Дотанцевалась

      К Нике пришло пылающее спасение в виде крушащего все на своём пути кока Мугивар. Но до этого момента она ощутила на своей шкуре целую неделю рабства. Неделя. Это много или мало? Смотря где. Может на лежаке в сказочных Гавайях это и правда казалось бы чертовски ничтожно. Но для рабов каждый день был каторгой, отчаянием и уничтожением. Порой казалось, что лучше покончить с собой, чем проснуться следующим утром. У Ники тоже были такого рода мыслишки, особенно после одного случая…       С принятием реальности, девушку какое-то время одолевала пустота. Среди пыток, слез и отчаянья, перед глазами стала пролетать та прежняя жизнь. Как плёнки из кино.       …Она любила бархатные занавесы, запах цветов и запах самой сцены, где скрипели старые половицы. Она любила представлять великих танцовщиков, которые когда-то тоже были на той, или иной сцене. Покоряли сердца зрителей. Она любила видеть заинтересованные лица самих зрителей во время спектакля. Они смотрят. Значит балет ещё жив.       Ещё было очень здорово, когда ей давали новую партию в балете. Такую, не массовую, а сложную, сольную. Сразу столько волнения, ответственности ощущалось. Ника делала все, чтобы не подвести и выйти на сцену лучшей. Утереть всем нос. Замашек на ведущие партии у Ники никогда не было. Все же что-то её тормозило. Или кто-то? Семья? С учётом, что в балете она, можно сказать, была не по собственной воле, то наверное можно это было спихнуть на них. Но всё таки в ней тоже было что-то не так. Хотела ли она испытать самые ответственные партии в балете? С её возможностями она бы смогла станцевать самую главную партию. Какую, интересно? Одетта-Олилия? А может Аврора, или Машенька из Щелкунчика? Но больше всего хотелось Анюту из балета Глазунова. Это волшебная музыка и волшебный балет. Но такой балет в её театре не танцевали. Впрочем, театр ведь всегда можно сменить, если сильно захотеть осуществить мечту. Да, вот, нет. Её и без ведущих партий все устраивало. Зачем? Друзья, семья, дом. И без всяких стремлений жизнь текла хорошо. Только почему… все… оборвалось?       А как же сейчас её мама, сестра, тётя, бабушка? Ещё был дядя и его мелкий шкет, которые постоянно звонили из Мурманска. Скучают. В Москву хотели переехать, к семье. Кошка ещё есть, вечно голодная. Ника её кормила по утрам, поскольку первая поднималась на работу. Та поест и довольно потопает спать, в то время, как балерина уже несётся к выходу из дома. Папа покинул их семью. Ну и Бог с ним. Как-то особо и не воспитывал. Впрочем… всегда хотелось узнать почему. Но, не получится. Не узнает. Никогда. И на сцену уже не выйдет. Не станцует маленькую лебедь, или весёлую подругу Жизели. Никогда. Не увидит строгую мать, не обнимает младшую сестру, не покормит Мочачу, не спросит отца… Никогда…       Всё в один злосчастный день прервалось. Просто взяло и оборвалось. Больше нет ничего и никого, что присутствовало в никиной жизни ранее. Есть только новый мир, новые люди, новые правила и чертов английский, которые она едва знала. Вот и все.       С осознанием суровой действительности, Ника перестала даже обращать внимание на муки. Конечно, она ещё плакала под плетью, но думала вовсе не о реальной боли, а о душевной. Это довольно весомо заглушало реальные ощущения.       Все вокруг становилось пустым, нереальным, чужим. Да и сама она чужая. Зачем она тут? Зачем её лишили её жизни и дали эту? Сцену сменили на каторгу под плетью? Зачем все это? Сколько дней она в этом рабстве? В который раз видит на обед этот «суп»? К слову, за все это время он так и не сменил своего блевотного очарования. Полы, которые она постоянно драила, каким-то образом постоянно оказывались любовно загажены. Каждый день были загажены, как по расписанию. Удары плетью становились жёстче, ведь крики рабыни постепенно начинали стихать. Слез, правда, стало течь больше, непроизвольных. Да и жрать меньше стала. Хотя она вообще ела? Работорговцы конечно следили чтоб совсем не окочурилась. Вроде шевелится. Значит жрет, зверушка, иначе бы пришлось насильно кормить.       Так протекали дни рабства. В день, когда судно причалило к Мок Тауну не было ничего нового. Такой же сущий кошмар, как и раньше. Такой же кромешный ад, к которому уже начинаешь привыкать, чем зверски выводишь из себя извергов с плетью. Они ведь как вампиры упиваются отчаянием. Особенно мерзкий мужик, чьё имя Ника не знала, да и знать не хотела. Мерзкий и все тут. А имя его пусть сгниет на помойке, вместе со всей его поганой жизнью. Его Ника ненавидела так же одинаково, как и вообще всех кто тут был с плетью. Такой же подонок среди других подонков. Пошёл он… Чихать она на него хотела. Пусть повиснет где-нибудь на своей плети, среди свалки. Вообще она ничего против него не имела, но была бы не против, если бы он внезапно скончался среди дерьма. Ну и желательно чтобы его крысы потом сожрали. Пиздец она стала «доброй», конечно, но в таком «райском» местечке и не такое в голову начнёт приходить.       Вообщем, так бы Ника и дальше на него плевела, пока он ночью к ней не заявился в стельку пьяный. В Мок Тауне мужик в первую очередь пошёл гулять по барам, а уж под вечер захотелось разрядиться. Однако вот незадача — деньги все на бухло истратил. Проституток уже не снять. Но ничего, ведь есть та рабыня. И такая пойдёт.       С силой впечатав Нику в стенку, алкаголик стал сдавливать ей щёки, угорая с убогой рожи «обжорливого хомяка», вытянувшего свои губы трубой.       Ника в ужасе так и застыла, боясь лишний раз пошевелиться. Что он с ней делает? Это не похоже на предыдущие пытки.       Свободной рукой мерзавец залез девушке под одежду и стал лапать её тело. Он что… собирается её изнасиловать?! — Костлявая… ик!.. и вся рожа в синяках, ссадинах. Ик!.. Хотя, если не обращать внимание, личико вроде и ничего. — вертел он лицо девушки в разных ракурсах. — Иди сюда, зверушка! Обслужи своего господина! — хищно оскалился пьяница и притянул свою жертву к себе, став откровенно её лапать, куда только руки дотянутся. — Нет!!! — стала вырываться девушка, всеми силами отбиваясь от приставшего насильника. — Стоп! Нет!!! — Это событие сумело вернуть Нику из недавних пучин пустоты. Как ни крути, а жизнь идёт. И ЭТО было уже самой последней каплей, которая могла случиться среди ада. Нельзя допустить, чтобы такое случилось. Нет! Не об этом она мечтала! Он не имеет права! Он не её любимый! Если он это сделает, то… настанет конец всему! Все что угодно, только не это!!! — Спасите! Кто-ниб!.. — закричала Ника, но рот ей заткнули грязной ладонью, которую она сразу же укусила. — Да как ты смеешь кусаться, шалава?! — взбесился алкаш, приложив блондинку головой об пол. — Заткну тебя этим! — в рот Ники стали насильно пихать горло пустой бутылки. Капли пойла стали пропитывать язык, а холодное стекло неприятно утыкалось в гортань. Мужчина знал, несмотря на своё пьяное состояние, что зубы — это самое опасное средство борьбы, которым сейчас располагала девушка. Опыт насилия над слабым полом уже имелся за плечами. Помимо того, что в рот бедолаги он воткнул бутылку, мужчина ещё и обвязал это вокруг её головы, прикрепляя. В конце концов для насилия не нужен рот бабы. Откусит ещё чего. Оно ему надо? — Ты — помойная крыса! Знай своё место! — мужчина был в разы сильнее девушки, поэтому все её жалкие потуги в виде ударов и пинков были успешно сдержанны.       Не боец Ника. Если и боец, то не умелый, ничтожный, жалкий, слабый. Вообще, мало девушек умудряются выпутаться, оказываясь в такой ситуации. Многим это кажется реальным, на первый взгляд. А что? Укусила, поцарапала, чем-то ударила. Но когда сама оказываешься в такой ситуации, то начинаешь понимать, что это почти безвыходно. Ты обречена. Тебя схватил здоровый громила, в чьих руках ты кажешься перепуганной букашкой. Будет чудом если ещё сможешь соображать, цепенея от страха. А страх будет. Тело мужчин по природе превосходит женское. Это уже страшно. Когда Ника пыталась применять силу, защищалась, то все это тут же гасила гораздо большая сила. Его природное превосходство над беззащитной девушкой. Просто козырь, который есть у каждого мужчины с рождения. Благородные используют свою силу для защиты слабого пола, а вот такие ублюдки с охотой применяют силу на самих девушках, ради своих прихотей.       Мужчина стал связывать руки девушки, которыми она стала царапаться. Привязал к какому-то столбу, чтобы наверняка не наделала ему ненужных отметен.       Понимая, что бороться уже просто никак не выйдет, девушка ошарашенно глядела, как её насильник стал возиться с ремнём своих брюк. В этот момент он казался ей самым страшным животным из всех возможных. Неконтролируемым, обезумевшим, пьяным животным. В его глазах читалась бесконечная тупость, пугающая до дрожи.       Ника приготовилась к неизбежному. К тому, что придётся пережить. Пережить…       В дверь вломился другой работорговец. — Гобет, чертов псих! Ты чем занимаешься?! Мы тебя обыскались! — грозно направился вошедший прямо к своему товарищу, а потом заметил связанную Нику. — О… И меня не пригласил? — похотливо усмехнулся он. — Дружище, вместе бы было веселее! — Так присоединяйся. — хмыкнул никин насильник, уже расстегнувший свои брюки. — В другой раз. — фыркнул второй, махнув на рабыню рукой. — Тот ублюдок нас зовет на собрание. — Бл*ть. — выругался пьяный зверь, раздраженно застегивая на себе вещи. — В этот раз тебе повезло, зверушка! — зло бросил он напоследок и скрылся с товарищем за дверью.       Ника сквозь слезы тупо глядела на закрытую дверь. Даже не шевелилась.       В повисшей тишине, можно было отчетливо слышать собственное сердцебиение. Быстрое и громкое, бьющее по ушам. Казалось грудная клетка вот-вот сломается от такого неконтролируемого стука внутреннего «моторчика». Но нет. Грудная клетка всегда выдерживала этого внутреннего паникера, как бы сильно он не пытался выпрыгнуть из костлявых решёток. Постепенно, биение «моторчика» начинало стихать, но, сохраняя завидное упорство, никак не желало затыкаться. Хотело жить. Несмотря на то, что недавно готово было выломать от страха всю грудную клетку, эта неугомонная энергия продолжала ритмично отбивать свою жизнь. «Моторчик» не сдавался.       А Ника? В голове у девушки не было ничего, кроме одной мысли. Только одна единственная мысль: это не жизнь. В отличие от своего «внутреннего моторчика», девушка уже впала в полное отчаянье и не чувствовала жизни. Ника задыхалась в этом сумасшедшем мире. Возможно, родись она среди помойки, то понимала бы эту жизнь. Если бы она жила, ради выживания, то да, понимала бы это. Просто проживала бы от ада к аду. Но раньше она жила абсолютно иначе. Её убивало происходящее, сводило с катушек.       Став медленно себя распутывать от столба, Ника все больше начинала себя уверять, что это не жизнь. Это Ад. И лучше сдохнуть, чем все это терпеть.       Разбив бутылку, которая ранее была воткнута в её рот, девушка стеклянными глазами взглянула на блестящие осколки, разлетевшиеся по всей каюте. А ведь Бог не любит самоубийства. Впрочем, Бога нет. Судя по всему, его никогда и не было. — К черту Бога! К черту этот мир! К черту жизнь! — девушка резко поднесла самый острый осколок к своему горлу и… застыла.       Так и знал. Ты не сможешь. Не просто же так ты попала в этот мир после смерти? Ваш Бог знал, что такая как ты сделает все, лишь бы жить. Даже после смерти.       Опять этот голос. Дьявол, не иначе. Ника выронила осколок и стала безудержно рыдать. Нет, она не способна себя убить. Несмотря на то, что потеряла все. Несмотря на то, что её пытают и хотят изнасиловать. Все равно хочется дышать, слышать, видеть свет, чувствовать как «моторчик» внутри упорно отбивает свой ритм. Жить. Ад не ад, а жить охота.       Тебе дали второй шанс. Ты же и сама понимаешь? Твоя жизнь продолжается, хотя этого бы могло и не быть. Там ты уже мертва, а здесь ты жива. Дура. Любой бы променял все что угодно на новый шанс. Тебе же пришлось пожертвовать лишь мирами. Вот и живи. Живи так, будто сейчас все вокруг тебя рухнет.       Ника яростно скрипнула зубами. Вот пристал, окаянный! Как же задолбала эта х*ня в голове! Ясен пень, что такой шанс за гранью мечтаний, но, блин, как в этом *бнутом мире не впасть в разочарование, после всего круговорота дерьма, который на неё нахлынул?! Нахал! Отчитывает он ее, видите ли! Сидит там, небось, у котла, среди чертей, тыкает во всяких грешников своим трезубцем, или чем он вообще тыкает?! Нашёлся, блин, умник! Вот найдёт его и засунет его посох в жопу! Отличная мотивация, чтобы выжить! Надо бы узнать у местных, где у них тут Дьяволы обитают! Бесят до жути! И местные и дьяволы, разумеется!       Что за странный мир, в котором она теперь очутилась? Как выжить? Как с этим бороться? Кто ей поможет? Тут есть нормальные, человечные люди, а не это говно? Ведь были же, вроде, тот конопатый, да и пернатый. Как их там зовут? Два дебила. Но хотя бы не изверги и на том спасибо. Но где они? Нет их… Никого нет. Ни друга, ни родственника, никого. Только это дерьмо есть. Неужели этот ад продолжится? Что за жизнь тогда? Жить ради мук?       Успокойся. Чокнутые пираты уже близко.       Ага. Ближе некуда. Особенно нравится слово «чокнутые». И «пираты»! И, все же, что это за голос? Шизофрения?       Нет, Дьявол.       Ясно. Шизоидный маразм. Она обречена. Зато не скучно. Но все же хочется свободы… Шизофрения гораздо интереснее когда ты на свободе. Для окружающих так тем более это интереснее. Ну, по крайней мере, в её прошлом мире. Здесь-то такое, похоже, вообще обыденность.       Как там этот Дьявол-привет-шизофрения ранее сказал? «Живи так, будто сейчас все вокруг тебя рухнет»? Да, звучит неплохо.       Живи так, будто тебе насрать. Наверное это основное правило данного мира.       Следующий день начался как обычно, но с одним отличием: Ника живет. Это её жизнь. И жизнь не должна протекать так, под плетью. Жизнь не должна быть беспросветным дерьмом. Не должна. Надо бороться. Надо отсюда вырваться и увидеть новую жизнь. Вдохнуть свободу. Найти в этом мире своё место. — Я человек! — Ника перехватила рукой плеть, которой ей снова хотели избить спину. Взгляд девушки с ненавистью испепелял изверга, который ранее замахнулся той самой плетью для удара. — Остановись, пожалуйста!       …Но этот поступок изначально был обречён на провал, хотя бы тем, что Ника вскоре оказалась в каюте зверских пыток над рабами. Вот уж где реальный ад происходил. Шипованные предметы, раскалённая вода в открытые раны, бесконечные удары, удары, удары… Ника орала до хрипоты. В итоге тело у неё попросту не выдержало этого зверства и девушка отрубилась.       Очнулась Ника в полдень. Истерзанная, забитая, жалкая и немощная. Она ничего не могла. Даже пальцем пошевелить. На глаза наворачивались слезы, которые смешивались с застывшей кровью на лице и катились дальше.       Ника просто хочет свободы. Просто свободы. Хочет жизни. Но почему?.. Неужели свобода невозможна? Свобода из сущего Ада… Как до неё дотянуться? Как? — Чего тут разлеглась, зверушка?! — девушка ощутила как её за волосы поставили на ноги, которые она почти не ощущала. — Встала и пошла!       Девушку толкнули к выходу возле которого она грохнулась измотанным мешком, не способным ни на что. Разве только слезы лить. Только слезы. — Кому говорю, уродина?! — взбесился мразина и стал прямо пинками выпинывать Нику из помещения, как какое-то смердящее говно.       Ника стала захлебываться в слезах. Уже даже не от ударов, а от беспросветности. Почему второй шанс на жизнь оказался таким адским? Чему она должна радоваться? Жизни в пытках? Второй шанс… А жить хочется! Хочется! Все ещё хочется бороться… Бороться! — Я тебя сам дотащу до твоего блевотского уголка, где ты обязана работать в поте лица, дерьма ты кусок! — срывался на рабыню дьявол во плоти.       Нику снова безжалостно подняли за волосы и прямо так потянули к месту её рабского места. — Пусти! За что?! — стала отчаянно вырываться она из последних сил. Ника поняла, что снова кричит на русском. В этом мире единственное, что ей может помочь — это английский. А если ещё точнее, то единственное, что ей сейчас может помочь — это орать о помощи на английском. — Помогите!!! Прошу, помогите мне!!! — совсем отчаянно закричала Ника, задыхаясь в слезах. И ей пришлось поцеловать лицом пол, в который её в ту же секунду ударили. — Что разоралась как свинота! А ну пошла! — рычал на неё изверг, снова резко поднимая за волосы.       Перед глазами девушки все поплыло после недавнего удара. Ещё тёплое что-то по лбу течёт. Ничего не соображается и не чувствуется. Как в тумане. Слышно стало как в вакууме. Но шумно. Слишком шумно. Как будто кто-то неизвестный громко закричал. Новый голос. Кто это? Уже не важно. Стало темнеть. Она теряла сознание. Все пропало и оставалось лишь гадать: очнётся ли она потом, или нет?