Don't Lie to Me

      Карты, карты, карты. Они повсюду: на полу, на стенах, на столе. Все помещение завалено ими. Стоит мне закрыть глаза, как перед взором сразу появляется карта, по которой строится какой-то маршрут. Иногда мне кажется, что я превращаюсь в чертов компас, вынужденный мотаться из стороны в сторону, меняя координаты.       Я готов признаться самому себе — я устал. Устал от постоянной беготни, устал от той ответственности, что на себя взял. Да, я всегда получаю стороннюю помощь, но основные решения лежат на мне. И решения эти с каждым разом становится принимать все сложнее.       Сейчас мы находимся в штабе Правой Руки. Винс привел нас сюда. Времени остается все меньше, а мы так до сих пор ничего и не придумали. Минхо все еще у ПОРОКа, а мы сидим здесь, заваленные чертежами и картами, и пытаемся найти хоть какую-нибудь лазейку, чтобы выдернуть его из их жестоких лап. Я никогда не признаюсь другим, что теряю надежду, но это так. Мы не сдвинулись ни на йоту.       Да ещё и Тереза…       Мы видели её. Это было во время нашей последней вылазки. Неделю назад или около того. Я уже и не вспомню — в последние дни я потерялся во времени, захваченный водоворотом собственных мыслей и переживаний. Первая попытка вызволить Минхо была провальной. Тогда мы чуть не потеряли Фрайпана, но успели вовремя унести ноги.       Я встретил её в коридоре. В тот момент я не знал, что мне делать. Два противоречивых чувства захлестнули меня. Я ощущал к ней стойкую неприязнь и даже отвращение, поскольку во всем происходящем была только ее вина. Но где-то глубоко внутри все еще сидело во мне что-то тихое и маленькое, что испытывало к этой девушке чувства сродни нежной братской любви. Как бы мне не хотелось ее ненавидеть, я не мог — чувство давней привязанности было сильнее. И эти эмоции буквально оглушали меня, вводили в транс и не позволяли мыслить рационально.       Я не знал, что сказать ей. Поэтому я просто спросил: «Зачем?». Ответа я не услышал. Меня увели Фрайпан и Ньют, которые появились откуда-то из-за угла и буквально схватили меня в охапку. Этот вопрос ежедневно сотни раз прокручивался у меня в голове. Если бы я не ушел, что бы она ответила?       Сейчас глубокая ночь. Все разошлись по своим местам в надежде выспаться перед тяжелым днем. Да, завтра мы снова попробуем вызволить Минхо из этой чертовой ловушки, в которую он попал. И я не знаю, что мне ожидать от этого похода. Я не знаю, что может случиться. В любой момент что-то может пойти не так, и я буквально чувствовал, как внутри противной липкой сетью расползается страх. Не за себя. За других.       Поднимаюсь с койки и иду в Картохранилище. Иронично, но мы решили назвать комнату, заваленную картами, точно так же, как в Глейде. Глейд… Наверное, я бы мог сказать, что даже скучаю по этому месту. Там мы хотя бы что-то знали, чувствовали себя относительно спокойно, огороженные гигантскими стенами лабиринта. Спокойствие продлилось недолго, но все же те воспоминания, что остались в моей памяти, вызывают наплыв непонятной теплоты. По сравнению с тем, что есть сейчас, там было лучше.       Открыв тяжелую металлическую дверь, вхожу в помещение. Я думал, что я один не сплю. Но нет, у стола, склонившись над картой, стоит Ньют, напряженно всматриваясь в кривые линии, которыми были исчерканы все листы. Он поднимает на меня тяжелый взгляд и снова склоняется над картой.       Ньют. Слишком много моментов, связанных с ним, пугают меня. Если бы меня спросили прямо сейчас, к кому я привязан сильнее всего, я без промедления ответил бы, что к Ньюту. Я не совсем понимал, что вызывает во мне этот высокий кареглазый парень с соломенного цвета волосами. И, вероятно, это незнание пугало меня сильнее всего.       — Какого черта ты еще не спишь? — проворчал парень, поднимая на меня глаза и выпрямляясь.       — Не могу заснуть. Мысли в голове будто решили революцию устроить, — невесело усмехаюсь, подходя ближе, чтобы посмотреть, что он делает.       — Не поделишься? Хотя постой, я, кажется, знаю ответ, — отчего-то ядовито бросает Ньют. Я непонимающе смотрю на него, пытаясь найти причину такому поведению. Сославшись на усталость и волнение перед завтрашней миссией, пожимаю плечами и как можно более непринужденно интересуюсь.       — И что же за ответ ты знаешь? Не поделишься? — задаю встречный вопрос его же словами.       — Ты уже неделю себе места не находишь. Я не тупой, Томас, два и два сложить могу. Это все она, да? Тереза? — прищурившись, спрашивает Ньют. Я смотрю на его руки, сжимающие карандаш с такой силой, что костяшки побелели. Удивительно, как он до сих пор не сломал его.       Информация доходит до меня медленно. Даже слишком. А когда все же доходит, я отрываю удивленный взгляд от трещащего карандаша в руках Ньюта и натыкаюсь глазами на его нахмуренный лоб и сжатые в тонкую полоску губы. Да что с ним такое?       — С чего ты… — Ньют не дает мне договорить, хрипло и как-то жутко рассмеявшись.       — Томми, скажи, может, ты еще веришь в то, что она не виновна? Может, попытаешься убедить меня в том, что Минхо находится в руках у ПОРОКа не по её вине? Может быть тебе снять свои чертовы розовые очки и посмотреть правде в глаза? Очнись, эта девчонка всегда была на их стороне. Она предала нас, предала тебя! — рявкнул он, внезапно оказываясь рядом. Я не понимал, что происходит. Не понимал, почему Ньют говорит все эти вещи. Я считал Терезу виноватой, но, вспомнив все свои слова, сказанные друзьям в любой ситуации, когда разговор касался ее, старался как бы то ни было обелить девушку. Это произошло и сейчас. Почему-то я чувствовал глупую потребность защитить её, однако, понимал при этом, что она совсем этого не заслуживает.       — Нет, я верю, Тереза ещё…       Мои слова были прерваны громким хлопком ладони по столу. Ньют поднял на меня горящие глаза. Боль, отчаяние, ярость — эта гремучая смесь буквально прожигала меня насквозь, заставляя сердце сжиматься. Его взгляд будто пригвоздил меня к месту, впиваясь сотнями игл куда-то в район груди, оставляя после себя жгучее желание расцарапать кожу, лишь бы больше не чувствовать этого.       — Она все еще дорога тебе?       Его голос пропитан злостью. Во взгляде столько затаенной грусти и боли, что я буквально физически ощущаю это.       Я чувствую, как сгораю. Осыпаюсь пеплом под этим взглядом. А Ньют ждет. Ждет ответа. Ответа, которого у меня нет, потому что все мои мысли, все мои силы теперь сосредоточены на том, чего я раньше не замечал, что настойчиво отгонял от себя, как отгоняют назойливых мух, вечно лезущих прямо в лицо.       Ньют подходит ближе, так, что мне становятся видны небольшие ранки на его щеке, появившиеся после того, как в прошлую вылазку он не успел увернуться от разбившегося стекла. Хочу коснуться их пальцами, но что-то останавливает.       — Она все еще дорога тебе? — повторяет свой вопрос Ньют, повышая голос. И, видимо, что-то читает на моем лице, что-то, от чего приходит в бешенство, — Отвечай! Не ври мне!       Он толкает меня к стене, крича в лицо эти слова.       — Не ври мне! Томас, не ври мне! Отвечай, ты, чертов ублюдок! — кричит до хрипоты, срывая голос, сжимая руками мои плечи, дрожащим дыханием опаляя мне губы. Между нами миллиметры и все, что я могу делать — это смотреть в его глаза, в которых, словно опущенный в воду пепел, плещется отчаяние и невероятная боль.       Боль. Боль. Боль.       В моей голове проносится мысль, что Ньют соткан из нее, из этой боли. И от этой мысли хочется, почему-то, засунуть голову между колен, укрыться и, глотая слезы, никогда больше не вылезать из этого кокона.       Прости, Ньют, пожалуйста.       Я не выдерживаю и подаюсь вперед, окончательно сокращая это ничтожное расстояние между нами. Накрываю его губы своими, заставляя его широко распахнуть глаза.        Он не знал.       Даже не смел надеяться. Такое удивление не подделаешь.       Я целую его так, словно он — единственное, за что я могу здесь держаться. Словно он — моя последняя надежда, то, что удерживает меня здесь.       Сколько времени мы ходим по лезвию, сбивая ступни в кровавую кашу. По одну сторону — смерть, по другую — безумие. И я не видел, не понимал, какая из этих пропастей в один момент затянет меня. Как иронично распорядилась судьба, что в бездну безумия я свалюсь не будучи превращенным в шиза и порабощенным ужасной болезнью, а, как оказалось, окончательно и бесповоротно влюбленным в этого парня с темными печальными глазами.       Ньют тяжело дышит и вжимается в меня всем телом, цепляясь пальцами за мои плечи с такой силой, словно хочет сломать их. Исступленно целует меня, вкладывая в этот поцелуй все то, что он так долго держал в себе, а я не замечал или не желал замечать. Чувство вины топит меня и, не желая поддаваться ему, я со всей возможной страстью отвечаю Ньюту. Он улыбается мне в губы. Понимает. И прощает.       — Ты дороже. Всегда был. И будешь. — оторвавшись от его губ, шепчу я, проводя кончиками пальцев по его щеке, пробегаясь подушечками по грубым засохшим ранкам. Ньют прикрывает глаза и выдыхает.       — Я верю, Томми. Верю.       Накрывая его губы своими, я понимаю, что вдвоем падать в бездну безумия уже не так страшно.