We all have a choice, Benjamin

— Бенджамин. Что бы он не сказал тебе, я хочу, чтобы ты понял одну вещь:… у тебя есть выбор. — К-какой выбор? — Сделать, что он велел, или уйти. И дать нам возможность обсудить наши проблемы наедине. — Оооооо, после стольких лет вдруг теперь ты решил перестать игнорировать меня. Тридцать пять лет я жил здесь, на острове, и каждый день слышал твоё имя. Снова и снова. Ричард передавал мне кучу каких-то бумаг, бесконечные списки — твои инструкции. И я делал все, что ты велел. Не задавая никаких вопросов. Но когда я все же рискнул попросить о личной встрече с тобой, мне ответили — нужно подождать. Наберись терпения. А Джон только заикнулся и тут же зашагал прямо сюда, будто Моисей. Что в нем т-такого, Джейкоб? М? И главное, что, что не так со мной?! Почему не я?! — А кто ты, собственно? Наверное, Бенджамин до самого конца будет вспоминать этот разговор. Этот первый и последний разговор с человеком, ради которого он столько перетерпел. Наше прошлое, наши воспоминания — это тот самый камень, который утаскивает нас на дно. Та самая последняя пуля, которая врезается с лёгким хрустом отнюдь не в тело добычи. Память удивительно жестокая штука. Медленно убивает она нас изнутри, просто существуя. Бенджамин помнил все. Абсолютно все, и это сжигало, испепеляло изнутри, а может даже и снаружи, словно это его тело, а не Джейкоба, свалилось в пылающий костёр. Сердце стучало неровным ритмом, грозя выломать клетку рёбер с мясом, оставляя лишь рваную рану. А может, так было бы даже лучше? Ведь тогда сейчас Бенджамин бы не сдавливал ладонями виски, пытаясь изгнать из головы образ высокого светловолосого мужчины в белой рубахе. Ткань которой медленно окрашивалась кровью из двух колотых ран. Тогда бы на внутренней стороне век не выжигался бы этот пронзительный взгляд голубых глаз, а в ушах не звучал тихий и спокойный голос. «Бенджамин… Бенджамин… Бенджамин…» — Прочь из моей головы! Лайнусу кажется, что он кричит, срывая голос, но слова почему-то такие хриплые, еле слышные. Слезы катятся по щекам, обжигая кожу. В последнее время слишком часто. А лицо Джейкоба, его глаза, в которых вроде бы промелькнула серая тень разочарования, так и не забываются. «Я всегда буду рядом.» — Я… я не х-хотел, не хотел! Ты же знаешь, правда? — Конечно. «А кто ты, собственно?» Именно это послужило толчком. Именно это подняло руку с ножом, именно это направляло острие в грудь Джейкоба снова и снова. Пренебрежение, сквозившее в этих словах, было подобно искре около бочонка с порохом. Мгновенная ослепительная вспышка, которая погасла столь же быстро, как и появилась. Но тело Хранителя Острова уже сползает вниз, оставляя на рубашке Бенджамина багряные следы. Пальцы Джейкоба хватаются за её ткань, но вся сила из бессмертного прежде тела вытекает вместе с кровью. А Лайнус не чувствует ничего. Ни. Че. Го. Словно это не тот самый человек, которому мужчина служил долго и безропотно, почти боготворя. Словно это не тот самый человек, встречи с которым Бенджамин ждал так, как ни один ребёнок не ждёт Санту. Не тот человек, ради которого Лайнус отравил отца, предал всех участников Дхарма Инишетив, ради которого пожертвовал своей приёмной дочерью, ради которого столько всего совершил. А словно это одна из многочисленных жертв Лайнуса, которым просто не посчастливилось быть ему полезными, нужными. Которые мешали, а потому были убиты. Словно это не тело Джейкоба Локк сейчас пнул в огонь. Мозг словно останавливается на определенной точке и проигрывает-проигрывает-проигрывает это раз за разом, давит на виски и просто сжимает в невидимых тисках, что сдавливают голову, но не выдавливают этот обрывок. И Бену страшно. Потому что осознание случившегося накатывает лишь потом. Накатывает так быстро и неожиданно, что мужчина падает на колени, бьет ладонями, на которых ещё осталась кровь, землю, содрогается в сухой истерике. И губы лишь судорожно шепчут одно имя. «ДжейкобДжейкобДжейкобДжейкобДжейкобДжейкобДжейкоб». Словно от этого станет легче. Словно от этого развалится на маленькие кусочки бетонная плита на плечах, а сердце перестанет разрываться на части. Сердце, эта постыдная и жалкая мышца, вырезать бы её из груди, да хоть вырвать голыми руками, лишь бы все прекратилось. И у Бенджамина опять есть выбор. Ошибётся ли он на этот раз? Ему уже все равно. Главное — спасти Остров. — Я все ещё служу тебе, Джейкоб. — А как же иначе, Бенджамин?