***
У самого Леса, неподалеку от реки, была большая поляна — круглая и ровная, как блюдце. Трава на ней росла низенькая, хотя вокруг бушевало разнотравье, одним краем поляна вдавалась в Лес, а другой край обрамлял заливной луг. Деревенские начинали собираться на луговом краю, когда солнце стало клониться к горизонту. Приходили кто по одному, кто по двое. Дети радостно верещали и висели на родителях, молодежь возбужденно шепталась. Мааи подвела Квентина к вросшему в землю валуну и предложила сесть, но Квентин ее не понял и плюхнулся прямо на землю, уступая место даме. — Ваше... — Тсс! — шикнул Квентин, не желавший афишировать свой королевский статус. — Я же просил тебя. — Простите, — Мааи пристыженно опустила глаза и примостилась на нагретый солнцем камень. Блаженное филлорийское лето перевалило за середину и сыто покатилось к осени, но трава ещё нескоро станет бронзовой и золотой, звенящей выжженными стеблями и сухими семенами. Квентин незаметно стер пот со лба, непривычный к знойной духоте. Мрачноватый картограф Бенедикт с неохотой рассказал ему о странной отметке на одной из карт, найденных Квентином в архиве. Сам он мало что знал — прежний архивариус был совсем неразговорчив, — но то, что слышал, Бенедикт поведал любопытному королю. — В Кругу выплясывают землю, — отрезал картограф, не отрываясь от работы (а скорее, делая вид, что ужасно занят). — В Лесу живут нимфы. У них там какой-то праздник. Я картограф, а не историк и не знаток народных обычаев. — У нас на Земле это зовется этнографией, — уронил Квентин и прикусил язык, когда Бенедикт уничтожающим взглядом на него посмотрел. — Выплясывают землю, значит? — нерешительно переспросил король спустя минуту, когда картограф вернулся к своей работе. — А кто знает об этом побольше? — Никто, — буркнул Бенедикт. — Если так интересно — сами поезжайте и расспросите местных. Жители вот этой деревни, — он ткнул пальцем в точку на карте — каждый год приходят на Выплясывание. На королевское «спасибо» Бенедикт только фыркнул. Естественно, Колдуотер не удержался от соблазна посмотреть на загадочное Выплясывание. Когда он спросил Элиота, не хочет ли он присоединиться к поездке, тот так посмотрел на Квентина, что ему стало не по себе. — Ладно, ладно, я просто спросил... — Квентин, — перебил его Элиот с мягкой отеческой улыбкой (отрепетировал эту гримасу перед зеркалом, подумал Кью). — Поезжай, развейся, подцепи пару девчонок — все они счастливы будут порезвиться с королем на сеновале. Я не любитель деревенских празднеств, да и ко всему прочему... Элиот вдруг скис и со знакомым унылым выражением лица продолжил: — У нас тут полный бардак, королевство в буквальном смысле разваливается на куски, и Марго не справится одна. Все хотят моего личного присутствия, так что я бы с радостью сбежал даже на это Выплясывание, но меня просто не выпустят из дворца. Езжай. Так что Квентин сидел на траве у Круга в полном одиночестве — хотя нет, рядом неслышно, как мышка, сидела Мааи. Внучка деревенского старосты оказалась тихой и застенчивой, хотя возможно, дед наказал ей вести себя примерно перед королем Филлори. К той половине Круга подошли парни, среди которых Мааи заметила Керту. Тот помахал ей рукой, и Мааи, покраснев, кивнула ему, надеясь, что сидящий рядом король ничего не заметил. Квентин же в это время исподтишка оглядывался вокруг и был слишком занят, чтобы увидеть это. Солнце клонилось к горизонту все ниже, зной утихал, как и людские голоса. В луговых травах звенели насекомые, ветер вздыхал в кронах. Квентин выжидательно посмотрел на Мааи, на что девушка, понизив голос, сказала: — Вот-вот начнется. И пока они танцуют, нельзя говорить ни слова, а то они уйдут. — Понял, — кивнул Кью. Солнце почти коснулось верхушек деревьев на другой стороне реки, и по небу акварельными разводами растеклись розовые и фиолетовые облака.***
Смирная лошадка, которую Квентину поручил королевский конюх, была не говорящая. Ездить на животном, которое говорит, Колдуотеру было почему-то неловко — почти как ездить на другом человеке. Зарина, как клятвенно обещал конюх, говорить не умела, зато была терпеливой и умной кобылой — что оказалось правдой. Как только Кью начинал ерзать в седле, пытаясь устроить поудобнее отбитый зад, Зарина тактично делала вид, что страшно проголодалась и тянулась к придорожной траве, намекая на привал. До деревеньки под живописным названием Залеска Квентин добрался быстро. Мартэ, староста деревни, долго выспрашивал короля, зачем тот пожаловал, и почему приехал в одиночестве, но потом хлопнул его по спине (от чего Квентин подпрыгнул на месте) и дал добро. — Отродясь королям до нашего Круга дела не было, а тут Ваше Величество пожаловало, — объяснил Мартэ, пожав плечами. — Отколь я знаю, что там у королей на уме. — Извините, что спрашиваю, но... Ваше имя никак не связано с Мартином Чатвином? — ляпнул вдруг Квентин. — Связано, — пожевав губами, ответил после недолгого молчания староста. Ужин заканчивали в тишине.***
— Бабушка Сойта рассказывала мне в детстве, что нимфы так колдуют, — Мааи кидала камешки в воду с крутого берега речки. Камешки с веселым бултыханием поднимали немного брызг, волны бесшумно набегали на узкую песчаную отмель. — Заклинают землю на будущий год, чтобы все зрело хорошо, и чтобы урожай был большой. — А много их приходит танцевать? — Много, — пожала плечами девушка. — И долго это длится? — Не очень. Мааи помолчала, рассеянно глядя куда-то вдаль. — Они жутковатые на самом деле. Выглядят как люди, но на самом деле они совсем не такие, как мы. Вы же видели уже Круг, да? Он сделан не людьми, и нимфы его тоже не строили. Его сделал Лес, так бабушка говорит. И нимфы приходят туда каждый год уже тысячу лет, а нам только позволяют присутствовать. Но то, что они танцуют — это очень красиво. И, говорят, что если ты пропустил Выплясывание, год будет несчастливым. Квентин незаметно фыркнул. Судя по всему, он всю свою жизнь пропускал Выплясывание — хотя, пожалуй, тот год, когда он поступил в Брейкбиллс, был приятным исключением из этого правила. — Познакомишь меня с бабушкой Сойтой? — спросил Квентин девушку. — Нет, — покачала головой Мааи. — Она померла прошлой зимой.***
Квентин вздрогнул, когда из кустов, заполошно крича, выпорхнула птица. Из зеленой лесной полутьмы соткался силуэт и неслышно шагнул на поляну, постепенно, шаг за шагом, обретая плотность и цельность. Ещё один хранитель поднялся с земли, словно всегда там лежал — но Квентин видел, что раньше там был оплетенный вьюном ворох веток. Нимфы молча выходили из леса один за другим, не замечая друг друга и сидящих у Круга людей. Естественно, ни о чем подобном Пловер не писал — даже Чатвины не знали всех чудес своей волшебной страны, а уж рассказывать ему наверняка не стали бы. Все хранители были мужчинами — разного возраста и роста, бледные, увитые плющом и поросшие лишайником. У кого-то кожа постепенно переходила в бугристую древесную кору, у кого-то на плечах колосилась невысокая трава, у кого-то в волосах запутались веточки, листья и покинутые птичьи гнезда. Ничего не выражающие лица смотрели пустыми глазами поверх голов молчаливых зрителей. Квентин подумал, что они здорово похожи на зомби. Три, четыре, пять... шесть... Мааи говорила, что их будет много, но Кью насчитал только шестерых. Седьмой силуэт отделился от ствола дерева и, призрачно мерцая, направился в самый центр Круга. Они начали танцевать незаметно, и Квентин даже не сразу сообразил, что началось Выплясывание. Духи медленно, словно в трансе, подняли руки вверх, поймав уходящее за горизонт солнце в лодочки ладоней. Сидя против солнца, Квентин увидел, что сквозь некоторых нимф проглядывают лучи, словно они не из плоти и крови, а сплетены из корней и веток. Тот, который вышел последним, похоже, был главным. Колдуотер сначала подумал, что этот седьмой творит заклинание. Он играл пальцами и ладонями, складывая их так и сяк — но магия молчала, и привычной сетки в движениях не было. Кое-какие жесты напоминали уточнения Обстоятельств; но нимфа мешал Третичные с Десятеричными, а кое-что и вовсе походило на неприличные жесты, так что это и правда было танцем. Нимфы разошлись к краям круга, не опуская поднятых рук. В полной тишине, под стрекот сверчков и шелест трав седьмой раскинул руки в стороны и медленно начал раскачиваться, как дерево на ветру. Он, похоже, был самым старым из всех — человеческого в нем осталось совсем мало. Руки были полностью покрыты корой, и, судя по негромкому скрипу, под полуистлевшей замшелой одеждой тоже была кора. Звенящий тревожный звук возник из вечерней тишины. Кью не сразу догадался, что это пение. Долгий тянущийся зуд, как потревоженный пчелиный рой или что-то такое. Нимфы сложили ладони и предплечья у живота, пока седьмой тянулся вверх, все больше теряя схожесть с человеком. Затем сделали шаг в сторону, сдвигаясь, как шестеренка часов, и снова застыли. Квентин все ещё не чувствовал ни грана магической энергии, которая обычно волнами выплескивается на ритуалах. Хранители ещё раз шагнули в сторону; ладони сложились в замки. Зудящая нота плавно сдвинулась вверх. Кью почесал загривок. Судя по всему, Выплясывание не особенно феерическое зрелище. Квентин почувствовал легкое разочарование и облегчение оттого, что не вытащил Элиота на это мероприятие. Верховный король вряд ли был бы счастлив наблюдать скульптурные композиции из древесных зомби. Солнце почти скрылось за горизонтом, и на Круг опустились сумерки. Кью уже задумался о том, чем заняться после возвращения в Белый Шпиль, и пропустил момент, когда все поменялось. Нимфы каким-то немыслимым образом парами сплетали руки и ноги. Тянущийся тон превратился в нарастающий гул, пульсирующий, как сердцебиение. Из сложно закрученных рук, из почек на коре, из кончиков пальцев, из прорех на одежде вверх потянулись зеленые ростки. От натуги трещала кора, скрипели лопающиеся почки. Тяжело кружась и мерцая, из травы полетели светлячки. У Квентина отвалилась челюсть от удивления. Ростки увеличивались, распускали листья и побеги, выбрасывали бутоны. Цветущие нимфы напоминали странные деревья, когда каждый стоял на одной ноге, сцепив с другим согнутое колено другой и скрестив руки в сложный узел. Седьмой стал выше на фут и врос в землю корнями. Побеги из его рук ветвились и утолщались, покрывались листвой. Светлячков было так много, что на поляне было почти светло, хотя с каждой минутой сумерки сгущались. В какой-то момент разрозненные звуки сложились в единую песню природы, и Кью задохнулся от накатившего восхищения. Серебристо звенела трава; жужжали светляки и жуки, трещали цикады. Гудела от напряжения земля, и Кью слышал, как тянутся ростки из семян, как уходит в землю уставшее дерево. Нимфы выпевали пульсирующий ритм жизни. Во всем этом была своя простая и неизвестная людям магия — и в этот момент взошла луна. Седьмой уже совсем не напоминал человека, но Кью все еще видел его лицо. Видел, как оно исказилось болью, и хранитель закричал, вплетая в пение чужеродный звук. Местные подскочили на ноги; кое-кто в ужасе нырнул в траву. Квентина как ледяной водой окатили; он сам не заметил, когда вскочил с земли, разминая пальцы для заклинания. Он даже не знал, что именно собирается... — Стой. Мааи рядом ахнула и всхлипнула. Перед Квентином возникла женщина с побегами лозы и плюща в волосах. От нее веяло магией, и Колдуотер отшатнулся, едва не запутавшись в собственных ногах. — Хоть и король, ты здесь чужак. Не вмешивайся, — в ее голосе звенела сталь; властным жестом она положила ладонь на лицо седьмого, и он замолк. Она была похожа и не похожа на человека — в Филлори нимфы обычно были мужчинами. И в ней было столько незнакомого холодного волшебства, что слезились глаза. — Бабушка Сойта?.. — едва слышно спросила Мааи, прижимая пальцы к губам. Женщина повернула голову и ответила: — Нет. Мать Леса. По мановению ее руки хранители расплели руки и устало опустились в траву. Светляки разлетелись, и на поляне потемнело. Под ладонью Матери мерцал голубоватый свет. Седьмой снова потянулся в рост — дотянувшись до верхушек Леса, он стал расти вширь, быстро, как в ускоренной перемотке. Листья на его ветках распускались, желтели и опадали, не долетая до земли, рассыпаясь прахом в воздухе — для дерева в считанные минуты проходили десятки, если не сотни лет. Кью с тревогой подумал, жив ли он? Или, может, так они приносят жертвы, которые требуют все ритуалы. Если седьмой жив, то больно ли ему?.. — Он не мертв, — ответила на незаданный Кью вопрос Мать Леса. — Вернулся в землю. Как все мы однажды. Короткие рубленые фразы она произносила с трудом. То ли была непривычна к человеческой речи, то ли просто не любила говорить. Колдуотер лихорадочно перебирал в голове вопросы; во всех книгах у древних мудрых существ можно было что-то спросить, но ничего путного не приходило. Дуб тем временем, оброс мхом, словно ржавчиной; просел и скособочился, как старик. На землю посыпались сухие ветки. Мать Леса положила вторую ладонь на кору, и дерево рассыпалось трухой, которую жадно поглотила земля, не оставив и следа от него. Квентин не ожидал, что смотреть на смерть дерева будет так больно. Оставшиеся хранители начали терять материальность и расходиться. Кто-то вновь лег в землю, притворившись буреломом, кто-то исчез в воздухе, кто-то ушел в густой лесной мрак. Люди тоже тихо потянулись по домам. Кью не сдвинулся с места, Мааи тоже словно приросла к валуну. Мать Леса повернулась к ним. — Уходите, дети. Корни во тьме знают много тайн. Вам они ни к чему. Женщина растворилась в темноте так же, как и появилась, и Квентину стало горько. Мааи молча плакала. — Идем, — хрипло сказал король Филлори.***
В Белом Шпиле было относительно тихо, где-то свистел ветер. На кухне гремели кастрюлями так, что было слышно на верхних этажах. Верховная королева Марго направлялась в туалет поздним вечером, когда Источник опять отключился. — Ах ты ж черт! — споткнувшись в потьмах, ругнулась Хэнсон. — Господи, за что мне все это. Магия включилась спустя несколько секунд. «Странно», подумала Марго. Обычно перебои длятся от десяти минут до нескольких часов. После Марго и вовсе была не уверена, не приснилось ли ей это. Вернувшись, она упала в постель и заснула до утра.***
— Они носят лица ваших предков?! Мааи кивнула; у нее все еще на лице было то пришибленное выражение, с которым она вчера вернулась из Круга домой. — Отец говорил, что видел иногда своих братьев танцующими в Кругу. Кладбище-то недалеко от Леса, а он год за годом смещается, так что почти в Лесу хороним. По филлорийским меркам этот Лес еще был практически обычным, в отличие от Летающего Леса с наркотическим туманом в нем, или Леса Королевы, где почти каждое дерево было живым. Здесь же просто обитали нимфы. — Многие ходят на Выплясывание только чтобы еще раз встретить своих родных, хотя это редко бывает. Ну и не поговоришь с ними, все равно что чужие люди. — Ну, зато с бабушкой все-таки познакомились... — попытался пошутить Квентин, но Мааи кинула на него странный взгляд. — Извини, наверное, это была неудачная шутка. Кью собирал сумки в обратный путь, девушка принесла ему еды в дорогу — пару яблок и большую лепешку (она оказалась жесткой, как подошва). Староста нехотя согласился помочь с лошадиной упряжью, так что Зарина уже стояла во дворе, нетерпеливо переступая с ноги на ногу и фыркая. — Так всегда бывает? — тихо спросил Кью. — Каждый год кто-то из нимф превращается в дерево? — Мы всегда думали, что это такой фокус или трюк, — покачала головой Мааи. — Их всегда семеро, и лица каждый год разные. — Спасибо вам за все, — сказал Квентин, неуклюже забравшись на спину лошади. — Легкой дороги, — отозвалась девушка.***
Керта догнал ее на улице спустя несколько дней, когда она шла на речку с подругами. — Мааи, стой! — Привет, — она обернулась, перекинув гриву волос через плечо. Леис захихикала рядом. — Э-э-э, можно тебя на минутку? — Да так говори, чего секретничать, — крикнула Даинка. Остальные засмеялись. — Твой... друг, с которым ты была у Круга... — А, он? — Мааи легко рассмеялась и взмахнула рукой. — Это так, король Филлори. Девушки расхохотались и гуськом направились дальше, Керта придержал Мааи за рукав, когда она уже хотела уходить. — Кто он тебе? — кусая губы, спросил парень, и Мааи задохнулась от восторга. Сработало! Леис оказалась права. — Да никто он мне, — сболтнула девушка, а потом прикусила язык — не рано ли все карты раскрыла? Но Керта просветлел лицом и разулыбался. — А, ну ясно, — сказал он и почесал нос. — Пошел я. Бате помочь обещал.***
— Как все прошло? — Неплохо. Ну, ясное дело, что Выплясывание прошло неудачно, но Мать Леса как-то разрулила ситуацию. Это, несомненно, связано с нарушенной экосистемой Источника магии, но... Похоже, никто не понял. — Ясно. Он ничего не заметил? — Не думаю. По-крайней мере, это было бы видно, полагаю. Послушай, я ужасно хочу есть, где мой овес? — Минутку, Зарина, сейчас все будет.