Подъём на рассвете

Клочья тумана над бескрайней равниной медленно поднимались к серой тьме небес, переливам разноцветного сияния и тихо меркнущим звёздам. Свет звенел пока совсем тускло, слишком слабо, чтобы хоть немного резать глаза или доставлять иное неудобство, но следовало поторопиться, если она хотела вернуться домой до рассвета. Вдалеке заулюлюкала большая птица, и тут же из ближайших кустов вспорхнула пташка помельче, залепетав будто в ответ первой; резкое движение потревожило рой светлячков. Живые искорки заметались над травой и кустами. Серана недолго смотрела на них, потом взглянула на свежий рисунок — тушь и краска долго не высыхали в сыром воздухе, так что придётся подождать. Предрассветный полумрак вокруг висел слишком плотно, чтобы даже самый зоркий из людей или меров смог разглядеть подробности изображения без помощи светильника. Пышный цветок ядовитого колокольчика со всеми лепестками, чашелистиком и стебельком, зарисованный тщательно, едва ли не до до последней чёрточки, смотрел со странички. Тысячу лет назад эти цветы росли намного севернее, чем сейчас, хотя по виду как будто не изменились. Она медленно перевернула несколько предыдущих страниц. Виды болота, леса и скал, травяные стручки и лишайники, ночные насекомые, птичьи пёрышки, пушица и болотница, разные цветы. Можно было просто собирать эти травы и цветы и относить домой, но ей часто хотелось поработать прямо на месте, заодно изобразив, кроме окрестной природы, и узор созвездий, и положение их на небе в разное время ночи, а также путь и вид обеих лун. Поначалу она немного опасалась угодить в бездонную трясину, и, возможно, безопаснее было бы принимать вампирский облик, дабы скользить невысоко над поверхностью, тем более что ночью на болотах ни одной живой души, кроме зверья и птиц — не понадобилось бы даже отводить глаза случайным путникам или догонять их и заставлять забыть. Или не заставлять, а просто использовать по назначению. Но Фалион всего этого совсем не одобрил бы. Но запахи твёрдой земли, топей и трясины слишком отличаются друг от друга даже под слоем инея и нараставшей за ночь тонкой ледяной корочки. Да и нет вблизи города опасных непроходимых мест — люди давно уж осушили их или проложили настилы и мостки поверху. Звёзды неохотно гасли, и ночное сияние, редкое и почти незаметное нынче, медленно таяло. Змей за несколько ночей переполз, высвободив Вора из своих объятий и оказавшись рядом с Конём. Всегдашнее ощущение, будто Змей подмигивает ей своим алым глазом — именно ей, не кому-то иному — вновь вернулось, как и много веков назад, когда эти звёзды были моложе, чем сейчас. Наконец, закрыв пузырьки с чернилами и краской, вылив воду из чашки, обмотав карандаш и кисточки тканью, завязав и засунув писчее перо между складками так, чтобы оно не сломалось, Серана уложила всё это вместе с тетрадью в поясную суму, встала с большого гладкого валуна и поспешила домой. Скоро над городком задымятся трубы пекарен, кузней и мыловарен, а люди выйдут на улицы по своим ранним делам. Но до рассвета ещё осталось немного времени. Впереди лежал почти сухой луг, бескрайний, словно небо над ним, далее — неглубоко затопленное поле из кочек пушицы, через которое стелились подгнившие сосновые настилы, а следом — рощица хилых берёз и высоких раскидистых сосен. Серана быстро направилась по мокрой тропе — местами сапоги ломали ледяную корочку и немного уходили в воду, выбивая брызги. Скошенные во второй или третий раз за лето высокие травы лежали по обе стороны. Кое-где сновали ночные насекомые и мелкие морозные пауки. Небо совсем посветлело, когда луг закончился, плавно сменившись кочками и чёрной водой. Попробовав край мостка на прочность, Серана ступила на окаймлённые мхом, редкой травой и мокрицей тёмные доски, а потом быстро пошла, ловко перепрыгивая через затопленные места. Кочки торчали из воды, и в тающих сумерках всё отчетливее серебрился иней на голых острых стебельках — все пуховки, что выросли за это лето в окрестностях города, были собраны жителями на разные нужды. Неосторожно всё же гулять по ночам, лучше бы ходить по городу и окрестностям днём, у людей на виду. Здесь уже имели дело с вампирами, а Фалион оказался довольно мнителен на этот счёт и вовсе не желал потерять место и оказаться в заключении или в бегах из-за Сераны. К тому же многие растения лучше собирать поздним утром или в полдень, когда они в полном цвету. Да и дневных стрекоз и бабочек ночью и перед рассветом не сыскать. Тонкий дымок уже показался над одной из труб, а потом над несколькими другими — пекари и кузнецы просыпались и принимались за работу. Она вновь ускорила шаг и, прежде чем первые лучи ненавистного светила расцвели над крышами в алом зареве холодного рассвета, оказалась у жилища Фалиона. Дом стоял почти на самом берегу залива реки Хьял, недалеко от пристани, и тёмные воды тихо шумели, качая привязанную к одному из столбов лодку. Ступая так, чтобы не скрипнули расхлябанные подгнившие доски крыльца, Серана прошла к двери, отпёрла собственным ключом и тихо зашла внутрь. Стараясь не разбудить Агни — сердце той билось ровно, и дыхание звучало размеренно — она скинула плащ и набитую наплечную сумку, оставила их на скамейке у обеденного стола, потом проскользнула в свой закуток между стеной и шкафом и задёрнула занавеску. Фалион услышал или почувствовал её, потому что дыхание его сбилось, а ум явно пробудился; но он не стал даже шевелиться и почти сразу вновь уснул. Долгожданный полумрак. Солнце уже успело окрасить противоположную стену квадратами рыже-золотого света, а у неё над головой пылинки плясали в его нестерпимо звенящих ярких лучах. А здесь, в отделённом от остального дома углу, она всякий раз вечером наглухо закрывала нижнее узкое оконце ставнями, так что свет шёл только сверху. В этом закутке поместились лишь узкая постель, под которой прятался сундук, табурет с тазом и кувшином в изножье да стул рядом с изголовьем. Угол нищего путника или смиренного паломника, ничего особенного. Нищий путник или смиренный паломник. И то, и другое одновременно, пожалуй. Наконец, она стянула сапоги, размотала ножные обмотки, расстегнула пояс и крепление сумы, повесила платье и остальную одежду на стул и, быстро умывшись, легла и накрылась одеялом с головой. Лучше было бы здесь поставить гроб с крышкой, но Агни это точно не понравится. Фалион тоже любил ночные бдения, часто засиживаясь чуть ли не до рассвета за книгой, зельями или своим колдовством, так что просыпался хорошо если к полудню. Агни вставала намного раньше, растапливала очаг и готовила завтрак, а также ходила в трактир к Джонне за пирогами, жареной рыбой и ещё какой-нибудь снедью. В этом доме топили дровами, а не хворостом или лапником, как в жилищах простых горожан и селян — как придворному магу, Фалиону дозволялась такая роскошь. Когда Серана вышла к очагу, заплетая волосы, день давно перевалил за середину, и солнце клонилось к вечеру. Сидевший за обеденным столом Фалион кивком приветствовал её. Привычно пахло полынью, болотными травами и цветами, сырыми и подсохшими грибами, особенно багульником, чесноком, мухоморами и эльфийскими ушами, мятой и кровавым венцом. Сухие венички стояли в кувшинах на обеденном столе и в шкафах, свисали с потолка и с круглых железных вешалок вместе со связками грибов, звериных когтей, зубов, перьев и прочей всячины. Фалион отпил из кружки и кивнул на большое блюдо с толстой румяной запечённой курицей, что прямо-таки сочилась жиром. Золотистые яблоки и кольца лука украшали её. Перед Фалионом на тарелке лежал добрый кусок этой самой курицы и несколько обглоданных костей. — Ярл прислала это в подарок и велела тебе со мною явиться сегодня в Зал Высокой Луны пред её очи. — Догадывается? — Догадывается. Веди себя почтительно и сдержанно при ней. — Как скажешь. Последнее время я только и делаю, что веду себя сдержанно и почтительно. — Значит, тебе к этому не привыкать. Она кивнула и потянулась к своей сумке, чтобы достать тетрадь и несколько свёртков с цветами и грибами, а также плотно набитую мотыльками баночку. Положила всё это перед собой на стол, и Фалион, тщательно вытерев руки полотенцем и коротко осмотрев свёртки, взял тетрадь, раскрыл записи на последней странице и приступил к чтению. Закончив, сказал: — Всё же с трудом могу понять. Слишком по-старинному пишешь. Рисунки прекрасные, как всегда. Хотя в цвета в темноте ты не попадаешь. И, пожалуйста, прекращай гулять ночами, лучше продолжи записи по моим вопросам. Серана вновь кивнула. В первый же день после прибытия сюда, когда она объяснила Фалиону, чего от него хочет, он, также разъяснив, чего будет ожидать в ответ, долго расспрашивал о её прошлом, о бытности человеком, о проведённых в замке Волкихар долгих столетиях, а также о жизни Скайрима и всего Тамриэля в те времена. Желал поподробнее узнать о быте и обычаях простого люда, магов и воителей как в Скайриме, так и южнее, но особенно в его родном Хаммерфелле. Потом попросил записать все эти сведения, как и прочие её знания — о ходе светил, о травах и зельях, о войнах, возвышении и падении государств, а также перечислить имена королей, ярлов и архимагов тех времён. Узнав, что Серана прекрасно умеет рисовать и чертить, попросил воспроизвести хоть что-то из древних карт и зодчества. А также, для большего удобства, составил список вопросов, по которым ему хотелось разузнать особенно подробно. Первые шесть или семь вечеров и ночей Серана провела за столом с тетрадями, записывая всё, что могла вспомнить, рисуя карты и виды городов и отдельных строений, рассказывая о колдовстве и магии, какими те были в её времена. Потом это поднаскучило, и она стала уходить на болота и в леса до рассвета, чтобы порисовать уже там до утра, а днём и вечером помогала Агни с рукоделием. Девица, кажется, лучше управлялась с магией, с призывом и Изменением, чем с ткачеством, вязанием и прочими домашними делами, а готовить и вовсе почти не умела. Дабы не привлекать излишнего внимания, Серана, хотя и не нуждалась в человеческой пище, всё же ела со всеми за столом в доме и в трактире и пила чай и мёд, которые пил Фалион. — Знаешь, я подумал, нам самое время отправиться к твоему знакомому в Благую землю. Независимо от того, что скажет ярл. Думаю, завтра с утра. Мне уже не терпится взглянуть на магию снежных эльфов, как и на их зодчество. Заодно по дороге наверняка подвернётся случай заполнить чёрный камень. — По дороге в любом случае встретится много диких фалмеров, что возжаждут нас уничтожить. Их мне совсем не жалко. Камень будет заполнен. Фалион кивнул, потом отложил тетрадь и продолжил трапезу. Дожевав очередной кусок курицы, продолжил: — Но я так и не спросил. Согласишься ли ты проводить меня в ваш замок на морском острове? Серана оглядела связки лука, чеснока и сухих трав над головой, потом безучастно ответила: — Помни — скоро зима. Море окажется сковано льдами. — В Хаафингаре осенью довольно тепло. Судоходство там не прекращается порой до середины зимы, так что мы успеем. — Я провожу, — она вновь кивнула. — Люди Израна по-доброму нас встретят. А вот Гелебор при расставании оставался мною недоволен, насколько помню. Но особенно хорошо помнилось, с какой яростью и с каким негодованием отреагировал Довакин на её едкие вопросы о назначении дорожных святилищ и необходимости паломникам таскать тяжёлую чашу с водой, хотя вопросы эти обращены были вовсе не к нему, а к самому Гелебору как хранителю святилищ. — Впрочем, Довакин в тот день злился на меня намного сильнее. Он ведь тоже… он даже этому вашему Талосу не поклоняется, а только лишь Дракону и Сестре-Ястребу. — Что более чем естественно для Драконорождённого, — Фалион тихо хмыкнул, как бы говоря: «А чего ты ожидала от честных почитателей Аэдра при встрече с даэдропоклонницей?» — На твоём месте я более не стал бы их обоих раздражать, да ещё таким неблагородным способом — выставляя напоказ непонимание древних обычаев и чужой веры. — Ох, и ты туда же! Серана отошла в свой угол, чтобы доплести и подвязать волосы. Иногда Агни помогала ей причесаться — в одиночку сделать это было непросто. Решив, что причёска не получается, она распустила косу, которую плела вокруг головы от вершины лба, провела несколько раз по прядям костяным гребнем, чтобы разровнять их, и принялась плести заново. Распущенные волосы волочились по полу, так что приходилось подвязывать косы, чтобы не мешались. Изветшалый чёрный плащ, светло-ежевичного цвета короткая рубаха с пышными рукавами, кожаными нарукавниками и корсетом и чёрные штаны со дня прихода сюда лежали в сундуке под кроватью. Сестра Фалиона, Джонна, одолжила ей рубаху, вязаные чулки и одно из своих платьев — из серой некрашеной шерсти, совсем простое, без вышивки, зато свежесшитое и даже не ношеное. Цвет не понравился, и Серана выкрасила его тем, что нашлось у Джонны же в трактире — луковой шелухой при помощи оловянной протравы. Получился унылый рыже-жёлтый цвет, но платье теперь выглядело лучше. Решив, что позже возьмёт дубовую кору для чёрного или крапиву для тёмно-зелёного цвета, а лучше веточки багульника — для густого винного, она всё же стала надевать это платье, немного подогнав по себе. И новый плащ с капюшоном из куска светло-синей шерсти она тоже сшила, как и нижнюю рубаху из тонкого белого шёлка, а платье украсила простой цветочной вышивкой по вороту, рукавам и подолу. Чтобы не терять времени, попутно взялась читать одну из книг Фалиона. «Великая война», краткие очерки о войне между Империей и Альдмерским Доминионом, написанные легатом Юстинианом Квинтием. У Довакина и в книгохранилище Стражи Рассвета, как и в замке Волкихар, такого труда не встретилось. Время за рукоделием и чтением пролетело незаметно, и теперь она наконец имела представление о последних двух сотнях лет истории. Ошейник из даэдрического металла и застёжка в виде острой шипастой звезды тоже лежали в сундуке; вместо них она надевала стеклянные бусы и золотое ожерелье, которые подарил Довакин, и плащ застёгивала ещё одним его подарком — двумя большими круглыми узорчатыми фибулами чистого золота. А пустой чёрный камень душ, который предстояло заполнить для обряда излечения, лежал в мешочке на дне поясной сумки — никто туда не доберётся без её ведома. Крошечный чёрный с сине-алыми отблесками острый камушек звенел искоркой пронзительного холода — словно отголосок дыхания Хладной Гавани. Когда в него будет поймана душа разумного существа, Серана и Фалион, придя перед рассветом к Призывным камням посреди болот, смогут провести то, зачем она и прибыла в Морфал — обряд очищения от вампиризма. Они с Фалионом прошли по главной улице вдоль пристани, что обрамляла широкий мелкий залив реки Хьял, вдоль рыбного рынка и множества деревянных домов. Горожане сновали по своим делам, некоторые приветствовали Фалиона. Зал Высокой Луны, нарядное строение из потемневших от времени сосновых брёвен, возвышалось надо всем городом, и серо-чёрные знамёна Морфала тихо колыхались по обе стороны от дверей. Скрипучее крыльцо, услужливо распахнутые стражниками тяжёлые двери и приятный полумрак внутри. Стражники осмотрели сумки гостей, а служанка забрала у обоих плащи. Серана прошла вслед за Фалионом вглубь помещения. Перед престолом стоял обеденный стол, и во главе его сидела Идгрод Чёрная. Когда гости приблизились, сказала: — Вот она, значит. Хороша! Подойди ближе. Серана сделала ещё несколько шагов и склонила голову в неглубоком поклоне. Потом оглядела присутствующих — вся семья ярла собралась здесь. Она и раньше знала, что муж Идгрод годится ей в сыновья, а её наследница — тоже Идгрод — втрое младше матери, и сын лет на пять или семь младше сестры. Всех троих она несколько раз встречала на улице, а вот ярла сейчас увидела впервые. В старые времена королевы и военачальницы порой имели по много мужей или женились на молодых, а сейчас подобное, кажется, уже не было принято. Но не без исключений. А кроме того, ярл Морфала была чародейкой и провидицей. Но вот разглядит ли вампира? Смотрящие словно в никуда тёмные глаза наконец сосредоточились на Серане. После долгого молчания Идгрод сказала: — Что же в тебе такого?.. Ты намного старше, чем кажется, так? Впрочем, о большем спрашивать я не стану. — Поверьте, госпожа, я ни чем не угрожаю вашим гражданам. Судя по ответному спокойствию ярла, испытание Серана прошла. Ещё недолго поговорив с Фалионом о некоторых городских делах, Идгрод подытожила: — И помни, Фалион, что я говорила насчёт твоих обрядов. — Да, госпожа Идгрод. Я хотел бы испросить вашего дозволения завтра или на днях отправиться в путешествие. Вероятно, на два-три месяца. В Хаафингаре появились некоторые дела. Эта женщина поедет со мной. Ярл Идгрод вновь внимательно воззрилась на Фалиона, потом отвела взгляд и прошелестела: — Поезжайте. Но возвращайся скорее, маг. Хьялмарк нуждается в тебе, как и прежде. Фалион учтиво раскланялся на прощание, и Серана последовала его примеру. Покинув дом ярла, они пошли по главной улице в сторону солитьюдской дороги, начинавшейся к северу от моста через Хьял. Фалион отправился в травницкую лавку к своей приятельнице Лами, а Серана — в трактир под названием «Верески». Джонна, такая же, как и её брат, темнокожая, с пухлыми губами, немного плоским широким носом, тёмно-карими глазами и тронутыми серебром чёрными волосами, вот уже несколько лет содержала этот трактир. Здесь наконец-то можно было снять капюшон. Посреди дня в просторном полутёмном зале не горел большой очаг, посетители пока не являлись, и даже единственный постоялец, Лурбук, где-то пропадал. Наверное, в надежде подзаработать, играл на одной из рыночных площадей. Если его там не поколотят, то к вечеру притащится и примется донимать посетителей и хозяйку глупыми песнями и дурной игрой. Если поколотят — приползёт раньше, зато будет тише, чем обычно. Джонна приветствовала всегдашней доброй улыбкой. Потом закончила то, чем занималась — расставила на полку под прилавком последние бутыли с выпивкой из опустевшего ящика, спрятала туда же дюжину кружек, протёрла полотенцем мостившийся на столешнице пивной бочонок и ушла в кухню. Серана, задвинув дверной засов и оставив плащ на одной из лавок, последовала за нею. Джонна переставила небольшой чан с картошкой и морковью с одного стола на другой, потом повернулась к жарко горящему очагу, и тут Серана наконец обняла её сзади и прошептала на ухо: — Здравствуй. — И ты здравствуй. Она развернула Джонну к себе лицом, и та, коротко рассмеявшись, ответила на поцелуй и объятие. Ответила как всегда несмело и с сомнением, и смех тоже прозвучал совсем неискренне. Серана поспешила сообщить: — Мы точно решили пойти к снежному эльфу. Отправимся завтра. Я буду тосковать по тебе. Тёмная кожа редгардки на ощупь весьма отличалась от кожи нордов или меров. Да и запах… Джонна и её брат пахли жаркой пустыней и солёным южным морем, сухим раскалённым ветром и острыми пряностями. — Но ты ведь вернёшься? — Да. Здесь я ещё не всё сделала, — Серана покрепче прижала её к себе. Тепло живой плоти приятно дурманило. Джонна как-то упомянула, что местная давно упокоенная вампирша Алва часто заигрывала с нею с самыми определёнными намерениями, но вовсе не чтобы укусить. Уж точно не только укусить. Серана посмеялась тогда, отметив некую особую привлекательность Джонны для вампиров — Идём уже к тебе, ну! Потом они, переплетя руки, долго лежали на измятой постели в полумраке тесной комнатушки. Джонне хотелось скорее пойти по своим делам, и она старательно сдерживалась, чтобы не показать этого, хотя по напряжённому дыханию и дрожащим пальцам ясно ощущалось её нетерпение. Наконец Серана прошептала: — Впервые за многие годы мне не хочется никуда уезжать оттуда, где нахожусь, но… Кажется, и здесь по мне не станут скучать. Что за глупые детские жалобы? Но Джонна дёрнулась и вздохнула глубже обычного, словно этот укор уколол её. — Агни очень привязалась к тебе. Постоянно твердит о твоих рисунках, да о вышивке. — Прости, я не должна ни о чём таком говорить. Сомнения беспрестанно терзают. Вновь сделаться человеком… Не понимаю, действительно ли хочу, и стоит ли на это идти. Довакин упросил меня. Она села на постели, потом отвернулась от Джонны. Та почти сразу встала и принялась одеваться. — Фалион раньше много говорил о том, как сильно жалеет, что людям, в отличие от меров, отведено совсем немного времени. Мне тоже порой жаль. Жизнь быстро проходит. — Но он отказался стать вампиром. Даже когда я предложила. А я ведь вовсе не простой вампир, и могла бы сделать его весьма могущественным. Джонна достаточно знала о Дочерях Хладной Гавани, их силе и способностях. Тем не менее, зачем-то осторожно спросила: — А как это произошло с тобой?.. — Молаг Бал овладел мною, разорвал мне нутро своим естеством, и я умерла, — проговорила она с излишней решимостью, будто собравшись рассказать все подробности своего посвящения. Потом медленно провела ладонью по лицу и тихо добавила: — И… умерла. Джонна смотрела с великим сочувствием. Предупреждая дальнейшие вопросы, Серана сказала: — Мужчин посвящают иначе. Дочь Хладной Гавани смешивает свою кровь с кровью посвящаемого через укус, и он становится вампиром настолько же могущественным, как и первородные. Таков дар Короля Насилия. Мы его заслужили. Несмотря на полный участия и любопытства выразительный взгляд, Джонна промолчала, а затем поскорее ушла на кухню, оставив Серану наедине с неприятными воспоминаниями. Впрочем, нечего засиживаться — пора открывать двери да зажигать большой очаг в общем зале. Лурбук сегодня пришёл даже раньше обычного. Попросил ужин, потом долго возился в своей комнатушке, и, наконец, выйдя в общий зал в обнимку с лютней, шумно уселся перед тыквенной кашей, лепёшками с чесноком и кружкой пива, что принесла для него Джонна. Под глазом у него красовался хороший свежий синяк — всё же кого-то Лурбук успел за сегодня донять своим пением. Завидев Серану, громко объявил, кажется, скорее самому себе, чем ей: — Ухожу! Не ценит здесь народ моих песен. Серана ответила так же, как отвечала ему каждый раз: — Научись толково петь и играть — оценят. Ты этого не умеешь вовсе, да и не учишься. Тот раздосадовано махнул рукой и отхлебнул пива: — Много ты понимаешь! Она весело фыркнула: — Я — понимаю. Уж я-то умею играть и на флейте, и на лютне, и петь могу, да получше тебя! И на барабане умею! Она в самом деле отменно выучилась всему этому за десятилетия, проведённые в замке Волкихар, как и рисованию и многому другому — чем только не увлечёшься от скуки и безделья, когда уже, кажется, все возможные дела перепробованы и в совершенстве освоены. К тому же, чтобы научиться хорошо играть на лютне с флейтой, много времени не требовалось, хватало и нескольких лет. — Я уж и длинных песен насочинял. И о мудрости ярла, и о красоте её дочки, и о красоте скал, туманных лесов и болот. Всё им не то! — продолжил Лурбук, и Серана громко рассмеялась, вызвав ещё большее его негодование. — Куда же ты пойдёшь? — В Солитьюд пойду! Уж там меня оценят! Не то что в этой глуши. — Там же целое множество придворных певцов, которые всю жизнь учатся и выступают перед королями, так? Они всей толпой тебя поколотят, пожалуй. За то, что пятнаешь их добрую славу. Совсем разобидевшись, Лурбук насупился, насколько ему позволяли торчащие изо рта нижние клыки. — Учись, чего ещё? — А ты сама-то и впрямь умеешь? — Желаешь послушать? Если под покровом ночи увести этого глупца на болота, выпить до капли и утопить, то даже Фалион её не осудит, а горожане и вовсе возрадуются сверх всякого приличия. Но… лучше было просто поиграть на лютне. Хотя слишком давно она этого не делала, руки могли и позабыть. Она подошла к Лурбуку, и тот протянул свою потрёпанную, чиненую-перечиненую лютню, успевшую пережить испытаний едва ли меньше, чем хозяин. Некоторое время она примерялась, пробегая пальцами по восьми струнам и вспоминая. Жалобный голос лютни чуть дребезжал и звучал нечисто и надтреснуто. За тысячу лет они сильно изменились и по внешнему виду, и по числу и звучанию струн, но вряд ли много труда составит быстро освоиться. Лурбук же посматривал со всё большим сомнением. Наконец, припомнив слова древней песни и примерившись на слух, она быстро перебрала струны и запела. Лурбук удивлённо слушал. Джонна отвлеклась от дел и выглянула из дверей кухни. Песня рассказывала о прибытии первых людей на мыс под названием Голова Хсаарика, что близ Винтерхолда, о том, как могучий Исграмор, увидав, что корабль его родича Ингола пропал в буре, отправился на помощь и боролся посреди волн с морскими призраками, и о великой скорби утраты, ибо чудовища из морской пучины погубили корабль и людей Ингола. Пока она пела, пришли Фалион с Агни и тоже заслушались, не проронив ни слова. — И словам, и делам этим четыре тысячи лет, — закончила Серана, потом спохватилась. — То есть, пять тысяч лет, конечно же! Атморцы прибыли на земли Старого Королевства ещё во времена владычества драконов, когда айлейды, альдмеры и кимеры строили свои города к югу и к востоку отсюда, а неды были их рабами, йокуданцы жили за морем на своей родине, а здесь фалмеры почитали забытых ныне богов, не ведая, что за судьба постигнет их из-за коварства и жестокости двемеров. Агни восторженно захлопала в ладоши, Джонна тихо смахнула слезы, а Лурбук совсем помрачнел. Фалион же объявил: — Весьма посредственный пересказ этой песни я встречал в одной из книг. Ты должна записать то, что только что спела. Джонна и Агни возмущённо зашикали на него, а Серана ответила: — Запишу. Но не раньше, чем мы вернёмся сюда из путешествия. *** Небо с вечера заволокло густой пеленой серых туч, и холодный рассвет едва проступал над дальними сизыми горами. Когда двое путников с тремя лошадьми ступили на мост через Хьял, оставляя спящий город позади, сверху медленно и беззвучно посыпался снег. Громадные невесомые снежинки тонули в чёрной воде и быстро таяли на мостовой, в придорожных травах, на лошадиной шерсти и плащах путников. В Благой земле, наверное, сейчас тоже начался первый снегопад.