Возвращение и побег

Наоми смотрит с неприкрытым скептицизмом вслед, но Габриэль не обращает внимание на неё — сосредоточенно пялится в пустоту, шагая по однообразным коридорам, следует за двумя серафимами. Стандартный сценарий, думается ему. Но в дрожь всё равно бросает, а сердце сосуда сбивается с ритма. Ему здесь не место, и унылые серые коридоры с не менее унылыми работниками, все как один в одежде по форме, так что кажутся не настоящими, лишь это подтверждают. Наручи с рунами очень символичны, но совершенно бесполезны, и если бы Габриэль захотел бы расправиться с этими двумя — сделал бы на раз — два. Дверь заветного кабинета открывается до жути медленно, сразу же приводя его натуру в смятение, а ангелов — в ужас. Таков уж его старший брат. Кабинет не изменился, ну, может, новое широкое кожаное кресло добавилось, но не больше. Габриэль вертит головой во все стороны пытаясь отыскать изменения. Но взгляд натыкается на спину с совершенной осанкой, на изящную руку в чёрной перчатке, на густые тёмные волосы. Всё в нём кричит — «король!» Габриэль знает, что под маской прячется одинокий, брошенный всеми принц. — Оставьте нас. — Говорит Михаил. Ангелы беспрекословно подчиняются, а Габриэль не в силах даже подняться с колен. — Ты не думал о том, что однажды я поступлю правильно? — Нет. — Просто отвечает Габриэль, пожимая плечами. Нет, он не думал об этом, потому что это звучит как бред. — Но ведь я мог бы. — Настаивает Михаил. — Но не стал. — Возражает Габриэль. Майкл, кажется, кивает и медленно оборачивается, соскальзывает на пол, и Гейб ужасно хочет к нему прикоснуться. У Майкла глаза мертвеца — холодные, безжизненные. У Майкла глаза - омуты, и Габриэлю каждый раз чертовски страшно в них тонуть. Ещё страшнее знать, что когда-то эти глаза светились победным огнём и необъятной любовью. Одним движением Гейб избавляется от оков, отшвыривает их в сторону, почти отчаянно липнет к брату. Забирается ладонями под пиджак, отбрасывает вслед за наручами меч. Михаил мягко перехватывает его ладонь, смотрит безэмоционально несколько секунд. — Тише. — Приказывает он, и это почти забавно, но просить Михаил не умеет — по статусу не положено. — Я устал. — Выдыхает Габриэль ему в плечо. — Просто из сил выбился. Брат целует его макушку, и его губы оставляют ощущение полыхающего огня. — Так нужно. — Кому нужно он конечно же не уточняет, но Габриэль и не спрашивает — закрывает глаза, уткнувшись носом в его предплечье. Если Габриэль это побег, то Майкл — неизбежное возвращение обратно, туда, где он может быть не могущественным архангелом с ворохом обязанностей, а всего навсего младшим братом. Это ведь так просто — притвориться, хотя бы на несколько часов, что всё в норме, что Майкла не съедает вина, что Рафаил не очерствел настолько, что ничего не делает без пользы для себя, что Габриэль не сбегает от братьев и семьи, хотя и возвращается обратно каждый раз, что не было никакой войны. У Михаила губы холодные как льдинки и маска архистратига почти вытеснила его самого. Габриэль каждый раз убеждается, что Майкл не может жить дальше, и всё это напоминает клубок нитей, размотать который не в силах уже и сам Бог. И каждый раз он думает о том, что это срочно нужно прекратить, но ему больше не за что цепляться. Иллюзия необходимости, иллюзия причастности. Будто ему есть куда возвращаться. Будто ему есть к кому возвращаться. Но ему необходимо знать, что это так, что он нужен, пусть хотя бы ходячему мертвецу, который был его братом. Потому что целует тень с заботой, и пальцы у неё неожиданно тёплые. Потому что таков удел Габриэля — верить и надеяться.