-переросток, не хотелось. Ужасно неудобно оказалось перемещаться, не имея возможности привычно использовать руки и ноги. И никакой опоры вокруг. Ничего! Она должна хотя бы попытаться. В конце концов Нарциссе удалось подняться на колени — уже достижение, чего там! Она умрет не лежа, а стоя на коленях. Именно этот счастливый момент выбрал мчавшийся на поляну неизвестный, чтобы врезаться в спину и снова уронить носом в траву. Забыв о благородном роде Малфоев и собственном пристойном воспитании, Нарцисса помянула волосатые яйца Мерлина, чего не делала никогда и ни при каких обстоятельствах. Что-то мокрое ткнулось в ухо и засопело. Нос? Мокрый нос? Мокрый собачий нос? Невозможно! Следом по щеке прошелся язык. Нет, точно — язык! Ни с чем не спутаешь! Она вывернула голову, чтобы посмотреть, чтобы… Ее лицо облизали полностью — даже подбородок. Гарри. Гарри! Разве он не лежал мертвым у того края поляны? Это был он — во всем великолепии мокрого носа, горячего розового языка, сияющих глаз, бархатных ушей, пляшущих лап и сошедшего с ума хвоста. А на шее у него… На шее красовался подаренный дедом ошейник с маггловским следящим устройством. Точно такой же, какой сейчас лежал в кармане ее мантии. Может быть, она уже умерла, и Гарри встречает ее где-то там на Далеких Лугах? Ну нет! На Далеких Лугах вряд ли акромантулы преследуют свою добычу, устремляясь на запах мерзкой тропической вонючки! Шорох-шорох-шорох… Эх, если бы у нее были развязаны руки! Гарри, конечно, самый умный пес в мире и его окрестностях, но вряд ли он сумеет распутать веревку. С другой стороны, веревки той, должно быть, не слишком много для крепких собачьих зубов. Нужно попробовать. Нарцисса постаралась вывернуться так, чтобы запястья очутились напротив собачьей морды. (Есть же там хоть крошечный хвостик? Или еще какая-нибудь гадость, за которую удастся зацепиться?) — Гарри! Тяни! Давай! Иногда ей казалось, что они понимают друг друга без слов. Сейчас оставалось надеяться только на эту весьма тонкую, почти мистическую связь душ. Обнюхав связанные руки хозяйки, пес аккуратно подцепил веревку клыком. (Нарцисса подумала, что отдала бы полжизни, лишь бы видеть, что там сейчас происходит.) Тонкая веревка врезалась в кожу. Гарри издал короткий грудной рык и потянул снова. И еще раз. Было по-настоящему больно. Особенно когда острый клык задевал кожу, мимоходом царапая ее до крови. Но все это представлялось самой настоящей ерундой по сравнению с происходящим: он действительно пытался порвать или развязать веревку! Не играл в «перетягивание каната», как когда-то — в прошлой жизни — они любили развлекаться в роскошных залах Мэнора, не напрашивался на ласку, подставляя под ладони лобастую тяжелую башку — он работал. Рывок. Рывок. Еще один. Нарциссе казалось, она даже чувствовала, как ослабевает натяжение, как появляется возможность слегка подвигать кистями, как… И в это время на поляну хлынули пауки. Сначала шли те, что помельче — она увидела их в траве — не крупнее обыкновенной крысы. Детишки. Затем появились старшие. Или их можно было назвать подростками? С крупную кошку. Потом… Точно. Те, с кошку, были еще салагами. Их даже не взяли бы в Хогвартс. Подростки выглядели как небольшие пони. А за ними шли взрослые. Тут не выручила бы даже волшебная палочка. Хотя Нарцисса отлично помнила «Араниа экземи» и даже смогла бы его воспроизвести… вероятно, с тем же успехом, что и Поттер когда-то. Вот ведь! Сейчас ее просто сметут. Ее и чудесным образом воскресшего Гарри. Как это обычно и бывает, то, что потом приходится описывать долго и нудно, происходит мгновенно и как-то все… одновременно. Веревка на руках поддалась от очередного бешеного рывка, волна пауков докатилась до лежащей Нарциссы, та ринулась вверх и в сторону, пытаясь встать, но не удержалась и упала — боком, полусидя, неудачно приложившись вывернутым локтем и почти в голос завопив от боли. Гарри прыгнул навстречу многоногой орде, собираясь сражаться до последнего. Впрочем, акромантулам, с их нечеловеческой моралью и расплывчатыми гастрономическими пристрастиями, было абсолютно все равно, кого употребить первым в качестве закуски. Нарцисса отчаянно тянула веревку, периодически бессистемными движениями тела сбрасывая с себя мохнатую мелочь — крупных Гарри покуда к ней не подпускал. Пес впал в состояние звериного берсерка (она никогда еще не видела своего милого и доброго разгильдяя в таком неподдельном бешенстве): жуткий оскал, громкое рычание, щелканье челюстей и удары быстрых когтистых лап. Кажется, он даже умудрялся при этом брезгливо выплевывать откушенные мохнатые паучьи конечности. Черный вихрь крутился вокруг Нарциссы — топча, кусая, сбивая грудью… и не успевал, просто катастрофически не успевал. Пауков становилось все больше и больше. А потом наступила тишина — словно затишье перед бурей, словно Око тайфуна. Пауки замерли, как по команде. И на поляну вышел он — правитель Арахнидов, царь акромантулов, новый Арагог. Гарри устало рухнул на траву, свесив розовую тряпку языка, его бока ходили ходуном. Сразу стало заметно, что шкура медленно, но верно пропитывается красным — острые жвалы пауков оставили на ней свои следы. И хотя, по идее, на черном обычно почти не видно крови, здесь ее явно было слишком много, чтобы оказаться незамеченной. Тишина — несколько гулких ударов сердца. Дальше Нарцисса не очень помнила последовательность событий: пауки навалились всем скопом; Гарри ринулся на них и почти мгновенно скрылся под кучей мохнатых копошащихся тел; веревка на руках лопнула от очередного отчаянного рывка; кулак, несмотря на затекшие мышцы, сам собой врезался в подбиравшегося к горлу паука; где-то чуть в стороне раздался душераздирающий собачий визг; здоровенная мохнатая тварь, сверкая глазами и поигрывая жвалами, нависла над ними, как туча, распространяя омерзительный смрад… Нарцисса выхватила из-за ворота серебряный медальон, рухнула вперед, придавив собой лежащее неподвижно тело своего лучшего друга, одной рукой вцепилась мертвой хваткой в скользкую от крови шерсть, а другой рванула цепочку портключа, отчаянно желая, чтобы хоть в чем-то им, наконец, повезло. * * * Им повезло — портключ вынес Нарциссу, Гарри и пару прицепившихся к ним не особо крупных пауков прямо в центр Большой гостиной Малфой-мэнора. Пауков озверевшая Нарцисса добила тем, что подвернулось под руку — изящнейшей скамеечкой для ног в стиле какого-то там из маггловских Людовиков. Скамеечка не уцелела, зато и пауки — тоже. Потом настал черед связанных ног. Нарциссу уже порядком достала собственная похожесть не то на русалку, не то на шелки — деву-тюленя. Доламывая уцелевшие ногти и страшным образом матерясь сквозь зубы, она в конце концов разделалась с не слишком сильно затянутым врагиней в спешке узлом. Конечно, получив свободу, ноги еще какое-то время будут непригодны для передвижения, но их уже нельзя было назвать бесполезными и даже мешающими придатками. Теперь следовало помочь пострадавшему по ее милости Гарри, который лежал там же, где их выбросило перемещением, и даже не пытался двигаться. Прекрасный бежевый ковер персидской работы вокруг его тела приобрел ярко-красный цвет свежей крови. Цвет этот, что характерно, и у людей, и у собак совершенно одинаков. Нарцисса сглотнула и потянулась к псу, чьи бока вздымались тяжело и неровно, словно каждый вдох давался ему с трудом. Выделяют ли акромантулы яд, или это только результат кровопотери? Она не помнила. Совсем ничего не помнила, будь оно все проклято! — Сэйли! — закричала Нарцисса. Тотчас же перед ней возникла пожилая эльфийка в чистейшей белой наволочке с монограммой дома Малфоев. Раньше эти дедовские закидоны с монограммами безумно веселили Нарциссу, а теперь показались ничего не значащей мелочью. — Что угодно маленькой мисс? — Сэй, ты умеешь лечить? — Маленькой мисс нужна помощь? — встревожилась эльфийка. — Нет, не мне, Гарри. Сэйли подошла ближе, посмотрела на пса круглыми совиными глазами, с силой выкрутила свое морщинистое ухо. — Простите, маленькая мисс, но Сэйли не может. Мистер Гарри умирает. — Нет! — рыкнула Нарцисса, никогда в жизни не повышавшая голос на домовых эльфов. — Все ты врешь! Позови деда! И бабушку! — Хозяин и хозяйка отправились в Лондон. — Ты можешь их найти и привести домой? Эльфийка низко наклонила голову — то ли в изъявлении покорности, то ли чтобы скрыть выражение грустных глаз. — Сэйли сделает это для маленькой мисс. Легкого хлопка эльфийской аппарации Нарцисса уже не слышала. — Гарри! Гарри! Пес собрался с силами, подполз ближе, уронил тяжелую голову на ее раскрытую ладонь, заглянул в глаза, словно сказал: «Я здесь, с тобой», — и, будто извиняясь, стукнул по полу хвостом. — Не уходи. Тяжелый вздох: «Не могу». — Не уходи! Еще один вздох, но уже тише. — Не уходи… — Нарцисса обняла своего единственного друга, свою самую большую любовь, прижалась губами к черной шерсти. — Не уходи… Я не выживу без тебя… Пес затих. Затих как-то неожиданно и безнадежно мертво. Она думала: будут судороги, хрипы, вылетающие из полуоткрытой пасти, агония, а здесь… Ничего, тишина. Вот только еще было что-то — и вдруг его не стало. — Гарри, — шепотом позвала Нарцисса. — Гарри… Как же так? Гарри!!! Вернись немедленно!!! Это было глупо, наивно, по-детски, словно можно перекричать смерть, позвать с Далеких Лугов, куда забирают всех собак, верно и преданно любивших своих хозяев. — Гарри… Может быть, ей показалось, но в этот момент тело под ее руками дрогнуло. Что-то затрепетало, пролилось, обрушилось, взметнулось вихрем совсем нездешней магии, заставило на миг ослепнуть и оглохнуть, потеряться во времени и пространстве, провалиться в никуда, забыть, как дышать, превратиться в свет и крик. А потом… отступило, оставив у нее на коленях человека. Абсолютно голого, находящегося без сознания, но, безусловно, живого молодого мужчину, почти юношу лет… восемнадцати, с копной грязных от крови черных волос и обкусанными губами. Шрама на его лбу не было, но кому он нужен, этот дурацкий шрам? Только не той, что провела большую часть своей жизни, разглядывая колдографии Гарри Поттера. Она не стала вникать: почему? откуда? как? Она не стала говорить: «Это невозможно!» Сейчас были дела поважнее. Гарри… ее Гарри?.. То есть… живой, настоящий и… да, голый Гарри Поттер. Почему-то Нарциссе представилось, что если бы ей самой однажды довелось вернуться с того света, то меньше всего, очнувшись, она хотела бы обнаружить себя совершенно без одежды на руках у молодого человека, внимательно разглядывающего ее… ой! Вот именно. Нарцисса осторожно опустила все еще бесчувственного Поттера на ковер и, поспешно стащив с себя мантию, укутала ею беззащитное в своей обнаженности тело гостя. Нарциссе и ее одежде также сегодня досталось, но, кажется, гораздо меньше, чем псу… или все-таки Гарри? Во всяком случае, серьезных ранений она получить не успела — всего лишь царапины. Яду ей тоже не впрыснули (хотя не сказать, что не пытались). Прорехи на блузке и брюках? — Так, ерунда. Царапины, синяки, раздувшийся, точно слива-цеппелин, нос. Как-то странно дергающийся правый глаз и не сгибающийся мизинец на левой руке. Все это она начала потихонечку ощущать теперь, когда бешеный адреналин схватки и неминуемой потери схлынул, и стала наползать тяжелая ватная апатия. Она перебралась поближе к Гарри, снова устроив его голову у себя на коленях. Голову Того Самого Гарри Поттера. Это следовало серьезно обдумать. Но когда-нибудь потом, не сейчас. Когда-нибудь… потом. Нарцисса осторожно коснулась кончиками пальцев виска, влажного от крохотных бисеринок пота. Где-то там, под ее мантией, билось живое, самое что ни на есть настоящее человеческое сердце — она ощущала это всей собой, словно оно билось не только у него, но и у нее в груди. — Что здесь происходит? — рявкнул знакомый голос, и Нарцисса обернулась. Решительной походкой от дверей спешил дед, опираясь на дурацкую вычурную трость. Обгоняя его, летела взволнованная бабуля, где-то по пути утерявшая свою изысканную шляпку. А на заднем плане маячила гордая удачно завершенной миссией Сэйли. Они добежали и остановились как вкопанные в каком-то полушаге. — Гарри… — прошептала явно не верящая собственным глазам бабуля, нервно заправляя за ухо выбившуюся из прически прядь изрядно разбавленных сединой рыжих волос. — Гарри… — Поттер! — с отвращением выплюнул дед. Именно этот драматический момент выбрал Гарри Поттер для того, чтобы прийти в себя. Его взгляд зацепился за лицо склонившейся над ним женщины, а губы прошептали: — Джинни. Кажется, бабуля впервые в жизни упала в обморок (очень удачно — на руки успевшего ее подхватить деда). Но Нарциссе уже было наплевать. Она прикрыла глаза. Все хорошо. Все. Хорошо. «А собаку мы все-таки заведем. Лабрадора, палевого. Девочку. И назовем ее… Коко Шанель. В честь той очаровательной маггловской леди, которая изобрела маленькое черное платье. Коко Шанель… Шани…» Откуда-то из недр Мэнора явился Аменхотеп, обнюхал лежавшего на коленях у Нарциссы Поттера, презрительно дернул мурлами, с шипением выгнул серую костлявую спину и удалился, подняв хвост и гордо подрагивая сухими аристократическими ляжками. * * * — Поттер! Какого драккла ты воскрес! От тебя одни неприятности! Гарри тяжелым взглядом смотрит на деда и, кажется, сейчас по привычке зарычит. — Я бы тебе объяснил, Малфой, но здесь дамы. Со стороны это выглядит ужасно смешно: пожилой солидный джентльмен страстно сцепился в словесной перепалке с лохматым восемнадцатилетним подростком. Настолько страстно, что сразу видно: именно по таким перепалкам за свою долгую жизнь он успел-таки просто смертельно соскучиться. Вот уже третий день Гарри Поттер живет в Мэноре. И третий день дед идет винтом при единственном взгляде на их нежданного гостя. Все началось с обморока бабули: похоже, в деде взыграла былая ревность. Потом с Гарри случился острый приступ паники: оставшись в отведенной ему спальне один, без Нарциссы, он стал жутко хрипеть и задыхаться. Сначала хотели вызвать колдомедиков или отвезти внезапно воскресшего Героя в Мунго, но тот яростно воспротивился. Действительно, посторонних пока лучше было не подключать к происходящему — самим бы разобраться. Впрочем, стоит Нарциссе взять Поттера за руку — и все проходит. — Прости, — шепчет Гарри. А она еле слышно шепчет в ответ: — Идиот. И осторожно, одним пальцем, гладит чужую, еще совсем незнакомую, шершавую ладонь. — В душ ты, Поттер, тоже вместе с моей внучкой пойдешь? — злоехидно интересуется прибежавший на шум дед. — Или, скажем, пардон муа, в туалет? Гарри мучительно краснеет. Видимо, о таких нюансах своей внезапной зависимости он не подумал. — Дед, — улыбается Нарцисса (она теперь все время улыбается и, кажется, становится похожа на какую-то блаженную идиотку), — не перегибай палку. Думаю, достаточно того, что просто постою за закрытой дверью. И… полагаю, подобная зависимость не продлится долго. — Ты постоишь! — дед гневно сверкает глазами. — Моя внучка будет стоять под дверью, пока этот… принимает душ! — Обещаю действовать быстро, тихо и выйти из душа полностью одетым, — торжественно говорит Гарри, а в глазах у него пляшут разошедшиеся пикси. Ему, кстати, ужасно идет отсутствие очков, несмотря на то, что они вроде как за все эти годы успели стать неотъемлемой частью геройского имиджа. Похоже, смерть, отпуская его на свободу, кое-что оставила себе в качестве сувенира. — Одетым! Еще бы ты вышел раздетым! Поттер! Я сам буду караулить тебя возле проклятого душа! — Малфой! Тебя за дверью ванной комнаты я точно не переживу. Это уже попахивает каким-то извращением. Нарцисса, не выдержав, фыркает, почти давясь от смеха, за что получает полный негодования взгляд от деда и заговорщицкое подмигивание — от Гарри. Неожиданно дед тоже кривит губы в усмешке, недоуменно поднимая брови. — Мерлин, Поттер, ты совсем не изменился, сволочь! — Скучал? — уже спокойно спрашивает Гарри. — Похоже на то, — кивает дед. — Без тебя было почему-то… неправильно. — Расскажешь мне попозже, как тут у вас? Дед изображает на физиономии «я-лорд-Малфой-я-все-знаю-лучше-всех». — Само собой, обращайся. И, как ни странно, уходит, оставляя их вдвоем. Нарцисса отлично понимает, что Гарри сейчас ужасно хочется посетить душ и другие полезные места, но не может удержаться от вопроса, который буквально бьется у нее на кончике языка все то время, что прошло с чудесного воскрешения Поттера на ее руках: — Почему ты вернулся? Ее не волнует «как», не волнует — возможно ли это, ее волнует главное: почему? — Ты звала. — Это не ответ. — Ты звала, и я услышал. И она чувствует, что он прав, и все остальные объяснения — просто лишнее сотрясание воздуха. — А почему собака? Гарри выныривает из-за уже приоткрытой двери в ванную и пожимает плечами, обтянутыми весьма потрепанной нарциссиной мантией: — А почему нет? Кому пришло время идти на землю — с тем и отправили. К тому же ты ведь любишь собак. — Люблю, — улыбается Нарцисса, сама не очень понимая, о чем сейчас идет речь. Что же… Любовь… Она разная. И ее хватит на всех. Гарри уходит в душ, а Нарцисса устало опускается на пол возле двери. Похоже, ничего страшного с ним там, за тонкой перегородкой, не происходит: льется вода и… эмн-н… не только вода, слышно, как он чистит зубы, полощет рот, напевает какую-то древнюю песенку, стоя под душем. Гарри… Ее Гарри… А ей отчего-то отчаянно не хватает виляния хвоста и мокрого собачьего носа. В комнату заглядывает несколько смущенная леди Малфой. Она уже успела устранить беспорядок во внешности, вызванный шоком и обмороком, и теперь, как, впрочем, и всегда, спокойна и элегантна. — В душе? — почему-то шепотом спрашивает она. В это время из-за шума воды доносится очередная рулада Поттера про какой-то котел, полный любви. Нарцисса кивает: какие уж тут могут быть сомнения! Бабуля кладет на кровать чистый комплект одежды: как ни странно, это маггловские синие джинсы и простая черная футболка. — От твоего отца остались, когда Скорпиус школу заканчивал. Он тогда буквально бредил магглами и был большим вольнодумцем. Представить папеньку в роли вольнодумца не получается, но Нарцисса кивает — бабуле виднее. — Слушай, мне бы палочку. Моя… пропала в неизвестном направлении. Бабуля мрачнеет. — Я уже поговорила с Невиллом, — речь идет, само собой, о директоре Лонгботтоме. Еще бы! Когда-то они вместе учились в школе и участвовали в легендарном Сопротивлении. — Эту твою… Пьюси уже задержали и доставили в аврорат. — Надеюсь, там дядя Хьюго ее поджарит! — мстительно отвечает Нарцисса. — Даже не сомневайся! — недобро ухмыляется в ответ та, кого когда-то звали Джинни Уизли. — Вытряхнет из нее все до последней мелочи. Не зря же он — самый молодой в истории начальник Аврората! В ее голосе слышна неподдельная гордость. — А когда-то ты говорила, что самым молодым начальником Аврората стану я, — замечает Гарри, выходя из душа в длинном белом пушистом халате. — Это было до того, как ты умер, — роняет бабуля, а в глазах у нее — слезы. — Кто такой дядя Хьюго? — пытается загладить возникшую неловкость Гарри. — Сын Рона и Гермионы. У них еще дочка Роза и пятеро внуков. А у Джорджа… — Стоп! — Гарри закатывает глаза. — Потом, ладно? Для меня и так всего этого немного… много. Ты и Малфой. Нарцисса — ваша внучка… Сколько же меня не было? Бабуля опускается на край кровати, Гарри присаживается на противоположный, Нарцисса так и остается на полу возле ванной. — Очень долго, Гарри. Очень долго. — Как там… наши? — Мамы и папы давно уже нет, как и родителей Драко. Мы теперь — старшее поколение. Чарли умер — его покалечил дракон. Это было… да, где-то в двухтысячном. — Я пропустил двухтысячный… — пытается пошутить Гарри, а в его взгляде появляется тоска. — Симус спился. Перси — в старческом маразме. А так… Вот, Лаванда Браун — знаменитая писательница. Однажды выпустила за год двадцать четыре любовных романа. Надеется переплюнуть Барбару Картленд. — Даже не хочу знать, кто такая эта Барбара Картленд, — изображает панический страх Гарри. — Я тебе дам почитать, — мстительно улыбается Нарцисса. — И мисс Картленд, и мисс Браун. Не сдержавшись, она зевает. Спа-а-ать! Все, все потом, а сейчас — спать. — Пойдем к тебе, — решительно говорит Гарри, подхватывая стопку принесенной для него одежды. — Ты сходишь в душ, а я переоденусь. Он так и выходит в коридор — босиком и в халате, в сопровождении Джинни и Нарциссы, и натыкается на мечущегося там деда. — Собираешься спать в комнате моей внучки, Поттер? — Я уже спал в комнате твоей внучки, если ты помнишь, Малфой. — Тогда ты был мордредовым псом! И не представлял никакой опасности, за исключением блох. — Я и сейчас не представляю никакой опасности. Да и блох у меня нынче нет. Думаю, твоим эльфам не составит труда сообразить мне в углу за ширмой какую-нибудь лежанку! — Лежанку! Надо же! В углу за ширмой! — Дед, прекрати! — не выдерживает Нарцисса. — Ты же понимаешь, что и Гарри, и мне не кажется это слишком удобным. Но иначе он просто умрет. — Умрет?! — издевательски шипит дед. Нарцисса решительно входит к себе в комнату и закрывает дверь. Гарри отступает на пару шагов назад — и тут же начинает задыхаться, словно в него кинули Удушающим заклятием. Лицо синеет, из горла вырывается отчаянный хрип. Нарцисса мгновенно появляется рядом и хватает за руку — приступ проходит. Драко молчит: а что тут скажешь? Он не убийца. Ни тогда, ни сейчас. — Ладно… — выдыхает он наконец. — Но если что, Поттер… — Само собой, — очень серьезно соглашается едва отдышавшийся после приступа Гарри. Плескаясь в душе, оттирая с себя всю грязь, кровь и ужас этого дня, Нарцисса никак не может справиться с мыслью, что у нее отныне больше нет собаки, а есть… кто? Друг? Возлюбленный? Герой наивных девичьих грез? Выходит она, уже достаточно накрутив себя, чтобы вздрогнуть, когда возле самого уха выдыхают: — Эй! Хозяйка! Не дрейфь! Прорвемся! Почему-то ей кажется, что, будь Гарри все еще псом, он бы сейчас успокоительно взмахнул хвостом. — Прорвемся! — улыбается она. Гарри долго укладывается на трансфигурированной для него эльфами Мэнора довольно приличной кушетке. Но когда Нарцисса просыпается, то обнаруживает его рядом со своей постелью — свернувшимся калачиком на небольшом коврике. Она опускает руку и гладит его по щеке, а он, не открывая глаз, целует ее раскрытую ладонь. * * * На следующий день из Аврората доставляют палочку Нарциссы. Бабуля и дед долго беседуют с дядей Хьюго, не рассказывая ему пока что всей правды про воскрешение Поттера. Юфимии грозит много чего интересного, но почему-то Нарциссе ее не жаль. Да, она придет через несколько дней в Аврорат и даст показания. И даже скинет воспоминания в думосбор — пусть наслаждаются. Если кто еще не успел обзавестись арахнофобией… Кстати, после того как мисс Пьюси чистосердечно признается во всем, разрешается загадка умершего и внезапно воскресшего прямо перед появлением пауков пса: никакого трупа не существовало. Была самая обыкновенная, грамотно наведенная иллюзия, которую Нарцисса мгновенно разгадала бы, если бы ей разрешили подойти чуть-чуть поближе. Никто и не думал похищать непредсказуемую собаку. Да и ошейник, присланный в качестве доказательства, оказался всего лишь магической копией — маячок на нем не работал. От таких новостей Нарциссе хочется стукнуть себя по голове чем-нибудь тяжелым (дура!) — Поттер ей не дает. С Гарри они постепенно учатся находиться на расстоянии друг от друга. Зависимость Поттера от бывшей хозяйки становится все менее болезненной, и к тому моменту, когда Нарциссе нужно явиться в Хогвартс для сдачи экзаменов, он уже чинно и благородно ожидает ее в соседнем кабинете, не испытывая особых неудобств. Экзамены проходят без неожиданностей, и Нарцисса понимает, что, в общем-то, ей глубоко плевать на какие бы то ни было оценки. Ее не расстраивает даже «выше ожидаемого» за зельеварение, хотя в другой ситуации она сочла бы себя глубоко оскорбленной столь низкой оценкой. Хогвартс позади. На выпускной она не идет — у Гарри от шума и большого количества людей начинает болеть голова. Гарри сделали документы. Решено, что миру незачем знать о воскрешении Героя — мало ли кому что может прийти на ум по этому поводу. Еще вспомнят давно и основательно покойного Лорда с его крестражами! Так что стараниями Малфоев и дяди Хьюго на свет божий появляется Гарри Эванс из далекого Мельбурна, Австралия. Друзья Гарри, которые внезапно оказываются старше его на два поколения, в курсе, а остальным — и не обязательно. Нарцисса ничего не имеет против того, чтобы она сама и ее будущие дети носили фамилию «Эванс». Хорошая фамилия — ничуть не хуже, чем «Малфой». Даже дед уже, похоже, смирился и с каждой совой в Америку деликатно интересуется у сына, не желают ли они с супругой тряхнуть стариной и поработать над продолжением славного рода Малфоев. Мамуля загадочно молчит. Гарри собирается окончить свое образование в Хогвартсе: все-таки последний курс у него выдался весьма сумбурным — было явно не до учебы. Он хочет стать ветеринаром, специалистом по лечению волшебных и неволшебных животных. А Нарцисса мечтает выучиться на кинолога, чтобы дрессировать собак, мода на которых в последнее время, не без влияния рассказов о подвиге некоего пса, героически спасшего свою хозяйку от жуткой смерти, явно требует появления в магическом сообществе подобного специалиста. Они не говорят о свадьбе, только каждый из них знает: так оно и будет, потому что… Нарцисса тихо улыбается. Разве можно не знать о таких важных вещах? Просто так, без всяких слов, глаза в глаза? Разве можно не чувствовать при каждом соприкосновении рук? Когда-нибудь они научатся отпускать друг друга на большие расстояния, искренне радоваться, проводя свое время с другими людьми, но пока… — О чем задумалась? — спрашивает Гарри, водя травинкой по ее полураскрытым губам. Они лежат на траве под яблоней, на которой уже начинают золотиться тяжелые плоды. Голова Нарциссы — на животе у Гарри, и пряжка его широкого маггловского ремня слегка царапает ей щеку. В саду Малфой-мэнора — самый разгар лета, и пчелы распевают свои звонкие песни, вползая в бутоны распускающихся королевских лилий. — Как бы ты хотел назвать нашу дочку? — Дочку? — вскидывается Поттер. — Какую дочку? — Ну… Которая у нас когда-нибудь будет. Гарри целует ее полуприкрытые веки и отвечает: — Лили, как мою маму. Если ты не против. — Совсем не против… — улыбается Нарцисса и представляет, как будет бегать по просторным залам Малфой-мэнора черноволосое зеленоглазое чудовище, вызывая оторопь у надменных блондинистых Малфоев на парадных портретах. — Лили Эванс — хорошее имя. * * * Драко Малфой знал — он чрезвычайно счастливый человек. У него было все, о чем только можно мечтать: любимая жена, прекрасный умный сын, двое внуков (совсем недавно невестка подарила ему наследника славного рода Малфоев — крикливого и очень настырного младенца, названного Сириусом), восхитительная внучка — звезда и отрада дедовского сердца и — вот уже скоро пять лет — правнучка по имени Лили. За эти дары судьбе, безусловно, полагалось простить даже присутствие в Малфой-мэноре отца обожаемой правнучки — бывшего школьного врага, ненавистного Гарри Поттера. Тем более что с некоторых пор он звался Гарри Эванс, хотя и не утратил ни своей всегдашней бесподобной способности довести Драко до белого каления, ни умения влипать во всякие неприятности. Чего стоила компания по борьбе против содержания в неволе опасных экзотических тварей! Новоявленный Эванс, определенно, умел наживать себе врагов не хуже, чем Поттер. Однако с ним было не скучно, а глаза Нарциссы зажигались счастьем, когда ее муж входил в комнату. Передвигаться же по собственному дому и вовсе следовало с осторожностью, громко стуча отцовской тростью: эти двое исхитрялись при каждом удобном и даже совершенно неудобном случае начать целоваться или устраивать полное непотребство в непредназначенных для этого местах. И им было все равно! Несмотря на грозно сдвинутые брови, Драко почувствовал острое желание улыбнуться: когда-то и они с Джинни плевали с Астрономической башни на завистливые и осуждающие взгляды окружающих. Чего стоил бурный секс в женской квиддичной раздевалке после того, как команда Малфоя продула чемпионат Британии по квиддичу! Мерлин! Надо предложить супруге то зелье, которое недавно рекламировали по колдовизору. В конце концов, какие их годы! Они еще утрут нос этой молодежи! — Прадеда! Прадеда! — Лили появилась, как всегда, внезапно и тут же оккупировала колени лорда Малфоя. — А у меня скоро день рождения! — Правда? — изумился Драко. — И сколько же тебе исполнится? Девочка тряхнула кудряшками и многозначительно растопырила пальчики: — Вот! — Целых пять? Не может быть! Совсем недавно ты была похожа на беспомощного червяка, и уже такая большая леди? Лили многозначительно вздернула одну бровь. (И откуда только нахваталась?) — Мама говорит: есть в кого! Драко спрятал ухмылку в волосах правнучки: так точно, есть! — И что же тебе подарить на день рождения, моя радость? — Котенка! Я хочу маленького черного котенка! — Может быть, не котенка, а книззла? Уверен, родители подберут тебе совершенно выдающегося книззла. Весь Хогвартс умрет от зависти, когда ты туда явишься со своим фамильяром. Лили посмотрела на него со всем врожденным высокомерием истинной Малфой: — Я хочу котенка. Черного. С некоторых пор Драко с недоверием относился к животным черной масти, но спорить с правнучкой было абсолютно бесполезно, поэтому он только спросил: — А как ты назовешь своего котенка, родная? Лили счастливо рассмеялась, обвила шею лорда Малфоя своими цепкими ручками и выдохнула ему в ухо: — Я назову его Северус. КОНЕЦ 19.02.2014 — 10.05.2016