***
Он действительно... настоящий ребенок! - Уруха! Черт, это же репетиционная! Что он делает? - Ммм... Стук упавших на пол барабанных палочек отдается тихим эхом от стен, пока эти выразительные мягкие губы заставляют меня молчать, с жадностью и любопытством открывая для себя все прелести поцелуя. И я, сломленный его настойчивостью, могу только отвечать на жаркие ласки гитариста, послушно раскрывая губы и позволяя ему скользнуть языком в мой рот. На самом деле, как ребенок, получивший в руки новую увлекательную игру. Его интерес очень заметен - Кою действительно увлечен изучением того, чего раньше никогда не делал. Я понимаю это любопытство и готов удовлетворить его, но... У меня губы уже ноют. Я больше не могу... Самое страшное во всем этом - этот мальчишка не стесняется никого из группы! И эти его "атаки" настолько нелогичны и неожиданны, что я всякий раз теряюсь, когда встречаюсь с наглым ртом музыканта вновь. Он не упускает ни одного момента, пригодного для этой забавы. Я поражаюсь тому, как легко выходит у него нарушать общий ритм группы своими проделками. Не важно, чем мы заняты - обсуждением планов, написанием музыки, приемом еды... В любой момент Кою может подойти и прервать меня поцелуем. Да так, что я забываю о том, что говорил или делал. Что касается остальных музыкантов... После вчерашнего поцелуя мои мозги были вынуты из головы самым извращенным образом - эти трое засыпали меня вопросами. Требованиями объяснить, что произошло в комнате отдыха, и общими подколами - я готов был убить виновника срыва встречи. Который просто сбежал с места преступления, оставив меня на растерзание этим безбашенным хищникам! Я не смог толком объяснить, что произошло, и отделался лишь тем, что спихнул вину на самого гитариста. Обратил это в неудачную шутку. В группе я всегда оказываюсь объектом дружеских подколов, так что привык выступать жертвой очередной шутки. Меня это нисколько не обижает, ведь после каждый поддевший меня обязательно говорил фразу: "Мы тебя любим", которая призвана дать понять, что приколы друзей - лишь проявление чего-то теплого, пусть и в такой форме. Так что поцелуй тоже обратился в очередной "прикол", и от меня отстали. Но это сработало только вчера. А сегодня я оказался засыпан ненасытными ласками, столь частыми, что музыкантов уже не устраивали мои вчерашние оправдания. И хотя они предпочитали молчать, наблюдая очередную сцену с поцелуем, я кожей чувствовал - их вопросы множились, а любопытство росло так же быстро, как и интерес самого Урухи. И скоро наш вокалист взорвется, терзаемый увиденным, и они вновь набросятся на меня все разом... Проходить вчерашний Ад мне не хотелось, поэтому... Мне надо было сбежать домой незамеченным. Чтобы вновь не попасть под клыки мучающихся в догадках Матсумото, Сузуки и Широямы. Только вот не удалось. Схваченный в опустевшей репетиционной, я вновь окунаюсь в чужую жажду. Жажду, с которой мне не справиться. Но проблема не только в ожидающих часа допроса друзьях, и даже не в том, что мои губы болят и гудят от постоянных ласк... Он не понимает, что всякий раз, удовлетворяя свое любопытство, он заставляет мое тело изнывать от желания. Легкое возбуждение с утра перерастает к вечеру в животную потребность, которую я уже с трудом сдерживаю. А Кою... Он не думает об этом. Ему интересен лишь процесс поцелуя, и он не замечает, что я уже на пределе. На самом деле глупый ребенок... - Кою... хватит... - Почему? Темные глаза напротив открываются с удивлением, направляя свой взгляд на меня. Я уже давно выбит из колеи своей жизни, что ты творишь? Сбитое дыхание и дрожь разве не говорят сами за себя? - Мы не дома. - И что? - Нет, не прижимайся ко мне! - Оу... Он наконец замечает причину моего отказа, натолкнувшись своим бедром на мой пах. И его немного наивные, немного изумленные радужки глаз резко темнеют, зрачок расширяется, ореховые лучики наполняются чистой похотью... О боже, я теряю голову! - Эта проблема решается на раз... - он выдыхает эти слова в мое ухо, и в другой миг его ладонь накрывает собой мой пах, позволяя пальцам обхватить сквозь ткань напрягшуюся в неконтролируемом желании плоть... Я не удерживаю тихого стона, понимая, что мое дыхание сбивается непроизвольно, а здравый рассудок в каком-то ступоре начинает отступать под натиском моего искусителя. И это очень и очень плохо. Вернее... Эй, мы же в репетиционной! Не хватало еще, чтобы нас застукали на этом совсем не детском занятии... Ладно поцелуи, но ведь это уже... - Кою! - Я тоже хочу тебя... Видишь? - вторая его рука ловит мое запястье, чтобы прижать уже мою ладонь к его паху. И под тонкой тканью светлых брюк я ощущаю возбуждение своего гитариста, так некстати настигшее его именно сейчас. И я должен бы сейчас прекратить все это и отстранить его, твердо отказать, напомнить, что отношения не должны проявляться на работе... Но уже не могу. Прикосновение к его телу, как и понимание, что он все же хочет меня - заглушают голос разума и рассудительность лидера, стирая все мои обязанности и должности в группе - такие слова, как "ударник", "музыкант" и "лидер GazettE". И я сам уже не ощущаю себя ни одним из перечисленных выше людей, снимая с себя всю ответственность, наплевав на последствия. Его короткий изумленный то ли вздох, то ли стон остается горячим пятном дыхания на моей шее, когда мои собственные пальцы, действуя сами по себе, пробегаются по чужой ширинке. И на этом все возмущение и осторожность сходят на "нет". - Ну все, доигрался. Спина гитариста касается стены. Мы останавливаемся прямо возле моих барабанов, не особо волнуясь о выборе более удобного места для решения общей "проблемы". - Ты меня весь день дразнил. А твоя вчерашняя выходка так и осталась без наказания... Ты хоть знаешь, чего мне стоило вырваться из цепких когтей Руки? - нетерпеливо дернув на себя ремень его брюк, я бесцеремонно стягиваю с узких бедер мешающую мне тонкую ткань, вжимая нахала в стену своим телом. Кое-кто забывает, что у меня тоже есть предел моей доброты... - Кай... - Будешь объясняться с ними сам на этот раз... Но сначала я покажу тебе, к чему приводят неосторожные поцелуи и любопытство к ним... Его голос, разнесшийся по комнате громким стоном, слишком сладким, слишком томным для наказуемого, когда мои пальцы проскальзывают в это потрясающе гибкое тело, лишь подливает масла в огонь, заставляя меня бездумно наброситься губами на подставившуюся под ласки шею... Держать его в своих руках, ощущая, как он выгибается навстречу, дрожит в желании и страсти, задыхается в удовольствии - истинное наслаждение. Музыкальные пальцы, сомкнувшиеся на рубашке на моей спине, и разведенные в стороны длинные стройные ноги... помутневший взгляд, раскрытые в дыхании и стонах губы, запрокинутая назад голова - он прекрасен. Произведение искусства. И не важно, насколько черно его прошлое. Насколько ужасно оно, насколько противно ему самому - он нужен мне, несмотря ни на что. Вот такой... родной, открытый и светлый. То, что он прошел, то, что ломает людей без жалости - не отразилось на его душе. Кою не понимает... Считая себя погруженным в грязь, считая себя всего лишь шлюхой, он не понимает, насколько неправ. Он не испорчен. Не подвергся разложению внутри, иначе совесть и боль не мучили бы его. Иначе он бы не уничтожал себя в вечных страданиях, а просто стал бы холодным расчетливым ублюдком, как результат сломленного духа, как продукт жестокости и порождение насилия. Он никогда не думал о себе... Изначально все, чего он хотел - играть вместе с нами. И до сих пор всем сердцем желает этого. Только потому, что у него есть мечта, он выбрал этот страшный путь... Ради нас. Он остался чистым. Даже если его тело запачкано, сам Кою - все еще чист. И помыслами, и душой. Вот почему я хочу, чтобы он был только моим. Я хочу стать твоей поддержкой, я хочу сопровождать тебя в твоей мечте, хотя бы немного...* Я хочу показать тебе, что ты лучше, чем тебе кажется. Вернуть тебя к жизни, стереть твое прошлое. Выдернуть из пучины отчаяния, в которую ты сам себя загнал. - Глупый... - Что?.. - Ничего. Иди ко мне...***
- Я же говорил. Трое мужчин в коридоре, застывших у двери комнаты для репетиций и прислонившихся к ней щеками, старались не издавать ни звука, вслушиваясь в довольно неприличные для этого места звуки по ту сторону деревянной поверхности. Впрочем, последовавший за хаотичными стонами вскрик, довольный и страстный, заставил "шпионов" отпрянуть назад от неожиданности, отчего натолкнувшийся на брюнета вокалист вынудил обоих растянуться на полу. Аою оставалось лишь угрожающе зашипеть... Накрывшая его губы ладонь в перчатке вовремя остановила готовящиеся вырваться из горла ругательства. - Тише! - Слезь с меня! - Не лапай его! - басист резко поднимает на ноги младшего, отстраняя его от Аоя прежде, чем тот успевает придти в себя. - Больно надо, - шипит оставшийся на полу музыкант, осторожно прощупывая ушибленное бедро на наличие синяка. - Меня, слава богу, пока интересуют только женщины... Впрочем, новые крики, теперь уже довольно явные и различимые даже на расстоянии от двери, заставляют гитариста задуматься о правильности своей ориентации. - Отпусти меня, - дергается Матсумото в крепких руках своего басиста, но его телодвижения и звуки за дверью дают совсем не тот эффект, который ожидал вокалист от собственного любовника... Резко замирая на месте и вздергивая тонкую бровь, он медленно поворачивает лицо к музыканту, бросая в кофейные глаза уничтожительный взгляд. - Извращенец. - Что?! - Тише, придурок! - ладонь Таканори вновь накрывает собой чужие губы. На этот раз - губы Акиры. - Хочешь, чтобы нас услышали? - Почему я до сих пор не уволился? - поднявшийся на ноги Аой быстро отворачивается от уговорившей его проследить за лидером парочки. - Никогда больше не соглашусь на ваши уговоры! - Разве мы тебя уговаривали? Ты, вроде как, сразу согласился... Шипящие разборки, развернувшиеся в коридоре после этих слов, и попытки гитариста доказать свою непричастность к этому делу, оказались слишком увлекательными для собравшихся. Настолько, что звуки за дверью уже никого не интересовали, ровно как и их прекращение... Именно поэтому они совсем забыли о том, что им надо было покинуть место преступления до того, как их поймают с поличным... Распахнувшаяся дверь застала врасплох неосторожных шпионов, заставляя всех троих резко замереть на месте... - Значит, вы все знаете. Возникший на пороге демон в распахнутой рубашке мгновенно решил все разногласия своих же друзей. - Во всем виноват Аой! - тут же выдает вокалист, без зазрения совести указывая пальцем на ошарашенного подобной выходкой брюнета. - Это он заставил нас сюда придти! Он угрожал нам! - Что?! - Аой-сан, - зловеще тихо, так, как никогда еще не было слышно из уст доброго заботливого лидера. Даже мурашки по коже... Им кажется, или глаза ударника в полу-тьме светятся красными огоньками? - И почему я до сих пор не уволился... ______________________________________________________ Строка из композиции "Shiawase Na Hibi". The GazettE