Разделенные

      На их руках никогда не были их имена. Судьба жестокая злодейка, дала тебе в соулмейты не того человека. Когда тебе исполняется 14, на твоем запястье появляется имя родственной души. В детстве ты мечтал встретить ее, загадочную Алису. Часами мог представлять ту единственную и неповторимую, что предначертана тебе свыше. У нее будут длинные, русые волосы и при лучах будут отливать золотом и медью, а глаза ярче васильков в чистом поле. Будет в ней что-то родное, русское, длинное белое платье и венок на голове.       Позже в Оксфорде ты узнаешь, что представлял скорее Полуденицу из славянских мифов и легенд. Загадочная Алиса. Ты не встречал до этого девушек с таким редким именем, поэтому стараешься знакомиться со всеми, кто хоть отдаленно напоминает девушку из снов и мечтаний.       После окончания Оксфорда, ты с головой погружаешься в реп. Ходишь на всевозможные батлы, знакомишься с Димой, переживаешь распад ВГБ, но нигде так и не встретил ее.       Так за годом в год, безрезультатные поиски и наконец, когда тебе становится все равно, ты встречаешь не Алису, Славу. Вы сталкиваетесь на одной из тусовок, куда тебя насильно затащил Ваня с лозунгом " Заебал ты дома сидеть, пора в мир, а там и пир и люди". После 4 или 5 стопки ты замечаешь знаменитый Антихайповский свитшот, что так неумолимо надвигается на тебя.       - Скучаешь, Оксаночка?       - Мармелада нет, Сонечка.       Ты не помнишь о чем вы говорили, но помнишь, как смеялся со Славиных замечаний о Бродском и других массовых деятелей нынешнего столетия. Под конец, когда вы последние остаетесь в клубе, если не считать вечно пьяного Хованского на диване, обмениваетесь номерами телефонов и расходитесь.       Ваше общение переросло в крепкую, малопонятную дружбу. На людях все как обычно, Слава тролит, Мирон отмалчивается и продолжает ездить с концертами. Но это всего лишь сцена с актерами, а за закулисьем происходят совсем другие вещи. Порой измотанный поездками Мирон пиздохает на квартирку к Карелину, где на полу обшарпанной кухни, с урчащей Кохой на коленях, наблюдает за Славой. Пока тот таскался по дому с чашкой чая в руках. Наплевав на все манеры, он пил дешевый чай из пятерочки, в невъебическо большой кружке, такой, что удержать ее можно было только двумя руками, а гремящая чайная ложечка добавляла головной боли.       Так они и жили, урывая время между концертами и релизами, на посиделки на кухоньке и на совместный просмотр фильмов. Все бы ничего, если бы не странное чувство. Мирону было мало разговоров и дружеских рукопожатий. Ему хотелось большего, что не могут позволить себе друзья. Стараясь спрятать свои чувства он не замечал пристального взгляда Карелина.       В конце концов, не выдержав, последний зажал Оксану в ее же гримерке и поцеловал. Поцелуй вышел, мокрым и слюнявым, зато последующие были весьма лучшего качества. Теперь им можно все: поцеловать в щечку спросонья, уткнувшись жидовским носом в ключицы, обнимать сколько вздумается, даже можно как подросткам обжиматься в туалетах клуба.       Все было прекрасно, но на их запястьях были не их имена. Интеллигентному Федорову досталась не менее интеллигентная Алиса, а вот коммунисту Славе- труженица, спортсменка, комсомолка Зоя. Так любили мужчины шутить на счет своих соулмейтов. Смеху много, а горечь боли и от осознания, что всему этому может придти конкретный пиздец, не давал расслабиться в полную силу.       Позже, возвращаясь домой, после очередной попойки, Мирон замечает девушку. Прямо как в его детских мечтах, синие глаза и тяжелые, русые волосы. Она стоит на остановке в сером драповом пальто и ежится от ветра. Алиса тоже замечает его и Федоров понимает, его узнали, она узнала своего соулмейта.       В тот вечер Мирон возвращается домой пьяным. С порога, падая в Славины объятия и бессвязно бормоча какой-то бред. Все тело ломит, не от крышесносного поцелуя, а от душевной боли. Он должен быть со своим соулмейтом, но ему плевать на нее. Когда сильные руки расстилают на простынях, удерживая. Губы оставляют расцветать бордовые цветы на шеи, что бы позже собрать кровавый букет, пока чужой член яростно вбивается в податливое тело. Душа болит, а сердце радуется. Глупое, глупое сердце радуется любимому человеку.       Первые лучи предрассветного солнца скользят по подушке, облизывая светом спящих людей. Оба вымотаны и эмоционально, и физически. Им так много предстоит обсудить, пережить, но одно они знают точно, вселенная ошиблась. Им не нужны другие люди, им не нужна любовь во время чумы, у них любовь во время холеры. Пусть судят, оговаривают, но позже когда иссякнет душевная боль, на месте имен их соулмейтов появится татуировка с правильными именами Слава и Мирон.