ID работы: 6248477

эгоцентризм

Слэш
PG-13
Завершён
130
автор
Размер:
8 страниц, 1 часть
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
130 Нравится 6 Отзывы 20 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста
Примечания:
Эгоцентризм — это крайняя степень проявления эгоизма, как может сказать вам Википедия, и, кажется, подобное в двадцать первом веке встречается у каждого второго. Никто не заботится о близких, думая лишь о том, как достать побольше денег, не делая для этого совершенное ничего, приберегая свои силы на что-нибудь другое, чтобы отправиться в какой-нибудь круиз, где те самые силы, отложенные на потом, не будут потрачены из-за банального нежелания оторвать задницу от мягкой кушетки, лишив свою кожу переизбытка витамином D. В современном мире нет людей, о которых можно сказать, что они не являются эгоистами на все сто процентов — каждый трясётся о своей шкуре, забывая о заботе о близких или банальной благотворительности. Возможно, эта самая благотворительность и процветает. Но с какой целью люди жертвуют деньги тем же самым голодающим детям в странах третьего мира? Вряд ли они делают это с положенной искренностью, ведь чаще всего можно увидеть, как деньги жертвуют не с самым довольным лицом, а потом рассказывают об этом на каждом углу, словно о каком-то невероятном подвиге. Хотя, для этого века подобная жертва и есть настоящий подвиг. Изо дня в день миллионы людей жалеют себя, твердя, что не заслужили такой отвратительной жизни, и задаваясь вопросом, почему у кого-то лучше, чем у них. Они не оглядываются вокруг себя прежде, чем начать ныть, и не замечают, что другие делают всё, чтобы улучшить свой уровень жизни, а они сидят дома, поедают фастфуд и льют слёзы по непонятным причинам: неудавшаяеся любовь или потерянная премия — не важно. Главное во всём этом то, что люди сами же делают себе хуже, а потом винят в этом весь остальной мир, словно не они несколько дней назад поссорились с любимым человеком, что привело к расставанию. Не это ли называют проявлением эгоцентризма? Весь мир сходит с ума, ставя свои чувства превыше других. Никто не замечает, как одно грубое слово может вдребезги разбить хрупкую душу другого человека, зато на похоронах все белые и пушистые, лучшие друзья погибшего, которые пытались отговорить его от прыжка с моста. В какую же помойку превращается эта планета… Населяя Землю, словно надоедливая стая блох, люди отравляют её всё больше и больше с каждым годом, ища лишь выгоду для себя и не желая давать ничего взамен планете, которая так любезно приняла их и терпит около миллиона лет, сгорая от желания уничтожить паразитов. И лучше бы уничтожила поскорее, пока это не привело к уже её полному уничтожению. Точно так же, как человечество убивает Землю, Дазай медленно убивает Чую. За двадцать с лишним лет он так и не научился оглядываться вокруг себя, обращать внимание на чувства других людей, поставив на первое место желание умереть и свою тошнотворную романтичность, словно он застрял в подростковом возрасте, когда хочется посвящать второй половинке дерьмовые стихи и растрачивать свою жизнь на всякую ерунду. Дазай, наверное, думает, что является бессмертным, если до сих пор питает неясную страсть к прожиганию жизни на такой бред, как самоуничтожение. Открывая рот, чтобы рассказать своему ненаглядному и чрезмерно любимому Чуе о том, что он избавился от желания умереть и начинает жизнь заново, он не замечает, как по подбородку стекает вода, являясь полным подтверждением того, что его слова — самая наглая ложь. Точно так же, как старшеклассник льёт воду в сочинении, лишь бы набрать нужное количество слов, Дазай делает совершенно бессмысленные и пустые заявления, надеясь, что они сойдут за правду и Чуя ему поверит. Ведь он столько раз верил и кивал головой на каждое слово, закрывая глаза на ложь и предательство. Сделав это впервые, Чуя не понимал, что впускает в своё сердце смирение, ломает рамки, ограничивающие Дазая ранее, и жалеет об этом до сих пор. Выслушивать чужое враньё он уже не может, но приходится, потому что собственные чувства пленили его лучше любой тюрьмы. Главная проблема даже не в эгоцентризме Дазая, а в том, что он не может прекратить врать. Он всё твердит о красоте жизни, пока считает этот мир сгнившей помойкой и хочет поскорее лишить себя жизни, лишь бы не видеть творящийся вокруг кошмар. За его спиной — множество попыток самоубийства и каждый раз — осечка, неожиданно прибывшее откуда-то со стороны спасение, не те таблетки и не действующий яд. Эти отношения спасают одного из них и губят другого. По-хорошему, их давно пора прекратить, и Чуя это понимает, но не принимает, воротя нос от столь отвратительной идеи. Дазай ему дорог, и он уверен, что после расставания у него наконец-таки получится убить себя, причём выстрелом в сердце — метафора, — и оставленным вместо предсмертной записки красивым стихом, который будет посвящён Чуе. Чёртов эгоист и тошнотворный романтик. Ему даже двойной суицид не нужен, чтобы умереть настолько слащаво. Чуя множество раз представлял, как заряжает свой любимый, купленный для обороны, пистолет одной пулей и целится прямиком в непозволительно красивое лицо Дазая. Один раз он сделал это, но засмотрелся на тонкие и аккуратные черты, на бледные губы и вьющиеся каштановые волосы, после чего предпочёл убийству аккуратный поцелуй и спокойный сон в объятиях патологического вруна и эгоиста. Ну что он может сделать с этой проклятой любовью? Она ведь и правда послана ему проклятьем за все грехи, что он совершил. Правда, у Дазая душа будет куда чернее, но он пока что не нашёл своё наказание. Видимо, оно будет ждать его на том свете. Вжать тот же самый пистолет в собственный висок и избавить от страданий себя? Чуя пробовал, причём далеко не раз, и каждый раз отбрасывал эту идею в сторону, как и пистолет, который после искал около десяти минут, шаря под диваном рукой. Он не сможет убить себя хотя бы из-за того, что не является грёбанным эгоистом и думает о чувствах других людей. Думает о том, как будет чувствовать себя Дазай, лишившись единственного лучика солнца в своей жизни.

Луч солнца? Что за бред…

Они вместе уже достаточно времени, чтобы надоесть друг другу, но такого пока не происходит. Многие пары на таком сроке уже разбегаются, крича вслед партнёру оскорбления и признания в ненависти, и это жалкое зрелище. Чуя видел такое множество раз и успел заявить, что у них не будет подобного. Слишком уж унизительны подобные картины, а Чуя не готов унижаться перед самим собой, убедившись, что скатился до уровня пары, вступившей в брак из-за нежелательной беременности. Он говорил Дазаю, что будет рядом с ним всегда, а тот смеялся и заявлял, что не доживёт до следующего года и интересовался, чем же будет заниматься Чуя без него, став абсолютно одиноким. Раньше Чуя действительно не знал, что будет делать без Дазая, но теперь ответ очень прост и ясен — наслаждаться жизнью и радоваться отсутствую этого энергетического вампира рядом с собой. Не то чтобы Чуя ждёт смерти любимого человека… Просто только так он сможет отдохнуть. — Тебе нужно проветриться, — Дазай надевает на Чую куртку — на улице царствовал прохладный осенний ветер, — и улыбается уголками губ, глядя в голубые глаза. — Скоро совсем протухнешь здесь. У них достаточно уютная квартира, чтобы совсем не выходить из неё. Она светлая и предоставляет красивый вид из окна, а Чуе ничего больше и не надо. Он может часами сидеть за рабочим столом, разгребать бумажки и пить кофе, любуясь пейзажем и потеряв счёт времени. Дазай считал, что он сноб. — Чего там интересного? — Чуя морщится, ожидая, пока Дазай запрёт дверь, и закатывает глаза, когда тот хватает его за руку, направляясь к лифту и светясь, словно неоновая вывеска в полночь. — Я забыл телефон. — Плевать на твой телефон, — фыркает Дазай и запихивает Чую в лифт, будучи настроенным очень серьёзно. — Тебе нужно немного развеяться, посмотреть на мир за пределами своего тухлого кабинета. Всё не так плохо, как ты думаешь. — У меня отличный кабинет, — ворчит Чуя и пытается вырвать свою руку из крепкой хватки, чувствуя, как ладонь начинает потеть. Это довольно неприятно. — Тоже мне… Ценитель жизни нашёлся. Для человека, пытающегося умереть уже несколько лет, Дазай слишком уж позитивен и улыбчив. На первый взгляд и нельзя с уверенностью заявить, что вот под этим воротником от свитера прячется след от верёвки, который уже никогда не сойдёт. И это прекрасный показатель того, насколько Дазай фальшивка. — Когда ты в последний раз выходил за пределы этого «замечательного кабинета»? Покупать квартиры в центре было просто отвратительным решением. Можно было пренебречь удобствами и хорошим расположением, благодаря которому они оба могут быстро добираться до работы даже пешком, чтобы сейчас Дазай не смог в одно мгновение затащить Чую куда-нибудь, где ему сто процентов не понравится. Он превратился в домашнего кота — рыжего такого и чересчур ворчливого, любящего спать за рабочим местом и пачкаться чернилами, вытекающими из некачественной шариковой ручки. — Вчера, когда ходил на работу. И я вполне хорошо проводил свои выходные, пока ты не вытащил меня на улицу. Они идут в неизвестном направлении, и это уже начинает раздражать Чую, как и то, что Дазай никак не отпустит его руку, сжимая так, словно он маленький ребёнок и может потеряться без присмотра взрослого. Чуе хочется домой, выпить зелёного чая и завалиться на мягкую и удобную кровать, да и чтобы без этого идиота, способного переночевать и на диване в гостиной за свои выходки. На улицах слишком много людей, что не удивительно, ведь сегодня суббота. Но Чую это злит. Он терпеть не может людей, особенно пьяных и не пытающихся обойти его, чтобы не врезаться. Несколько раз его задели плечом и даже не извинились, и он уже готов бросить всё и вернуться домой в одиночку. Дома будет спокойнее. Музыка долбит прямо в уши, и Чуя не выдерживает, выхватывая свою руку у Дазая. Он накрывает уши ладонями и кидает злобный взгляд в сторону вполне довольного суицидника, тянущего его вглубь толпы, к барной стойке, видимо, совсем позабыв, что кроме вина Чуя ничего не пьёт. Вряд ли здесь подают что-то кроме противных дешёвых коктейлей. — Просто расслабься, — сказано в самое ухо, после чего Чуя еле успевает схватить бокал с коктейлем, чтобы не пролить всё содержимое на себя. Ему тяжело расслабиться, когда алкоголь на него не действует, вокруг слишком много людей, обтирающихся об него, и ещё эта безвкусная музыка, бьющая по ушам. Он бы с удовольствием сейчас оказался где-нибудь в другом месте, оставив Дазая, любящего шляться по подобным местам, здесь. Возможно, эта невозможная духота прикончит его, и Чуя наконец будет свободен. За людьми вокруг противно наблюдать — практически каждый здесь для того, чтобы найти сексуального партнёра на одну ночь, сбросить напряжение после рабочей недели. Алкоголь помогает откинуть в сторону моральные принципы, и вот Чуя видит, как пьяная и вполне симпатичная девушка тянет не менее пьяного парня в женский туалет. Это заставляет неприятный ком подступать к горлу, а желание уйти никуда не пропадает, становясь с каждой секундой всё сильнее. Взгляд карих глаз скользит по тем, кто пытается танцевать и не пролить свой дерьмовый коктейль, останавливается практически на каждой более-менее красивой девушке, и Чуя внимательно наблюдает за этим, борясь с медленно нарастающей злостью. Он даже не отказывается от второго коктейля, чтобы заглушить её, но получается довольно плохо. Просто Дазай умеет выводить его из себя даже ничего для этого не делая. Удивительная способность. Алкоголь медленно обволакивает Чую, и он не замечает, как перед глазами начинает плыть. Он думает об отчёте, о том, что нужно успеть доделать всё к понедельнику, иначе его выпрут с работы, ведь до этого ему множество раз прощали проколы, и ещё он думает о годах, когда прожигал всё своё время на подобные заведения и напивался до такой степени, что не мог дойти до дома. Тогда это казалось весёлым времяпрепровождением, а сейчас Чуя точно может заявить, что был отвратительным человеком, зацикленным на внутренних проблемах и безответных чувствах. Сейчас многое изменилось, и он совсем чуть-чуть жалеет об этом. Проявление чувств на публике — это просто отвратительно. Здесь слишком много людей, прижимающихся друг к другу, недвусмысленно дотрагивающихся до чужих тел, и Чую начинает от этого тошнить. Он ненавидит подобное, считая, что мир совсем сгнил и скоро не будет никакой приватности. Наверное, Дазай был прав, называя его снобом. Но снобизм медленно растворяется в алкоголе. И вот Дазай тянет Чую на себя, а тот и рад, еле заметно улыбаясь и позабыв о всех заботах, и целует в уголок губ, сдерживая себя, чтобы не засмеяться в голос, когда Чуя уже сам прижимается к нему и достаточно больно кусает. Что ж, теперь они часть той самой толпы без моральных ценностей. Стоило чуть отойти от барной стойки и слиться с толпой, и уже никто не видел и не обращал внимания на то, как Дазай прижимал Чую к себе и норовил стянуть с его узких плеч куртку, что слишком мешала ему в данный момент. Они, вроде бы, выпили одинаковое количество, но Чуя больше контролирует ситуацию, готовый ударить Дазая по рукам в любой момент и сказать, что это уже перебор. В конце концов, тех коктейлей было недостаточно, чтобы совсем ослабить его бдительность. Музыка уже совсем не бьёт по ушам, отходя на задний план. Единственное, что чувствует Чуя — это губы Дазая, накрывающие его собственные, и руки, лежащие на его ягодицах. Час назад он бы убил Дазая за подобное, но сейчас было слишком наплевать. — Пошли отсюда, — Дазай снова куда-то тянет Чую, а тот и не против, вспоминая своё желание побыстрее оказаться дома. Поток прохладного воздуха бьёт прямо в лицо, совсем немного отрезвляет мысли и заставляет поёжиться после духоты, из которой они наконец вырвались. Чуя делает глубокий вдох и поднимает взгляд на Дазая, который так неожиданно заторопился домой. Хотя, Чуе всё и так ясно. Запираться в кабинете от внешнего мира — это его любимое занятие последние несколько месяцев. Ему повезёт, если совсем уставший, после выполнения сверхурочных, он сможет добраться до кровати, где уже спал Дазай, так и не дождавшись Чую. Сначала Чуя говорил себе, что просто пытается заработать премию, а потом это переросло в привычку, и вот он уже понимает, что дело далеко не в премии. Дело в чёртовом Дазае и его эгоизме, который портит не только их отношения, но и жизнь Чуи в целом. Последняя попытка суицида Дазая закончилась тем, что Чуя не мог спать с ним в одной кровати. Он не мог заставить себя лечь в постель с тем человеком, который совершенно не думает о нём, пытаясь убить себя снова и снова, ходя по лезвию ножа. Иногда ему кажется, что у Дазая не получится совершить суицид, потому что он сам убьёт его, поняв, что потратил столько лет зря, пытаясь вернуть Дазая в норму. Правда, сам Дазай не хотел возвращаться в норму. Ему нравилось истязать себя, но он не понимал, что истязает этим ещё и Чую.

Ёбанный эгоист.

— Отвали от меня, — Чуя отталкивает от себя Дазая и направляется на кухню. Безумно хочется пить после тех приторно-сладких коктейлей. — Началось, — закатывает глаза Дазай и уходит в спальню, понимая, что ничего не изменилось. Чуя закрылся в себе и не хочет это решать, предпочитая сидеть в зоне собственного комфорта и игнорировать существование людей вокруг себя. Особенно Дазая, который пытается подобраться к нему, решить эту проблему, но из раза в раз получает грубое «отвали от меня» и, если продолжить настаивать, звонкую пощёчину. Всё бесполезно, пока Чуя сам не захочет всё наладить. Чуя кидает взгляд на Дазая, скрывающегося за дверью в спальне, и тяжело вздыхает, понимая, что готов упасть на пол и зарыдать в голос, не контролируя своих эмоций. Даже когда он пытается их контролировать, то их слишком много, и это раздражает. Он в любом случае слишком эмоционален и слишком завидует Дазаю, умеющему скрывать всё, что происходит у него внутри, даже если это настоящий взрыв атомной бомбы — ничего не просочится наружу через его маску лжи и притворства.

Но проблема в том, что они оба не идут друг к другу на встречу.

— Ты долго собираешься от меня бегать? — Я бегаю? — Чуя стягивает джемпер и бросает его в шкаф, даже не потрудившись сложить. Руки слишком трясутся. Нервы на пределе, а о самоконтроле не может идти и речи. Чуя надеялся, что сможет спокойно, без всяких разговоров и скандалов лечь спать, чтобы выспаться и завтра сделать всю работу на понедельник, но, видимо, не судьба. — Не я же закрываюсь в кабинете на целые сутки, — Дазай наблюдает за тем, как Чуя натягивает домашние штаны и поворачивается к нему лицом, готовый убить его одним взглядом. Но они это уже проходили. — Что происходит? — Почему ты спрашиваешь это у меня? — Потому что я не понимаю, почему ты бегаешь от меня последние месяцы. У кого мне ещё спросить причину твоего странного поведения, Чуя? — в голосе Дазая проскальзывает раздражение, и Чуя готов взорваться от осознания, что Дазай и правда не понимает, в чём дело.

Полный ноль в отношениях.

— Потому что ты думаешь лишь о себе? — фыркает Чуя и скрещивает руки на груди, замечая, как Дазай меняется в лице. От раздражения не осталось и следа — его заменило недоумение. — Может поговорим о твоих постоянных попытках убить себя? По-моему, это куда важнее. Азарт — вот настоящая причина попыток суицида Дазая. Его спасали столько раз, что это уже превратилось в своеобразную игру, где на кону стоит его жизнь, у которой, как считает Дазай, нет совершенно никакой ценности. Терять особо и нечего, не так ли? Возможно, в этом замешана и ненависть Дазая как в себе, так и ко всему вокруг, но с некоторых пор это отошло на второй план. Теперь он, видимо, жаждит лишь ярких и острых ощущений. — Ты полтора года посещал психотерапевта, принимал нейролептики, и всё, вроде бы, наладилось, — голос Чуи дрожит, и он пытается что-то сделать с этим, но ничего не выходит. Эмоции снова берут верх, полностью овладевая им. — А потом ты снова пытался убить себя. И я не понимаю, в чём дело, кроме твоего эгоизма. Чуя правда старается контролировать эмоции и желание заплакать, когда он вспоминает Дазая, лежащего без сознания в ванной, наполненной его же кровью. Его еле откачали, и Чуя уже успел подумать, что потерял его. Он был не готов потерять того, кого любит до боли в рёбрах и бессонных ночей возле больничной койки этого идиота. Нейролептики и терапия и правда помогли, но Дазаю слишком сложно признать, что он просто чёртов эгоист, не знающий цены собственной жизни и не понимающий, что его смерть сведёт Чую с ума. Заботиться о чувствах других для Дазая — это невыполнимая задача, потому что он просто не может представить, что чувствовал Чуя, ожидающий новостей от врачей и будучи готовым принять новость о его смерти. Словно Дазай был полным придурком и не высчитал время, когда Чуя придёт с работы, чтобы тот успел спасти его. — Это было обычное желание почувствовать себя на грани, — пожимает плечами Дазай. — Я бы не умер, Чуя. — Мне плевать, — резко произносит Чуя, встречаясь взглядом с растерянным Дазаем. — Мне плевать, что ты всё рассчитал. И на твоё желание мне наплевать, Осаму. Просто признай, что ты конченный эгоист, думающий только о себе. Дазай хмурится и подходит к Чуе, но тот делает шаг назад и выставляет перед собой руку, тем самым говоря, что лучше к нему не подходить. — Ты бы не умер тогда, — вздыхает Чуя и убирает волосы, упавшие на лицо, чувствуя, как кончики пальцев дрожат. — Но я сам готов был умереть от мысли, что ты умрёшь из-за того, что я задержался из-за пробки, что я не помог тебе и не заметил, как ты снова вернулся к тому дерьмовому состоянию. А ты просто хотел побыть «на грани». Это ли не эгоизм, Осаму? Ты думал и думаешь только о себе. Никак не допуская мысль, что Чуя винил бы себя в его смерти, Дазай был шокирован, видя, как голубые глаза наполняются слезами. В последний раз Чуя плакал, когда Дазай очнулся в больнице после той самой попытки суицида, и надеялся, что этого больше не повторится. Но Дазаю, видимо, нравится доводить его до слёз. Дазаю никогда не понять, что чувствует Чуя. Он насквозь прогнил и не может поставить себя на место другого человека, заботиться о его чувствах. Раньше это было не так заметно, а когда Чуя наконец обратил на подобный недостаток внимание, то было слишком поздно — он влюбился в Дазая по уши и был готов простить ему даже такое. Теперь он слишком часто думает о том, что нужно было закончить это ещё тогда, наплевав на какую-то влюблённость. Потому что сейчас Чуя уж точно никуда не уйдёт, привязанный к Дазаю уже самой настоящей и беспощадной любовью. — Если тебе нечего сказать, — Чуя вытирает выступающие слёзы и шмыгает носом, проклиная всё на свете. — то я, пожалуй, лягу спать. Мне завтра нужно выполнить много работы. Работа — единственное занятие, способное отвлечь Чую от происходящего вокруг дерьма. В остальное время он думает либо о происходящем в его отношениях, либо о том, что мир балансирует на грани, а человечество этого даже не замечает. Наверное, он самый отъявленный пессимист. Чуя не засыпает — он буквально вырубается, будучи рад, что Дазай любезно отправился на кухню, видимо, открыть бутылку вина из его коллекции. Ему не жалко даже это чёртово вино, потому что вопрос так и не был решён, а Дазай раздражает его всё сильнее с каждой секундой. Наверное, им стоит разойтись, невзирая на эти «сильные чувства». Они не могут сохранять отношения и страдать из-за них. Это будут уже не отношения, а самая настоящая пытка, где самый главный инструмент — их собственные чувства, затягивающиеся на шее удавкой и перекрывающие кислород. Им потребовалось слишком много времени, чтобы сойтись, и с расставанием, видимо, будет точно так же. Правда, Чуя не сможет заявить Дазаю о том, что между ними всё кончено. Он просыпается ближе к утру от того, насколько резко его сгребают в объятия, игнорируя любые возмущения. И вся агрессия неожиданно сходит на «нет» после тихого «я тебя люблю», сказанного куда-то в шею, от которого Чуя закатывает глаза и бормочет что-то о необъятной ненависти.

Внутри так тепло.

Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.