Выживут только любовники

Было темно — он смог включить только одну лампу, там, под бетонными небесами. Остальные выключатели были запрятаны в какую-то задницу, которую невозможно было отыскать. — Спорим, ты не закинешь мяч в очко и с десяти попыток? — мягко спросил голос Кея, отразившись от стен. — Не буду даже пытаться, — хохотнул Стэн и упал под кольцо, к стене, как мешок с кирпичами — неграциозно и пьяно. Его слова зазвенели и размножились, как и все перед глазами. Баскетбольный мяч лежал в руках, как младенец, Стэн погладил его, сдавшись приступу нежности. — Поймаешь? — спросил он с издевкой, глядя на Кея, совершенно трезвого, танцующего в тишину. — Ты знаешь, что нет, — обиженно пожаловался Кей. Плывущее по несуществующему такту тело остановилось. Глаза, живые-живые, посмотрели с укором. — Знаю, — согласился Стэн виновато и прикинулся дурачком, как будто они оба не понимают, о чем речь, — ты никогда не умел обращаться с мячом. — Ты никогда не умел делать все остальное, Босс, — проворковал Кей и стек на пол волной, заменил собой мяч, сел родной тяжестью на бедра. Руки легли на тощие горячие ноги, на кожаные штаны — жуткая пошлость в заклепках, и все-таки Кей был в них, не в джинсах, которые нравились Стэну. Даже здесь он умудрялся наводить свои правила. В железные двери зала ломанулись, закричали. Все это было далеко, не здесь. Здесь были только рыжие волосы, закрывшие собой потолок. — Они тебя убьют, — шепнул Кей доверчиво, нырнув к уху. — Приехать сюда было дебильной идеей. Стэн поднял руки, потрогал задницу, зарылся под кофту, к горячей спине и лопаткам, туда, где родинки и белая в розовых разводах кожа. Прижался грудью, чувства вытеснили воздух из легких. Он выдохнул в бессилии куда-то под подбородок: — Пускай сначала побегают. У меня ствол. — Приехать сюда было дебильной идеей, — упрямо повторил Кей. Он пах чем-то сладким и молочным, не так, как всегда, как раньше. Он дышал в волосы требовательно — мое, не отдам — и скользил коленями по полу, прикрывая собой от электрической полосы света под высоким потолком. Он был реальнее, чем когда-либо. Бар стоял у дороги. Старинный, с деревянной вывеской и оленьими рогами в качестве украшений. Одним словом — дерьмо. Столики щетинились к потолку ножками стульев, свет горел только над стойкой. Обычно тут пили пиво и виски под звуки классического рока — ничего такого, к чему они привыкли с Кеем в большом городе. — Ты останешься? — спросил Кенни и наполнил рюмки, придушив бутылку у горла. — Нет. Я проездом. Кенни кивнул так, как будто все для себя понял. Стэн припарковал сумку на стойку, порылся, растянул дорожку прямо на стертом дереве и технично втянул носом. Опрокинул рюмкой, дежурно звякнув стеклом о вторую такую же. Кенни выпил за компанию. — Давай ещё. Кей молчал, прислонившись к стойке — для него не наливали. — Сделай мне тоже, — попросил Кенни, махнув головой на пакет со снегом. Он выглядел также, как три года назад — молодым и уставшим. Они выпили снова и молча занюхнули. В глазах щипало. Кенни облизал палец и завалился на стойку локтями. Спросил: — У него была депрессия? — Нахуй иди, — пропел Кей в лопатки и обнял сзади знакомым тёплом. — В Голливуде у всех депрессия. А значит, ни у кого, — ответил Стэн уклончиво и соскочил с темы, чтобы рыжий не сломал ему рёбра. — Что с жирным стало? — Нью-Йорк. То ли помер, то ли стал волком и питается деньгами на известной улице. — Откуда знаешь? Кенни вздохнул тяжело и мудро, как и полагается бармену. Снова перевернул бутылку носиком в рюмочные круги: — У всех так. Выбор невелик. А это что? — он вытянул из зубастой сумочной пасти зиплок с грязно-желтым порошком. — Это я тебе не рекомендую, — поучительно ответил Стэн и поймал страшный многозначительный взгляд. Из задней комнаты громыхнуло. Кто-то долго выматерился и вышел в зал. Пробасил тяжело и гнусаво, вызвав ностальгию по детству: — Ты серьезно собираешься закидываться? Сейчас? Учет мне самому проводить? — Привет, Крэйг, — отрыгнул Стэн себе под нос. Кенни унесся из поля зрения, заталкивая Крэйга обратно в дверь. «Стэн едет домой» — сказал Кенни где-то там, вполголоса, как будто это так много значило. Такер притих, типа и правда все понял. Понятливые попались. Стэн скривился и взялся за бутылку сам. Наливать, сидя по эту сторону стойки, было странно. Руки не слушались. Как он до этого докатился? — Рванем обратно в Вегас. Только уже по-нормальному, с пентхаусом и шлюхами, — уговаривал себя Кей, уткнувшись в окно машины. Пальцы нервно танцевали по ошметкам хиппарской куртки, глаза бегали по безлюдной улице в поисках свидетелей. Стэн ждал, пока он примет окончательное решение. Стэн вжал бы педаль, вырулил и уехал бы моментально, без разговоров, хоть сейчас. И плевать на недели подготовки. Кею только нужно было передумать. Но отговаривать его было нельзя, увозить силой было нельзя — это было не по правилам. Столько лет спустя он все еще их не понимал, но подчинялся им безоговорочно. — На кой черт тебе шлюхи сдались? — спросил Стэн вкрадчиво, чтобы спросить хоть что-нибудь. — Как? — Кей обернулся в недоумении, как на идиота. — Для статуса. Для красоты. Куда же без них? — Кто же их ебать-то будет? — нежно вздохнул Стэн и шатнулся вперед, прижимаясь щекой к щеке, как будто они не виделись тысячу лет. Ручка коробки передач мешалась под боком. — Может, я и буду, откуда ты знаешь? Кей разомлел за секунду, стек по сиденью, затянул в поцелуй, как в черную дыру, из которой нет выхода. Стэн перехватил его руку и сунул в пальцы тяжелое железо Беретты, точно обручальное кольцо. — Ах! — Кей так и сказал — «ах» — как смущенная девица, как будто это не он придумал, как будто он впервые видит чертово оружие. — Нет, забери. Ствол будет у тебя. — Почему? — Я косой, — честно признался Кей, заглянув в самое дуло с интересом маленького ребенка. — Скорее уж сам застрелюсь, чем что полезное сделаю. Желудок Стэна подобрался выше, к самому горлу, за какое-то жалкое мгновение. Он посмотрел на Кея, зависшего над направленным в лицо пистолетом, и вспомнил подживший сухостью красный чертеж на тонких руках, бардовое мокрое лицо под кудрями, сбитые в кровь костяшки родных пальцев, и его замутило, бросило вперед, как на бомбу. Рука сама перехватила ствол, уводя, забирая. — Ладно, — прохрипел он испуганно, — ты прав. Кей потянулся, перелез, надавил и улыбнулся, как ребенок. — Прикроешь меня? — спросил он со сказочной надеждой в голосе и тут же ответил сам, не давая времени подумать. — Все будет хорошо. У них там охраны меньше, чем было у нас в школьные времена. Вот, посмотри… Он потянулся назад, неуклюже ткнул локтем в голову, потерся всем телом, обдал своим запахом, закружил. Стэн обнял его, как будто он в любую секунду мог растаять, распасться, и крепко усадил поверх собственного стояка. — Вот, — снова дыхнул Кей, прижавшись. В руках у него были две балаклавы на всю голову с раскосыми дырками под глаза. Поверх черной ткани — белые черепа, будто нарисованные небрежными мазками краски. — Крутые, да? Мотоциклетные. Купим мотоцикл, когда все закончится? — Купим, — пообещал Стэн, видя в рыжем ребенка, мелкого и мечтательного, падкого на черепа и мотоциклы мальчишку. — Люблю тебя, — поделился дыханием ребенок, сунувшись к губам. Облизал пошло и слюняво, зажевал губу, придавил бедрами, застонав. Поймал руки на пояснице, доверительно улыбнулся и упаковал чужую голову в маску, превратив лицо Стэна в нарисованный белой краской череп. Стэна колотило, руки тянулись то ли к рулю — убежать, уехать, спастись, то ли Кею под одежду — приласкать и забыться. Он не сделал ни того, ни другого. Он задавил стояк ладонью и поправил балаклаву — под ней чесалось и потело. Отпустил Кея и вышел из машины, рассеянно погладив глянцевую дверцу. Ту самую родную тачку, с которой все начиналось. Они выехали на рассвете, закинув в багажник пару дерьмовых сумок с бельем и сунув в бардачок конверт с накопленными деньгами. Они оставили за спиной школу, город, дома, родных — сели в машину и взвыли волками, уносясь навстречу жизни. — Ты будешь в Мичигане как раз, когда начнется учеба, — пообещал ему Кайл, прежде чем высунуться в люк и раскричаться в ветер. Стэн сделал вид, что поверил ему, и все равно уехал, оставив дома в тумбочке у детской кровати бумаги для колледжа. Оставив Венди — девушке, на которую он потратил все школьные годы — лживую записку. «Я вернусь» черным маркером на обороте их единственной совместной фотографии, которая была напечатана на бумажном носителе. Венди была хорошей, с ней было хорошо, но они никогда на самом деле друг друга не любили. К тому же детская мечта звала, звенела и заглушала все, даже здравый смысл. Он смутно догадывался, что не успеет не только к колледжу, но и еще много к чему другому. Тогда он еще знать не знал, что уезжает насовсем. Он малодушно кинулся навстречу безумному и манящему. Яркая молодость — то, о чем они мечтали все детство, и даже больше, ждала за поворотом. Они сели в машину, будучи друзьями. Только-только совершеннолетние, вчерашние школьники, крикливые и пестрые, как принты на их футболках. Они катили по дороге без цели, без идей, слушали Нирвану и Систему, текстов которых не могли понять, до глухоты в ушах. Они стали любовниками на первой же стоянке у озера, не успели еще замолкнуть лягушки и стемнеть небо. Город отпустил их; их забрала свобода, лесной воздух и совсем немного — трава. Первая в жизни Стэна. Кайл вставил косяк ему между губ, не спрашивая, не уточняя, а потом запечатал дым поцелуем, и все полетело в тартарары. Стэн гнул и хватал, Кайл гнулся и ломался. Он отдавался, млел и дрожал ресницами, парадоксально подчиняя себе полностью. Земля шаталась, муравьи лезли под одежду, лягушки пели и прыгали, поднимая брызги. Стэн молился чужим именем, теряя себя. — Кто я? — выдохнул Кайл, подбивая пятками под задницу, прижимаясь, как в последний раз. — Что? — Кайл был для тебя другом. А кто я? — повторил он сбившимся голосом, больно ухватившись за шею цепкими пальцами. Стэн попытался ответить, но провалился вниз, завыл, забился, втерся лбом в траву мимо рыжих волос. — Не называй меня так, — прошептал Кайл без голоса совсем, размазав по животу подтверждение их безвозвратной связи. — А как тебя называть, Кей? — Стэн заземлился локтями, напрягся, чтобы не раздавить никого и привстал, не понимая, где верх, где низ. Также, как не понимал правил игры, в которую только что вляпался. Он поддержал её бездумно, инстинктивно. Рыжий позвал — он пошел. Нет, не пошел. Шагнул. Так шагают с самолета, еще не зная, что парашют не раскроется. И Кайл сократился до одной буквы. Самой важной буквы в жизни. Стэн задрожал в истерическом смехе — как одна буква смогла уместить в себе все? Руки, голос, жизнь, требовательные злые глаза упаковались во что-то столь незначительное — три черточки, поцеловавшиеся боками. — Да, — ответил Кей невпопад и потянул обратно на себя, придавив, смяв. Он умудрился мечтательно посмеяться, не имея в легких воздуха. — Так мне нравится. Девушек было двое: симпатичная и терпимая. Третью он отмел по причине рыжих волос. Четвертая ушла сама, когда он посмотрел на ее зубы и пьяно усмехнулся: «Только если ты пообещаешь не улыбаться». Как она умудрилась сохранить столь тонкую душевную организацию с такой профессией (и с такими зубами) — непонятно. Может, новенькая. Девушки представились, но он этого не запомнил. Окрестил их для простоты Дурой — ту, что красивенькая и туповатая на вид, и Африкой — вторую, за платье со звериным принтом и маникюр, которым можно было разодрать кому-нибудь глотку. Он посадил их в новенькую машину, по-джентельменски открыв дверь. — Если я сяду спереди, то сможешь поразглядывать меня по дороге, — проворковала Африка, кокетливо помахав сережками. Стэн подумал, поводил между ними пустыми глазами и механически ответил, некультурно показав пальцем: — Не ты. Она. Африка проявила профессиональность и отнеслась к ситуации философски, без обид и фырканий прыгая на заднее сиденье. — Ненавижу сидеть сзади, — подал голос Кей, когда Стэн влез за руль, — эта корова заняло мое место. Стэн назад не смотрел. Он посмотрел на сиськи Дуры, устроившейся рядом, и попросил почти жалобно, указывая на круглый металлический медальон, повисший на простой веревке: — Сними вот это. Пожалуйста. — А ты не врежешься ни во что? — спросила она вкрадчиво, без пререканий избавляясь от украшения. Без амулета стало намного проще. — Это Вегас. Здесь на дорогах и не такие. А ты шлюха и должна была уже привыкнуть. Жизнь — это риск, хуё-моё. — Стэн вырулил от отеля к дороге, призадумался, поймал в душе остатки вежливости и все-таки добавил: — Я хорошо вожу. Но можешь пристегнуться, если хочешь. Он выпал куда-то, пропустив, как доехал до казино и почему выбрал именно его среди моря других таких же. Может, Дура подсказала, он уже и не помнит. В последнее время его постоянно выбивало из происходящего. Стэн вышел из машины, отдал ключи какому-то мальчишке (своему ровеснику) со смешной шапкой на голове и улыбкой в пол лица. — Ваш номерок, сэр, — в руку сунулся пластиковый прямоугольник с цифрами. Цифры разбегались и двоились. Его качнуло, он посмотрел на девок, выжидающих на расстоянии шага и подумал — мало, надо еще. Стэн опрокинул дозу порошка, отведя девиц в сортир и раскатав дорожку по сиськам Африки — она же и уговорила. Дежурно предложил им присоединиться. — Вообще-то, нам на работе не положено… — улыбнулась Дура очаровательно и сладко, провоцируя зубной скрежет, — только если чуть-чуть. Дура технично обмакнула палец в пакет и обтерла его об десну, присасывясь губами и глядя из-под накладных ресниц, рекламируя: здесь может быть твой хуй, сладкий, только попроси. — Хорошая девка. Работящая, — прокомментировал Кей деловито, выплывая откуда-то справа. Стэн захотел спросить, много ли девок он повидал за свои-то годы, чтобы так разбираться, но не спросил. Рявкнул вместо этого хрипло и как-то очень по-мужски: — Надо сыгрануть. Зря приперлись, что ли. Ему не пёрло. Ставки тянулись одна за другой очередью, как из автомата. Он опрокидывал бокалы с кислым шампанским, чтобы занять руки, и лениво ставил то на одно число, то на другое. Фишки сыпались водопадом. Дура и Африка еле слышно вздыхали в ужасе и отворачивались, как от расчленёнки. Крупье — молодой несимпатичный черный парень в дорогущем костюме — смотрел на него с горьким сожалением, как на безнадежно больного человека.  — Да уж, рулетка — это не твое, — вздохнул Кей над ухом, близко-близко, опалив дыханием и разворотив кишки. — Пошли бы что ли в блэкджек рубанулись. А что? Шлюхи есть, нужен полный комплект. — Не умею я в карты, — автоматически признался Стэн. — Что, простите? — уточнил крупье, задержав руку над столом. — Двадцать шесть черное, говорю, — буркнул Стэн и подловил у проходящего мимо официанта очередной длинный бокал. — Может, поставишь разок просто на черное? Или на чёт/нечёт? — жалобно попросила Дура. Бедное блядское сердце не выдерживало таких потерь в бюджете. — Что эта мымра себе позволяет? — вспылил Кей. — Двадцать шесть черное! — рявкнул Стэн, затыкая всех и сразу, и покосился на Дуру с презрением. Дура примолкла. Стэн положил уставшую бестолковую голову на руки и прикрыл глаза. Что он вообще здесь забыл? Стэн облизнул бумагу, подышал, чтобы не тряслись руки, завернул косяк. — А к какой категории относишься ты? — «А+». Лучший из лучших, — ответил Кенни, переступая кедами по снегу. — Ты понял вопрос. Ты не умер. И не на Уолл-Стрит. — Я застрял, — ответил он, помолчав, — это хуже, чем смерть. Стэн посмотрел на него, потом на Кея, ждущего у машины, и подумал: «Да что ты говоришь?». Кей стоял посреди белоснежной дороги полуголый, в летящей кофте с длинными рукавами и побрякушками на шее под широким вырезом. Ему было плевать на мороз. И на то, что он единственный не дышал паром. Он глядел ревниво и зло, как будто они с Кенни под навесом не курили, а целовались. Шлюхи, сиськи в муке и профессиональный отсос не злили его также, как эта встреча двух людей, которые когда-то давно являлись друг другу друзьями. — А, может, я никогда и не жил, — добавил Кенни, когда предыдущая часть диалога уже была забыта. Он дососал остатки сигареты, сжав ее пальцами, как самое дорогое, что у него есть. Кинул бычок под ноги с трагичным лицом, затоптал. — Ты ведь не вернешься, да? Стэн помотал головой с косяком во рту, встряхнув отросшими волосами. — Не езжай сейчас. Утро. Ты в дрова, — попросил Кенни обреченно. — Уже без разницы. Кей улыбнулся одними губами, без глаз, как будто был нарисованным. Позвал к себе рукой. Стэн ткнулся Кенни в плечо последний раз, обнимая и глядя безотрывно на рыжего, зовущего к машине, прекрасного и манящего, как сирена в какой-то древней мифологии. — Я оставил там сумку, — шепнул Стэн так, чтобы Кей не услышал. Потом истерично хохотнул и продолжил также шепотом. — Не знаю, сколько там, я не считал, а часть потратил на наркоту. И на шлюх — «для статуса». Но там достаточно. Ты должен знать, как с ними поступить, чтобы вас не загребли. Выбирайся из этой дыры. Стань волком. Кенни отстранился, моргнул испуганными пьяными глазами, но промолчал — хватило ума. Когда Стэн сел в машину, нанеся с собой снега и неприятного алкогольного запаха, Кей уже был внутри. Такой же, как тогда. Машина поменялась, он остался. Дежавю сжало сердце и разогнало дыхание. — Ты отдал ему деньги, — заметил Кей, неприятно улыбнувшись. — Нам они больше не нужны, — честно ответил Стэн, заводя мотор и подбирая глаза на дорогу, пытаясь взять себя в руки. — Но забрал себе «хмурого», — добавил Кей, трогая руку поверх коробки передач. Тепло его ладони помогло, встряхнуло, отрезвило. Дорога проявилась четче. Стэн мягко вжал педаль, выруливая — торопиться было некуда. Это было еще одно отличие. — А он не нужен ему, — уверенно кивнул Стэн. — Может, тормознем и поебемся, Босс? — предложил Кей невинно, откидываясь на дверцу, приглашая. — Мы свое уже отъебались. И какой я теперь Босс? Для кого? Стэну было плохо и смешно, где-то между этими состояниями и сразу в обоих. Он поморгал, чтобы не плакать, оскалился, чтобы не смеяться и глянул на рыжего только мельком — красивого, обещающего все то же самое, что он давно научился обещать одними своими глазами. Зелеными глазами ребенка, смотрящими из дырок на шапке с черепом. Прозрачными ресницами, танцем по кровати, вздохами под ладонью. — Срули на стоянку. Тебе нужно поспать. Ты убьешься, — порекомендовал Кей заботливо. Деревья неслись мимо сплошной снежно-черной стеной. — Да когда я вообще нормально спал? — спросил Стэн и моргнул, проваливаясь. Пол вибрировал в такт басам с нижнего этажа. Маленькое окно светилось голубым и призрачным, выходя на грязный двор. Под этим окном курили официанты и мужики с кухни, а иногда эскорт-девочки, перекидываясь профессиональными шутками, от которых вяли уши. Еще там постоянно ошивались собаки — грязные и облезлые, как и всё в этом районе. И пара кошек. Кей дал им имена и прикармливал своим ужином, то ли чтобы позлить местных мексикашек-поваров, которые их ненавидели и гнали пинками, то ли чтобы самому с каждым месяцем таять в весе, превращаясь в бумагу с паутинкой голубых вен. Они жили в комнатушке над клубом, в котором работал Стэн — наполнял «купиты» разноцветной разномастной слякотью бесконечных маргарит для девушек, приехавших в Элэй, чтобы стать актрисами, и нескончаемые «хайболлы» для мужиков, которые обещали им исполнение мечты и все звезды небосклона. Первые старались казаться утончёнными и не брали ничего, кроме цветных коктейлей с зонтиками и красивыми названиями. Вторые пытались держать статус, которого у них не было, и стучали толстыми пальцами по стойке, рявкая величественно: «Виски, мальчик. Самый лучший. Один кубик льда. Пошевеливайся.» И те, и другие блевали одинаково. И иногда рыдали, капая слюнями на стойку. В такие моменты развести их на чаевые было проще всего — послушал, покивал, состроил рожу, и вот ты уже не «мальчик», а «отличный парень» или даже «друг». Принял лишнюю десятку, протер со стойки оставленные в подарок сопли и окучиваешь следующего. Так и жили. Кей не работал. Этого он не умел — он жил не для работы, он горел не для работы. Но помогал как мог. Разводил девушек или мужиков — он нравился и тем, и другим; он нравился вообще всем — на лишнюю выпивку. В бар капало бабло — бабло капало к ним. Иногда толкал кому-нибудь дозу втридорога, но чаще закидывался сам. Танцевал лучше самых распрекрасных стриптизерш и пристреливал Стэна глазами через весь зал — я здесь, я с тобой. Так проходили рабочие ночи. Остальное время они курили, нюхали, пили, рассасывали все, что придется, спали и без конца трахались. А на выходных уходили оторваться в другой клуб, один из сотни в округе. Все они были одинаковыми и как две капле воды похожими на их собственный. Цепкая тонкая рука прошлась по груди и животу, пощекотала пупок, дорожку волос, упавшую вниз мягкой тенью, и нырнула в трусы, сжав член, как убийца сжимает горло жертве. — У меня смена через четыре часа, — мучительно застонал Стэн и опрокинулся на спину. Кровь отлила от груди и лица вниз, разгоняя сон. — Я не спал уже хуй знает сколько. — Я тоже. Двадцать часов, — похвастался Кей, перекидывая ногу через бедро с грацией балерины. Он тянулся вверх, к потолку, голый белый тонкий и прямой, как волшебное гибкое дерево. Волосы горели даже в полутьме, глаза чернели расширенными зрачками — он начал еще вчера, и с тех пор не трезвел. Стэн задохнулся от его красоты, потянулся, погладил рукой чуть дотрагиваясь, как статую, как произведение искусства. Проследил холодной рукой синяки, засосы и следы от его собственных пальцев — почти инструкция, подсказка: ухватись тут, поцелуй здесь. Кей затянулся глубоко и сладко, как с рекламы, наклонился, не сгибая спину, и передал травяной дым через рот, точно душу из себя выпустил. Его член провел по животу, оставляя влагу, вытягивая мысли. — Черт… — поделился Стэн, пытаясь вспомнить, который это раз за день и не понимая, где у его организма предел и есть ли он вообще. — Я могу уйти. Если не хочешь, — соврал Кей с интонацией верующей малолетней девственницы и тут же сел на живот, поерзал, съехал вниз и попал сразу, как будто он был девчонкой, как будто ему это ничего не стоило. Они сошлись, как два кусочка паззла, идеально подогнанные друг под друга. — С-с-сука, — зашипел Стэн, вдавливая пальцы в ломкое тело под ребрами, царапая, оставляя свежие следы. Кей специально был таким белым, таким идеальным, чтобы его можно было портить и раскрашивать, как холст красками. Стэну было больно до слез перед глазами — Кей поплыл, застонал и откинулся назад, выгибаясь. С его руки сорвался пепел и разбился о грудь грязной кляксой. — Эй, Босс, ну помоги же, что ты разлегся, — заскулил Кей задушено, как при лихорадке и снова затянулся, как будто на автомате, по привычке. Стэн с силой потянул его вверх, снял с себя и напрягся, садясь. Попросил зло: — Выкинь уже это дерьмо. И сам перехватил тонкую руку, отобрал дотлевшую до основания самокрутку, поцеловался с ней разок и метко стрельнул в пепельницу. Кей прижался к лицу солнечным сплетением, из которого било быстро и ритмично, как из-под пола их квартирки, как будто у него в груди тоже была нескончаемая вечеринка. Так, пожалуй, и было. Кей брал себе всё и всё отдавал. И был он тоже всем. Он пульсировал и горел, несясь во все стороны сразу, но оставаясь на месте, притягивая к себе, как ядро звезды. Как будто в него запихнули слишком много всего, слишком много удивительного и прекрасного, и он не справлялся с этим, это жгло его изнутри. Поэтому он был таким тонким — его тело устало от его души, поэтому он светился так, что было иногда больно на него смотреть. Его всегда было видно через весь клуб, через толпу потных, чужих, переломанных и собранных по кусочкам людей. Он высвечивался красными волосами и улыбкой от уха до уха. Тоже потный, но по-другому, как залитый дождем. Он зачесывал мокрую челку рукой, глядя на Стэна блестящими черными глазами с провалами зрачков, говоря — смотри на меня, это все не для них, а только тебе, и вылезал на сцену, и принимался танцевать. Никто его оттуда не гнал, его тут знали все. Его любили девчонки — Бренди и Лакрица по статусу, Сэм и Лана по маминому велению — хотя он затмевал их полностью. Они были высокие и на шпильках, он — низкий и обвешенный побрякушками, у них были сиськи в пуш-апе и напомаженные губы, у него — мальчишеские коленки в дырках штанов и волосы, как из рекламы солнца, парного молока и подсолнечных полей. Щеку охладил металлический медальон, Стэн отодвинул его носом, прижался губами в самый центр груди, куда впадали ребра. Кей выдохнул над головой напоминание, как будто всего остального было недостаточно: — Хочу тебя. Стэн потянулся, придерживая хрупкое тело одной рукой, огладил родное лицо пальцами, посмотрел вверх, как на икону, пока Кей забрал их губами и языком, вытянув пятнистую от засосов лебединую шею. Темные глаза убивали, и Стэн зажмурился, наощупь нашел сосок, сжал зубами, разгоняя дрожь и стон по своим пальцам. Кей мотнулся, с пальцев капнуло, и он задышал в потолок: — Давай. Не могу. Кей опустился на пальцы легко, но отозвался всем телом, дыханием, когтями в волосах. Он был искренним и живым, честным, открытым, и это подняло нежность в душе удушающим потоком. Это чувство смешалось с желанием схватить, сломать, помять, выдавить крик. С Кеем всегда было так. Он был хорош настолько, что его хотелось заспиртовать и посадить в банку, приколоть иголкой, как бабочку, оставить на вечность, сдувать пылинки, кормить с ложечки. Он был хорош настолько, что его нужно было испортить и притушить, чтобы он не ослепил весь мир. Стэн метался между двух этих желаний, не в силах разорвать порочный круг. Он сдался, стукнул лбом в грудь, завешенную амулетами, затарахтел горлом, прицелился и дернул: бедрами — вверх, руками на ломкой белой талии — вниз. Кей вскрикнул умирающей птицей, сжал ногами в смертельной хватке и захныкал, как маленький. Ему было хорошо, ему всегда было хорошо, что бы ни случилось, но жалость и забота все равно ударили в нос, в глаза, заполнили собой легкие, как болотной жижи напустили. Стэн зашептал что-то сбивчивое и виноватое, поцеловал куда-то не глядя. Ключица резанула губы, шея пахнула горьким и терпким. Он лизнул ямку, собирая соль, обхватил бледное тело обеими руками, сжал, втерся в него и мягко качнулся туда-обратно. У них никогда не бывало просто секса. Они никогда не ебались «по-нормальному»: кончили — закурили. Это всегда был пожар, от которого летела мебель и расшатывалась тачка, или море розовых соплей, в которых можно было утонуть и заработать себе диабет — настолько они были сладкими. Они трахались каждый день, везде, где были горизонтальные поверхности, а порой обходились и без них, и все равно каждый раз умудрялись найти в себе эмоции, как будто это был их первый раз. Кей вздрогнул, словно проснулся, дернулся из объятий, заглянул безумием в глаза и потянулся назад, вверх, как будто собрался уйти. А потом прибился обратно, с размаху, выбив воздух. Выдохнул восторженно и точно лопнул по шву — улыбнулся всеми зубами, провоцируя: ну и что ты сделаешь, Босс? Стэн зарычал зверем, подобрал под себя пятки, развел колени и перехватился поудобней — сейчас зашатает. — Хватайся за что-нибудь, блядь, — ругнулся он зло в чужую улыбку и рванул, разогнался. Дернул за волосы, укусил в шею, цапнул спину ногтями. Кровать красноречиво скрипела. Музыка с нижнего этажа задавала ритм. Кей сипел, хныкал или смеялся, чередуя между толчками, как будто кто-то истерично переключал туда-сюда радио. Он грозился рассыпаться, развалиться на куски: руки отдельно, голова отдельно, ноги вообще не его, и Стэн держал все, что мог, сгребал, чтобы ничего не потерялось. Кей потянулся вперед, перехватил лицо руками и не поцеловал, нет, на это не хватило бы спокойствия — уткнулся носом и распахнутыми губами, закричал, жмурясь. Стэн понятливо втиснул между ними руку, обнял член, надавил на головку большим пальцем и оскалился, глядя в трясущееся лицо. Кей замолчал резко и бесповоротно — радио перегорело — стал мягким и навалился вперед всем весом. Они упали на кровать, Стэн поддержал его руками и толкнулся еще несколько раз, выбивая жалкие усталые стоны, один тише другого. — У нас остался порошок? — выдохнул он вместе с дымом в потолок. До смены оставалось пара часов, а ему необходимо было помыться, так что на сон времени не было. Организму требовался пинок. На животе подсыхало и тянуло. — Нет, Босс, все кончилось еще на той неделе, — удрученно пожаловался Кей. Он курил у распахнутого окна. Голый. Он постоянно ходил по комнате голым, и голым же спал — смутить его было практически невозможно. С улицы дуло холодным и не очень свежим воздухом, бледное тело вспухло крупными мурашками, как шкурка экзотического фрукта. — Дерьмо, — резюмировал Стэн. Ему предстояла тяжелая ночь. — Давай ограбим банк. Стэн тихо засмеялся. Кей промолчал. Под окнами мяукнула кошка. — Эта дура опять жрать хочет. Надо выйти прогуляться, — потерянно пробормотал Кей не своим голосом, слепо глядя куда-то во двор. — Куда теперь? — спросила Дура нежным прокуренным голоском. Стэн дышал несвежим городским воздухом, пытаясь не проблеваться. Шампанское — зло. А еще он проиграл больше денег, чем зарабатывал за год. Его это не волновало. — Домой, — ответил он многозначительно, роясь по карманам в поиске номерка от машины. Сказал бы ему кто-нибудь полгода назад, что он будет сдавать тачку в гардероб — он умер бы со смеху. Сейчас смеяться не хотелось. Хотелось блевать. — В отель? — радостно уточнила Африка. Девицам не терпелось отработать свои деньги. — В Колорадо, — угрюмо уточнил Стэн. Ему не терпелось умотать подальше от пестрящих огнями и музыкой улиц. Девки переглянулись и посмотрели на него, как на конченного идиота. Так синхронно, что почти подтвердили теорию о том, что шлюхи обладают коллективным сознанием, точно какие-нибудь пчелы. Стэн наконец нашел пластиковую пластинку, ощупал рельефные цифры пальцем и шатнулся к стойке с администратором стоянки. — Сэр, — мужчина, годящийся ему в отцы, выставил вперед ладони в защищающемся жесте, — мы не можем выдать вам автомобиль, когда вы в таком состоянии. Извините. Такие правила. — А в каком я состоянии? — Стэн собрал глаза в кучку на лице собеседника. Седина в бороде и добрые глаза. Хороший мужик, работающий на дерьмовой работе. Жалко. — Мы можем предоставить вам водителя за отдельную плату, который отвезет вас куда необходимо в пределах города. В противном случае вам придется вызвать такси, а автомобиль забрать завтра. — Блядь, — с чувством выматерился Стэн и уронил голову. Сейчас он заблюет рабочее место хорошего человека. — Ладно, давайте водителя, — сдался он и сел прямо на плиточный пол, у стойки. Водителя он не запомнил. Как и все остальное, вплоть до двери в собственный номер на сорок с хер-то там этаже. Ключ-карта не слушалась — он чувствовал себя стариком, не вразумляющим современных технологий. Во рту отчетливо стоял вкус блевотины. Но когда его прорвало, он сказать не мог. В номере был минибар. В минибаре была вода. Ее он не взял, зато взял микроскопическую бутылку виски, чтобы ополоснуть горло. — Кхм, — произнес кто-то женским голосом. Стэн обернулся и обнаружил в номере двух девиц, разодетых и размалеванных. Потупил пару секунд, прежде чем вспомнить, кто это, и нахуя они тут стоят. — А. Ага, — откашлял он, оглядывая номер — куда он кинул эту ебаную сумку? Сумка нашлась под кроватью. Кровать притянула задницу магнитом, и он благодарно повалился в мягкий матрас, вытряхнув из сумки пачку купюр, перетянутых резиновой лентой. Сунул ее в руки Африки, перебарывая новый приступ тошноты — ручки сумки были в красных пятнах. И спортивный логотип на пузатом боку — тоже. — Хватит? — спросил он, отворачиваясь подальше от пятен и вообще подальше от всего этого. Девицы ахнули, глядя на перепачканную сумку, наполненную деньгами, а потом вылупились на пачку, как будто им в руки дали по меньшей мере золотой слиток. А может, так оно и было. Стэн в душе не ебал, сколько стоят эти самые слитки. Или хотя бы сколько было в пачке. Дура отмерла первая — не такая, может, и дура — прокашлялась и запела высоко-высоко, как малолетка: — А что, мы делать ничего не будем? Как же это так? За такие деньги просто по городу пошатались и все? Африка пихнула ее туфлей, злобно шевельнув красными губами. — Что же ты меня позоришь, Босс? — спросил вдруг Кей голосом родным и знакомым настолько, что внутри что-то сжалось и лопнуло. Кей уселся в кресло и важным широким движением закинул лодыжку на колено. — Не солидно, Босс, что же ты так? Девушки ждут! — У меня не встанет, — ответил Стэн честно, глядя в хитрые зеленые глаза. — Ох, дорогой, что же ты сразу не сказал? — с готовностью взвилась Дура, утрамбовывая деньги поглубже в сумочку. — Это ведь наша работа! — подхватила довольная Африка и присела рядом, мягко толкнув маникюром в грудь. Стэн повалился, не сопротивляясь. Девки не лезли на глаза и не пытались целоваться. — Видишь, какие профессионалки, — мягко сказал Кей совсем близко и залез на кровать с ногами, усаживаясь рядом, под самым боком. Он был в своем любимом черном балахоне, напоминающем одеяние каких-нибудь сектантов. Пальцы с кровавыми заусенцами выползли из необъятного рукава и огладили лицо, нежно и невесомо. Кей наклонился, от острых ключиц отлип круглый медальон и закачался перед самым носом гипнотизирующим маятником. — Мы все-таки выбрались в Вегас, — прошептал Кей и улыбнулся, и дыхнул сладким в лицо, украв душу. Стэн качнулся на кровати, как на лодке, и потерянно замычал, когда член обхватила чья-то когтистая, неродная рука. Кей убрался от лица и стряхнул балахон одним движением, оставшись в майке, облепившее тонкое тело складками. Стэн захотел потрогать его, но и в руках, и в остальном теле сил было меньше, чем в среднестатистическом коматознике. Он закрыл глаза, потому что это было слишком хорошо, настолько, что велик был шанс забыться с концами. Женский рот работал профессионально и отточено — Кей так никогда не умел. В темноте собственных век все тут же стало противным и мерзким, захотелось встать и убраться отсюда как можно дальше. — Если ты не будешь на меня смотреть, я обижусь и уйду, — по-детски упрямо сообщил Кей. Пришлось открыть глаза. Кей улыбнулся довольно и самонадеянно, вытянулся телом вверх, задрал майку, скрестив руки, и долго тянул ее к голове, демонстрируя живот в родинку, фактурные ребра, грудь с торчащими сосками и впадины подмышек с темным пушком. Медленно, с какой-то запредельной гордостью в глазах: смотри, что у меня есть. Стэн задохнулся, зрение поплыло, напряжение ударило как-то сразу вниз живота, подобрав мошонку, а еще в голову, под глаза. Стэн вскинул руки к лицу, его сухо тряхануло раз, другой, и он разрыдался в ладони — точно кран повернули. Мерзко и пьяно, как когда-то, в прошлой жизни, делал его отец по любому поводу. Дура поднялась и деловито вытерла рот, переглядываясь с напарницей. — Вот дурень… — прошептала одна из них тихо-тихо, на грани слышимости. — Я бы въебал, — скромно прокомментировал Кей, дравшийся в последний раз в глубоком детстве. Стэна подобрало, сжало, голова запульсировала, готовая взорваться. Глубокое беспросветное «хуево» накрыло так резко и основательно, что появилось неиллюзорное желание достать ствол и пошмалять по стенам и даже, может, по девкам — кому они такие нахуй нужны, бляди бесполезные. Он вскочил на взявшейся непонятно откуда силе и бросился на Дуру с кулаками. Дура завизжала резаной свиньей. Кулак пролетел мимо, мазнув ее по плечу. Африка не растерялась, вскрикнула голосом профессионального рестлера и лягнула со всей своей Африканской мощи. Туфля поцеловала куда-то вниз живота. Стэн покачнулся. Комната отключилась. — Эй, Босс. Не спи, — позвал Кей, украв мимолетный поцелуй. — Я не сплю, — соврал Стэн, продрав глаза. Над головой шумела и переговаривалась листва. В отдалении призрачно дышал океан, хотя, может, ему это только показалось. — Открой рот, — попросил Кей, грея бок своим присутствием. Стэн открыл. Он никогда ему ни в чем не отказывал. Самый центр языка мягко тронул палец, мазнул вниз и убрался, оставив после себя крохотный кусочек бумаги. — Зачем? — кисло спросил Стэн, поднимаясь на локтях. Закидываться ему ничем не хотелось. Хотелось поваляться на пледе, как нормальный человек, пообниматься и поесть, слушая деревья. — Мы еще даже бутерброды не уговорили. Кей улыбнулся довольно и обезоруживающе. И зачем-то показал язык с налипшей на него бумажкой, как дразнящийся ребенок. — Тебе если трезвым, то не прикольно, да? — грустно вздохнул Стэн и снова повалился на спину. — Что ты разнылся, как мама моя? — пробухтел Кей и улегся на плечо, прижимаясь всем телом, как ласковое животное. — Говорят, на природе только это и жрать. — А что это, собственно говоря? — сонно поинтересовался Стэн, млея от чужого тепла и успокаивающего шелеста над головой. — Какие-то марки. Поди разбери. Если повезет, то ЛСД. Будем связываться с духами предков. Каких предков? — рассеянно подумал Стэн, — у нас же нет никого. Он вспомнил родной город. Мать в переднике, отца перед телевизором. Сестру и тот момент, когда он впервые увидел ее красоту — ей тогда только сняли брекеты. Он не вспоминал этого так давно, что все это казалось каким-то далеким сном, который он видел когда-то в детстве, когда был совершенно другим человеком. Стэн в мелких подробностях вспомнил своих одноклассников. Баттерс в черной шапке выпускника, Венди, произносящая прощальную речь. Венди, красивая и строгая, как молодая Марлен Дитрих. Ее мягкая некрупная грудь в ладонях, влажные губы и длинные волосы, разметавшиеся по подушке. Он вспомнил Клайда в спортивной куртке, Джимми с невозможно угнетающим заиканием, Твик Твика, пьющего кофе, Бебе, которая всегда неровно дышала к Кайлу. Стэна вздернуло вверх, вытащило из дремы страшным вопросом, ударившим в голову, как наковальня в мультиках: в кого была влюблена Бебе Стивенс? К-а-й-л Б-р-о-ф-л-о-в-с-к-и — перебрал он в голове, пожонглировал буквами, вдумываясь в эти слова. Он помнил маму Кайла — страшную женщину, страдающую манией гиперопеки, его младшего брата — тихого и хорошего Айка, совершенно не похожего ни на кого из своей приемной семьи. Он не мог вспомнить своего лучшего друга. Отличника и зануду, который делся куда-то, стоило им чуть-чуть подрасти. Стэн закрыл глаза, напрягся, вырисовал сознанием, как маслом, рыжие волосы. За ними тут же, потянув воспоминания бусами, появилось все остальное: огромные плакучие кофты, узкие кожаные брюки с заклепками, побрякушки на шее и запах марихуаны, впитавшийся в ладони. Нет. Не так. Стэн помотал головой, отгоняя ставший вдруг ужасающим образ. Потом встряхнулся весь от ощущения, что по нему кто-то ползет. Он посмотрел наверх, туда, где агрессивно шумели деревья. Они гнулись стволами, как будто были резиновыми, двигали живыми лапами, путались друг с другом, а потом вдруг начали расти и тянуться вверх, как лианы или щупальца. Где Кей? — сознание вздрогнуло, зазвенело. Стэн вскочил, путаясь неслушающимися ногами, хватанул воздух пальцами, потеряв ориентацию в пространстве. Прислонился ладонью к дереву, чтобы не упасть, и одернулся тут же — кора была мягкой и горячей. Он всмотрелся в то, как она текла по стволу дерева, точно мягкая ворсистая субстанция. Ужас подобрался к горлу удушающей волной. — Кей! — хрипнул он в никуда, переступая ногами. Деревья зашелестели громче, в самые уши, и он побежал куда-то, чувствуя, что, если не сделает этого — его оплетет ими, запутает ветками, засыплет живой листвой и похоронит заживо. Там, куда он прибежал, была дорога. Пустая узкая дорога с раскаленным асфальтом, льнущая к горе, грязной и осыпающейся песком. Он застыл у нее, чувствуя ногами весь свой вес, тянущий его к земле, в землю. Он не мог вспомнить, зачем прибежал сюда. Паника дышала через его легкие быстро-быстро, сердце заходилось, как у кролика, которого взяли на руки. Кролик может умереть от страха — вспомнилось ему вдруг ужасающее, услышанное когда-то сто лет назад, в той, другой жизни. Стэн обхватил себя руками и сложился, как сломавшийся конструктор, сев на корточки. Мне все это просто кажется — подумал он вслух для убедительности. Повторил это несколько раз, как мантру, стараясь не смотреть в землю, которая шевелилась и плыла комками грязи. Нужно найти Кея — вспомнил он наконец, поборов истерику. Стэн развернулся и посмотрел туда, откуда он прибежал. На деревья, шатающиеся и грозные, зовущие к себе, к своим мягким текучим стволам. — Это мне просто кажется. Я должен найти Кея, — повторил он, обращаясь то ли к себе, то ли к деревьям. Он сделал несколько неуверенных шагов вперед и крикнул так громко, как мог: — Кей! Деревья шумели, кусты шевелились, ничего не изменилось. — Кайл! — выкрикнул он неосознанно, и его охватила новая волна ужаса, как будто он попытался позвать мертвеца. Перед глазами вдруг выплыла картинка, которую он так упорно пытался вспомнить. Кайл: такой же рыжий, как и сейчас, только в дебильной детской шапке, зеленой, как его глаза. Десятилетний, мелкий, круглолицый. Мертвый. Стэн дернулся, затаил дыхание и вгрызся в мягкое место кулака с такой силой, что кожа лопнула, и на зубы потекло железом. Боль отрезвила, наваждение ушло, даже картинка вокруг перестала течь и дышать так, как прежде. Стэн убаюкал руку на груди и побежал, смаргивая влагу. Он нашел их плед, кинутый под дерево мятой тряпкой, бумажный пакет с бутербродами. Дерево казалось совершенно обычным, нормальным, но он не стал к нему присматриваться, потому что знал, что оно потечет вновь, стоит только об этом задуматься. Стэн крикнул еще несколько раз в разные стороны, а потом побежал со склона вниз, к их машине — той самой машине, которая увезла их из родного города, разделив жизнь на «было» и «стало». Машина, запаркованная на каменистом обрыве, была пуста. Он обогнул ее, поднимая в воздух клубы горькой пыли и с ужасом посмотрел вниз. Почти под откос уходила скала, заросшая колючими кустарниками и карликовыми пальмами. — Эй, Босс, — позвали тихо из-за спины, отправляя сердце в пятки. Кей сидел, сжавшийся в комок, у колеса их автомобиля и улыбался затравленно, как пойманный за шалостью ребенок. Больному нетрезвому сознанию почудилось, что он красный весь, с ног до головы, как черт на картинках. Стэну пришлось поморгать и вдавить пальцем рану на руке, чтобы разглядеть все так, как оно было на самом деле. Он кинулся к машине, на землю, ссаживая колени об острые камни и стал хвататься за Кея, как припадочный. Все руки до локтей у него были в неглубоких беспорядочных порезах, как будто он сунул их в вентилятор. Ладони Стэна перепачкались красным, он хватанул рыжие кудряшки, заплаканную щеку, грудь, шею, оставляя отпечатки везде, до чего дотягивался, превращая все вокруг в одно сплошное красное пятно. — Дерьмовая была идея, — всхлипнул Кей, заслонившись от мира истекающими руками. Стэн обхватил его, вжался, спрятал голову на груди, чувствуя, как промокает рубашка. Сознание плыло, тело тряслось, глаза не моргали и болели, и он не мог вспомнить, как нужно разговаривать. — Я не резал вены, если что, — прошептал Кей виновато. — Не отдавай меня никуда. — Нужно вызвать врача. Я сейчас никуда сам не доеду, — выдавил наконец Стэн с таким усилием, словно у него в горле была пробка размером с кулак. — Нет! — Кей забился, как птица в клетке. — Нас же загребут! И тебя, и меня! Стэн сжал руки сильнее, успокаивая дыханием в макушку. Закрыл пересохшие глаза, прошептал: — Скажи, что мне делать, Кей. — Давай сами. Как-нибудь. Ничего же страшного, наверное, — неуверенно промямлил он и притих, чтобы доказать, что он в норме. Стэн молчал, собирая по крупицам мысли. Потом отпустил осторожно, как младенца, и снял свою рубашку. Обмотал ее вокруг родных рук, как мог, прижал их Кею к груди и сказал: «Держи». Кей держал. Он молчал и слушался, глядя в пространство перед собой страшными глазами. Стэн походил вокруг машины, игнорируя плывущие дефекты картинки. Вспомнил наконец про автомобильную аптечку. Она нашлась в самом углу багажника, заваленная всяким хламом. Он не помнил, кто положил ее туда, но это было так давно, что не имело никакого значения. Он обмыл изрезанные руки водой из бутылки, и по склону потекло рыжим ручейком. Он промокнул каждый порез ватой, смоченной в какой-то дезинфицирующей дряни, и они шипели розовой пеной, а Кей вздрагивал, как от ударов, и продолжал молчать. Бинтов едва хватило на то, чтобы чуть-чуть прикрыть руки в два слоя. Стэн тяжело сел на землю, не зная, сколько прошло времени, и сможет ли он когда-нибудь заговорить вновь. Он смотрел на обмотанные полупрозрачной марлей руки, которые Кей все еще держал на весу, словно они могли рассыпаться. Зрение продолжало плыть. — Давай уедем, — попросил Кей вполголоса. — Меня кроет. Я убью нас обоих, — откликнулся Стэн как будто не сам, не по своей воле. — Нет. Не отсюда. Из города, — поправил Кей, аккуратно положив руки на колени. — Давай достанем денег и уедем в Европу. Во Францию, например. Но для начала оторвемся в Вегасе. Чтобы Америка нас запомнила. Стэн кивнул, с ужасом осознавая, что сделает для этого человека все, что угодно. — Мне нужно выпить, — выдохнул он, потерев лицо о тонкую ткань кофты на чужой груди. Кей слез, поднимаясь на ноги. Он был босой. Как будто они так и не вышли из их маленькой квартирки над баром, в которой всегда дрожал от музыки пол и в которой пахло травой и сексом, как в дешевом притоне. Стэн дотянулся до бутылки, тяжело ткнул ее в губы. В двери бились и кричали. Забаррикадированные ручки металлически звякали вставленной сквозь них балкой. — Потанцуешь со мной? — по-доброму попросил Кей, протягивая руку, приглашая. — Как в школьные времена, на балу. В последний раз ты танцевал в этом зале с Венди. Я ревную и требую возмещения ущерба. — Здесь же нет музыки, — отозвался Стэн улыбкой, беспрекословно поднимаясь, сжимая чужую ладонь. Он бережно прихватил руку пальцами и сдвинул рукав вверх, к локтю. Огладил совершенно гладкую кожу без шрамов. Прикоснулся губами к голубым венкам на запястье. — Разве? Ты прислушайся. В спину зло и громко выло сигнализацией. Сумка была тяжелой. Кей был тяжелый. Ствол в ладони был тяжелее всего этого. — Дерьмо, — оценил ситуацию Кей, завалившись на машину. В дверь его пришлось впихивать, но уселся он сам. Ключи нашлись на автомате, машина завелась на автомате, Стэн на автомате рванул вперед, как в гонке, оставляя на асфальте жженые следы шин. Кея откинуло на спину, и он взвыл, как будто его бросило на ножи. — Нахуя ты снял маску? — спросил Кей злым выдохом и долго стягивал свою с головы слабыми руками. — В кого ты стрелял? Ты попал? Ты кого-то убил? — продолжил он сбивчиво, помещая по одному слову в каждый промежуток дыхания. Его волосы распушились, как огромное облако красной ваты. Он пригладил их рукой, перемазывая другим красным, липким и злым, как тогда, сидя на склоне у машины. — Какого хуя ты молчишь? Босс! — Кей задушено пискнул и уронил себя на окно, сгибаясь. Подышал сквозь слезы и посмотрел на свою руку, прижатую к животу, красную и глянцевую. Позвал еще раз, тихо и обреченно: — Стэн. — Сейчас не до разговоров, — ответил Стэн, перебирая руками руль и выворачивая куда-то мимо светофора. — Сейчас для них самое время, — выдохнул Кей, прикрывая глаза. — Не говори так. Наболтаемся еще. Я тебя так заебу — ты на стену влезешь. — Не хочу, — всхлипнул Кей невпопад и ухватился рукой за дверь, потом за собственное колено и за чужую руку на коробке передач. Оставил яркие четкие следы — здесь был я. — Умирать не хочу. И никогда не хотел. — Я знаю, — перебил Стэн, стараясь смотреть только на дорогу. — Я не резал тогда вены. Честное слово. Просто испугался и все. — Я знаю. Кей замолчал на бесконечные несколько секунд, и этого хватило, чтобы Стэн потерял собранность. Он глянул вправо, фонарь высветил яркое — и почему он всегда такой красный?! — и Стэн заговорил быстро и громко, не желая оставаться в тишине: — Прижми руками. Возьми какие-нибудь тряпки и прижми. — Тут самим не получится, — усмехнулся Кей куда-то вниз. — А приедем в больницу, и нас загребут. И тебя, и меня. — Ну и пусть загребают. В пизду их всех! Слышишь меня? — Дебильная была идея, да? — Кей как будто говорил сам с собой, тихо и потерянно. От этого его голоса волосы на руках вставали дыбом. — Ты часто стал это говорить, не находишь? Может, начнём слушать меня? Я сказал: сними ебаную куртку и прижми живот! Прижми свой ебаный живот! Кей! — Что играло на выпускном, когда вы с Венди танцевали? — спросил Кей и обнял за шею, покачиваясь. — Ты действительно думаешь, что я помню? Это было тысячу лет назад. — Ты себя переоцениваешь, старичок. Не тысячу, а всего несколько. Видишь, они даже ремонт не успели сделать. Талия под ладонями была тонкая и горячая, но не такая невесомая, какой она была в последние полгода. Кей улыбался, как с картинки, и был таким, каким Стэн запомнил его в их лучшие времена — счастливым и целым, не поломанным, не выгоревшим до основания. Стэн потянулся и поцеловал его, правильно и долго. Он прижался губами к щеке, вдавил носом, вдохнул запах. Пахло кровью и бензином. И только этим. Стэн посадил его ровно, откинул голову на сиденье и попытался прикрыть зелень глаз, но не смог — они были живые и блестящие настолько, что страшно было прикоснуться. Стэн хлопнул дверцей. Чиркнул спичкой. Поднял с земли тяжелую сумку и наблюдал за тем, как полыхнуло. Он все сделал по плану, как и обещал. Несмотря ни на что. Как и договаривались. — Думаю, это всё, — улыбнулся Кей в губы. — Ствол у тебя? — А как же, — Стэн отпустил его в последний раз и полез рукой за спину, за пояс. Двери надломились раз, другой и слетели с петель. Белые слепящие фонарики высветили одинокую фигуру посреди спортивного зала. Стэн вздернул пистолет, посмотрел в прицел. Со стороны фонарей громыхнуло длинной очередью. Зал отключился.