Drowning

Быстро идёшь по ночной Москве, страшно замерзнув, потому что не умеешь нормально подбирать одежду по погоде. Решаешь заглянуть в первый попавшийся бар, чтобы отогреть хотя бы руки и, по возможности, зарядить телефон. Ты бы уже давно вызвал такси до дома, но единственное средство достижения этой цели отключилось из-за мороза, даже не достигнув критической отметки заряда батареи. Тем не менее, надо было что-то делать, поэтому ты открываешь дверь бара и заходишь внутрь. Выглядит достаточно прилично. Ты не особо хочешь пить, поэтому просто садишься за барную стойку, но потом все же заказываешь стакан колы. Зарядки у них не оказывается. Получив свой напиток, медленно отпиваешь и начинаешь осматривать местный контингент. Посетители заведения выглядят тоже весьма прилично и нет каких-либо особо выделяющихся личностей маргинального вида. Слышишь, что дверь снова открылась, впустив очередного потенциального клиента. Немного лень вертеться, чтобы посмотреть, кого именно, да тебе особо и не важно. Новоприбывший выбирает место рядом с тобой за стойкой и, подозвав бармена, заказывает один виски. Голос кажется тебе подозрительно знакомым и ты все же поворачиваешься, чтобы рассмотреть лицо. Не особо видно из-за капюшона толстовки, натянутого на голову, но не проходит и нескольких минут, как неизвестный снимает его и, видимо тоже решив осмотреться, поворачивает голову прямо на тебя. – Блять, – произносите оба почти синхронно. И он неловко улыбается такому нелепому совпадению. – Я бы никогда не подумал, что ты любитель посидеть в барах, – чтобы прервать неловкое молчание, Син начинает разговор первым. Ты хмыкаешь и признаешься, что зашёл чисто погреться и выпить колы. Хотя зачем ты вообще оправдываешься перед ним. Он заказывает ещё один стакан, выпивая его за несколько минут. И ещё один, но уже решая растянуть удовольствие подольше. На пару минут подольше. Весь этот невнушительный отрезок времени вы пытаетесь общаться если не как давние знакомые, то хотя бы как коллеги по цеху, если можно так выразиться, но беседа не особо клеится. Ты до сих пор чувствуешь его сквозящую обиду за твои колкие панчи, сказанные тогда на версусе, хотя он усиленно не говорит ничего о баттлах, при этом как бы невзначай упоминая о надвигающемся сольном концерте. Ты тоже не прочь прихвастнуть такого рода достижением, но оказывается, что он уже знает. Опять возникает неловкая пауза, и он, видимо решив, что пора на время прервать диалог, отлучается в уборную. Проходит минут пять, десять, пятнадцать. Ты уже давно допил колу и скучающе рисуешь пальцем узоры на столешнице. Решаешь тоже отправиться на разведку в местный общественный оплот уединения. Не без труда находишь заветную дверь и, зайдя внутрь, обнаруживаешь Сина около раковин, играющим в гляделки со своим отражением в заляпанном зеркале. Подходишь ближе, твоё отражение оказывается у него за спиной. Дёргается и поворачивается к тебе. Во взгляде сквозит страх. Спрашиваешь, что случилось, он лишь мотает головой и опускает взгляд в пол. Ты сегодня какой-то невероятно добрый, отмечаешь про себя, когда Син вдруг решает отпрянуть от раковины, на которую до этого опирался обеими руками и, не удержав равновесие, заваливается на тебя. Ты не отстраняешься, а подхватываешь его и не даёшь коснуться пола хотя бы большей частью его тела. Цепляется за твою куртку и неловко пытается снова полноценно встать на ноги, но терпит неудачу. Подтягиваешь его повыше, чтобы он не выскальзывал, и ваши лица оказываются слишком близко друг к другу. Пытаешься отстраниться, насколько это возможно, а Син, видимо уже ничего не осознавая нормально, просто смотрит на тебя ошалело и смущённо приподнимает уголки губ. "Надо же, он умеет улыбаться", – отмечаешь про себя. Шепчет: "Прости", и обнимает тебя руками за корпус. Тебе становится неуютно. Вдруг кто зайдёт и увидит, как вы обжимаетесь, выйдет крайне нелепая ситуация, которую будет сложно обьяснить. Пока ты придумываешь исчерпывающие ответы на возможные вопросы в случае воплощения твоих страхов в жизнь, Син резко сокращает дистанцию между вашими лицами и касается твоих губ своими. От неожиданности цепенеешь и даже не сразу начинаешь сопротивляться. Моментально в голове возникает куча вопросов, но ни одного ответа. Твоё бездействие Син, видимо, воспринимает как разрешение продолжить и пытается углубить поцелуй, но ты наконец-то его отталкиваешь, воскликнув: – Какого, блять, хуя ты творишь? Видимо, толчок получился слишком сильным, или Син сейчас слишком пьяный, но он моментально теряет не только опору, но и равновесие, и обрушивается на пол. Тощее, сгорбленное тело кое-как поднимается и садится, опустив голову и закрывая лицо руками. Он выглядит настолько жалко, что ты уже жалеешь о содеянном. Но, с другой стороны, какого хуя он творит-то, алло? Начинаешь злиться. Приседаешь на корточки рядом и трогаешь его за плечо: – Эй, бухой пидор, поднимайся. Тот лишь одергивает плечо и пытается завалиться набок. – Бляяя, тут же грязища, – придерживаешь его, не давая совершить ошибки, – Вставай быстро, заебал. Мычит что-то в ответ и заваливается на тебя. Какой же он худой в этой толстовке оверсайз. Только сейчас понимаешь, что он пришёл без куртки в такой пробирающий ноябрьский холод. – Долбоеб, где куртка? – Вопрос в пустоту, конечно, он сейчас не в состоянии связно отвечать, так что в ответ слышишь только нечленораздельные звуки. Злишься ещё сильнее. Злишься на себя: какого хуя ты нянчишься с этим пьяным идиотом? Злишься на него, злишься, что он мало того, что пить не умеет, так ещё и, по-видимому, питает к тебе какие-то нездоровые чувства. Вы никогда даже не общались нормально, так почему он вдруг решил, что его виско-пьяные поцелуи – лучшее, что может произойти с тобой в этот злополучный день? Тебе хочется отцепить его вновь схватившиеся за тебя пальцы и просто встать и уйти. Оставить его валяться здесь, на залячканном полу, пока кто-то из посетителей не обнаружит его. А ещё тебе дико хочется его отпиздить. Но спустя пару минут ты готов отпиздить уже себя за то, что вместо этого тащишь его на себе по покрывшимся инеем улицам ночной Москвы. Пару стаканов виски, а он уже никакущий. Что не так с этим парнем? Хорошо, что он хотя бы лёгкий, и несмотря на твою далеко не спортивную форму, тебе не так сложно с ним перемещаться. Но минут через двадцать такого увлекательного путешествия, осознаёшь, что все-таки сложновато. Резкие порывы ветра напоминают о московском климате, который тебе никогда особо не нравился, но ты всегда утешал себя тем, что в Питере хуже, и заставляют тебя свернуть с тротуара в ближайший переулок. Он оказывается тупиком, но тебе уже не так важно, ты хочешь немного отдохнуть и донести все-таки тело, бывшее пару часов назад Сином, хотя бы до метро. Возможно, сдать ментам, пусть сами с ним разбираются, ты больше не можешь работать его нянькой на добровольной основе. В тупике находишь замечательное квадратное углубление в корпусе дома и усаживаешь Сина туда. Кажется, он существенно протрезвел по сравнению с тем состоянием, в котором ты его вытащил из дверей бара, оплатив и его чек за напитки тоже. Безучастно обводит взглядом предметы вокруг, облокотившись на стеночку, пытается сконцентрировать внимание на чем-то, но терпит поражение за поражением, судя по бесконечно блуждающим глазам. – Гена, – кажется, он начинает понимать, что происходит, – Ген, прости, – добавляет тут же. – Трезвеешь? – Всматриваешься изучающе. Судя по всему, холодный воздух действительно помогает, Син смотрит на тебя вполне осмысленным взглядом и даже кивает в ответ на твой вопрос. – Оно само как-то вышло, – отводит глаза и ёжится то ли от холода, то ли от стыда за содеянное. Ты снова раздражаешься. Это такая клишированная фраза, он не мог ничего получше придумать? – Если ты меня хочешь, скажи прямо, – ты вдруг решаешь сыграть с ним в игру. Посмотреть, насколько далеко он сможет зайти. Даня сразу поворачивается и смотрит на тебя недоумевающе. Затем, совладав с собой, прищуривается и поджимает губы. Подходишь к нему ближе. Он не движется, но не сводит с тебя глаз. Делаешь ещё шаг, и ваши лица снова разделяют лишь какие-то жалкие несколько сантиметров. Склоняешь голову прямо к его уху и горячо шепчешь: – Что, хочешь, чтобы я тебя выебал? Прямо здесь, а? Пока говоришь, проводишь пальцем по его губам – слева направо. Чувствуешь, как его дыхание сбивается после твоего первого же вопроса. Отстраняешься лишь слегка, для того чтобы увидеть реакцию. Глаза Сина округлились, а рот самопроизвольно открылся, обнажая кривые края зубов. Мальчик-пиранья. Он долго ничего не отвечает, только подрагивает и, видимо, намерен прожечь в тебе дыру, глядя чёрными безднами зрачков прямо тебе внутрь, пытаясь, видимо, понять, стебешься ты или правда сейчас предлагаешь если не лучший, то уж точно долгожданный секс в его жизни. Наконец сглатывает выделившуюся слюну и кладёт руку тебе на щеку, пытаясь затем урвать ещё один поцелуй. Какой же он отбитый все-таки. Не можешь проиграть в самолично придуманной игре, отступив сейчас, потому что ты точно уверен, что до конца этот парень не дойдёт. Наверняка, он тоже просто проверяет, насколько далеко ты готов зайти сейчас, на сколько тебе хватит смелости. И ты не позволяешь ему себя поцеловать, оттягивая его голову назад за растрепавшиеся и слегка спутавшиеся волосы, проводишь языком по венке, вздувшейся на шее. Он стонет и обхватывает твои бёдра своими, придвигаясь и вжимаясь своим пахом в твой. Чувствуешь его напрягающийся член сквозь ткань слишком явно. Надо прекращать, иначе это зайдёт слишком далеко. Решаешь его припугнуть. и, воспользовавшись тем, что он обвил тебя своими тощими ногами, подхватываешь его и снимаешь с возвышения на землю. Чтобы не упасть от такой резкой смены положения, он сразу выпрямляет ноги и встаёт на них, цепляясь за тебя теперь только руками. – Разворачивайся, – выдыхаешь рядом с его ухом. Внезапно отдёргивается и пытается отойти на шаг, но встречает спиной стену. – Ген, подожди, – сбивчиво шепчет, – подожди, я... я не уверен, стой, давай не сейчас, – в его глазах читается страх. Ты выиграл. Отстраняешься и, смерив его снисходительным взглядом, делаешь несколько шагов назад, подняв руки в сдающемся жесте. Он смотрит в пол, шмыгает и, кажется, до сих пор боится, что ты его изнасилуешь в этом холодном тупике. – Успокойся и протрезвей, – последнее, что говоришь ему перед тем как уйти оттуда, оставляя его стоять и смотреть тебе вслед взглядом испуганной лани. _______________________________ Весь твой следующий день проходит в бешеном темпе: кипа неотложных дел, проблемы со студией, решившиеся лишь к ночи, куча каких-то недочетов, требующих срочного исправления, сплошной сумбур и необходимость куда-то лететь, сломя голову, что-то решать, что-то корректировать. Ты измотан и все, что сейчас хочется – наконец-то доехать до квартиры, упасть на кровать, зарывшись в подушку, и проспать как минимум весь завтрашний день, чтобы хоть как-то восстановиться. Вызываешь такси, называешь адрес и прикрываешь глаза буквально на пару секунд. Просыпаешься уже в минуте от достижения конечной точки маршрута, трёшь лицо руками, чтобы хоть как-то скинуть остатки болезненной дремоты. Расплачиваешься и выходишь в прохладный ночной, а что главное - отрезвляющий, воздух. Когда ты уже достал ключи и почти открываешь дверь парадной, краем глаза замечаешь какое-то движение. Оборачиваешься, чтобы увидеть, как от тени отделяется худощавый силуэт и направляется к тебе. Напрягаешься, но когда неизвестный нарушитель твоего спокойствия подходит совсем близко и снимает капюшон, под ним оказывается давно знакомое лицо Сина. Все те же синяки под глазами, впалые щеки и огромные зрачки, сливающиеся с радужкой, добавляющие нотку безумия в его взгляд. – Какого хуя ты здесь забыл? – Ты решаешь сразу задать очевидный вопрос. Не отвечает сразу. Поправляет растрепавшиеся от налетевшего порыва ветра волосы и сжимает себя за предплечье свободной ладонью, прежде чем глубоко вдохнуть и выпалить: – Теперь я не стану тебя останавливать. В его глазах читается та самая безрассудная решимость, с которой он обливался из бутылки Дэниэлса, с которой плевал в лицо Букеру и с которой сейчас предлагает тебе завершить начатое. Прищуриваешься и оценивающе смотришь на него. Не отводит взгляд, смотрит на тебя в ответ, будто пронизывая темными омутами глаз, будто пытаясь прожечь тебя насквозь одним своим взглядом. Но в самой глубине этих бездн, заменивших его зрачки, читается хорошо скрываемый страх. И тебе это нравится. – Тогда пошли. Хватаешь его за предплечье и тянешь за собой в парадную. Заходите внутрь, отпускаешь его руку, но он берет твою ладонь с свою и переплетает ваши пальцы. Тебе все равно. Ты хочешь выместить весь стресс, весь накопленный за день негатив на нем. И тебе будет плевать, если он снова попытается тебя остановить, ты доведёшь дело до конца. Поднимаетесь по лестнице на пару пролётов вверх. Обшарпанные и выцветшие из когда-то персиковых в теперь грязно-жёлтые стены не добавляют романтики, но тебе плевать. Романтика не для тебя и романтика не для Сина точно. Ему нужно другое. Прижимаешь его к стене, вдыхая запах вишнёвых сигарет, исходящий от его толстовки, его волос, его кожи. Проводишь языком по его шее, вздрагивает и подаётся вперёд. Трется о тебя пахом, слегка постанывая. Сегодня без нежностей. – Отсоси мне, – спокойно и чётко говоришь. Он смотрит тем самым безрассудным взглядом и тут же опускается на колени перед тобой. Расстёгивает молнию на джинсах и, слегка приспустив их, трогает твой член через ткань. Трется о него щекой и накрывает губами, все ещё не снимая с тебя нижнего белья. Чувствуешь жар его дыхания и своё нарастающее возбуждение. Кладёшь руку на его голову и зарываешься пальцами в волосы. Какая же у него дурацкая причёска, слов нет, зачем отращивать эти патлы? Тем временем, Даня забирается внезапно горячими пальцами под резинку трусов и аккуратно приспускает их до твоих щиколоток. Нервно сглатывает и смотрит сначала на твой начинающий твердеть член, потом, подняв голову, тебе в глаза. Киваешь. Он опускает взгляд и, взяв твой член в руку, начинает водить по нему вперёд-назад. Не дождавшись, пока у тебя окончательно встанет, вбирает его в рот. Выдыхаешь шумно. Син воспринимает это как похвалу, и на его лице мелькает улыбка. Делает ещё несколько движений рукой, прежде чем провести языком от основания к головке и взять в рот. Чувствуешь влажный жар его горла. Губы скользят вверх-вниз, слегка сжимаясь около головки, заставляя тебя резко вдыхать и выдыхать с лёгким постаныванием. Парень определенно хорош в этом деле. На секунду мелькает мысль, сколько у него было до тебя, но ты сразу же ее отгоняешь. Какая разница? Для тебя он сейчас просто бесплатная шлюха. Он ускоряет темп, пытаясь заглотить полностью. Влажные хлюпающие звуки и твои сдержанные постанывания заполняют душный подъезд. Чуть ли не давится, когда член упирается в гланды, отстраняется, чтобы прокашляться. Видимо, не так уж хорош. И не так уж много. Опять эти мысли. Мысленно отвешиваешь себе пощёчину. Син выпускает твой член изо рта и поднимается с колен, чтобы прижаться своими губами к твоим. Хочешь увернуться, но он придерживает твоё лицо ладонями. Вспоминая, что минуту назад было у него во рту, не хочешь отвечать на поцелуй. Просто морщишься и кривишься. Поняв, что ты не в настроении в данный момент обмениваться слюнями, убирает руки и смотрит на тебя исподлобья, будто ты оскорбил всю его семью до пятого колена. – Мерзко целоваться во время минета просто, – поясняешь свой отказ. Он в ответ поджимает губы и снова опускается на колени, не поднимая больше головы. Еще нескольких минут тебе хватает, чтобы почувствовать приближение разрядки, и ещё пары движений, чтобы кончить, даже не предупредив Сина. Придерживаешь его голову, но он даже не собирается отстраняться и спокойно проглатывает. После этого отпускаешь руки, и он откидывается назад, облокотившись на стену. Оба дышите тяжело. Он вытирает рот рукавом и смотрит на тебя, не отрываясь, в глазах снова мерцают безумные искорки. Натягиваешь обратно трусы и джинсы. Несмотря на взгляд, в целом Даня выглядит как-то нездорòво. Опускаешься с ним рядом на корточки и предлагаешь ему надеть твою куртку, но он отрицательно мотает головой, говорит, что и так нормально. Задумчиво киваешь и, похлопав его по плечу, поднимаешься и просто уходишь. В общем, поступаешь, как последний мудак. И даже не стыдно. Ну, может чуть-чуть, но Даня – парень крайне живучий, за него не стоит переживать. Успокаиваешь и оправдываешь себя. Что ж ты за мразота такая? _______________________________ Следующую неделю почти не появляешься в квартире, благо у тебя много друзей-приятелей-знакомых, у которых можно перекантоваться без лишних расспросов. Возвращаешься почти утром субботы с очередной вписки, чтобы взять новую одежду из дома: стало как-то совсем неловко постоянно стираться на чужих хатах, ты все-таки не герой песни Коржа и больше пользовать стиралку сестры друга знакомой не можешь. Подходишь к дому, озираясь. В телефоне другая симка, потому что ты устал от бесконечных звонков Дани, которые ты просто по-ублюдски игноришь или даже сбрасываешь. Тебе хватило этих дней, чтобы проанализировать всю ситуацию и понять, что это нездоровая хуйня. Такого больше не должно происходить. Син – ебучее болото. Он затягивает тебя все глубже тем, что позволяет делать с собой все, что угодно, позволяет буквально растаптывать себя на мелкие крошки, после чего он все равно будет приползать, все равно будет тянуться. У него серьёзные проблемы со Стокгольмским синдромом. Это неправильно. Это дико неправильно, что тебя такое привлекает. Тебе страшно с самого себя, с того, что тебя это заводит. Его неказистая внешность, немного даже уродливый оскал улыбки, пугающая бездна искорок безумия на дне зрачков, перетекающих в радужку; его дико худое тело, торчащие ключицы и острые скулы, будто бы натянутая кожа на шее, всегда слишком горячие или слишком холодные руки, обкусанные и растрескавшиеся от холода губы и то, как он быстро их облизывает, делая влажными лишь на пару секунд, после чего на них снова проступают трещины и заеды. В твою память впитался его запах. Какой-то дешевый парфюм и корица, что как-то очень странно, и вишнёвые сигареты, ты не знаешь какие именно. Теперь каждый раз, когда кто-то закуривает, боишься снова услышать этот аромат, снова впустить мысли о мальчике-пиранье в свою голову. Аккуратно заходишь в подъезд, нажимаешь кнопку вызова лифта. Неприятный скрежет разрезает предрассветную тишину. Ёжишься. Всегда раздражал этот звук. Наконец, лифт прибывает и ты, зайдя внутрь, нажимаешь нужную кнопку. Кажется, пока ты едешь, время замирает, или ты попадаешь во временную петлю и теперь всю жизнь будешь ехать в этом лифте, никогда не достигнешь своего этажа и умрешь от голода и скуки через несколько недель. Лифт тихонько пиликает и двери открываются. У тебя едет крыша. Вздыхаешь; даже немного с облегчением. Надо выспаться, тебе точно надо выспаться. Делаешь пару шагов ко входной двери, мысленно уйдя в себя: ты только что доставал ключи, а теперь снова шаришь по карманам, пытаясь вспомнить, куда именно их сунул. – Они у тебя в левом, ты их только что туда засунул и снова ищешь, – тишину парадной разрезает негромкий голос. У тебя на лбу выступает испарина. Пожалуйста, пусть это будет звуковой галлюцинацией. Поворачиваешь голову по направлению к источнику звука. На лестнице сидит Даня, подпирая голову рукой и слегка ссутулившись. Пожалуйста, пусть это будет визуальная галлюцинация. Он уже в другой толстовке. Но это не отменяет того факта, что на улице погода все хуже с каждым днём, и ты подмерзаешь даже в тёплой куртке, надетой поверх свитшота, а он продолжает гонять в одной толстовке и лёгких стоптанных кедах, пока ты морозишь пальцы в плотных осенне-зимних кроссах. Встает и подходит к тебе вплотную, утыкаясь лбом в плечо. Пожалуйста, пусть это будет и тактильная галлюцинация. Он вздыхает и обхватывает тебя руками вокруг груди, продевая свои руки прямо под твоими и не оставляя тебе другого выбора, кроме как опустить свои на него в ответ. Не стоять же тебе с приподнятыми руками. Невольно вдыхаешь запах его волос, щекочущих твою щеку. Тот самый, так тщательно тобой избегаемый, он ни капли не изменился. По тебе прокатывается волна мурашек. Чувствуешь, как болото хлюпает, смыкаясь вокруг твоей поясницы. – Гена, Гена,.. – шепчет тихо и трется носом о твою шею, опаляя своим дыханием. Ты должен его оттолкнуть, должен остановить это все, не дать Дане, этому ебаному болоту, затянуть тебя ещё дальше. Но ты стоишь в оцепенении, не в силах сделать что-либо, пока он вслепую находит молнию на твоей куртке и аккуратно тянет бегунок вниз. Резко выдыхаешь, когда он запускает холодные руки тебе под куртку, прижимаясь так ещё ближе. – Гена... Я хочу... – Ты даже не слушаешь до конца, ты и без этого понимаешь, что ему нужно. Проводишь по его спине рукой, чувствуя, даже сквозь плотную ткань, проступающие позвонки. Даня вздрагивает, и у тебя мелькает мысль, что ты не знаешь, сколько он здесь просидел, сколько он мог мерзнуть в своей толстовке до того момента, как ты появился. – Ты давно здесь сидишь? – Спрашиваешь, но даже не надеешься на ответ. Даня только слегка отклоняет голову назад, чтобы ты видел его лицо, приподнимает уголки губ и тихо говорит: – Достаточно. Исчерпывающе. Ты и не ждал от него ничего другого. Ты вообще не уверен, есть ли у него дом, или он просто тоже обладает внушительным списком знакомых с вечно свободными хатами и гостеприимной душой. Син как-то неуверенно проводит кончиком носа по твоей щеке и касается твоих губ своими. Отвечаешь на поцелуй, придерживая его за затылок, грубо проникая языком ему в рот и прикусывая нижнюю губу. Кромка болота смыкается вокруг плеч. Даня проводит руками по твоему торсу сверху вниз, запуская подушечки пальцев под пояс штанов. У него немного подрагивают руки. Может, от нервов, может, от холода. Берёшь его ладони в свои, переплетая пальцы. Ещё раз целуешь. Грубо, страстно, заставляя его негромко постанывать, прижиматься и тереться о тебя. – Пойдём внутрь, – отстраняешься и говоришь хрипло. Даня соглашается, энергично кивая пару раз. Ещё бы он не согласился. В левом кармане действительно оказываются ключи, выбираешь нужный, открываешь дверь, Даня сухо прокашливается и заходит следом за тобой. Закрываешь входную, сбрасываешь кроссовки и вешаешь куртку. Даня следует твоему примеру относительно обуви, но толстовку снять не решается. Это поправимо. Даже не включаете свет. Прижимаешь его к стене, жадно впиваясь в губы и шаря руками по худому телу. Действительно худому, даже через плотную ткань ты отчётливо чувствуешь его рёбра и впалый живот, тонкие кисти рук обвивают тебя за шею, пока ты оставляешь багровые засосы на его выпирающих ключицах. Постанывает и пальцами прочесывает волосы на твоей голове, слегка скребя ногтями. Болото сомкнулось вокруг твоей шеи. Ты не понимаешь, что этот парнишка делает с тобой, что за чёрную магию он применяет, когда вы, почти не отлипая друг от друга, добираетесь до гостиной и падаете на разложенный (скорее просто никогда не собираемый тобой) диван. Он оказывается сверху. Ты чувствуешь себя таким огромным по сравнению с ним, когда он наконец снимает с себя толстовку и лёгкую чёрную футболку, которая была под ней. Он стал очень худым, пару лет назад на баттле он выглядел лучше, выглядел более здоровым. Снимаешь с себя свитшот, слышишь вздох возбуждения. Даня закусывает губу и встает на пол, чтобы снять джинсы. Медлит с нижним бельём и как-то смущённо стоит, переминаясь с ноги на ногу, смотря на тебя. Ты успеваешь охватить взглядом всю его фигуру. На ключицах, несмотря на смуглость его кожи, багровыми пятнами проступают засосы. – На самом деле ты ненавидишь меня? – Внезапные слова, даже сказанные не очень громко, звучат оглушающе, будто отскакивая от стен и врезаясь тебе в голову. Ты в недоумении. Смотришь на него внимательно. Грудная клетка то расширяется, то сужается от дыхания, рёбра ещё отчётливее проступают через тонкую кожу при вдохе. Нет, ты ненавидишь не его, а себя. Потому что не можешь заставить себя его ненавидеть, потому что не можешь заставить себя оттолкнуть, выгнать, уйти, потому что не можешь заставить себя отвести взгляд, перестать чувствовать болезненную эйфорию каждый раз, когда касаешься его худощавого тела. – Конечно, нет, – произносишь, глядя прямо в глаза, и Даня широко улыбается, сразу же поднося ладонь ко рту, стесняясь своего оскала. Вот дурачок. Садишься на край дивана, снимаешь свои джинсы и оставляешь их валяться где-то там внизу. Даня подходит ближе и усаживается на тебя. Сквозь ткань проступает вставший член, ты дотрагиваешься до него, вызывая у Дани тихий стон. Трется своим стояком о твой, пока ты снова пересчитываешь его позвонки, гладишь выступающие лопатки и целуешь чуть ниже ключиц, куда дотягиваешься. Даня кладёт руки тебе на плечи, касается своими губами твоих и стонет в поцелуй. Шепчет горячее: "Пожалуйста... Гена, пожалуйста...", будто бы ты можешь передумать в любой момент. Болотная тина заливается в уши. Подхватываешь его за талию и опрокидываешь набок, сразу же нависая сверху и хватая за запястья, чтобы прижать к поверхности дивана. Дышит прерывисто, полуприкрыв глаза и поджав нижнюю губу. Он, наверное, хотел ее закусить, но снова закомплексовал из-за зубов. Говоришь мягко: – Улыбнись мне. Он сразу нахмуривается и плотнее сжимает губы, но ты негромко добавляешь: – Меня пиздец как это заводит. На его лице застывает выражение искреннего удивления. Он тебе не верит. Думает, что это издевка. – Тебе серьёзно нравится, что мой стоматолог – рукожопый мудак, а вместо щётки я использую наждачку? – Ещё как, – усмехаешься и целуешь его в губы. Он сразу же отвечает, приподнимая бёдра, чтобы снова обтереться о тебя, постанывая. У него уже сочится, ты чувствуешь это через ткань. Или у тебя. Или у вас обоих. Это совершенно не важно. Отпускаешь его запястья и, поддев резинку, стягиваешь его трусы вниз. Он как-то испуганно вздыхает, но ты сразу же целуешь его в грудь, надеясь так успокоить. Вдруг тебе на ум приходит очень неожиданная мысль. Неожиданная тем, что почему-то никогда до этого она у тебя не возникала. – Ты девственник? – Вопрос повис в воздухе. Даня смотрит на тебя с толикой осуждения на лице, как бы упрекая то ли за нетактичность, то ли за твою тупость, что ты не спросил раньше, когда долбил его в рот на грязной подъездной лестнице. Но на его щеках проступает румянец, видный даже в предрассветных сумерках, кстати, не спешивших прогонять ночь до конца, позволяя полумраку окутывать все предметы вокруг, превращая блекло-серые оттенки в насыщенно-чёрные. Явное смущение Дани выдало его с потрохами. Ты внезапно ощущаешь на себе груз ответственности. Парень явно выбрал тебя, иначе чем объяснить его настойчивые и увенчавшиеся, в итоге, успехом попытки с тобой переспать. – Я на тебе не женюсь после этого, – выпаливаешь какую-то глупость, чтобы прервать затянувшееся и уж очень неловкое молчание. Даня в ответ тихо смеётся: – Уф, отлегло. Шлёпаешь его по заднице, затухающий смешок прерывается громким и тягучим полувздохом-полустоном. – Я тебя растяну сначала, потерпи, – сообщаешь, прижавшись к его уху. Дождавшись кивка, берёшь смазку с полки и, выдавив немного на пальцы, аккуратно вводишь их в Даню. Он пиздецки узкий. С трудом проталкиваешь и второй, чувствуя, как он вздрагивает всем телом. Он откидывает голову назад, закусив костяшки пальцев, чтобы не кричать так громко от ощущений. К сожалению, пока не самых приятных. Начинаешь медленно двигать пальцами внутри, Даня шипит и сжимает покрывало до белизны в костяшках. – Потерпи, потом станет лучше, – успокаиваешь его, и он старается дышать ровнее. Выдавливаешь ещё немного смазки и вводишь третий. Даня стонет и уже сам начинает насаживаться, поднимая ноги и кладя щиколотки тебе на плечи. Внутри становится ещё уже, но он, кажется, начинает получать от этого какое-то своё болезненное наслаждение. Ты уже достаточно его растянул, больше нет сил ограничиваться только пальцами. Вынимаешь, вытирая смазку о покрывало. Даня разочарованно вздыхает. Тебе в голову приходит интересная идея. – Ты же без венеричек? Даня кивает. – Давай тогда без защиты, так легче будет. Даня сначала снова кивает, но затем осекается и даже приподнимается на локтях, чтобы испуганно посмотреть тебе в глаза. – Ты шутил про ВИЧ? Не можешь сдержать смешка. Он такой дурачок. – Мой ВИЧ такой же реальный, как твой рак. Секунду у него занимает обдумывание сказанного тобой, и он тратит ещё секунду, чтобы нахмуриться, но затем улыбается, качнув головой и рефлекторно прикрыв рот ладонью, но сразу же одернув, видимо, вспомнив твои слова. Притягивает тебя к своему лицу максимально близко. – Выеби меня уже, – горячо шепчет тебе в ухо, затем игриво прикусывая мочку и оттягивая вниз, заставляя тебя шумно втянуть воздух сквозь зубы и сжать его задницу, на что он тихо стонет тебе в ухо и подаётся навстречу касаниям. Болото захлёстывает тебя по макушку. Оглаживаешь руками его тело сверху вниз, задевая член, все ещё выделяющий предэякулят. Даня умоляюще стонет, и ты понимаешь, что больше ни он, ни ты не можете терпеть. Приставляешь головку ко входу. Данины икры у тебя на талии, ну, по крайне мере, на том месте, где она должна была быть, сжимают по бокам. Он слегка выгибается, чтобы тебе было удобнее, и ты, решая не медлить, входишь в него. Не полностью, конечно же, где-то на треть, но он тут же громко простанывает твоё имя и хватает тебя за предплечье, сильно сжимая. Проводишь ладонью по его животу вниз. Он громко выдыхает, не отпуская твоей руки, смотрит на тебя испуганно. – Ты сам захотел, это не изнасилование, – предупреждаешь его, постепенно вводя член глубже. Даня запрокидывает голову назад и, уже не сдерживая себя, полустонет-полукричит в голос, царапая тебе руку короткими ногтями. – Блять... а-а, – все, что доносится до тебя, когда ты вставляешь до конца. Даёшь ему привыкнуть пару секунд и начинаешь размеренно двигаться. Чуть назад – и вперёд до конца. И снова. И снова. Даня вздрагивает и стонет в такт каждому движению, то закусывая губу, то не стесняясь ахать в голос. Придерживаешь его за бедра, чтобы было удобнее, и чуть ускоряешь темп. Он сам подаётся навстречу каждому твоему толчку, бёдра трутся о твои ладони, пока ты не сжимаешь их, на что Даня выдыхает громче обычного и умоляюще смотрит на тебя, хрипло и быстро прося: – Гена, быстрее, быстрее, пожалуйста, Ген... Выполняешь просьбу и просто вдавливаешь его в диван, трахая глубже и интенсивнее, слыша, как его стоны, переходящие в крики, заполняют все воздушное пространство комнаты, пробираясь тебе под кожу, заставляя огненные искры бегать по нервам, взрываясь маленькими ослепляющими вспышками у тебя в мозгу. Болото заливается тебе внутрь, ты захлебываешься. И тебе это нравится. Прерывая стоны, Даня кричит твоё имя, чуть ли не срываясь на плач. Умоляет тебя не останавливаться, двигаться быстрее. Ты нависаешь над ним сверху, целуя в щеки, в губы, в висок – всюду, куда ты только можешь дотянуться, не прекращая фрикций. Он царапает тебе спину, руки, шею – всё, до чего только могут дотянуться его тонкие длинные пальцы. Ты растворился в этом нелепом мальчике, в его кривых зубах, которые он постоянно смущённо прикрывал рукой, в таких странных по форме губах с маленьким шрамом, который так и хотелось задеть, потрогать, коснуться языком, в иногда слишком резких, дерганых движениях, будто он слепой котёнок, не понимающий, что делать с собой и этим огромным окружающим миром. Но это все иллюзия, ты прекрасно понимаешь. На самом деле Даня просто затягивает тебя. Он не слепой котёнок – он все то же топкое болото, поглощающее тебя с каждой секундой все глубже. Ему не нужна защита, ему не нужна нежность, ему просто нужен ты. Наверное, просто потому что его влечет к тебе физически, а ты не можешь устоять, не можешь сказать ему нет. И ему не была бы нужна твоя любовь, даже если бы ты ее испытывал. Ты это прекрасно понимаешь, но все равно продолжаешь тонуть. И тебе плевать, тебе это чертовски нравится. Он что-то отрывисто шепчет, опаляя твою кожу, прикусывая свою губу и смотря на тебя теми самыми чёрными омутами глаз с дьявольскими искорками на дне. Он действительно опасен для психического здоровья. Ты не можешь оторвать взгляд и прекратить двигаться внутри, удивляясь, насколько же он узкий. Целуешь его в шрам и начинаешь двигаться более размеренно и глубоко, Даня стонет и цепляется за твои волосы, всхлипывая от каждого толчка. – Стой, давай по-другому, – предлагаешь и, получив согласие, выходишь из него. Но только затем, чтобы быстро перевернуть его на живот и поставить на четвереньки. Он выгибает спину и сжимает край покрывала в ладонях. Оглаживаешь его тело, он подаётся назад, подаётся к тебе, подмахивая бёдрами. – Ген, пожалуйста.. пожалуйста, пожалуйста, – умоляет тебя не мучать, не тянуть. Запускаешь руку ему в волосы, сжимая и натягивая на себя. Он прогибается ещё сильнее, стонет, продолжает сбивчиво молить о продолжении. Снова вставляешь и сразу набираешь темп, оттягивая Даню за волосы назад. Он хрипло стонет и просит не останавливаться, просит больше, просит глубже, бесконечно повторяет твоё имя. Чувствуешь, что приближаешься к разрядке, и предупреждаешь Даню. Он лишь всхлипывает в ответ и опускается на предплечья, приподнимая копчик. Начинает энергично водить рукой по своему члену. Еще пары фрикций тебе хватает, чтобы кончить внутрь. Даня вздрагивает и через несколько секунд кончает сам. Вытаскиваешь и ложишься на спину рядом. Дышишь тяжело, поворачиваешься лицом к Дане. Он перевернулся на спину и безучастно смотрит в потолок, положив одну руку на грудь, а второй перебирая волосы, разметавшиеся по покрывалу. Окликаешь его, на что он поворачивается к тебе лицом и улыбается краешками губ. – Спасибо, – шепчет еле слышно. Ты утонул окончательно. И ты ни капли не жалеешь об этом.