Я часто наблюдаю за тем, как ты спишь. Пробираюсь к твоему окну, облачившись в красный латексный костюм, и подолгу сижу на подоконнике, не решаясь зайти в комнату. В
твою комнату без приглашения. Сижу и наблюдаю, как вздымается и опускается твоя грудь, впитываю, будто губка, каждую секунду, проведённую так близко к тебе, сохраняю эти сокровенные мгновения в самом глубоком уголке своего сознания, памяти. Смотрю, наблюдаю, практически чувствую, как ты дышишь. Вернее, просто представляю, ведь не вижу совершенно ничего из-за плотного и очень объёмного одеяла, согревающего тебя, Адриан. Не могу разглядеть даже кончиков твоих волос. Таких наверняка мягких на ощупь, золотистых и густых. Мне нравится… Нравится воображать, что ты рядом со мной дышишь, живёшь, радуешься, что наши сердца стучат в унисон, в такт друг другу. Невозможно!
Мои мечты невозможны, ведь ты никогда не замечаешь меня, Адриан. Ты просто не смотришь. Предпочитаешь одаривать своим теплом всех вокруг, даже незнакомых тебе людей, но только не меня, такую близкую тебе Маринетт Дюпен-Чен. Мы ведь так похожи, практически ничем не отличаемся, а ты этого не понимаешь. Печально… Ты не способен разглядеть, что я сгораю от любви к тебе уже не первый год… Ты такой невнимательный, радость моя. Не слышишь, как я безмолвно прошу, чтобы ты согрел меня… Не понимаешь, что мне больше не хватает того болезненного пламени, что когда-то горело внутри моей души для того, чтобы открыть глаза и сдержать боль, разбивающую сердце…
Это убивает, но…
Но у меня никогда не было достаточного количества времени, чтобы как следует пострадать из-за того, насколько я неудачливая, одинокая и несчастная. У меня не было времени жалеть себя из-за твоей холодной отстранённости, Адриан. Я должна была показывать себя всесильной, бесстрашной героиней Парижа, на которую необходимо равняться, чтобы люди продолжали верить, надеяться на лучшее, чтобы не впадали в отчаяние. Я должна была… Должна и сейчас. Напускная бравада, попытки казаться сильной перед людьми, верящими в национальную героиню, не оставляют мне-Маринетт, свернувшейся калачиком внутри широко улыбающейся Ледибаг, которой я по-настоящему, как мне кажется, и не являюсь, и малейшего шанса по-настоящему уйти в себя, в свою боль, прочувствовать и наконец-то отпустить.
Адриан, моё ласковое Солнышко, пойми меня. Пожалуйста, прими меня и мои чувства. Мне ведь больше никто в этом мире не нужен. Только ты! Поверь! Не дай мне закрыться окончательно, не позволь мне сломаться, умереть от одиночества. Стань для меня
настоящим Солнцем, согревай своим теплом или же просто улыбайся. Я так люблю твою улыбку. Такую прекрасную. И такую дежурную, неискреннюю, почти фальшивую. Я так люблю… И когда-нибудь мы с тобой будем вместе по-настоящему. Мои фантазии станут реальностью, но не сейчас, когда лунный свет забавно играет бликами, почти что разноцветными, на моём костюме, отливающим бордово-красным цветом в этом приятном мраке моего личного, собственного мира.
Я удивлённо хмыкаю, чувствуя, как моё настроение в очередной раз медленно, но верно превращается в совершенно меланхолическое. Осознавая, как на меня некой необъяснимой волной накатывает грусть, обычная и банальная… Но уверенность в правильности собственных поступков, так никуда и не исчезнувшая, в который раз разжигает в моей душе неистовое синее пламя. Яркое, бушующее, распаляющее моё разбитое раненое сердце, мои эмоции, чувства, заставляющее мою собственную фантазию стучать костяшками пальцев по натянутым, словно длинные струны арфы, нервам. Этот странный огонь загорается довольно часто, переливается и просит наивно верить в красоту, любовь и чудо… И я всегда подчиняюсь. Я верю… Я, разрушая стереотипы и ломая стены, всю жизнь рвусь вперёд, стремлюсь отыскать в каждом живом существе доброту и понимание, искренность. Я всегда… просто всегда стараюсь верить в то, что считаю прекрасным, замечательным. А для меня замечателен ты, Адриан…
И сейчас мне хочется, даже не глядя на сияющее в небе яркое светило, согревающее днём нашу грешную землю, дающее силы жить, самой стать таким вот солнышком, как и ты, Адриан. Маленьким солнечным комочком, в сердце которого постоянно взрываются разноцветные искры, озаряя всё естество яркими красками и помогая осознать, что улыбка на лице расцветёт снова и снова, несмотря на то, насколько больно было всего мгновенье назад. Я так отчаянно хочу согревать кого-то своим душевным теплом, и чтобы меня грели в ответ. Чтобы грел ты, малыш… И мне слишком сильно, непереносимо и непередаваемо больно. Настолько, что лучше просто не вспоминать, не тревожить и не трогать. Сделать вид, что ничего не случилось, ничего не было. Мне кажется, так проще жить, хотя сейчас я явственно ощущаю, как разноцветные искры внутри меня потихоньку, одна за другой гаснут… Гаснут из-за тебя, Адриан…
Ради тебя я упорно продолжаю искать различные решения, потому что ещё верю в то, что есть возможность, пусть даже маленькая, всё исправить, сделать лучше и прекраснее… Я не хочу мириться с собственной судьбой и всерьёз настроена на то, чтобы ломать и переделывать её, если придётся. Я готова на всё, даже на любые безумства, если буду уверена точно, что после этого ты, моё ясное Солнышко, заметишь во мне меня, а не яркую оболочку — героиню Парижа Ледибаг. Ведь жить с постоянной, хоть и заглушенной болью у меня нет никакого желания… Больше нет сил терпеть… Стыдно признавать, но почему-то именно сейчас мне хочется запрокинуть голову, упасть на колени прямо посреди твоей комнаты, в которую я так страшусь заходить, и разрыдаться, как маленький ребёнок. Только лишь стойкость и выработанная за долгие годы выдержка помогают мне сдерживать собственные нахлынувшие эмоции в узде… Ветер дует, играясь с опавшими листьями, пронося их мимо особняка Агрестов, мимо твоего окна и мимо меня… А с осенью, пришедшей в наш Париж столь внезапно, у меня всегда ассоциируется дождь, а с дождём — пролитые или непролитые слёзы. Возможно, мои собственные. Я не знаю… Не знаю, смогу ли пережить, если ты, Адриан, отвергнешь меня раз и навсегда… Ведь пока что во мне всё ещё живёт надежда… Надежда на что-то…
Я неотрывно смотрю на это дурацкое одеяло, под которым ты, мирно посапывая, спишь и видишь десятый сон. Милый… Ты такой милый… И сейчас меня невероятно сильно тянет нарушить данное самой себе слово, запрыгнуть в комнату и хотя бы один раз провести по твоим волосам, избавившись до этого от мешающего костюма национальной героини. Так хочется… Но нельзя. Я просто спрыгиваю вниз, в пустоту, в воздух, бросаю вперёд йо-йо, мгновенно зацепившееся за ближайшую башню, и лечу. Куда-нибудь подальше от тебя, любовь моя, чтобы привести свои мысли и сердце в порядок. Но у меня снова, в который раз ничего не выходит из-за чёртового Кота, силуэт которого внезапно мелькает прямо перед моими глазами.
Котик, Котик, Кот Нуар…
Ты снова преследуешь меня, да, Котик? Так привычно и почти что правильно, так просто и глупо, что не трогает внутри ни единого органа, лишь вызывает лёгкую тошноту и приступ брезгливости… Я снова пытаюсь сбежать от твоей настойчивости, твоего тепла. Оно противно мне. Ничего не хочется, а ты никак не поймёшь, что я не в силах принять твои, как ты говоришь, чувства, понять тебя, твою душу. Мне просто не хочется, потому что ты — не
он. Не Адриан, не тёплое Солнышко… Ты находишь меня на крыше какого-то дома… хватаешь за руки и что-то беспрерывно шепчешь. Наверное, очередные клятвы никогда не отпускать моей руки, никогда не разбивать меня, оберегать… Как же я ненавижу твою постоянную ложь, как же ненавижу ту воду, что разливается между нами стеной, как же ненавижу твою назойливость. Почему ты просто не оставишь меня в покое, не уйдёшь? Я не могу понять, что тебе от меня нужно.
Но ты можешь (обязан!) следовать за мной бесконечно, потому что ты — моя тень. Тень моего света. Необъяснимая и незаметная. Можешь вечно задирать голову, чтобы посмотреть на гаснущие, словно мои надежды, звёзды, и отчаянно выть на луну. Ты можешь, верно?.. Но не бывает тени без света, а мой свет быстро гаснет, задыхается в той воде, что внутри меня… Ты можешь мечтать о тепле губ, о том, что я взгляну когда-нибудь на тебя взглядом, в котором не будет заметен ставший привычным лёд; мечтать о чувствах… Можешь грезить нежностью моего голоса и прикосновениями моих пальчиков к твоему лицу. Пальчиков,
не обтянутых красным латексом.
Но я подарю их только своему соулмейту. Лишь перед ним я сниму давно надоевшую маску, ставший тесным костюм… А ты можешь сколько угодно кричать, что мы просто созданы друг для друга, сведены судьбой. Можешь говорить, что мы — соулмейты. Только вот я прекрасно знаю, кто мой соулмейт: парень-мечта, похитивший моё сердце, пробравшийся в мои мысли. И это
не ты. Ты лишь никому не нужный глупый Кот, что слишком заигрался в супергероя. Ты можешь кричать, срывая горло, до звёздочек перед глазами, чтобы я где-то в собственной глубине услышала твой голос. Можешь звать меня, неотрывно смотреть мне в глаза, будто не замечая холодного ядовитого взора, направленного на тебя.
Ты можешь… А я не могу…
Я не понимаю, почему каждый раз возникает такое чувство, словно я иду ко дну? Будто смотрю и не вижу?.. Наверное, я тону в собственной лжи. Медленно так и красиво. Очень красиво… Я задыхаюсь… Ты можешь пытаться доказать, что ты не плод моего воображения, что ты реален. Мы реальны… Можешь трясти меня за плечи, пытаясь вернуть, — всё равно не сможешь… Для себя я давно потеряна: сердце бьётся в агонии, кровь струится из открытой раны, которую не разглядеть под яркой улыбкой, озаряющей моё лицо, и красным костюмом. Ты можешь пытаться выловить меня в моём собственном океане лжи. В моей темноте. Можешь пытаться поймать то, что на самом деле неуловимо. Неуловимо, как эта безжизненная вода, которая никогда не подойдёт моим желаниям. Ведь она не имеет конца… и она пуста. Я забудусь и нырну глубже снова… в вечное молчание океана… Да, ложь, моя или чужая — неважно, будет молчать.
А я, кажется, больше не дышу…
Ты можешь улыбаться даже тогда, когда я равнодушно гляжу на тебя, зная, что ты не мой соулмейт, не моя родственная душа. Можешь прижимать меня к себе крепко-крепко, как безвольно повисшую куклу, надеясь доказать, что всегда защитишь. Это неправильно, но моё желание каждый раз вырываться из твоих объятий часто исчезает… И хотя мне отчаянно хочется доказать тебе, дурачок, что ты пытаешься поймать, присвоить себе то, что тебе не принадлежит, сил бороться у меня нет. Просто нет… Твоё тепло согревает, но немного, совсем чуть-чуть, и оно не в состоянии растопить мои заледеневшие внутренности, оно не зажигает пламя в моём сердце. Я лишь чувствую себя дурой, мерзко так и разбито, будто бы ты не просто обнимаешь меня, а пытаешься к чему-то склонить…
Твой холод морозит кончики пальцев, но не может успокоить жгучую боль, пульсирующую внутри меня, покрывает раны на сердце изморозью, пытается лечить… Твой огонь горит слишком ярко, но не для меня: он не принадлежит мне,
глупый мальчишка. Для меня он уже давно потускнел, но ты, Котик, можешь продолжать свои тщетные попытки вернуть меня к жизни. Ты можешь… А я сгораю изнутри, при этом
замерзая, потому что чувствую, как разум отдаёт кристальным холодом, а сердце горит… Твои руки настойчивые и тёплые, нежные. Но, к сожалению, твоя бесконечная вода, не настолько пустая и неживая, как моя, не потушит то пламя, что внутри меня. Синее пламя. Ледяное…
Ты можешь сколько угодно твердить о своей любви ко мне, целовать мои руки и обещать спасти от любых ужасов нашего смехотворно тривиального мира. Только всё это - пустые слова, просто
вода, что в который раз растекается между нами океаном подслащеной лжи, мешая дышать. В моём сердце снег и вьюга, неистово-летняя, запутавшаяся в собственных чувствах, опьянённая безжизненной вседозволенностью. Всё замерзает, немеет, отмирает, но я полыхаю… Вода царит у меня внутри, и она
бесконечна, потому что мой соулмейт никогда не признает меня, не примет, не полюбит. Забавно, так забавно, и я понимаю это. Он
слишком нежный, милый... Слишком, просто слишком... Он до безудержного смеха и некотролируемых слёз моей души идеальный. Зачем ему вообще нужна такая, как я? Он выше, чудеснее, прекраснее. А я — никто. Я простая, обычная, банальная. Во мне настоящей нет ничего особенного, искреннего, яркого. И я задыхаюсь… Я люблю его. Люблю своего соулмейта всей душой и уже не надеюсь на взаимность. Я мечтаю только о нём,
ты же им
не являешься. Однако почему-то каждое твоё прикосновение к моей руке оказывается таким приятным и… родным, трепетно влюблённым и до приторности сладким. Я дрожу, я пытаюсь выбраться из всепоглощающей тьмы на свет, всплыть. И знаешь, мне сейчас кажется, что я снова могу дышать… под водой.
А вода бесконечна…
