Дотанцевалась

      Ты можешь Мне протянуть руку, но видимо ещё до этого не созрела. Тот грешник тебя покинул, почувствовав Мое веянье. Какой смекалистый. В руках бездушных тебе не поможет никто, ни Черт, ни Бог. Впрочем, кому как не Мне любо, когда людишки страдают? Скоро приплывут настоящие дьяволы, которые не оставят тебя без внимания. А пока познай смертные муки.       Загадочный сон сменился внезапным, обжигающим холодом. Мокрая девушка подскочила на месте, ощутив под ладонью ледяную лужу. Напротив стоял уродливый мужик, с пустым ведром и мерзкой улыбкой на пол-лица. — Подъем, мусор! — крикнул мужик, швырнув девушке прямо в лицо какие-то тряпки.       С недавних пор Никин сон стал натуральным кошмаром. Хотя это вовсе не было сном. Но и верить в такой кошмар никак не хотелось. Спать на половицах, терпеть избиения от бездушных надзирателей, умчится от боли сильных ушибов и ран, захлёбываться в собственных орах, попутно слушая такие же дикие крики от других страдальцев…       «Это сон. — уверяла себя Ника, когда её как мешок картошки кинули в соседнее помещение, дабы она сменила одежду. — Это сон!» — стала стирать она кровь со лба. Похоже ушиблась об что-то острое. За дверью орал мужик, но она ни слова не понимала. Даже если бы и пыталась понять, шум в голове этому сильно мешал. Но тут особо вникать в его оры и не требовалось, ведь закинули девушку сюда с белыми тряпками. Стало быть, надо быстрее переодеваться. — «Это сон! — благо в балете её научил скорому переодеванию, а то мужик бы её застал голышом, когда открыл дверь спустя минуту. — Сон…»       В спину регулярно пинали грязным каблуком, подгоняя к общей стае таких же страдальцев, переодетых в белые ткани. На Нику одели длинную, белую рубаху, без каких-либо излишеств.       На Саободи рабов обратно переодевают в их прежние одежды, но до этого «ничтожества» должны носить все белое, чтобы люди сразу понимали кто это. В случае если раб каким-то чудесным образом сбежит, эта белая форма помогает их вернуть обратно. Не так-то и просто в таком затеряться среди людей. Никто не отменял, что раб не додумается заменить одежду, но его «белую личность» уже наверняка выследят, пока он будет перевоплощаться. Также, в Саободи всех рабов ждут позорные отметины. Татуировки всегда делают уже по прибытию на Рынок Рабов. Этих рабов пока не постигла данная участь.       Среди мужиков Ника была единственной белой вороной. В этой части Гранд Лайн работорговцы в основном ловили пиратов, преступников и прочих подонков, среди которых редко могла затесаться женщина. «Домашние животные» — это, преимущественно, сильный пол. Но и дамы там встречаются. Только ловят их в более экзотичных частях Гранд Лайн, чтобы Теньрюбито клюнуло на интригующее происхождение «товара». Поэтому для работорговцев было вполне необычно видеть прибывшую из Арабасты девушку. По сути, они и не вникали в чем она была там необычна. Начальство считает её пригодной для рабства, а остальное уже не их заботы.      Кто же эти люди, следящие за рабами? Особого криминального прошлого они не несли, ведь для того, чтобы торговый «мусор» поставлять в Сабаоди, надо и самому не угодить в ряды «мусора», или под арест Дозора. Многие из работорговцев раньше были палачами, или работали с трупами. В одном работники данной сферы были просто настоящими профессионалами — садизм над людьми. Будь ты хоть женщиной, ребёнком, стариком, или инвалидом — их это не волнует. «Не люди» — так прозвали своих мучителей рабы. С этим сложно не согласиться. Если рабы, бывшие преступники, хоть как-то могли обосновать свои преступные действия над людьми (хотя бы тем, что пытались выжить среди преступной жизни), то почему работорговцы так любят издеваться над своими жертвами — остаётся лишь гадать. Работорговцы — это, своего рода, начальный этап рабских мук. Начальный только потому, что до смерти над рабами они не имеют право расправляться. Но бывают случаи, когда рабов и на «начальном» этапе приканчивают. Однако до такого редко доходит, ведь Дофламинго следит, чтобы «товар» доходил до Сабаоди. Если «товар» не доходил, то кара от Небесного Дьявола постигала его подчиненных. Вообщем, до смерти лучше не доводить. А так, делай с «мусором» все что душе угодно. В Сабаоди все равно рабов залатают и продадут. Да и «мусору» не помешает для понимания, что теперь он ничтожный, лишенный свободы, бесполезный мусор, который обязан подчиняться любому капризу «хозяина».       По сути, Ника круто попала. Кругом одни подонки. Что рабы — подонки, что местные рабочие — тоже подонки. Кто из них хуже — все же трудно сказать. Посади рабов на место работорговцев, быть может, даже хлеще бы проворачивали этот садизм. Тем абсурднее было присутствие здесь Ники. Она за всю жизнь и мухи, не то что не обидела, она пересравшись носилась от мух куда подальше. Человек, который боится мух, оказался среди тех, кто этих мух живьём может сожрать и не моргнуть.       Отметины от сильных ударов плёток не успевали заживать. Этим орудием пыток любили полупить рабов. Особенно рабочим нравилось если рабы начинали громко орать. Это давало повод треснуть ещё сильнее «раскричавшуюся скотину». Ника с плетью столкнулась впервые, поэтому кричала как резанная. Её мучителям нравились девичьи оры, поэтому вся спина рабыни уже была в крови. Даже палубу она отмывала скорее собственной кровью, стекавшей с открывшейся раны на спине к рукам, прямо на половую тряпку, вручённой этим утром вместо завтрака. Драить полы под плетью. Сзади смеются подонки, замахиваясь для очередного удара плетью, а перед глазами половая тряпка, пропитанная собственной кровью и слезами.       Почему?       Когда казалось, что мир уже плывёт перед глазами и она вот-вот лишится чувств, лицо окунали в холодную воду, а потом насильно садили перед какой-то блевотой, милостиво поданной в ржавеющей миске. — Жри, скотина! — презренно выплёвывал все тот же мерзкий мужик, который с утра будил рабов. Дальше монстр уходил разбираться с остальным сбродом.       «Почему сон такой реалистичный?» — с слезами глядела Ника в своё истерзанное отражение. Лицо уже с трудом можно назвать лицом. Скорее какое-то опухшее месиво с ссадинами, порезами и синяками. А что там на спине, даже представить было страшно.       Этот Ад длился с позапрошлого вечера, но казалось, что это было бесконечно. Этот сон начинал балансировать с безумием. Сон? Почему она прозвала это сном? Что это вообще такое? Сон. Может это хрупкая надежда, которая начинала трещать по швам? Надежда на что? Что этот мир нереален? Но разве во сне может быть настолько больно? Спина адски горела. Нельзя ни согнуться, ни разогнуться. Боль пронзала все тело. Ника ещё никогда не сталкивалась с такой страшной болью. Она бы уже сто раз очнулась. Люди просыпаются от кошмаров. А от такой невыносимой боли и подавно. И разве сны могут делиться на дни и ночи, когда снятся? Сколько в этом «сне» уже было таких дней и ночей? Сколько это длится? Сон… Сон не может быть таким. Неужели это все реально?       В холодный суп стали капать горячие слёзы, размывая отражение избитого девичьего лица.       Это чертова правда… — осознание, каким бы безумным оно не казалось, наконец дошло до девушки.       Рядом зарыдал ещё какой-то юнец. Тоже из рабов. — Вы!.. — яростно закричал он работорговцам, захлебываясь в собственном отчаянье и безумии. — Вы!.. Да если б не вы, то я бы сейчас странствовал и бухал! Я бы жизнью жил! Я был свободен! Вы лишили меня жизни! Да чтоб вы в Аду горели, ублюдки! — Отведите его на порку. — ровным тоном дал распоряжение следивший за этой сценой надзиратель. — Так точно. — спокойно кивнул один из подчинённых и вскоре Ника наблюдала, как сопротивлявшегося юношу под руки тащили в помещение, где обычно раздавались самые громкие вопли.       Девушка с силой закусила свои губы. Нельзя орать. Нельзя подавать эмоций. Иначе там же окажется. Ни звука. — Чего не жрешь, свинья?! — ударили по её столу. Миска с супом была опрокинута на пол, расплескав содержимое по деревянным половицам. Девушку неожиданно схватили за шею и ткнули носом прямо в разлитую лужу на полу. — Лижи это теперь, зверушка! И чтоб до блеска! Ха-ха-ха!       Мерзкий мужик со смехом стал топать прочь, а из каюты пыток стали раздаваться душераздирающие оры раба. Жалкого, ничтожного раба, выживавшего от одной пытки к другой.       У Ники снова стали течь слезы, капая в лужу супа. За что ей это? Почему? В чем она провинилась перед Господом?

***

— Её тут нет. — подвёл итог Трафальгар, оборачиваясь к Портгасу. — Странно, этот остров близко к Арабасте и, по большому счёту, это место идеально бы подошло для сбора пойманных рабов из Арабасты. Неужели рабов повезли туда?       Огненный Кулак стал сверлить в нем дыру. Это что, получается, он в пустую с ним время потратил? — Куда туда? — скрестил руки Эйс, став раздраженно притопывать носком сапога. — Мок Таун. — задумчиво ответил Ло и продолжил рассуждать. — Я сначала отмёл такой вариант, ведь там пиратский курорт. Неужели Дофламинго не подумал, что пираты могут покуситься на его рабов? Какой уверенный сукин сын. — Хирург Смерти заметил, как спина с татуировкой Белоуса стала стремительно покидать его общество. — Даже «пока» не скажешь? — Скажу «пока» на твоём языке. — командир второй дивизии на ходу показал средний палец хирургу. — Кстати, будь добр, выгрузить из своей подлодки мой страйкер. Дальше я сам, а то одна трата времени. — Как знаешь. — спокойно пожал плечами Ло, направляясь за ним следом.       Похоже им никогда не удастся сработаться. Но оно и ясно. Когда два капитана вместе сходятся, — а Портгас это, хоть и бывший, но капитан, — то обычно это заканчивается чем-то вроде этого, если не хуже. Амбиции, амбиции… — Капитан, — подбежал к Ло Бепо, наблюдавший за недавней сценой. — Что мы дальше будем делать? — Плыть в Мок Таун. — ответил Ло, пряча руки по карманам. — Но этот пират же с нами теперь не поплывет! — удивился минк. Ему казалось, что капитана и Огненного Кулака объединяла общая цель, ради которой они объединились. Или, скорее, выгода. Но теперь-то зачем нужен этот Мок Таун? Это же нужно Огненному Кулаку. Или капитану тоже? — Он пусть плывет куда душе угодно. Мы туда не из-за него направляемся. — пояснил Хирург Смерти, натягивая на лицо привычную ухмылку. — Верни Портгасу-я его игрушку. — Е-есть! — отдал честь медведь и побежал выполнять приказ капитана.       «Этот Ди наломает дров. — нахмурится Ло, выходя из здания. Силуэт раздражённого Эйса сразу бросился в глаза и поднял волну волнительных мурашек. — Точно весь Гранд Лайн на дыбы поставит. Черт тебя дери.»       Было у Ло недоброе предчувствие, насчёт нового «приятеля».