Память

Не закат вином расплескался в пыли - Не успеешь раскрыться за миг до земли. Я возьму свои слова и дела И отдам их той, что давно умерла... Элхэ Ниэннах, «Там, за окном — мир...»

Море помнит. И море ненавидит. Та, что была когда-то линкором Невада, тоже помнит. Помнит рвущееся с неба ядовитое пламя, помнит долгую, безнадёжную агонию, помнит жар отравленной воды, врывавшейся в отсеки... И та, что была Невадой, ненавидит. Она помнит удары торпед. Помнит док и новые детали корпуса. Помнит одиночество... и медленную смерть рядом с Нагато и Саратогой. И многими другими. А ещё она помнит, как её — уже после нового рождения, после осознания — пытались снова поставить под ружьё. Помнит лица подруг, ушедших на дно — и вернувшихся с той стороны. Изменившимися. Другими. Теми, кто помнит. Невада давно не заходит в порты — ей это не нужно. Она помнит всё — и она держит океан чистым. Одна из многих. Одна из тех, для кого нет уже ни Глубинных, ни канмусу. Тех, кто помнит. Невада помнит. И ненавидит. Она знает, что нынешние люди ни в чём не виноваты — кроме того, что видят в ней лишь оружие. Лишь воплотившийся по какому-то безумному капризу мироздания корабль. Но это уже неважно. Потому что та, что была Невадой, линкором ВМФ США, помнит предательство. Помнит, как держалась на воде Нагато. Помнит, как рванулся последним выдохом умирающего воздух из трюма уходящей в отравленную воду Саратоги. Помнит одиночество. И ей уже неважно, что глаза Саратоги светятся синим, а на плечах — биомодули. Глубины больше нет. Как и Флота. Есть лишь память. Ненависть. И родство в смерти — той, первой, смерти преданного людьми корабля. Те, кто помнит, встречаются изредка — на островах, ставших после прихода Глубины необитаемыми. Короткие встречи, несколько слов, жаркая ночь — и снова уход в море. Море, которое должно быть чистым. В котором не должно быть того ядовитого огня, что пришёл тогда на Перекрёсток. Невада помнит. И Невада ненавидит.