Поклонение

Пространство казалось пустым лишь на первый взгляд. Черно-фиолетовая тьма жила, пульсировала, пронизываемая яркими золотыми и алыми вспышками. Он шагал посреди искрящего звездами космоса, ощущая под ступнями ледяные потоки времени, извивающиеся змеями, переплетающиеся в мириады вариантов реальности. Страха не было — восторг захлестывал душу, предчувствие чего-то великого заставляло сердце учащенно биться в груди. Так, наверное, ощущает себя великий полководец, глядя на бесчисленную армию свою, протянувшуюся от горизонта до горизонта; подобное испытывает ученый, находясь в шаге от великого открытия, способного изменить весь мир; художник, в последний раз касающийся кистью шедевра на все времена, улыбается с тем же блаженством. Он точно знал, куда идет. Дрожащий лучик света, будто расколовший небытие, с каждым шагом приближался, становясь больше, ослепительнее, наполняя пространство музыкой. Непонятный серебристый гул, подобный шуму далекого водопада, превратился в песнь, оглушающий торжественный хорал. Миллиарды голосов в едином порыве безумного экстаза возносили хвалу ЕМУ, славили имя ЕГО и молили о возвращении. Это было невыразимо прекрасно, как поцелуй божества или очищение души, дарованное милосердием умирающей святой. ЕГО присутствие ощущалось куда четче. Идущий вытер выступившие слезы и поднял глаза вверх: там длиннохвостыми кометами всех цветов радуги мчались сквозь пульсирующую тьму искры угасающих жизней тех, кто оставался верным ЕМУ до последнего вздоха. Песнь оглушала. Он рухнул на колени, преклонив голову перед истинным совершенством. ОНА бесспорно была частью ЕГО, той женской сущностью, анимой, что живет в сердцах каждого мужчины, будь он жалким оборванцем или великим воином, чей гений способен сплотить Галактику. ЕЕ поступь была невесома, осанка воистину королевская, взгляд полон понимания и тихой любви. Едва слышное приветствие отдавалось во всем теле незамутненной радостью первого вздоха:  — Здравствуй, брат Диметриус. Я ждала тебя.  — Повелительница, — всхлипнул юноша, зажмурившись от ЕЕ сияния. — Императрица. Я так счастлив… Так счастлив…  — Но ты проделал столь долгий путь не для того, чтобы говорить о своей любви, Диметриус. Задавай вопрос, дитя, твое время здесь мимолетно как песок, текущий сквозь пальцы.  — Позвольте спросить… Мой дар, та великая сила, которой Вы благословили меня… Порой я чувствую себя проклятым, Повелительница. Я будто рукоятка меча, лишь жалкий придаток; душа моя слаба и тело не так выносливо. Почему именно я? Почему? Императрица улыбнулась и покачала головой.  — Милый Диметриус, — ласково произнесла она, вкладывая в каждое слово всю убедительность, на которую была способна, — ты даже не можешь представить, сколь уникален и чист. Тебе отведена великая роль в этой войне, дитя, так что прими мой дар и неси его с честью, разгоняя светом души своей тени. И когда женщина, будь то сестра или даже простая гражданская, зовет тебя познать любовь и нежность, то не задавайся вопросами и не мучь разум свой догадками… Императрица хищно улыбнулась и облизнула пухлые чувственные губы.  — Лучше выеби.

***

БДЫЩ!  — О-о-ох… Брат Диметриус открыл глаза. Вокруг простиралась та же серо-бурая пустошь богом забытого мира, продуваемая самыми ледяными ветрами во всем Империуме. Юноша потер закоченевшие руки, надеясь, что до ампутации все же не дойдет. Сестра Безмолвия, возвышающаяся над ним с самым недовольным видом, выразительно замахнулась тяжеленными ножнами.  — Да иду я молиться, иду! — простонал Диметриус, с трудом подымаясь на ноги. — Уже и поспать нельзя… Суровые фронтовые будни аколита продолжались.