Ананасики

— midori tanabiku namimori no, dainaku shounaku nami ga ii!.. Бессвязное бормотание Десятого Вонголы — пьяного, невменяемого, но очень счастливого — не могло не будоражить. Особенно чуткий и трепетный сон творца. Особенно, если это был гимн средней школы Намимори. Тем более, если его пело существо с полнейшим отсутствием слуха и голоса. Мукуро неприязненно поморщился, с крыши наблюдая за моральным разложением босса. Сам разлагающийся, ничуть не стыдясь своего, не соответствующего должному уровню, поведения, валялся в кустах с бутылкой шампанского. Хотя в принципе, Мукуро понимал, что день рождения босса — это, как-никак праздник, но... Мукуро снова глянул с крыши: Тсунаёши расплылся блаженной лужицей на земле в полном экстазе, но не переставал что-то бодро выкрикивать, размахивая преимущественно левой ногой. Но это всё-таки неприлично. По-удобнее устроившись на крыше, Мукуро, ранее пытавшийся заснуть вдали от балагана и, особенно, от бухого в рельсу Риохея, с интересом наблюдал за хождениями Савады под мухой. Придя к выводу, что блуждает он весьма однообразно, Рокудо снова начало клонить в сон. Но бормотание Савады не хотело так легко сдаваться и нагло мешало несчастному иллюзионисту отбыть в мир грёз. Мукуро раздражённо взъерошил волосы. Вот гад, а? И тут под его гневный взор попал смирно стоящий всё там же, на крыше, ананас. Мукуро снова почесал затылок, обдумывая все тонкости коварного и — а как же иначе? — гениального плана. Тем временем, мутный взор Десятого сфокусировался на двух странных субъектах на крыше: хвостики-пучки, державшиеся на овальной опоре, которую, идентифицировать грозному боссу не удалось. По этому, чтобы исправить это досадное недоразумение, он сделал жадный глоток из горлышка бутылки... — АНАНАСИКИ! — истошно заорал прозревший Вонгола. Мукуро аж поперхнулся от шока. Потом, чуть не упал с крыши от возмущения. Ананасики, говоришь?! Первоначальной мыслью было в экстремальном (чёртов Риохей заразен) порядке отрезвить Саваду и, разъяснив ситуацию, надавать ему по заднице. Потом, в голову иллюзиониста прокралась незатейливая мысль, после порки обязательно погладить больное место дорогого, глупенького босса и устроить ему лёгкое растяжение мышц в этой же области. Внешне приняв возмущённый вид (при этом внутренне оставив данную идею на рассмотрение) Мукуро, совершенно инстинктивно бросил собрата-ананаса в голову Тсунаёши, при этом, не менее инстинктивно проорав: "Какого хера?!" и абсолютно спонтанно собираясь запустить в него трезубцем. А вообще, Мукуро очень спокойный. Правда. А еще он добрый и заботливый. Любит цветы и котят, особенно, бросаться первыми в последних. А еще, когда-то в далеком детстве, когда их семья еще не подвергалась нещадным притеснениям, у Мукуро был хомячок. Хомячка звали Ромео и малыш Мукуро его очень любил. Но их любовь была настолько сильна, что однажды Ромео не выдержал и сдох. Новоявленная Джульетта, немного не въехавшая в происходящее, еще долго бегала за старшими мафиози и, тыкая им под нос трупик несчастного животного, требовала сделать ему (хомячку то бишь) искусственное дыхание. С тех пор Рокудо и стал ненавидеть людей... А тем временем Джудайме, на чью голову столь удачно приземлился фрукт, начал активно флиртовать с многострадальным ананасом. Приобняв того за воображаемую талию и вытянув губки трубочкой, Тсуна решил познакомиться с очаровательным явлением. — Де-е-е-евушка, а мы с вами раньше не встреча-ались? ~ Ананас молчал. Мукуро подавил нервный тик и желание придушить незадачливого босса. — Ах, вы такая скромная! Но знайте, со мной вам нечего боятся, ведь я – Савада Тсунаеши, десятый босс Вонголы! – в подтверждение этого, Тсуна мрачно икнул и глотнул еще шампанского. Похоже, вечер только начинался... *** — ... Как только я увидел ваши прекрасные глаза, я понял, что влюбился без памяти. Вы – девушка моей мечты... Ананас молчал. Значительно полысевший Мукуро не знал за что хвататься – за член или за голову, ибо полуголый Тсуна выглядел чертовски сексуально, но, тем не менее, жутко раздражал. Иллюзионисту хотелось спустится и занять прелестный ротик Десятого чем-то более полезным, чем флирт с этим ужасным фруктом. А вы думали хомячок Ромео – единственная детская травма нашего героя? А тем временем, на дереве сидел Хибари и любовно привязывал розовую ленточку к своей тонфу. Хранителя Облака откровенно веселило происходящее и он, старательно балансируя на тонкой ветке, пытался не ржать в голос. Видимо, вибрации, вызываемые шикарной, по мнению Гокудеры, задницы главы Дисциплинарного Комитета были слишком сильны, отчего, совсем не по-хибаревски взвизгнув, Кёя упал с дерева, в обнимку с веткой. Хибёрд триумфально воспевал Намимори в гимне. Тем временем Мукуро, которого смертельно донимал Тсуна и не менее смертельный стояк, завидел чью-то попку. Попка была шикарна. Не долго думая, Хранитель слетел с крыши аки Сейлор Мун, и понесся к маяку на корабле любви. Да помчался-то как! Как помчался! Сметая все преграды на своём пути, яростно завывая что-то среднее между "Врата в Рай!" и "А-а-а! Моя пре-елес-сть!...", подскакивая выше олимпийских чемпионов по прыжкам с шестом и — естественно, ну кто бы сомневался? — не замечая повизгивающего в пьяном экстазе Тсуну, аки морская звёздочка раскинувшегося на Великом Пути всё того же Великого Мукуро к попе. Попа, к слову, заманчиво поигрывала ягодициями в свете заходящего солнца (хотя бедный и несчастный Кёя, схлопотавший веткой по голове, всего-то пытался подняться; хотя бы на четвереньки). Но вернёмся к драме, разыгравшейся у поместья Вонголы. Мукуро упал. На Тсуну. И на куст. А ещё, ему на голову свалился ананас, который Тсуна с перепугу подбросил. Мукуро заматерился. — Девушка! — радостно взвизгнул Тсуна, мгновенно обвивая несчастного, но всё ещё Великого Мукуро руками-ногами, — Вы-таки перебороли свою скромность и заговорили со мной! Мукуро уже было открыл рот, дабы раскрыть Десятому Вонголе все сокровенные тайны бытия на земле этой, грешной, но Тсунаёши расценил этот жест по-другому. Он вставил полупустую бутылку шампанского иллюзионисту в рот. — За знакомство! — сообщил Вонгола, весьма фамильярно заползая тощей ручкой под рубашку опешившего Рокудо. Последний, с детства не пробовавший ничего крепче физраствора, раскрепостился. Алкоголь ударил не только в голову, а ещё и в одно весьма интересное место. Вонгола довольно хихикал. Мукуро обрадовался, что смерть от стояка ему не грозит. *** Хибари, надувшись, смотрел, как мерзкий иллюзионист во всю лапает их маленького босса и обижался. Всё-таки, ему ведь тоже хотелось поучаствовать в празднике жизни. Любовно погладив тонфу, Хибари нетвёрдым ползком направился к веселящейся парочке. Ночка обещала быть бурной. Тонфы загадочно блестели... *** Тсуна проснулся с жуткой головной болью, привкусом кошачьей мочи во рту и ноющим телом. "А солнышко-то, как, сука, светит..." — мрачно подумалось ему, пока он пытался переползти на место, куда гнусные лучи не добирались бы. Так он понял, что потолка почему-то не наблюдается и ползёт он, собственно, по траве. А ещё, очень мешал тот факт, что ползти ему не давало нечто, под которым сам Тсунаёши валялся. Так Тсуна понял, что ему ещё и лезут в нос чьи-то волосы. Так как само нечто смирно сопело и не проявляло особо бурных признаков жизнедеятельности, Савада решил сделать единственную в этой ситуации (по его же, к слову, мнению) — потянуть за тёмные прядки. Потянул. И с испуганным визгом начал активно брыкаться ногами, когда это самое нечто собственнически облапало его за задницу, грубовато обняло за талию и немного подняло голову, смерив Саваду суровым взглядом красного глаза. А потом снова затихло, плюхнувшись головой на живот Тсуны. Так Тсуна понял, что ещё и голый. Кусты, с боку, затряслись. Рука, на которой, как оказалось, лежал Тсуна зашевелилась. Куст вырвали и отбросили в сторону. На Тсуну мрачно взирал Хибари, всё той же рукой хватая Тсуну за волосы и подтаскивая его к себе ближе. Отчаянно забрыкавшись, Вонгола умудрился выпутать свои волосы из хватки, но, взамен, был вынужден расположиться на "мощной, мускулистой груди"(с) своего Хранителя. В принципе, по законам жанра, он должен был сладко вздохнуть, прижимаясь к любимому(-ым?) и мирно засопеть в обе дырочки. Но Десятый канонов не любил. Проявив чудеса акробатики и покинув примятую и, местами, лишившуюся клочков растений, клумбу ("О Господи, чем мы тут занимались?!" — было как раз время удариться в истерику), Тсуна косолапо поковылял ("О Господи, я, кажется, понял!!" — нет, скорее это была паническая истерика) к зданию резиденции, но... Запутавшись ногами в розовой ленточке(тонфа-таки лишилась своего украшения, видимо, как и Тсуна девственности), Тсунаёши понял, что сейчас позорно свалится и с перепуганным визгом пал лицом в траву. Его тут же схватили за обе щиколотки и потащили обратно. Тсуна взвыл, цепляясь за траву. А перед носом юного босса победно возвышался гнусный фрукт. С тех пор, Десятый босс семьи Вонгола Савада Тсунаёши до панического визга боялся ананасов.