Синяя борода

Ответь, где твои жёны? Скажи, куда их спрятал? Откуда денег столько и замков у тебя? И отчего ты тихо той тёмной ночью плакал? Ты ненавидел их и так любил себя? Ты врешь. Себе и всем, и никому не лучше, Скрываешь ты лицо за маскою ума. И почему, за что ты проклянаешь душу, Которую и так окутывает тьма? Так не терзай себя самообманом вечным, Всё будет также плохо, забудь что ты сказал. Признай уже одно: любил ты их сердечно, Но, несмотря на это, себя ты презирал. «Ты не достоин счастья,» — так та душа шептала, Что уже четверть века блуждает в зыбкой тьме. Ты в том не виноват — она их убивала, Когда глаза блестели в молочной пелене. Твои глаза смотрели, но видел ты лишь лица, Что исказил нещадно животный, дикий страх, И упивалась тьма, подобно чёрным птицам, Что дождались кончины путника в горах. И не прождавши долго, искал уже другую, Которой снова ключ с улыбкой клал в ладонь. А позже, в мертвом лике читал ты боль чужую, И взгляд всё вопрошал, как тухнущий огонь: «Зачем, скажи, зачем ты дал мне ключ несчастный?! Зачем, ответь, зачем сказал о той двери? Неужто ты хотел, чтоб этот сон прекрасный Прервался до восхода утренней зари?» И ты несёшь в руках недвижимое тело, Оно незримо стынет в лучах седой луны, Как будто никого её смерть не задела, Как будто это всё — несбывшиеся сны. Положишь ты её среди других таких же, Немного погрустишь и спустишься в подвал, Где сядешь в тишине, напротив — он, давнишний, Изъеденный червями скелет. Тебя он ждал. И только ты один сидишь перед костями, Что разодеты в пышный, сверкающий наряд, Ты весь дрожишь рыдая, терзаешь грудь ногтями, Но неподвижен черепа холодный, мрачный взгляд. Ты скажешь тихо:«Мама, меня ты не любила, И вот, мертва теперь и холодна, как лёд.» Она не шелохнётся в молчании хранимом, Лишь только взгляд колючий тебя как током бьет. И зазвенит в ушах забытый прежде голос, И ты падёшь в немом отчаяньи на пол, И содрогнётся тело, рыданиями полнясь. «В утробе лучше б умер,» — всё также вторил он.