"Жив, цел" (c)кот

       Все происходит неожиданно, по крайней мере, так думает Мирон. Во время перерыва между песнями он замечает, как Ваня начинает отхаркиваться кровью, хочет подойти и спросить, но понимает, что это невозможно, да и панику в разгар концерта тоже начинать ни к чему. Вот отыгрывает последний трек, финальный поклон и они удаляются за сцену. Пропуская Порчи, Мирон тормозит Ваню за руку и отводит в сторону.       — Охуенно отыграли, да? Концерт заебись прошёл! - чуть ли не орёт на радостях Рудбой, а Федоров улыбается и соглашается кивком, но сейчас его интересует другое.       — Вань, с тобой все хорошо? Как самочувствие? - спрашивает Мирон и пытается разглядеть эмоции Вани под маской, которую тот до сих пор не снял.       — Заебись все, Яныч, ты чего? Нормально я себя чувствую, - отвечает Евстигнеев, а в следующую секунду слышит фразу — "Маску сними". Это не просьба, не желание — приказ. И Ване ничего не остаётся, как повиноваться ему. Мирон впивается взглядом и смотрит в глаза, почти не моргая.       — Давай я спрошу ещё раз, а ты мне честно ответишь, - говорит Федоров, выделяя каждое слово, и не отводит взгляд, ожидая реакции Вани на это. Евстигнеев собирается снова сказать, что с ним точно все в порядке, как слышит то, от чего сердце пропускает удар: — Я видел, как ты отхаркивался кровью между треками, слышал твоё дыхание, которое сбивалось. Поэтому повторяю свой вопрос — Что с тобой происходит? Что со здоровьем?       Ваня боялся этого больше всего, ведь ему даже было страшно представить что будет, если Мирон или кто-то ещё узнает об этом. Он боялся, что его заменят, боялся, что будет не нужен Мирону со своими проблемами. Но ему ничего не остаётся, как ответить правду:       — Это началось всего лишь несколько дней назад. Заметил, когда курил, но решил ничего вам не говорить.       — Вань, почему сразу не сказал? - спрашивает Мирон, и в вопросе чувствуется боль.       — Я побоялся, - говорит Рудбой и опускает глаза в пол. Лишь бы не смотреть на Мирона, от взгляда которого идут мурашки, и слова не вяжутся между собой.       Федоров подходит к нему, берет за руки и прижимает к своей груди, спрашивая почти шёпотом: — Чего?       Не поднимая глаз, Ваня отвечает: — Побоялся, что вы тут же найдёте мне замену, что я тебе больше не буду нужен, ведь ты не захочешь постоянно приглядывать за мной и строить из себя мамочку.       Мирон стоит в недоумении, а потом крепко обнимает Ваню и шепчет: — Ты дурак, мы справимся с любым дерьмом, даже не смей сомневаться в нас, а тем более в себе. Ты незаменим, Вань.       Мирон отходит на шаг, снова сцепляет их руки и говорит: — До следующего концерта ещё три дня. Завтра улетишь в Москву к врачу, посмотрим, что скажет. И без возражений. Я знаю, ты любитель поспорить, но не в этой ситуации, ладно?       — Окей, - соглашается Ваня, и они идут переодеваться, чтобы уехать в гостиницу и хорошенько отоспаться. Завтра трудный день, силы нужны им обоим.

***

       Ваня должен был прилететь два часа назад. Мирон начинает волноваться, ибо тот не отвечает на звонки и сообщения. Пытается успокоить себя тем, что возможно у Рудбоя сел телефон, но от этого легче не становится.       В ожидании ответа проходит несколько часов, за это время Мирон успевает обойти всю гостиницу, побеситься с Порчи и Эриком, доебаться до Мамая, после чего получить подушкой и улететь с криком "НА АБОРДАЖ" обратно в номер к Порчанскому и Рикки, пролистать Твиттер и посмотреть новый Версус, думая, что можно устроить одинокий шот гейм на упоминания себя.       Наконец-то приходит ответ от Вани, от которого внутри становится тепло: "Жив, цел" (с)кот. Пишет, что долетел нормально, не отвечал, потому что "этот ебучий кусок железяки, не привыкший к перепадам температуры, сел". К врачу сходил, все расскажет при встрече, жить будет, ибо "хуй ты от меня отделаешься, не дождешься, блять". Федоров успокаивается и, решив, что хватит на сегодня трепания нервов, идёт спать. Только мысли о Ване все никак не отпускают. Он вспоминает их первую встречу, первый раз, когда они вместе читали трек, и Ваня тут же подхватил слова, вспоминает, как первый раз поцеловались пьяные вдребезги, а на утро делали вид, что ничего не было, хотя каждый помнил, словно они были трезвыми. Столько воспоминаний лезет в голову, одни сменяются другими. Именно в такие моменты Мирон понимает, что Ваня является для него всем. Ваня — это его мир, который он никогда не променяет.