"Дорога сна"

- Я вас знаю! – заорал Тор, вырываясь из объятий сна и резко подскакивая на постели. Пальцы судорожно комкали края одеяла. По лицу градом лил пот, а сердце бешено колотилось в груди. Голова кружилась. Тор сглотнул подступивший к горлу ком тошноты и огляделся. В окно его спальни бил яркий дневной свет. С улицы доносились веселые крики и звонкий собачий лай. Где-то под стенами, громыхая доспехами, маршировал отряд. Тор утер ладонью пот со лба и посмотрел на свои руки. Ничего особенного, руки как руки. Он ощупал себя, затем, откинув в сторону одеяло, внимательно осмотрел свое тело. Все в полном порядке - ни единой царапины. Но стоило Тору подняться с постели, как в следующую секунду его бросило на колени и вывернуло на пол. Во всем теле все еще ощущалась слабость, а в затылке явным напоминанием о сне засела тупая ноющая боль. Тор отер рот краем простыни и попытался встать на ноги. Его пошатывало. В центре комнаты, на столе, небрежно брошенный, лежал календарь. Даже на расстоянии было видно, что одна дата на нем обведена по кругу жирной чертой. Тор, медленно ступая, добрел до стола и уставился на число. Все прошлые даты потускнели, зато выделенная сияла, словно начищенная монета. Тор вспомнил - день его коронации. Тот великий миг, когда Один, а за ним и весь Асгард признают за старшим сыном Всеотца право всевластия. День, когда Тор должен был стать конунгом… «Но… как же?..» – не понял Тор, беря календарь в руки и внимательно его рассматривая. В его воспоминаниях коронация уже была - та, что толком и не состоялась. Тор помнил заполненный асами и асиньями дворцовый зал, обращенные к нему, сыну конунга, приветственные крики и аплодисменты, лицо матери, на котором читалась гордость за своего ребенка, пристальный взгляд отца, стоящего справа от трона Локи… - Локи! Календарь полетел в угол комнаты. Тор, настолько быстро, насколько он был сейчас в состоянии, бросился искать одежду. Штаны, рубаха, пояс – все валялось на полу, разбросанное там, где он привычно скидывал перед сном вещи. Все происходящее не укладывалось в голове. Тор не понимал, где заканчивается реальность, а где начинается сон. Существовала ли на самом деле та, изменившая всю его жизнь, коронация или нет? В голове мешались воспоминания о прожитых в Асгарде годах и о тех нескольких днях пути до Храма. Но все это вытеснила одна единственная мысль – мысль о Локи. Если сегодня действительно день коронации, то, скорее всего, брат должен быть в своих покоях – готовиться к празднику. Тор оделся, сполоснул лицо в заранее приготовленном слугой тазу и вышел из спальни, стараясь не подавать вида, что чем-то встревожен. Если ему и правда приснился настолько дурной сон, то негоже будущему правителю Асгарда проявлять слабость и показывать всем свое волнение. Комната Локи находилась этажом выше. В свое время Один, узнав, что младший сын интересуется магией, выделил почти целый этаж, в пределах которого разрешил устраивать опыты. С тех пор единственным посетителем этого места, не считая родителей и вынужденных делать свою работу слуг, стал Тор. Он знал все ловушки и опасности, которые таила в себе территория Локи. В разные годы от разных экспериментов на стенах, полу, в окнах или же просто в пространстве оставалось множество всякой дряни, которую Локи, несмотря на многочисленные просьбы отца, не считал нужным изводить. Один неосторожный шаг мог стоить незадачливому визитеру руки или ноги. Тор поднялся по лестнице и неожиданно для себя очутился в зарослях джунглей. Различные растения – маленькие, большие, растущие деревьями и извивающиеся лианами - заполонили весь коридор. Пол устилала трава, в которой шевелилось нечто змеевидное. - Локи! – позвал от самого порога Тор, краем глаза подмечая, не ждет ли его в этом лесу какой сюрприз – с брата станется такое смастерить. По одной стороне коридора шел ряд высоких, обрамленных тяжелыми гардинами окон, а по другой - множество дверей. Тор двинулся вдоль нее, вслух отсчитывая номера комнат. - … шесть, семь, восемь… Вот, - остановился он напротив девятой. Дверь в рабочую комнату Локи оказалась открыта. Сквозь проем было видно, как брат, еще не успевший облачиться в праздничный костюм и одетый в заляпанную какой-то зеленью рубаху, склонился над заставленным колбами столом. Тор, у которого вмиг потемнело в глазах, а мир опасно накренился, шумно выдохнул. Локи, услышав, вздрогнул и повернулся на звук. - Тор? – озадаченно спросил он, смотря, как брат медленно съезжает по дверному косяку на пол. Выросшая на полу трава была настоящей. Тор коснулся ее ладонями, кожей ощущая жизнь – сочную, неподдельную. Вокруг что-то щелкало и чирикало, шуршало и мелькало. Тор задрал голову и увидел вместо потолка над ними голубую бездну, вроде той, что простирается над Мидгардом. Небольшие, кажущиеся плотными облака неспешно выплывали из комнаты и тянулись куда-то вдаль по коридору. Красивые, такие, какие Тор любил наблюдать в мире людей. Эта спокойная, совершенно не вяжущаяся со сном картина так поразила его, что Тор почувствовал, как все мысли обращаются в пустоту, в ничто. - Сон, - засмеялся он. – Всего лишь сон. - Тебе плохо? – с опаской подходя к брату, поинтересовался Локи. - Нет, - улыбаясь, покачал головой Тор. – Мне хорошо. Локи, стараясь не касаться испачканными руками, навис над ним, внимательно осматривая. Тор снизу вверх глядел на брата: до боли знакомый недоверчивый взгляд, родные черты лица, сероватого цвета истрепанная рубаха – видимо, рабочая… Как часто он задумывался над тем, кто такой Локи? Много ли обращал внимания на то, чем занимается брат? Хотя бы раз узнавал он, в чем заключается его жизнь? Или его работа? Что брат хотел? Чем занимался в этой лаборатории? Зачем? Для чего? Почему? Вопросы хлынули неудержимым потоком, а на душе сделалось невыносимо больно и противно. Тор, обхватив руками затылок, склонил голову, взлохмачивая самому себе волосы. И снова засмеялся. Он смеялся так долго и так безудержно, что, в конце концов, это стало казаться странным даже ему самому. Смех разносился по всему этажу, теряясь в переплетениях ветвей и шуме листьев. Стайка пестрых птиц, напуганная поднявшимся шумом, вспорхнула с куста и унеслась в распахнутое окно. Все то время, пока Тор смеялся, Локи, словно остолбенев, стоял рядом с ним и молча смотрел на эту странную, необъяснимую истерику. - Я тебя только об одном прошу, - задыхаясь от смеха, обратился к брату Тор. – Не надо ледяных великанов на моей коронации, хорошо? – Он поднял взгляд к облачному небу. – Подари мне лучше их, - попросил он, глядя на облака. Локи, побледнев, хотел что-то сказать, но не успел. Тор порывисто обнял ноги брата, прижимая Локи к себе. - Живой, - зашептал он треснувшим голосом. – Живой... - Он уткнулся носом Локи в живот и затих - лишь плечи подрагивали. За окном разгорался яркими огненными красками новый день. Во дворе, бегая с приготовлениями к вечернему событию, шумели слуги. Гремела посуда, звякали доспехи воинов, смеялись девушки. Вдали виднелась одна из башен дворца. Стайка упорхнувших птиц замыкала над ней круг почета. Дальше, скрываясь за горизонтом, шли длинные ярко-зеленые поля, извивались дороги. Мелькали точки скачущих всадников. Тор стоял на коленях перед братом, не смея отнять от него лица. А Локи так и не нашелся, что сказать. - Будущему конунгу Асгарда мой привет! – заорал Бальдр, бросаясь Тору на плечо и стараясь рукой пригнуть его голову. – Как настроение, друг? Тор легко вывернулся из захвата и в ответ ткнул Бальдра кулаком в бок. - Ну, чего ты? – шутливо обиделся друг. – Не знаешь, что хороший конунг не лупит без толку своих воинов? - А я плохой конунг, - беря его в ответный захват, парировал Тор. Вокруг них по галерее шныряли слуги. Пухлые дамочки вальяжно несли стопки накрахмаленных скатертей. За ними следом шли молоденькие девчушки, в руках у которых было по свертку кружевных салфеток. Два огромных воина тащили тяжеленные вазы. Лысенький старичок с важным видом покрикивал на молодых ребят, которые не знали, как внести в дверной проем стол – мешали резные, в виде львиных лап, ножки. Тор, выпустив Бальдра из захвата, оглянулся на предпраздничную суету. - Что? – обратился к нему Бальдр. – Нервничаешь? - Есть немного, - признался Тор. - Не дрейфь! – хлопнул его по плечу друг. – Все будет, словно сама вельва так сказала. - Ага, - согласился Тор и неожиданно вздрогнул. - Что такое? – насторожился Бальдр. - Ничего… Слушай, а где у нас архив находится? - Какой архив? - Ну… - Тор почесал затылок. – Тот, что… Ну… Где книги хранятся, записи всякие… - Тебе зачем? - Мне надо одного аса найти… - он осекся, но затем, подобрав нужные слова, объяснил: - Воина. Погибшего. Я с ним… Мы вместе в восточном походе были. - Да ты имя напомни, - предложил Бальдр. – Я тебе и так скажу. - Нет-нет, - запротестовал Тор. – Мне надо самому. Я это… один хочу… Понимаешь? - А, - понял Бальдр. – Ну, хорошо. В восточной башне. Там, где гостевые покои. На самом верхнем этаже. - А ты там был? - Был как-то пару раз, - пожал плечами Бальдр. – Не помню, зачем… Тоже кого-то искал. - Он замолчал, словно вспомнив что-то. - Кого-то из погибших? - Нет, - Бальдр качнул головой. – То есть, да… - он тяжело вздохнул. – Своих искал… Свою… - он запнулся. Что-то нехорошее коснулось души Тора. Средь заливающего все вокруг белого света будто тень легла на лицо друга. Тор даже моргнул несколько раз, чтобы видение ушло. – Забудь, - Бальдр улыбнулся и наигранно беззаботно махнул рукой. – Тебя, кстати, конунг спрашивал. При мысли о встрече с отцом сердце екнуло и застучало в разы быстрее. Тор, натянуто улыбнувшись, кивнул и, круто развернувшись, зашагал в сторону восточных покоев. Вся восточная башня уже много веков стояла практически заброшенной. Когда-то располагавшиеся в ней роскошные помещения – уютные гостиные, богато украшенные спальни, читальные залы и прогулочные галереи - предназначались для прибывавших в Асгард высокопоставленных гостей и послов. Но в связи с утерянными связями с Мидгардом, а также из-за войны с Йотунхеймом сейчас башня пустовала и использовалась разве что как архив, в котором хранили все, чему за давностью лет вышел срок. Отодвинув в сторону громадный засов, Тор узрел уходящие вдаль заваленные бумажным хламом стеллажи. Чего тут только ни было: начиная от книг о вкусной и здоровой пище, написанной малознакомым Тору языком, и заканчивая списком беглых рабов тех времен, когда в Асгарде еще не отменили рабство. Уже много лет никто не занимался сортировкой этих бумаг. Тор не понимал, зачем вообще хранить все это. Он прохаживался вдоль стеллажей, стараясь не упустить нужной ему вещи, и бегло зачитывал корешки книг, на которых еще уцелели названия. Так он провел несколько часов. Но безрезультатность его поисков не остудила желания, и Тор, у которого уже рябило в глазах, упорно карабкался по здоровенным полкам, заглядывая в самые отдаленные углы молчаливого хранилища. И вскоре его настойчивость была вознаграждена. Совсем небольшой раздел был так стар, что помнил еще следы хранителей, что когда-то работали в этом архиве. Тор понял это по аккуратно разложенным свиткам и подписанным полкам. «Военные потери». Все свитки были настолько ветхими, что сперва Тор боялся к ним прикоснуться, чтобы они не распались у него в руках в труху. Но заглянуть в них – единственный шанс проверить свою догадку, и Тор, бережно касаясь свернутой трубочкой бумаги, начал раскрывать один свиток за другим. Он перебрал их около сотни, прежде чем понял: на то, чтобы понять, какой именно ему нужен, уйдут годы. Тор еще раз внимательно окинул взглядом стеллаж. Западная война с Йотунхемом, поход в Ванхейм, несколько набегов на Альвхейм, опять Йотунхейм… Тор задумался, высчитывая, и тут понял, что выход из сложившегося положения все-таки есть. Найти стеллажи с записями важных событий столицы оказалось гораздо проще. Тор достаточно быстро отыскал полку, на которой покоились относительно свежие свитки. Один из них, богато украшенный, все еще не утерявший своего лоска, гласил о рождении у конунга Одина первенца – сына. Тор отложил бумагу в сторону и стал перебирать лежащие рядом свитки. - Вот! – победно вырвалось у него. Свиток был самый простой, без украшений, без густо застывших печатей и на совершенно обычной бумаге. В нем говорилось о появлении у королевской четы второго ребенка - мальчика. Имя ему было наречено Локи. В столбик шли цифры роста, веса, упоминание цвета глаз и волос. Но Тор уцепился за одну единственную цифру – дату рождения. Тут же пришлось признаться себе, что за все эти годы он ни разу без напоминания не поздравил брата. Родился Локи в последний год так называемой Столетней войны. В тот год Йотунхейм пал. А Всеотец подписал с конунгом противника унизительный для ледяных великанов договор, сделав залогом мира ларец, в котором была заключена вся мощь йотунхеймского народа. Залог остался в Асгарде – на тот случай, если так и не простившие своего унижения йотуны захотят взять реванш. Тор, возвращаясь обратно к стеллажу с «Военными потерями», недобро ухмыльнулся появившимся мыслям. Теперь он знал дату, знал тот отрезок времени, в котором необходимо искать. Внешность приснившейся ему богини ясно стояла перед мысленным взором. И Тор узнал ее сразу. Страница старой, потрепанной тетради еще не открылась до конца, но он уже понимал, что нарисованный на пожелтевшем листе портрет – ее… Лауфейя. Ее черты лица он видел множество раз, миллиарды миллионов раз. Ее улыбку, ее глаза, ее привычку чуть склонять голову набок… Он знал эту женщину. Видел ее каждый божий день в лице ее сына. Локи был точной копией своей матери, слепком с нее. Сомнений быть не могло. После очередного нападения йотунхеймцев на столицу асинья Лауфейя оказалась в числе пленных, а затем, не найденная среди заложников и не выкупленная, была причислена к пропавшим без вести и так и занесена в списки военного времени. Можно было подумать, что ее убили или же сделали наложницей, но неожиданно Тор вспомнил имя йотунхеймского конунга – Лауфей. Либо родителей Локи звали одинаково, либо правитель Йотунхейма назвался асгардским именем. Женским именем заложницы. Или, что было вероятней, именем той, которую любил. Присев на одну из полок, Тор, сгорбившись, смотрел в записи и никак не мог представить, каково должно быть унижение для конунга - потерять не только независимость своего государства, но и лишиться жены, а единственного сына, рожденного от любимой женщины, взамен мира и благополучия своего народа многие столетия видеть заложником в руках врага. Тор не понимал, почему Лауфей отказался от самого ему дорогого ради призрачной свободы миллиардов чужих жизней. Ведь можно было отвоевать, собрать армию, поднять всех, напасть. Отомстить за жену, вернуть себе сына… Страшнее этого могли быть только лишение силы, потеря уважения как воина и низвержение с трона. Неожиданно Тор застыл, осознав, что приснившееся ему этой ночью имеет все шансы оказаться правдой, а это могло значить… Встревоженные внезапно сорвавшимся с места асом бумаги с глухим шелестом повалились на пол. Звук их падения медленно истаял среди высоких молчаливых стен.