***
Ночами Циннабар виснет на балконе и трудно привыкает к бессоннице. Луна словно укоряет ее за сигарету в зубах и тапки на босу ногу, и больше всего ей охота связать ненужные простыни и свалить втихаря к гроту — море красивее перед восходом, ласковее. Мысли ее кометой распадаются от побега до ватных дисков на скулах Фос, и она ждет утро, чтобы на парах еще позлорадствовать над распиздяйкой. Просто Циннабар ее терпеть не может — потому что «иди ты нахуй, Фосфофиллит» и «заебала ты меня со своей домашкой». И бесконечное «Шинша, Шинша» — хорошо, что никто не подхватил уебское прозвище, а то Циннабар не влом спалить колледж с общагами. Аж не терпится. Фосфофиллит с ней на втором курсе, и весь прошлый год Циннабар каким-то чудом удавалось от нее скрываться — пока сэнсэй не отменил вечернее. Следом посыпались фосовы тетрадки по всей комнате, соседние сидения в аудиториях, пальцы в осветлителе для волос и банки бирюзовой Manic Panic в сумке — Циннабар действительно тяжко. Она всю жизнь провела под стягом «социализация для даунов и долбоебов», а тут ей таскают шоколадки Ritter Sport и вторгаются в личное пространство, и она ядовитее обычного — чувствительнее тоже. — Уйдешь ты наконец? — беззлобно фыркает Циннабар, опасно перегнувшись через перила, — Фос чешет над губой и то ли кивает, то ли издевается. У нее пластыри на тему «Steven Universe» по линии челюсти и ноги чересчур длинные, и она молчаливая, когда на улице темнеет. Тянется к тлеющей сигарете в руке Циннабар и так и остается, привалившись плечом, — теплая, ладно, но до чего достала. — Научи меня? — просит еле слышно, и Циннабар отпихивает ее вяло и отводит руку как можно дальше — размечталась, блять. Мелочь. Фос этого достаточно, чтобы усмехнуться и совсем обнять ее со спины, ткнувшись в сгиб шеи, — у Циннабар горячие мураши по хребтине и что-то хриплое застревает в глотке. Нельзя ж так. — Иди спи уже, — булькает она сипло, роняя пепел куда-нибудь по ветру, а Фос как назло сопит ей в волосы. Столько всего в голове, что лучше бы рил в гроте поселилась.***
Фос не оставляет попыток вытащить ее дальше магаза или хотя бы погулять — Циннабар упрямая, как градусник, и только выкручивает тумблер на колонках. Сегодня в общаге все угорят под The Pretty Reckless — Бенито стучит в стенку, Морга и Гоше пытаются перекричать друг друга по ту сторону двери, но Циннабар похуй. Она лежит на полу в облаке собственных рыжих прядей и смотрит над собой — перед взором ее бесцветные кляксы, под веками щиплет. Хуево, короче. (16:24) phosu: шинша шИНША помОГи (16:25) phosu: арнтрак предложила встречаться *Антарк я согласилась (16:26) phosu: хз почему шинша (16:27) phosu: что делать (16:28) phosu: что длаешь *делаео *делаешь (16:30) phosu: не молчи пжл шинша а Циннабар агрессивно раскидывает сиги по столу и отшвыривает мигающий телефон к мусорной урне. Дура ебучая.***
— Тебе понравилось? — гнусаво тянет Фос, все еще опухшая от слез. — Хуйня, — Циннабар такая категоричная по поводу почти любого фильма, что скидывает Фос, но «Call me by your name» смотреть вполне можно было — пока Фос не распустила сопли. — Шинша! — она цокает языком и подпрыгивает на покрывале, чуть не роняет ноутбук. — Ты как всегда! Вообще-то Элио по-настоящему его любил! Циннабар закатывает глаза и делает утиный еблет — блять, так хорошо сидели, а теперь Фос развалилась на ее подушке и жмется ближе. Она вся гибкая, вертлявая, почти плоская, и Циннабар почему-то приятно лежать вот так, головой на ее плече, и чтобы Фос обнимала ее обеими руками за шею. Она уже не помнит, кто такой Элио, и быстренько нашаривает в корневой папке что-нибудь не такое пидрилистическое — о, «Bride of Chucky». Сдерживает порыв отправить Фос к ее девушке, ага, но молчит, потому что комната Антарк Фос типа не по душе. Может, этот вечер еще можно спасти.***
— Шинша, — доносится из-под учебника. — Чо? — Циннабар уже даже не раздражается, ибо а что толку-то. Когда до нее доходит, что Фос вместо функции все это время пялилась на нее со стола, Циннабар смущается. Фос придвигается все теснее вместе со стулом и поддевает носом левую ладонь Циннабар — тут повсюду транспортиры и карандаши, и им надо бы заканчивать чертеж. Да только Фос плохо соображает по жизни и особенно сейчас, после четырех часов увлекательного мозгоебства с производными сложных функций и графиком, а завтра у них пара по матану — Фос предпочитает занюхивать там что-то запястьем Циннабар и все сильнее прислоняться к ней сбоку. — Брось курить, — вдруг ни с того ни с сего выпаливает она. «Брось Антарк» — почти срывается с уст Циннабар. Фос ложится на ее голые бледные колени и отказывается вставать. График заканчивают глубокой ночью.***
После зимних каникул Фос возвращается с новой стрижкой под пацана — орет на весь коридор, что они расстались, потому что «так будет лучше, бла-бла, лол, отношения на расстоянии — отстой». Циннабар высовывается лишь на секунду, чтобы буркнуть, что отношения лузеров заведомо отстойные, и торопится закрыться, но нихуя. Фос несется к ее угловой комнатке огромным перечно-мятным снарядом и врывается через дверь, бросаясь на Циннабар и приподнимая ее от пола. — Соскучилась, — сознается она, и Циннабар коротко смеется, пихая ее в лицо и изворачиваясь в ее хватке, — дикая же, ненормальная. Надо было тоже перевестись, как Антарк, но уже поздно. Все как обычно. Фос берет ее за руку по дороге в медпункт и все еще слишком много трепется. Циннабар носит с собой зажигалки по наитию, отмазываясь, что на самом деле не бросила, просто на сигареты нет денег. Да, даже после стипухи. Над ними откровенно посмеиваются, и в столовке Циннабар хмурится, зыркая на всех из-под отросшей челки, — Дайя что-то шепчет на ухо Борт, усевшись к ней на колени, Джейд и Эвклаз шушукаются в самой бесячей манере, Циркон и Йелло туда же. Стыдновато. Внезапно ей хочется перебраться в грот вместе с Фос.***
Холодает, и однажды Фос остается на ночь. Вошкается и бормочет что-то себе под нос, трется щекой меж лопаток Циннабар и почти падает пару раз — Циннабар ее ловит. Обещала же, пусть и себе самой. Фос по какой-то причине меняется — то ли из-за перевода Антарк, то ли еще что творится в ее циановой черепушке. Исчезает часто и меньше доебывает своим присутствием Циннабар, торчит в библиотеке часами по старой привычке, а когда возвращается, то просто прячется под одеялом и слышать не хочет, что «пиздуй с моей кровати, Фос». Хнычет жалобно во сне и подолгу обнимает ноги Циннабар, но ни в чем не сознается. К весне Кварц почему-то решает забрать документы — мол, сфера не та, и сплетни вещают, что во всем виновата Фос. Циннабар давится чупа-чупсом и сперва придумывает, как будет ее материть, а потом суровеет и встает стеной перед ней — чтобы никто, блять, и близко к ней не подошел со своими расспросами. Ей категорически не нравится, с какой ненавистью на Фос смотрит брат Кварц, Каирнгорм, но до того, как они успевают сцепиться и основательно набить друг другу ебальники, Фос кое-как оттаскивает Циннабар от него. Каирнгорм остается на асфальте мордой вниз. Ублюдок. — Шинша, — всхлипывает Фос позже, наматывая бинты на окровавленные костяшки ее пальцев и припечатывая по поцелую на каждую фалангу. Циннабар не поднимает голову. Отворачивается к стене, и ее трясет так сильно, что аж звон в ушах. Отчего-то она должна защищать Фос любой ценой, до последней капли и до судороги по голеням. Фос, Фосфофиллит. Ее Фос.***
К проекту по биологии сэнсэй ставит в пару с Фос именно Каирнгорма. Циннабар пытается огрызаться и повышает голос до рева, но Фос опять ее одергивает. До поры до времени ничего не происходит, пока не оказывается, что Каирнгорм и Фос научились ладить и сутками перелопачивают всякую рухлядь в читальном зале — раньше там работала Кварц, а теперь Фос тусуется с сукой Лапис и своим, блять, новым партнером. Циннабар злится неизвестно зачем и игнорит ее по-жесткому. Получается плохо, но, видит луна, Циннабар из кожи вон лезет. (22:46) phosu: где ты шинша открой ГД е ты (22:57) ur poison: в пизде (22:57) phosu: открой надо поговорить (22:57) ur poison: блть я не в общаге (22:57) phosu: когда придешь (22:59) phosu: возьми трубку пожалуйта *ста Шинша так надо Циннабар делает глубокий вдох — еще один, еще глубже. Подтягивает ноги к груди и обнимает колени, упираясь в ложбинку подбородком. Всюду сияет роса и стылый воздух вперемешку с солью. Камни под задницей холодные, бриз с моря — вообще пиздец. Но ее устраивает. Так нормально. Телефон долго вибрирует где-то под валуном и в конце концов затыкается.***
Близится летняя сессия, и Фос красит волосы в темно-синий — то есть, блядская Лапис ее красит. Это красиво, безумно красиво, золотистые блики на кончиках и крапинки металлического блеска, ее голубые глаза, ее тонкие губы — это Фос красивая, только Циннабар ей в этом не признается. Ни за что не скажет. Они почти не разговаривают. Циннабар редко ночует в общаге, до утра бросается песком с берега и презирает себя еще хлеще, проглатывает вопли боли и яростный рык, а Фос приходит с рассветом и с виноватым видом хапает ее в объятия со спины. — Отцепись, — по-человечески просит Циннабар. Умоляет, скорее. На балконе до сих пор прохладно, и на ней одна майка, даже лифчика нет, и она дрожит, и руки у Фос как кипяток на ее талии. Закурить бы. — Обними меня, — шепчет Фос и будто бы сама пугается своих слов, потому что вжимает Циннабар в себя со всей силы. Циннабар кажется, что, если они упадут отсюда, то разобьется насмерть только она одна. Потому что Фос теперь куда лучше, куда взрослее, а у Циннабар навечно хрупкое сердце — звяк-звяк по перилам. Тик-так, Шинша. Ей нечем крыть участившийся пульс и страх перед своим влечением к Фос. Она поворачивается в кольце рук Фос и пытливо вглядывается в ее усталое лицо — Фос по каким-то ебанутым причинам все еще тут, с ней. Фос не такая как она, Фос притягивает людей. Бесконечно добрая, отзывчивая, куда деваться, ангел ебаный. В колледже Циннабар боятся, остерегаются, а Фос любят все, даже сэнсэй, даже Каирнгорм, боже, — обрыгаться можно. Эта самая Фос держит ее так бережно, так крепко, что у Циннабар слезы на глаза наворачиваются, как ртутные шарики, собираются на ресницах и режут ее живьем. Циннабар несмело кладет ладони на ее плечи, обвивает за шею и секунду стоит на самом краю. Зачем все это, если у Фос столько секретов от нее. Зачем, если Циннабар почти физически не в силах с собой справиться, зачем. Почему Фос не хочет, чтобы она уходила. Почему у Фос такое выражение, словно Циннабар — ее личная луна, и кроме нее она никого больше не замечает. Циннабар застывает, откидывается назад в тусклый свет с дорожки на небо. Не дышит, не шевелится. Фос приправляет осторожными поцелуями ее шею и медленно вдыхает запах с яремной впадины, и все тело Циннабар будто трескается на части. Кто кого ловить-то будет.***
— Мы теперь встречаемся. Я и Каирнгорм, — сухо объявляет Фос спустя еще неделю тотального игнора. У нее лицо все-таки зареванное, в уголках рта — крошечные порезы, как будто она долго-долго выла в подушку или билась обо все подряд в бессмысленной попытке прийти в себя. Циннабар моргает раз, два. Сжимает и разжимает кулаки, переводит взгляд на носки своих черных оксфордов, и внезапно ей нечего сказать. Она закусывает губу и выходит из-за колонны на свет. Подзажившие руки ее все еще мягкие, но Циннабар надо наоборот — ударить что-нибудь твердое, желательно колючее и кусачее. Ленивые медузки лавируют себе в пруду прям перед ними, и вокруг все еще лето — вокруг все еще целый мир ноющего, пульсирующего «ненавижу тебя» и «почему ты так поступаешь», и Циннабар отчаивается. Поднимает взор в небо, ничего не видит — вот бы оттуда кто-нибудь пришел и забрал ее насовсем. По вымощенным дорожкам она убегает так быстро, что Фос не может ее поймать.***
Фос понять невозможно, Фос слушает только себя — Фос хер знает как пробирается в ее комнату и стоит рассерженная, со скрещенными на груди руками и новым оттенком индиго на макушке. Циннабар аж захлебывается от возмущения — сначала ее носят черти неизвестно где, потом она убивает Циннабар своей нелогичностью и заваливает личку сообщениями. Теперь это. Виновата, ясное дело, во всем Циннабар. — Ты охуела? — более-менее спокойно вопрошает она, откинув волосы с лица и сощурившись. Фос подходит ближе, и Циннабар с трудом узнает эти острые искры на радужках ее глаз и отступает назад. Фос ждет и ничего не делает. Только в который раз тянет свои мерзкие тонкие руки к Циннабар и просит выслушать, хотя бы попробовать понять, — Циннабар готова отбрыкиваться и драться, биться за свою гордость до первой слезы, но Фос будто проваливается вместе с ней сквозь пол. Молчит. На предплечьях у нее золотые и серебряные флеш-тату, и Циннабар сковыривает одну полосочку понемногу. — Смотри, — роняет Фос словно невзначай, утащив Циннабар в недообъятие, — идеальные пальцы ее так подходят Циннабар, зубьями шестеренки переплетаются с ее собственными, обветренными, покрытыми шрамиками и оспинками. Циннабар ничего не остается, кроме как признать поражение, проклясть собственный противоречивый характер и зажать эту новую правду меж их ладоней, поддаваясь и открывая в себе какой-то другой баланс, решение диссонанса. И где эта незнакомая, бесцеремонная Фос взяла такую власть над ней? Циннабар слушает от начала до конца, пару раз качает головой, окончательно расслабляется и закрывает глаза. Ей жаль лишь, что теперь Фос не позаплетаешь, и она соглашается обниматься и ныкается в подбритый висок Фос. Потому что да, Фос ни минуты не может без косяков. И да, они обе тоже по-настоящему любят друг друга. — И что дальше? Свалишь к своему парню? — тоном обиженного ребенка не возражает Циннабар. Фос снова невесомо проводит кончиками пальцев по ее щеке и слабо улыбается куда-то в солнечные лучи. — Хочу с тобой быть, — Фос очевидная, и честная, и открытая, и намного смелее Циннабар. Циннабар впервые просто хмыкает в ответ.***
В колледже никто понять не может, кто с кем встречается. Фос проводит с ней все каникулы и практически не вылезает из ее берлоги. Совместные ночевки плавно перетекают в сожительство — Фос без зазрения совести таскает ее тоналку, потому что обе как пломбирные. Белые моли. Фос распутывает ее волосы, красные, красные — пряди послушно струятся по ее предплечьям, отражают масляный свет с балкона. Одежда тоже становится общей, и Фос не волнует, что ей все большое и драное местами. И еще Фос делает для нее яблоки в карамели — облизывает сначала алый бок, а потом прикладывает к ее губам, и Циннабар оторваться от нее не может. С началом семака все вдруг резко забивают на них и отстают. Фос делает вид, что ей все еще интересно учиться, — что ей все еще интересно хоть что-нибудь, кроме спящей Циннабар в их узкой нагретой постели. Каирнгорм иногда стучится, просит Фос выйти хоть, ответить — Циннабар в одной лишь длинной футболке Фос на голое тело распахивает дверь рывком, гордо выпрямляется и прямо говорит ему, что Фос здесь нет. Ну, в какой-то степени не пиздит — если Фос храпит лицом в стол, пуская слюни на домашку по английскому, значит, ее и правда нет.***
Еще тепло, и Полый мыс омывается ливнями. Циннабар удается улизнуть как раз вовремя перед тем, как у Каирнгорма подчистую кончается терпение, — пусть они срутся и сотрясают воздух своим треклятым треугольником сколько угодно, а Циннабар посидит тут. Сумерки оседают на ее легких и делают красное в ее волосах пурпурным, может быть, даже вишневым, и она скидывает обувь и открывает рот под капли с неба и вкусный мист с моря. Фос безошибочно определяет ее местоположение — отдает свои лоферы волнам и в своей фирменной манере обнимает Циннабар сзади. Какое-то непривычное удовлетворение мешается в Циннабар с небывалой безмятежностью, и она тихонько наблюдает, как вода лижет пальцы их ног и стекает с переплетенных рук. — Ты что тут делаешь? — наконец спрашивает Фос, и дыхание ее щекочет ухо Циннабар и отдается в ней чем-то сбившимся. Отринутым, может. — Жду, — Циннабар не договаривает «тебя», потому что Фос она никогда не обманывает. И не заставляет повторяться. — Жду, когда меня заберут на луну. — Кто? — Фос даже озирается — вот дура-то. — Не знаю. Кто-нибудь, — Циннабар поднимает лицо к мерцающему небу и всерьез верит, что на них, прижавшихся друг к другу под дождем, кто-то смотрит в ответ. Потом вспоминает, что завтра еще и семинар, и че-то ей немного смешно, и медленная магия девается в никуда. — Циннабар, — Фос чуть ли не впервые зовет ее полным именем, и Циннабар крутится в ее руках и почти танцует под прибой до колена — все джинсы в водорослях и песчинках, все ебало в чувстве и ухмылка припизднутая. Никогда не слышала, чтобы «Циннабар» так нежно звучало. Фос берет ее лицо в ладони, и она будто бы плачет, но улыбается, и в глазах у нее тоже дождь. — Никто, — она силится закончить правильно, должным образом, выкручивает длинные пряди ее. — Циннабар. Циннабар уводит взгляд за ее плечо — Каирнгорм только сейчас догнал их, и Циннабар хочет что-то такое прокричать ему, типа «ха, лох», но Фос не оборачивается и цепляет ее подбородок, приникая к ее губам своими. Клацает зубами, врезается носом в нос, засовывает язык в нее на пробу, словно сама все знает. Фосово приглушенное «я тебя люблю, я люблю тебя, тебя, тебя» переливается у Циннабар в голове и само целуется за них. Ночь ее отпускает.