Наблюдая за невесомым, почти невидимым полетом последнего лепестка, Чимин подумал, что всё кончено. Окровавленные и дрожащие от напряжения пальцы его крепко держали корень. Если не зла, то его любви. Рана на теле всё еще пульсировала, брызгала кровью и окрашивала его любимый бледно-голубой свитер в ярко-алый. Из него медленно, но верно вытекали последние обрывки чувств.
Такой поступок дался Чимину вовсе не легко. Он боится боли, всегда её боялся. Но, несмотря на это, он всё же совершил храбрый поступок – полюбил.
А затем ещё один – вырвал эту любовь с корнем. За несколько лет она знатно разрослась в Чимине, пронизывая веточками лёгкие, стебельками-прутиками переплетаясь с венами, чувствуя каждую их пульсацию, но не раскрывая своих бутонов. Были лишь только почки, застенчиво прятавшиеся в себе, не желая раскрываться так рано.
Но однажды один единственный, довольно большой и пышный цветок всё же обрёл смелость жить. Он рос довольно долго: росло чувство – расцветало и крепло соцветие. Пока не раскрылось окончательно – светло-розовый бутон пиона, безумно красивый и нежный. Напитанный самыми теплыми чувствами, овеянный тонкой и хрупкой любовью.
Это было трудно. Почти каждый раз, возвращаясь из университета, с совместной пары или даже просто со встречи с Хосоком Чимин садился состригать выскочившие, успевшие пробиться наружу кончики веточек. Цветок насыщался этим особенным воздухом, этими мягкими волнами, исходящими от его друга, так, что он начинал разрастаться всё активнее, как будто радуясь как влюбленный мальчишка. Иногда даже случалось так, что из-под рукавов рубашки выглядывали молодые и крохотные зелёные листочки – Чимин редко позволял таким оплошностям происходить. Обычно он не допускал того, чтобы это было заметно. Плевать, если это заметят окружающие, мало значимые для Чимина люди, плевать, если это заметят родители. Главное, чтобы этого не заметил
Хосок.
Это имя плотно засело у Чимина в голове, став для него сродни самой красивой и приятной слуху мелодии, которую каждый раз хочется прокручивать на пластинке, раз за разом наслаждаясь её звучанием. Улыбка Хосока была восьмым чудом света для Чимина, его личным щедрым подарком кем-то свыше. Младший не верил, что такие люди существуют, живут с ним на одном планете, в одной стране, ходят по тем же улицам, по которым привык ходить каждый день и сам Чимин. Но каждый раз, видя каштановолосого, машущего ему и идущему навстречу, парня, он убеждался в обратном. Родство душ и много общего, сдобренное дружелюбным отношением старшего и его отзывчивостью на разного рода вещи.
Чимин хотел, чтобы этот уютный свет был с ним всегда. Согревал его и освещал собою линии дорог в будушее.
Чимин хотел, чтобы их нить стала красной. Чимин хотел, чтобы его чувства оказались взаимными.
Но резкие слова одним днем заставили младшего встать посреди мостовой в оцепенении и ошарашено уставиться в спину впереди идущему другу.
«Я ненавижу педиков» – сказал, словно выплюнул, Хосок.
«Как такие люди вообще могут существовать? Ходить по этой земле, среди нас? Чтобы я водился с педиками, хах? Омерзительно».
Где-то внутри Чимин почувствовал, как пион вцепился в легкие своими прутиками-стебельками, жалобно жмурясь и сжимая дыхательные пути в испуге, стремясь к сердцу, и перехватывая дыхание юноши. От этого наружу вырвался сдавленный хриплый полустон, которого Хосок не заметил.
Все внутренности саднило, сдавливало, дышать стало едва ли посильной задачей, и Чимин разглядывал серые камни у себя под ногами в попытке унять свою дрожь.
Но Чимин слепец.
Вопреки своим колючим страхам, подталкиваемый метающимся рвением пиона внутри, Чимин взял себя в руки.
Он верил и надеялся. Всем сердцем.
Что у вселенной есть для него шанс, который может всё изменить…
Долго, томительно и невозможно. Чувствуя бутон пиона внутри себя, то, как он отчаянно пытается вырваться наружу, несмотря на то, что реальность холодна и жестока, она кусается все больнее с каждым днем, одним роковым днём Чимин отважился и всё же принял решение.
– Пожалуйста, будь со мной.
Улыбка исчезла с лица напротив. Глаза шокировано смотрят в ответ.
Только не это.
– О чём ты?
Земля уходит из-под ног. Медленно, перемешиваясь с водой и утекая селью вниз.
Раз...
– Ха-ха, Чимин?
Хосок смеётся, но Чимин же всё видит, его «не может быть» в вопросах, что отражаются в насмешливых глазах.
Два...
– Неужели ты..?
Три.
«Нет»
– Ох, з-знаешь, мне нужно идти, хён. Я вспомнил… да, нужно. Иначе я не успею… на метро… Пока.
Не дожидаясь ответа, Чимин схватил свой рюкзак с парковой скамейки под ивой и ринулся прочь.
Хосок хотел было отправиться за ним, рефлекторно вскочив со скамьи, но затем подумал, что
«какого чёрта?», что
«странно всё это…» и
«перебесится, успокоится».
И он оказался прав.
Но не он выдирал стебли, отчаянно цеплявшиеся за жизнь, из своих вен, не он смывал тёплую кровь с рук, не он пытался отстирать трясущимися руками голубой свитер и уж явно не он ненароком заставлял вселенную слушать душераздирающие рыдания от боли.
Какой боли, спросите вы?
Чимин вам не ответит.
Её больше нет.
Как и нет того, кого когда-то знал Хосок.
