***
Идея о новом проекте зрела подспудно уже давно. Ясно было, что от первоначального состава Rex Tremendae останутся Хэш, Гленн Даффи и Марк Спейси; Ричи Маллой, гитарист, уже переметнулся к своим друзьям из Cleveland Widows, а что до Андро Рекса… всё ведь, в общем, и затевалось для того, чтобы Андро поблизости не было. Со временем к музыкантам примкнул ещё и Юрген Стабб — он когда-то заменял Ричи при записи третьего студийника группы; короче говоря, оставалось только найти вокалиста. И не просто вокалиста, а такого, чтобы, с одной стороны, он не повторял Андро, с другой — чтобы был не менее крут, чем Андро: в суровом бушующем море рок-музыки свои законы. Они уже успели прослушать нескольких кандидатов, но всё ещё не пришли к единому решению. Кое-кто был хорош, но ведь речь шла не о разовом запуске супергруппы — Хэш, Гленн и Марк намеревались сделать Plushgun своим вторым «домом». В 2002-м распались после каких-то внутренних разногласий калифорнийцы DPD, и в один из тёплых весенних вечеров, когда Хэш и Гленн сидели с бутылочками пива и одним косяком на двоих на старом деревянном крыльце старого деревянного родительского дома Хэша, молча наблюдая закат, гитарист, сделав очередной глоток и сразу за тем задумчиво пыхнув ароматным дымом, произнёс: — Иэн Кристи. — Ммм? — Косяк перекочевал в пальцы Гленна, мысли его были далеко. — Иэн Кристи. Кристи из DPD. Как их там… Dead Pilot Dreams… Иэн Кристи. — Что Иэн Кристи? — Воробьи перепархивали с забора на заросшую дорожку и обратно. Серый кот, пригнувшись, то стелился в траве, словно тень, то замирал, часто клацая челюстью на птиц. Возле калитки дрых Космо, немецкая овчарка Хэша. Это был дичайший пригород Лос-Анджелеса, настоящие джунгли, рай для старых хиппи вроде Хэшевских родителей. — Гленн, вернись на землю! Я тебе о вокалисте говорю! — Иэна на вокал?! Они ж типа… гранжеры… Хэш отобрал у Гленна остаток косяка, затянулся, вдохнув так глубоко, что едва не обжёг пальцы, аккуратно раздавил буквально двухмиллиметровый — филигранная работа — кончик в пепельнице. — Они не «типа гранжеры», Гленни, они распались. Сейчас они уже никто. А Иэн свободен, как ветер в поле. И, кстати, хорошо поёт. Даже «Грэмми» словил в своё время. Друзья снова помолчали. — По крайней мере, у него голос не похож на Андро, — сообразил наконец Гленн. — Сечёшь. И, кажется, с мозгами у него получше. — Надо подумать. — Надо. Но я уже попросил Бобби связаться с его менеджером… — Так это ещё сколько времени пройдёт… — …две недели назад. Так что в среду он придёт на прослушивание и, так сказать, знакомство. — Хэш, откинувшись назад, растянулся прямо на циновке, укрывающей крыльцо. — Ну, значит, познакомимся, — сказал Гленн в пустоту. Хэш уже начал похрапывать.***
— Надеюсь, он без звездеца, — сказал Юрген. — Надеюсь, у него всё в порядке с головой, — сказал Марк. — И он не станет требовать себе в гримёрку тонны белых лилий… — Ну, это же не Андро, — попытался успокоить их Гленн. Но сам он ни в чём уверен не был. Как музыканту и члену коллектива ему хотелось только одного — адекватного сотрудника. Можно без близких отношений. Друзей у Гленна и так хватает. Но чтобы с ним можно было работать без постоянного мозготраха, без всех этих эмоциональных надрывов и безумных королевских замашек, как оно было в последние годы с Андро. (Вроде: чтобы во время тура поблизости не было ни одного предмета коричневого цвета. С Хэшем они тогда чуть не до крови подрались.) — Мда. Хуже Андро вряд ли… — Марк не договорил. В комнату вошёл Хэш, а вслед за ним — Иэн Кристи. В костюме, немного смущающийся, словно школьник на экзамене. Несмотря на то, что Хэш и Иэн были одного роста, гитарист казался мощнее и выше — не в последнюю очередь благодаря длинной гриве своих непокорных ямайских дредов, тогда как Иэн был пострижен коротко, да и в целом, конечно, Хэш был помускулистее. Костистые тонкие запястья, торчащие из рукавов рубашки, острые скулы, в которые бросились пятна краски при виде остальных грозного вида музыкантов Plushgun — бритоголовый, с пиратской эспаньолкой Юрген, похожий на волка сероглазый Марк с жёсткими, точно иглы дикобраза, прядками волос, и сам Гленн, худой и жилистый, почти под два метра ростом, так и не изменивший своему пристрастию к перекиси водорода, — на фоне всех этих «железных» мужиков Иэн смотрелся даже младше своего возраста, а ведь ему, как это было известно Гленну, уже перевалило за тридцать пять. «Ну что же, — подумал Гленн, когда состоялось официальное знакомство с остальными участниками команды, и Хэш с Марком принялись пространно излагать направление нового проекта, — по крайней мере, он не похож на мозгоёба». И улыбнулся. Иэн, словно зеркало, улыбнулся в ответ — быстро, остро, как будто подтверждая мысли Гленна. Или потешаясь над ними.***
— Можно ещё сделать, будто бы Иэн идёт по воде… — Ты имеешь в виду, «по водам»?.. А на кой чёрт тогда мне его спасать?.. И вообще, кто из нас спасатель? Они арендовали на десять часов знаменитый «закатный» павильон, примыкающей к одной из студий Голливуда; в своё время здесь уже успели отснять свои видео такие известные команды, как U2 и RHCP, да и сами Rex Tremendae снимали здесь часть материала на «Undying» лет десять назад. Сейчас задник с изображением заката был заменён на мрачное грозовое небо, по бассейну специальными устройствами гоняли волны. Дин Костелло, с которым Гленну довелось работать впервые, был чрезвычайно энергичен, даже временами чересчур: начав работать в восемь утра, уже к часу дня они отсняли практически весь материал. То есть, по мнению Гленна, они отсняли его столько, сколько хватило бы на добрый десяток «неурезанных» версий клипа, но до сцены со «спасением» ещё не дошли. Собственно, она одна и оставалась. Все были мокрые, возбуждённые, и, в общем, не уставшие. Костелло горячился, размахивал руками и требовал ещё и ещё дублей. — Всё равно, что начать утро с серфинга, — сказал Марк, пока все они переодевались в сухое. — Да какой тут серфинг, на таких-то волнах, — презрительно сощурился Хэш. — Надо было в Биг-Сур ехать! — расхохотался Юрген. — И денег бы не потратили лишних! — Ага, сейчас! Сам бы и ехал, если… — Цыц! — гаркнул Костелло. — У меня сцены с Иэном, все, кто не занят, могут идти гулять! — Страшный человек, — ухмыльнулся Хэш, выуживая откуда-то сухую заначку. — Есть желающие просмолиться? Желающих нашлось несколько человек. Гленн было тоже собрался выйти наружу, но цепкая, непонятно откуда взявшаяся длинная лапа Костелло ухватила его повыше локтя. — А ты куда? — А что? — удивился Гленн. — Разве мы сейчас «спасение» снимаем? Не после обеда разве? — В таком деле, как клипмейкерство, обеда нет, — отрезал режиссёр. Затем всё же смягчился: — Ладно, доставай свои бутерброды… и обдумай, как будешь «спасать» погибающего! — Да чего тут думать-то?! — Ты что, никогда не слышал о «творческом подходе»?! Всё, хватит болтать! Иэн, иди сюда… Гленн отошёл в угол и опустился на складной стул. Конечно, никаких бутербродов у него не было — бутерброды должна была обеспечить Ивонна, да она их наверняка и обеспечивала уже, только не здесь, а на улице, там, где светит яркое солнце и витает в воздухе едва заметный дымок марихуаны. В животе заурчало; впрочем, урчание это тут же заглушили гулко отдающиеся от стен — словно в жестяной кастрюле — звуки второго куплета «Saviour». Гленн, вздохнув, снова встал и направился к съёмочной команде — посмотреть, что да как. Иэн, артикулируя слова с непритворно-мученическим выражением лица, медленно погружался на специальной платформе в воду. Уже под конец куплета он заметил Гленна и неожиданно закусил губу, оставляя последние строчки звучащими сами по себе. — И-и-и… снято! — крикнул Костелло. Иэн, отплевываясь, выбирался из воды в заботливо подготовленное полотенце. — Идеально! Вот все бы так работали, — режиссёр похлопал Иэна по спине, перевёл взгляд на часы и искренне удивился: — Уже два часа дня, что ли? Что же вы мне не сказали! Обедать! Гленн подождал, пока шустрый Костелло, подгоняя тех и поторапливая этих, скроется с глаз, и подошёл к ширме (отдельных гримёрок в ангаре не было), за которой переодевался Иэн. — Ну… что как? О’кей? — Всё о’кей… на «зелёном фоне» хуже… — Но суше. — Но суше. — Иэн, выйдя из-за ширмы, снова отзеркалил улыбку. — Надеюсь, у Ивонны ещё остались бутерброды… — Ух, какие мы голодные, — понизив голос, сказал Гленн. — Не больше, чем ты, — в тон ему отозвался Иэн. И, чуть усмехнувшись, добавил: — Успеешь ещё… наспасаться… — После чего направился к выходу из павильона, по пути пытаясь высушить волосы полотенцем. Гленн сжал кулаки. Ему начали надоедать эти постоянные Иэновские намёки и недомолвки. Ситуация с Андро повторялась. Нет, не повторялась… с какой-то стороны всё было даже хуже.***
Всё было просто замечательно — и знакомство, и пробы вокала, и внезапно накативший джем-сейшн с импровизациями на тему любимой хэшевской «Since I’ve Been Loving You»: Иэн оказался настоящим профессионалом. Правда, когда потом наедине Хэш, как неофициальный лидер Plushgun, поинтересовался личным мнением Гленна (а в важных делах он всегда в первую очередь советовался именно с ним), тот, отметив все плюсы нового вокалиста, на мгновение замолк, сомневаясь. — Что такое? — Да вот… ходили слухи, что он, вроде как, джанки… — Ага. «Джанки гомосек», — Хэш осклабился. Затем, проигнорировав ошарашенный взгляд Гленна, наморщил лоб: — Ну, вроде бы, он же ещё в девяностые завязал. Так я слышал. — Ты что-то такое только что сказал… — А? Что? А, роман Берроуза. Насчёт ориентации Кристи я не в курсе. Просто вспомнил по аналогии… да, в общем, мне плевать, пусть хоть пони трахает, главное, чтобы без рексовых закидонов! — Будем надеяться, — уклончиво сказал Гленн. В отличие от оптимистично настроенного Хэша, у которого были какие-то совершенно свои, недоступные «белым людям» отношения с веществами, Гленн сомневался, что с героина можно вот просто так взять и слезть. Хотя вот же, Ник Кейв, говорят, в конце восьмидесятых отбыл свой срок в клинике и с тех пор ничего, чист. Если только не выпускает пар каким-нибудь иным способом. Скажем, убивая невинных Кайли Миноуг метким ударом камня по голове… Но пока что всё было замечательно. Иэн Кристи, в итоге, вошёл в состав Plushgun. Держался он — в особенности первое время «обвыкания» — несколько отстранённо, работал действительно профессионально и даже как-то злобно, о прежних своих товарищах по DPD и слышать не хотел. После ядовитой атмосферы последних лет и, в особенности, последних месяцев жизнедеятельности Rex Tremendae, обстановка казалась просто раем. В силу некоторой холодности, правда, больше шведским раем, чем каким-либо другим, хотя прочие четверо участников команды — включая давнего знакомца Юргена — вовсе не были ледышками. Иэн быстро приспособился под скоростной стиль Хэша и Марка, основных мелодистов группы, и с завидной лёгкостью выдавал рок-н-ролльно-провокационную лирику, этакий набор клише, которые, тем не менее, умудрялся настолько — где нагло, где изящно — удачно заворачивать, что в его исполнении каждый полный расхожих ходов номер звучал необычайно свежо и дерзко: то, что необходимо для фанатов, переметнувшихся к Plushgun от Rex Tremendae, да и просто для поклонников «старого доброго хард-рока для байкеров». Разногласий почти не возникало; «почти» — поскольку в каждом творческом процессе разногласия присутствуют по умолчанию, без них, собственно, и процесса нет как такового. Но всё это было так… умеренно, словно заранее оговоренный процент или пункт контракта, что проходило и кончалось само собой, и только у Гленна временами возникало чувство, как будто он оказался героем некоей телепостановки в духе «идеальная запись рок-альбома», где уж тут битловскому «Let It Be»!.. К весне 2004 года дебютный альбом Plushgun, «Vivat!», был практически готов, звукорежиссёр наводил последний лоск, два сингла уже вовсю крутились в радиоэфире, надёжно заняв свои позиции в топ-10, дело шло за третьим — им как раз и должен был стать «Saviour», наиболее близкий к балладе из всех прочих уже готовых вещей. Кроме того, именно «Saviour» был не за авторством Меддоуз (настоящая фамилия Хэша)/Спейси/Кристи, а сочинён совместно Гленном и Иэном. Случилось это так. В один из студийных перерывов/перекуров Гленн остался на своём месте и совершенно бездумно импровизировал на басу мелодию — начал её с основного ритма, постепенно втянулся в рисунок, начал заполнять дополнительными вариациями — держа голову пустой и существуя, главным образом, через уши и кончики пальцев. Несколько погодя он обнаружил, что напротив него, приставив стул, сидит Иэн и, по-видимому, уже давно и внимательно слушает. Гленн отложил бас-гитару. Для него, в общем, было бы совершенно нормально, если бы вот так сел кто-то из других музыкантов — Хэш, Марк, Юрген, — но Иэна на этом месте было видеть непривычно. Вокалисты — это особая партия. С ними так, как с другими, нельзя. К тому же за все месяцы совместной работы Иэн так и не стал «своим в доску». Может быть, ему просто надо было больше времени… — Классная мелодия, — сказал Иэн. — Да… просто дурью маялся, — замялся Гленн. — Ничего себе «дурь»! — рассмеялся Иэн. — По мне так даже… — Что? — …даже круче, чем всё остальное… на альбоме… — Голос вокалиста слегка дрогнул. — Сыграй ещё. Гленн пожал плечами, снова взял бас в руки и принялся наигрывать мелодию. Иэн закрыл глаза и начал слегка покачиваться на стуле — словно впал в транс. Гленн продолжал играть. Вскоре в басовый рисунок вплелись удары по малому барабану и «бочке», оттенённые приглушённым шелестом хай-хэта: Марк незаметно вернулся в студию и подхватил ритм. Показались в дверях Юрген и Хэш, взяли свои инструменты, и вот к переборам ритм-гитары последним штрихом добавился блюзовый «слайд» Хэша… Группа играла импровизацию минут двадцать: те совершенно волшебные моменты единства, которые кажутся чем-то большим, нежели простое взаимодействие инструментов, музыкантов. Здесь как будто в одно целое сливаются души… Только Иэна не хватало в этом ангельском хоре. Волшебство закончилось; Хэш напоследок выдал особенно замысловатую руладу, Марк, ударив в последний раз, придержал крэш, чтобы не испортить финал резким звуком. Иэн поднялся и молча вышел из студии. Когда через десять минут он всё ещё не вернулся, Гленн пошёл на поиски. Иэн обнаружился в курилке. Стоял, прислонившись к стене, с закрытыми глазами, на щеках поблёскивали высыхающие дорожки слёз. Гленн слегка скривился — подобные моменты всегда казались ему несколько наигранными. — Гленн? — спросил Иэн, не открывая глаз. — Он самый. Братия тебя ищет, хочет назад. — Сейчас вернусь. Просто…я хотел тебе сказать… не при всех… ведь ты один? — Один. Иэн всё-таки разлепил веки. — Я не смогу написать текст к этой песне. Она слишком прекрасна… — Так и не пиши, — пожал плечами Гленн. — Вряд ли мы вообще будем к ней возвращаться… — Что?! — Да ладно, это же просто импровизация… — Это чёртов хит, Гленн! — Басист поразился тому, насколько преобразилось лицо Иэна: кровь бросилась к щекам, глаза пылают, нижняя губа трясётся — где уж тут давешняя меланхолия… — Вы… — Иэн в два шага оказался рядом, смотря снизу вверх: Гленн был выше его на пол головы. — Вы… идиоты… все идиоты! Пошли вы все! — наконец, рявкнул Иэн и, оставив уже совершенно обескураженного Гленна в курилке, ринулся вон. Это как раз и был тот момент «почти», момент на грани, момент звучания диссонансной ноты. В тот день Иэн больше в студии не показывался. Гленн, не понимая, зачем покрывает Иэна, сказал, что тот почувствовал себя неважно. — Синдром Стендаля, — покрутив в воздухе рукой, глубокомысленно выдал Юрген. — Синдром Стендаля. Да, — подтвердил Гленн. Хэш сощурился, помолчал. — Ладно. Давайте тогда ещё раз «Break» прогоним. Марк, ту версию, где ты изменил ритм слегонца… та-да, та-да-та… Однако уже в следующий раз Иэн был как штык и всё делал красиво. Plushgun и правда пока не возвращались к мелодии, но, как оказалось, звукорежиссёр успел её записать, да и пальцы Гленна слишком хорошо запомнили ноты… Потом как-то Марк подал мысль, что неплохо было бы… ну вот ту штуку (он напел мотив) выпустить синглом. Би-сайдом, может быть. Но надо, надо определённо. Что-то в ней такое есть… Хэш по размышлении согласился. Они несколько раз ещё играли пока что безымянную вещь — и даже всерьёз задумались, не оставить ли её инструменталкой, так как лирика у Иэна не шла. Он даже не пытался спеть её без слов, как делал это с другими номерами — просто каждый раз закрывал глаза и растворялся в музыке. Неизменно под конец на его лице возникало какое-то странное, экстатически-страдальческое выражение. И, кажется, пару раз Гленн заметил блеснувшие слёзы. А потом произошёл один случай, о котором Гленн бы вряд ли стал кому-то рассказывать. Даже Хэшу. Собственно говоря, они праздновали день рождения Гленна (сороковник — дело нешуточное); это означало большое количество гостей, выпивки, и, разумеется, значительный объём «травки», полученной в подарок от Хэша. В общем, веселье было в полном разгаре, когда Мэри, жена Гленна, отвела его в сторону и попросила вытащить Иэна из ванны, где он явно намеревался поспать. Гленн вздохнул. Ни один праздник его рок-н-ролльной жизни не обходился без этого. Всегда находился какой-нибудь умник, решающий, что ничто не может быть привлекательней в качестве постели, чем ванна в чужом доме. Но чтобы этим умником оказался Иэн… Гленн порадовался, что Мэри обратилась именно к нему: скандалы он не любил. …Но только это был не просто перебравший спиртного прикорнувший Иэн. Это был Иэн с закатанным до локтя рукавом рубашки и свежим следом от укола в вену. — Мать твою… — прошипел Гленн. — Только этого не хватало… Иэн! — он потряс безвольную фигуру. Ноль реакции. — Ну, сейчас ты у меня запоёшь… —Гленн наклонился, прислушался к дыханию. — Соловьём петь будешь… — злобно прошептал он, с облегчением уловив слабые колебания воздуха. — Подарочек на день рождения… Заглянула Мэри. — Ну как? Кэтти спрашивала… — Всё в порядке, — не оглядываясь, отчитался Гленн. — Просто… перепил… не надо сюда никого… закрой дверь… Кэтти убери куда-нибудь, не знаю… скажи, что всё о’кей… Оставь меня! Дверь закрылась. — Вот так, значит… в доме у друга… — бормотал Гленн, вытаскивая Иэна из ванны. — Чёрт, да что же ты неудобный такой… одни углы да кости… Иэн что-то невнятно промычал. — Да?.. — саркастически переспросил Гленн. — Против, значит?.. Бля, ох, бля, твою мать… — ругаясь под нос, он всё-таки умудрился вытащить Иэна, усадил его, прислонив к стене, и уже после этого влепил хорошую пощёчину. — Охххффффф! — сказал Иэн. — Слышишь меня? Иэн? Ты меня слышишь? Скажи что-нибудь. Иэн, скажи что-нибудь! — Аэмммм…. Опять приоткрылась дверь. Гленн вскочил и злобно захлопнул её, запер на замок. Пусть говорят что угодно, но слово «передозировка» звучать не должно. Ему на всю жизнь хватило девяностых годов и этого ублюдка Рекса… Счастье ещё, что Иэн не впал в кому — вот, сидит, голова болтается и, кажется… — Мм-мать… — из разбитого носа (видимо, Гленн, сам не вполне трезвый, всё же не рассчитал удар) ползла к подбородку струйка крови. — Я тебе не мать, — отрезал Гленн. Уже спокойнее подошёл к аптечке, с удивлением обнаружил склянку нашатырного спирта и, вскрыв пузырёк, сунул его под нос Иэну. — Отвянь! — раздельно произнёс тот, стараясь отвернуться от резкого запаха. Гленн ухмыльнулся, убирая склянку обратно. Смочил полотенце холодной водой, приподнял лицо Иэна — тот пытался сфокусировать глаза — и принялся вытирать кровь, одновременно с этим болтая первое, что в голову придёт, лишь бы развести Иэна на разговор. — Я хочу спать, — жалобно сказал Иэн, изгибая брови и глядя с такой тоской в лицо Гленна, что тому на мгновение — но только на мгновение — стало даже совестно. Но потом он вспомнил, чтò сегодня за день и кто здесь хозяин и снова плотно сжал челюсти. — Ещё один такой раз — и спать уже в морге будешь, — жёстко ответил он. — Хочешь подыхать — сделай это у себя дома в следующий раз! А не в гостях, мать твою! — Почему вы все просто не оставите меня… — прошептал Иэн, пытаясь подтянуть колени к подбородку. — Потому что… потому что… — Гленн в сердцах отшвырнул полотенце и сел рядом. — Потому что ты идиот… и ты нам нужен… ты всем нужен, Иэн… — Нет, — уверенно, хотя и тихо, сказал Иэн. — Я не нужен никому… — Идиот… — Никакие другие слова не шли в эту минуту на ум Гленну и не мог придумать он ничего лучше, чем обнять Иэна, притянуть его к себе и поцеловать сначала в щёку, а затем — в губы, пытаясь вложить в этот поцелуй — что?.. — он не мог бы сказать. Чувства досады, злости и какой-то размягчающей братской любви, подогретой выпитым алкоголем, смешались со вкусом крови. Иэн, чтобы удержать равновесие, вцепился одной рукой в плечи Гленна, другой — ему в шею. Он поначалу почти не отвечал на поцелуй — возможно, просто не понимал, что происходит — который между тем всё длился и длился, до тех пор, пока не начало в нём проскальзывать что-то ещё, помимо простого изъявления товарищества, и пока в дверь ванной не постучали настойчиво, а нервный, слегка дребезжащий от волнения голос Кэтти не поинтересовался, всё ли в порядке. Гленн тут же отстранился. И, глядя в глаза Иэна, выражение которых мгновенно снова стало затравленным, крикнул: — Всё в порядке! Спасатели Малибу докладывают: жизнь утопающего вне опасности… Иэн слабо улыбнулся. — Спасатель, — пробормотал он и уже сам потянулся за поцелуем. Нет. Этого бы Гленн не стал рассказывать никому. Даже Хэшу. Но целовался Иэн хорошо. И ещё — обещал, что это был первый и последний раз. Клялся даже. Однако так и не объяснил причину, по которой вообще решил принять героин, да ещё и в ванной Гленна… После того, как Кэтти увезла Иэна домой (ох и ожидают его там разборки!), Гленн ещё на всякий случай обыскал ванную, нашёл закатившийся под ванну шприц и с отвращением его выкинул, завернув в туалетную бумагу. Роман Берроуза, да. Через несколько дней, когда они снова собрались в студии, Иэн уже был свеж и бодр, сиял улыбками и, в довершение всего, притащил два листа текста на композицию Гленна — её было решено назвать «Saviour». С тех пор между ними, басистом и вокалистом, установились какие-то особые отношения, словно некое общее поле; по крайней мере, Гленну казалось, что он начал лучше понимать Иэна, лучше ощущать его «внутреннее пространство». Позже он не раз винил себя за то, что никому не рассказал — не о поцелуях, конечно, а о наркотиках. Потому что тогда и не было бы у них общей тайны. Но не было бы и всего остального.***
После обеда приступили ко второй части съёмок, включающей подводный план. Гленну пришлось нырять несчётное количество раз: Костелло, по его словам, хотел увидеть эпизод «в объёме» и заставлял повторять сцену так и этак, бегал по краю бассейна от одной камеры к другой и орал: — Ну как ты его «спасаешь»! Крепче! Гленн, мать твою! Где страсть?.. Ты что, хочешь утопить Иэна?.. Ещё раз! Иэн, давай, держись там… Гленн, ты бревно или крокодил? Я всё понять не могу? А?.. И Гленн с Иэном снова ныряли, снова находили под водой друг друга и — снова и снова — Гленн вытаскивал Иэна на «обломки корабля». Словно карму отрабатывал. В итоге, Гленн уже совершенно потерял смысл происходящего — только смотрел ошалелыми глазами, делал, что говорил режиссёр, и даже не улыбнулся на шутку Хэша, комментировавшего события, что, дескать, надо было просто тупо снять крупным планом, как Гленн делает Иэну искусственное дыхание. А вот Иэн на шутку среагировал и, пытаясь отдышаться после очередного погружения, попросил заткнуться. — Да ладно вам. Гленн же у нас Спасатель Малибу. Ему по рангу положено, — не обиделся Хэш. Иэн и Гленн переглянулись. Костелло вдруг затих, призадумался на несколько секунд. Какие-то шарики в голове у него крутились, варианты сменялись вариантами. Гленн, затаив дыхание, ждал вердикта, осознавая, что, в общем, устал настолько, что готов делать, что угодно. Но Иэн?.. — Нет, — наконец сказал режиссёр. — Поцелуй имел бы смысл, если бы это была Тайная Вечеря… — … а Гленн был бы Иудой, — не выдержав, засмеялся Юрген. Тут уж пробрало всех, и даже Иэн хохотал, запрокинув голову, как показалось Гленну, на грани истерики. — Остынь, Костелло, — сквозь смех сказал Хэш. — Я про искусственное дыхание сказал, а ты тут нам уже насочинял… надо хотя бы с этим «Титаником» разобраться… Конечно, обошлись без искусственного дыхания. Но когда уставшие Иэн и Гленн переодевались за ширмой, Иэн тихо спросил: — Ты кому-то рассказал? Про то? — Нет, ты что… я… — Спасибо. — Иэн, наклонив к себе голову Гленна, быстро поцеловал его в губы и тут же отвернулся. …А клип получился хорошим — забавно было видеть окончательный монтаж, неожиданные кадры, внезапные ракурсы… — Эк ты его прихватил, — крякнул Хэш, подтолкнув Гленна локтем. — Костелло насел, — отмахнулся басист. — Чтобы я импровизировал. Вот я и импровизировал… — Не хуже, чем на басу. — Ага… В темноте просмотрового зала Иэн, сидящий слева от Гленна, нашёл его руку, неожиданно погладил и сжал пальцы. «Vivat!» по выходе стал платиновым, а сингл «Saviour», к тому же, получил номинацию «Грэмми» за лучшее рок-исполнение и лучшее рок-видео 2004 года. Всё это, конечно, было уже позже. Главное — Иэн действительно «влился» в команду. То, что он выделывал на концертах… Нет, с фронтменом они не ошиблись: Иэн был величиной не меньшей, чем бывшие участники Rex Tremendae, настоящей рок-звездой. Он пел, танцевал, зажигал, и, главное, был при этом одним из Plushgun, а не каким-нибудь приглашённым именем. Он не требовал белых лилий в гримёрку, не имел проблем с цветовым спектром, не материл фанатов со сцены. Вообще тур в поддержку «Vivat!» был крайне удачным. И ещё Гленн знал, что стоит ему улыбнуться — Иэн тут же отразит его улыбку, отзеркалит, да и сам зарядится от неё, словно солнечная батарейка. В общем и целом, первый период жизни Plushgun прошёл просто отлично. Проблемы начались позже.***
В 2006 году группа приступила к записи второго студийного альбома. Какие-то идеи родились ещё во время концертного тура, какие-то — приходили по ходу дела, часть рождалась прямо в студии, формируясь из хаоса импровизаций, часть — за пределами её, и, как обычно, идей было много. Главное искусство состояло в отборе и дальнейшей работе по доведению отобранного материала до совершенства, учитывая при этом такие факторы, как общая музыкальная и социальная направленность коллектива и индивидуальные особенности каждого из его участников. По крайней мере, — пришло в голову Гленну — примерно так это могло бы быть обозначено в научной диссертации, посвящённой Plushgun. Размышляя над всей этой учёной и студийной деятельностью, Гленн, не выдержав, улыбнулся, вспомнив самого себя и своих товарищей двадцать лет назад — наивные, горячие мальчишки, после записи первого сингла считающие, что мир у них в кармане… Время невинности и первых побед. Андро — тогда ещё Андреас — только что из Индианы, в клетчатой фланели и бейсболке козырьком назад, сам Гленн — тощий и панкующий недоучка… Пламя стремительно сгорающей юности осветило начало пути, который на деле оказался очень долгим, каменистым и мрачным, хоть и шёл в гору. И теперь — двадцать лет спустя — Гленн, Марк и Хэш до сих пор были на этом пути, и до сих пор — благодаря выработанному за годы чутью, товарищескому доверию — им удавалось держаться на нём, идти уверенно, и помнить, помнить о пропастях и обвалах… помнить, что единожды покорённая вершина — ещё не конец, не цель даже, а только лишь очередной этап этой чёртовой горной дороги. Ведущей… куда?.. — Иэн опять опаздывает, — посмотрев на часы в очередной раз, провозгласил Марк. — Уже на час почти. — Может… пробки? — неуверенно предположил Юрген, перебирая струны. — Ага, хер вам, — раздражённо (что было для него не характерно) отозвался Хэш. — Просто… — он резко оборвался, помотал головой. — Давайте тогда без Иэна начнём, — сказал Гленн. Он уловил то, что, как ему казалось, хотел сказать лид-гитарист: что с Андро проблемы начались тоже с пропуска сессий. Вернее, с опозданий на них. — Начнём без Иэна, куда денемся, — вздохнул Марк. — Ну что… эту, «четверговую», а, Хэш? — Давай «четверговую», — неохотно согласился лидер группы. Работа началась. Иэн «опоздал» на пять часов. Он пришёл, несколько заторможенный и сонный, сказал, что проспал, не слышал будильника, сел на стул в уголке и вырубился. Гленн опустил бас. Иэн, похоже, и правда спал. — Может, колыбельную сыграть? — тихо сказал Юрген. — Нет, мы сейчас по-другому… — Хэш подкрался, аккуратно надел Иэну на голову наушники и сымпровизировал такой запил на гитаре, что впору и мёртвому проснуться. Иэн вскочил со стула, дикими глазами оглядел комнату, узнал товарищей по группе, и только потом сообразил снять наушники с головы. — Мать твою, Хэш! — срывающимся голосом произнёс он. Хэш ухмыльнулся: — Доброе утро, бэби! Смею заметить, что у нас осталось ещё три часа рабочего времени, и мы все жаждем послушать твой сладкий голосок, принцесса… Иэн побледнел. — Я не могу петь, — сказал он. — Особенно после… такого… — и, споткнувшись на пороге, вышел из помещения. Хэш громко выругался. Марк примирительно поднял руки. — Гленни, поговори с ним. Так нельзя… Гленн сжал челюсти, поднялся и пошёл следом. В конце коридора маячила неуверенно шагающая фигура. — Иэн! Подожди! Фигура остановилась. Гленн догнал вокалиста. — Что происходит? Что за фигня?.. — Ничего, — пожал плечами Иэн. — Ничего?! Это уже третий раз за неделю… — У меня сложный период… Гленн, положив обе руки на плечи Иэна, развернул его к себе лицом. Иэн отвёл глаза. — Что за «сложный период», мать твою? — прошипел Гленн. Затем попробовал другую тактику: — Если мы можем чем-то помочь… — Не можете, — отрезал Иэн. — Наркотики?.. Иэн только скривился. — Чёрт возьми… друг, ты же обещал… помнишь? — Гленн хорошенько тряхнул Иэна. Тот, наконец, поднял глаза. Злые глаза. — Ты вообще про меня ничего не знаешь, — очень раздельно произнёс он. — Да, это наркотики. Допустим, что это наркотики, — поправился Иэн. — Но кроме наркотиков… Гленн, есть такие вещи, через которые ты просто однажды проходишь. Такие, как… отношения, например. — Кэтти? — Гленн отпустил плечи Иэна. — И Кэтти в том числе… я пытаюсь, Гленни, я правда пытаюсь, но… Больше всего Гленну хотелось в тот момент посоветовать Иэну сменить психотерапевта. Но вместо этого он только обнял его. Иэн с задержкой в несколько секунд вернул объятия, прижался всем телом. — Просто помни, что есть мы, твои друзья, — прошептал Гленн, поглаживая Иэна по спине. — Помню, — невнятно ответил Иэн, уткнувшись в плечо басиста. Гленн быстро оглянулся — коридор был пуст — и, чуть отстранившись, решительно поцеловал Иэна в губы. — За что? — слабо улыбнулся Иэн. — Поднимаю твой жизненный тонус, — Гленн взъерошил ежистую причёску вокалиста. — Я смотрю, у вас тут совет да любовь, — раздалось с дальнего конца коридора. — Они самые, — крикнул Гленн в ответ, и, понизив голос, обратился снова с Иэну: — Помни, что мы в этом вместе… — В чём? — теперь Иэн улыбался уже вполне по-настоящему. — В группе, идиот, — выдохнул Гленн. Может быть, он ошибался. Может быть, ничего он так и не понял в этом самом иэновском «внутреннем пространстве»… Они вернулись в студию — теперь Гленн шёл впереди, а Иэн — за ним следом. Во взгляде вокалиста, устремлённом на спину товарища по группе, сквозила ужасная тоска, скрытая от посторонних, неизвестная никому, кроме зеркала. Если в следующие месяцы Иэн и продолжал борьбу со своими демонами, то на его музыкальной деятельности это отражалось только в несколько большей амплитуде перепадов настроения — от внезапных всплесков радости до угрюмой сосредоточенности. Он почти не опаздывал. А всё остальное зависело только от того, на каком этапе своей эмоциональной синусоиды он в данный момент находится. И, по-хорошему, работа над вторым альбомом Plushgun была далека от образцово-показательного процесса 2004 года. «Pro et Contra», вышедший в августе 2007 года, как ни странно, тоже срубил «платину», а песни с него группа начала играть ещё на летних фестивалях, где во многих случаях выступала хэдлайнером. Иэновская «синусоида» продолжала ходить волнами; на сцене он всегда выкладывался на все сто, за кулисами порой едва держался на ногах. Какое-то необычайное внутреннее напряжение прорывалось всплесками крайнего раздражения, даже грубости, в интервью. И, хуже всего, — Гленн был уверен, что Иэн снова принимает наркотики. Подловить его не удавалось, но что уж тут говорить, и остальные участники команды никогда не отличались монашескими нравами… да и как тут соблюдать рыцарскую верность, когда сочные молоденькие групи едва ли не наскакивают?!. Тут и «почётный женатик Даффи» не мог устоять. Иэн, тот по части безумных поклонниц был ещё ничего. Более того — пытался сделать «внушение» Гленну. А как-то раз даже вызвал его на разговор. — Слушай, да всё я понимаю, Иэн. Все вообще всё понимают. Но тур есть тур, а секс есть секс… эти девицы знают, на что идут… Чёрт возьми, Иэн, а сам-то ты как разбираешься? Что-то я не вижу, чтобы ты возил с собой жену… Либо помогаешь себе сам, либо… Или, может быть, на кого-то из нас запал, а? — Гленн был не совсем трезв в тот вечер и гнал первое, что придёт в голову. — На меня запал, а, Кристи? Иэн, собиравшийся что-то сказать, окаменел. Потом, так и не ответив ничего, развернулся и ушёл. Через пару дней мирить их пришлось — впервые — Хэшу. Тот по своему проверенному методу усадил товарищей по обе стороны от себя и предложил «просмолиться и поговорить». Через полчаса оба обиженных оттаяли, а ещё через некоторое время уже вовсю целовались, что, впрочем, скидывали потом на действие марихуаны. Хэш только усмехался. С тех пор Гленн стал с Иэном осторожнее. — Я знаю только одно, — сказал он в личном разговоре Хэшу. — У Кристи в голове сам чёрт ногу сломит. — У него не чёрт ногу сломит. У него биполярка, — милостиво пояснил Хэш. — Случайно узнал… — Ясно. Но, главное, он…— Гленн хотел по старой привычке помянуть Андро, но не смог: с Иэном было тоже нелегко. Не так нелегко, как с Андро. По-другому нелегко. И вся эта нелёгкость, почему-то, конденсировалась в основном между Иэном и самим Гленном. — Хочешь поговорить об этом? — елейным голоском поинтересовался Хэш. Гленн только захлопнул рот. Иэн поднимался и падал. И снова поднимался, и снова падал. Кроме наркотиков были у него ещё какие-то нелады с женой, которая то объявляла, что всё у них распрекрасно, то обвиняла Иэна в домашнем насилии. Были аресты за вождение в нетрезвом виде. Были какие-то сомнительные слухи, коварными туманными кольцами увивавшиеся за Иэном — грязные слухи о его личной жизни и сексуальных предпочтениях: обычное дело для тех, кто дерзает взлететь достаточно высоко, но не настолько высоко, чтобы выбраться за пределы земли… это последнее путешествие ещё ожидало Иэна впереди.***
К концу 2007 года Кэтти, наконец, определилась и подала на развод. Весной 2008 года Plushgun должны были отыграть последние из оставшихся концертов в поддержку «Pro et Contra». Иэн делал то, что должен был делать, но снова стал заметно отдаляться от группы. Нет, он продолжал «зажигать», но Гленн — каким-то шестым чувством — ощущал за этим пустоту. Словно Иэна неумолимо затягивало в открытый космос. И даже без разговоров было понятно: третьего альбома у Plushgun c Иэном Кристи в качестве вокалиста не будет. Гленн сидел в одиночестве в номере отеля, намереваясь посвятить вечер просмотру одолженной у Юргена порнушки. Настроение было так себе, а «история страсти двух студенток закрытого женского колледжа» вполне могла развлечь. Он уже вставил диск в проигрыватель, как в дверь постучали. — Кого там несёт… — Гленн неохотно встал и пошёл открывать. На пороге стоял Иэн с бутылкой виски «Белая Лошадь». — Можно к тебе? — спросил он слегка заплетающимся языком. — Да уж заходи. Иэн осторожно поставил бутылку на журнальный столик и опустился на диван рядом с Гленном. — Выпьешь со мной? — Вечер свободный, отчего не выпить, — без особого энтузиазма сказал Гленн. Виски ему не хотелось. — Хотя я тут уже приготовил себе развлечение… Иэн покосился на коробочку DVD и криво ухмыльнулся. — Студентки… колледжа… мда… Гленн… я хотел тебе кое-что сказать… вернее, кое-что… а, давай стаканы… — Не договорив, Иэн налил виски в два низких бокала. — Погоди, — сказал Гленн, — тут и лёд есть в холодильнике… Пока он ходил за льдом, Иэн успел наполовину осушить свой бокал. — Сегодня… наш последний… вечер… а потом… — А потом последний концерт, ага, помню… но почему вечер последний? — Потому что… наш, — неопределённо ответил Иэн. — Давай, наливай себе тоже… Они молча выпили по бокалу, Иэн тут же налил ещё. — Я всё-таки не понимаю… — начал Гленн. — Не понимаешь, — мрачно усмехнулся себе под нос Иэн. — Сколько лет живёшь… а всё… не понимаешь… — О’кей… — попытался снова вывести Иэна на цель визита Гленн. — Давай, колись, в чём дело? Что ты там мне хотел сказать? — Я хотел… — быстро, с жаром произнёс Иэн и снова помрачнел, покачал головой. Допили и второй бокал. Иэн взялся за бутылку, но неловким движением расплескал содержимое, пролив виски прямо на руку Гленну. — Чёрт… — Да забей. — Гленн уже хотел было стряхнуть виски с руки, но Иэн перехватил инициативу: — Нет… — А потом как-то незаметно, всё ещё держа ладонь Гленна в своей, сполз с дивана и оказался стоящим на полу, на коленях, смотря снизу вверх на Гленна своими непостижимыми глазами в трагическом изломе бровей. И, поднеся пальцы к губам начал целовать их. Целовать, облизывать, ласкать языком… Гленн на время потерял дар речи. Иэн добрался до большого пальца и весьма недвусмысленно затянул его в рот. Что-то было в этом жесте, что навело Гленна на мысль: а ведь Иэн уже делал это раньше. И, похоже, не только это… Незаметно для себя Гленн поддался ритму языка Иэна, сам уже скользил пальцами по острой скуле, поглаживая кожу. Иэн по-кошачьи сощурил глаза. Выпустил большой палец, снова перехватил руку Гленна, собрал пальцы в кулак, поцеловал костяшки и основание ладони и, наконец, отпустил. — Я бы хотел... — Голос у Иэна словно бы опустился на октаву ниже, звучал хрипловато и бархатно: — ...я бы хотел, Гленн, чтобы ты трахнул меня… сперва своими красивыми длинными пальцами… да, пальцами, Гленн… гибкими пальцами басиста… а потом… потом, Гленн, я бы хотел, чтобы ты трахнул меня своим… — Иэн, — мягко сказал Гленн, — ты офонарел?.. Иэн распахнул глаза. Вскочил на ноги. И, не разбирая дороги, кинулся из номера. — Твою мать!! — донеслось из коридора. Гленн сполз по спинке дивана. Опрокинутый журнальный столик, разбитые бокалы, осколки бутылки с остатками виски… бывало и хуже. Машинально, он нащупал пульт и включил DVD, но первое время ничего не видел перед собой. А потом ничего, втянулся.***
Гленн быстро шёл через клуб, внимательно вглядываясь в полумрак, и наконец заметил Хэша — тот сидел в окружении девиц и сигаретного дыма и травил шутки. Любитель лесбийского порно Юрген был тут же, подбивал двух девчонок поцеловаться. — Слушай, надо поговорить, — бесцеремонно прерывая Хэша на полуслове, сказал Гленн. Тот тут же встал. — Идём, есть хорошее место… Они поднялись на крышу. — Насчёт Иэна? — Хэш был куда трезвее, чем казался внизу. — Насчёт кого же ещё… Бобби мне сегодня сказал, что Иэн разорвал контракт… — Ну, рано или поздно… Хорошо хоть последний концерт не залажал. — Что ты знаешь, Хэш? Что ты знаешь обо всём этом? — О вас двоих, ты имеешь в виду? — О нас… двоих. — Гленн опустился на диванчик. Хэш присел рядом, закинув руки за голову и подняв теряющееся в ночном сумраке лицо к усыпанному звёздами небу. — Я знаю, что Иэн был неравнодушен к тебе, Гленни. Давно уже. Может быть, с самого начала… и уж точно со времён «Saviour»… — Что?! — Не перебивай. Как я тебе уже однажды сказал — мне плевать на его сексуальные предпочтения… главное, чтобы он свою работу делал хорошо. А он делал. — Да уж, особенно запись «Pro et Contra»… — Да ладно, ты же его и держал… а он держался, сколько мог. Но… — Но? — Но, по-честному, подобные вещи… это всё херня. Особенно когда замешаны наркотики… — Ты и про наркотики знал?! — Гленни, я не первый год живу на свете! — Хэш даже повернул к Гленну своё лицо. В звёздном свете блеснули белки глаз. — И когда я увидел, что… что он уходит под воду, Гленни, я понял, что… что…. что угодно, Гленни, но я не позволю ему утянуть на дно ещё и тебя. — Никто меня не тянул! — буркнул Гленн. — Да ну? А что тогда с вами случилось накануне последнего концерта? Что вы оба были как в воду опущенные… — Да… — Гленн замялся, а потом выдал одним махом: — Иэн припёрся ко мне с бутылкой виски и… и… — Что, соблазнял? — Хотел, чтобы я его трахнул, — закончил Гленн уже не так бодро. — И ты отказался? — Отказался. — Мой парень, — рассмеялся Хэш, похлопав Гленна по коленке. Они помолчали. — Ладно… всего-то и дел теперь — найти нового вокалиста… — А Кристи? — Что Кристи? Не знаю. Но, думаю, что не пропадёт. — Хэш, поискав по карманам, вытащил заначенный пакетик с ганджой, посмотрел на него, нахмурился и убрал обратно. — У таких как он… у них девять жизней, Гленни. Девять кошачьих жизней. Так говорят мои люди на Ямайке… Гленн, не удержавшись, фыркнул. Все известные ему пословицы и поговорки Хэш приписывал исключительно ямайской многовековой мудрости. — Пойду я, — задумчиво сказал гитарист, поднимаясь на ноги. — А ты, Гленни, посиди и подумай. Потому что, по сути, я не кто иной, как твой спаситель… или спасатель, что там тебе ближе… — И, хлопнув Гленна по плечу, Хэш удалился к лестнице, ведущей вниз, в клуб. — Но, заметь! Без гомосятины! — прокричал он уже издали, погрозил пальцем и исчез. Гленн, запрокинув голову, смотрел на небо. Иссиня-чёрный бархат прочертил быстрый штрих метеорита. — Как падающая звезда, — не понятно, о ком, и неизвестно, к кому обращаясь, пробормотал Гленн. И совершенно бездумно начал напевать мелодию. «Saviour».КОНЕЦ