слот — бой.
и ты никогда больше не будешь плакать, и мы назовем своего сына даней.
макс чувствует себя девушкой. нет, ну серьёзно. андрей с ним до ужаса нежен — лишний раз слишком крепко не обнимет; он бросил даню, из-за него, сказав тому, что больше не любит; не даёт самому покупать сигареты, говоря, что 'у меня есть деньги, давай я куплю', и так каждый раз; при любой удобной возможности обнимает за талию, берёт нежно за руку; блять, да даже когда целует, и то держит себя в рамках. пиздец, товарищи, приплыли. как-то раз, он попытался сказать андрею об этом, ненавязчиво. тот в ответ лишь улыбнулся уголками губ и посмотрел с такой любовью, что стало страшно, на секунду. так обращаются с милыми дамами, он уверен, но никак не с парнем. господи, парнем. звучит невероятно пафосно и возлагает некоторые обязательства. максим бы, может, и выполнял их, но фактически за него делают всё. это так невероятно сильно терзало, но не настолько, когда он набирал номер дани, с которым хотел встретиться и поговорить. долго и упорно спрашивал себя, имеет ли он вообще на это право, но странность данной ситуации тревожила слишком сильно, поэтому он решился. был очень удивлен, когда на вопрос 'могу я сейчас придти? ' получил, совершенно неожиданный, ответ, что 'да, можешь. и купи пива'. пока выбирал, какое лучше, фруктовое или вкус радиоактивной жидкости (зато дешевле), думал, нужно ли будет извиниться. с одной стороны, увёл парня, а с другой, он же не специально, в конце то концов. опять чувствует себя ёбаной девушкой, которая идет к подружке, чтобы выпить и попиздеть по душам, порассуждать, как лучше подкатить к мальчику, как себя с ним вести. он бы посмеялся, но все слишком правдоподобно, чёрт. — привет, — даня не нагибается чмокнуть, как делал раньше, но обнимает, задерживая это на пару секунд дольше, чем следовало бы. — я думал, что с порога в нос кулак прилетит, — макс попытался пошутить. вроде, получилось. — бить тебе морду из-за пацана? мы же не бабы, чтобы ругаться из-за мальчика, которого не поделили, ты ебу дал, — блять, неужели нельзя было привести другой пример, ну? они просидели почти до ночи. за это время, успели сбегать ещё за пивом, потом за водкой, завести грустные темы (там только сериала и мороженного не хватало, ей богу), попросить друг у друга прощение раз сто пятьдесят, хуй знает за что, у пьяных свои заёбы. макс задал интересующий его вопрос: 'как он вел себя с тобой? '. даня сначала пошутил, что 'то есть пришёл спрашивать у меня, как тебе наладить отношения с тем, с кем я был два года? '. нет, серьёзно пошутил, честное слово. ничего на это не ответив, максим открывал банку, что-то говоря себе под нос. даня стал посерьезней, когда первая пол-литровая была осушена — каждому по одной, для начала, и только после этого ответил, прикуривая сигарету. рассказал, что с ним андрей никогда таким не был. то есть девушкой он себя уж точно не чувствовал, было лишь чувство защищённости и душевного спокойствия, не более. ярого проявления любви тоже не было, только иногда, в определенные моменты, например, во время секса или когда ему было гиперхуёво. рассказал, что получал в основном хороший трах, что 'я сейчас на нуле, давай на твои', что когда они смотрели страшные фильмы, на его страх андрей лишь смеялся. сказал, что безумно завидует, ибо всегда мечтал о том, что сейчас макс получает. когда бахнули ещё по одной, то пошла речь уже о более личном. — я сидеть по двое суток не мог, шея очень болела, синяки были. нет, мне, конечно, нравилось, было круто, но иногда и нежно хотелось. я пытался ему об этом сказать, с чем он соглашался, но потом всё равно терял контроль. судя по тому, что ты рассказал, ну, каким он был с тобой, я такое получил всего два раза, за два года. на свой день рождения, потому что очень попросил, и после того, как вы две недели тусили вместе, пока я уезжал, — он почти рыдал, когда рассказывал, — ты сейчас хочешь получить то, что я описываю? — и макс выпал в осадок. не этого он хотел, конечно, но местами было и то, что весьма не помешало бы. на вопрос он ответить не успел, так как даня уже почти допивал третью. 'вроде пьет пиво, а пиздит как с водки', — пронеслось в голове. кстати, о водке. она тоже не заставила себя ждать, что в свою очередь привело уже к такому, что даже в страшном сне не приснится. — бля… то есть придти и начать качать права, да? — в максе играет молотов коктейль алко, разжигающий невероятную решительность. такое состояние опьянения опасно тем, что вот ему скажешь что-то сделать — пф, проще, чем два пальца обоссать, даже не задумается. — да! донеси до него, блять, что ты не какая-то там его шаболда, которая у него на содержании. покажи, что ты мужик! — произнося последнее слово, даня его выделяет, при этом характерно делая стук по столу кулаком. это знаете, как традиция на русских, мужских пьянках. — и покажу! — макс повторяет действие с избиением стола, делая это немного сильнее, будто они соревнуются, кто же поставит более смачную точку, или кто сделает вмятину первым. даня абсолютно точно не соображает, потому что смесь пива и водки, и разбитого сердца — адский круговорот. это только кажется, что он пытается помочь советами. на самом деле, всё, что он сказал максу сделать, это всё андрей ненавидит. ненавидит так, что даже слышно, как от сжимания челюсти скрипят зубы, будто он алмазы в мелкую пыль дробит ими. и если даня, упаси его господи, пытался 'качать права', то потом ещё очень и очень долго жалел об этом. бывало, даже не по два раза, об одном и речи не шло. даня ещё и не понимает то, зачем сделал андрею образ самого настоящего насильника и садиста. нет, он не врал. всё то, что рассказал, оно было, но преподнести это можно по-разному. и ещё, он, конечно, умолчал о том, что никогда не жаловался, и ясен хуй спизданул про те два раза (их было в разы больше), гребаный идиот. если бы макс был трезвый, то непременно бы испугался и убежал в какую-нибудь америку, если не дальше, но нет же, алко и обида за то, что его не воспринимают всерьёз, берут свое. ещё и советы дани давали больше уверенности. господи, кому он верит, боже мой, дурак. всё выглядит, как до ужаса скучный и банальный фильм, в котором все примитивно. это настораживает. андрей звонит максу через час, когда они с даней увлеченно и с энтузиазмом смотрят фотки голых девочек. глупых дам, которые скинут своим 'милым кисикам парням' всё, лишь бы получить в ответ хотя бы голый торс. вот дуры, ахуеть. максим берет телефон, при этом посмотрев на дисплей и показав его дане. кидая всё ему же довольно многообещающий, хитрый и в пизду пьяный взгляд, он отвечает, не разрывая с блондином зрительного контакта: — да, милый? — господи, какая ужасная игра на камеру, просто жесть; голос буквально пропитан наигранной сладостью. — ты где? — голос раздается из динамика, который у макса не тихий. даня слышит это и поджимает губы, и опрокидывает ещё стопку, будто сам сейчас будет распинаться. — я должен отчитываться? — игра начинается. — ты пьяный, что ли? давай, иди ко мне, сегодня у меня останешься, дома никого, — андрей начинает немного злиться, что макс слышит по ноткам его голоса. улыбается, подмигивает дане, мол, все получается. выжидает недолгую паузу, всё, как репетировали, и только потом отвечает: — хорошо, пуся, я приду. буду через час, может, два, целую, — проговаривает на выдохе, стараясь не запинаться, ибо пьяный он по самое не хочу. быстро сбрасывает вызов, блокируя 'где ты, блять?! ', доносящиеся из трубки. и правда, какого хуя он оправдываться то будет? кидает телефон на стол, звучно выдыхает. не так то это и просто, оказывается. поднимает глаза на даню, который выглядит сейчас настолько разъёбанным, что аж ком к горлу подкатывает. хочет что-нибудь сказать, но передумывает — это будет лишним. закусывает нижнюю губу и берет блондина за руку, несильно сжимая её, пытаясь поддержать. они так сидят ровно семь минут, в тишине и взявшись за руки. даня перекручивает в голове абсолютно всё, что можно и нельзя, и ему приходит в голову идеальная мысль. когда делает следующее действие, — резко поднимается с места, подходит к максу и садится ему на колени, потираясь задницей об член, — то руководствуется исключительно каким-то нездоровым чувством ударить андрея по самому больному — знает же, что в нём чувство собственности плещет до нельзя. не сразу успевая за ходом развития событий, максим немного медлит, хочет спросить, что за хуйня, но не успевает — даня нагибается и целует. больно кусает за нижнюю губу, оглаживает талию, двигает тазом. максим отвечает чисто на инстинктах и потому, что это приятно. это даже больше, чем просто приятно, это невъебически, но так странно. даня думает, что съехал с катушек, потому что пытается представить, что сейчас целует андрея. и у него получилось бы, если бы не один удушающий факт — андрей его бросил. когда понимает, что заниматься самообманом бесполезно, то просто максимально пытается чувствовать, ощущать, почувствовать то, что происходит сейчас; пытается почувствовать макса; понять, что же в нём есть такое. на самом деле, ведь прекрасно знает ответ на свой вопрос, но все равно продолжает. максим понимает, что всё идет не то, что не по плану, а вообще катится в какие-то ебеня, заставляя окунуться в эмоции с головой. он не думает сейчас об андрее, о том, какие проблемы это создаст потом. он физически думать не может, ему так легко. оба ведь потом пожалеют, дураки. спустя какое-то время, насыщенное сумасшедшими поцелуями и ощупыванием тел друг друга, макс чувствует, как даню пробирает сначала мелкая дрожь, потом и вовсе колотит; чувствует на щеках влагу, отрывается и просто не может поверить — даня плачет. плачет так, что губы дрожат, а слезы нещадно льют из глаз, стекают по щекам, подбородку, капают вниз, нескончаемым потоком. смотрит ему в глаза и видит дикую боль, что аж самого передёргивает. это просто эпицентр пиздеца, происходящего сейчас, самый его предел. мечется пару секунд, затем вскакивает, чуть не роняя даню на кафель, и бежит в прихожую. просто сбегает, едва не забыв телефон и сигареты (вскоре, обнаружит, что зажигалку забыл). натягивает кроссовки, куртку, слышит из кухни всхлипы и оправдывает себя тем, что никак не сможет помочь. в прямом смысле убегает, хлопая дверью. ёбаная баба. расстояние от дома дани до дома андрея — двадцать минут ходьбы спокойным шагом; пятнадцать, если немного ускориться; десять, если бежать. макс комбинирует второй и третий варианты, доходя за тринадцать. этого хватает, чтобы три раза поскользнуться, два раза упасть в сугроб носом, скурить четыре сигареты и составить в голове план, как себя вести. естественно, когда он появляется на пороге, то весь план катится в мусорку. пошатываясь, он заходит в квартиру, немного толкая андрея в бок, чтобы пройти к вешалке и, конечно, споткнуться и почти упасть, если бы не вовремя подхватившие его руки. эндрю морщится от резкого, стойкого запаха водки и сигарет, и одеколона, кажущегося ему подозрительно знакомым. он говорит четко и ясно: — с кем ты, блять, так ужрался? — повышать голос не требуется, тон непрекословный. макс, с горем пополам, стягивает с себя верхнюю одежду и обувь, ещё раз почти падает, но в этот раз удерживается на ногах без посторонней помощи. он молчит и не смотрит в глаза, и это невероятно бесит. — я повторять не буду. андрей, кстати, и сам то не как стёклышко — две бутылки пива. но по сравнению с максом, он трезвый. — блять, а я должен докладывать?! ты мне кто, чтобы я перед тобой отчитывался, а?! думаешь, если держишь меня, как содержанку, то я перед тобой стелиться буду? хуй тебе! — максима прорывает, он буквально кричит, разве что ногами не топает, и с каждой репликой подходит ближе. когда оказывается вплотную, то буквально выплевывает андрею в лицо самое хуевое, — с даней я был. нажрались, а потом сосались и лобзались, легче тебе? андрей смотрит максу прямо в глаза и второй прикусывает язык, потому что взгляд настолько спокойный, но такой уничтожающий, что делается дурно. злость и ярость, плещущиеся сейчас внутри эндрю, выдают ходящие жевалки и сжатые до побеления костяшек кулаки. он складывает дважды два. теперь понятно, откуда эта уверенность и этот запах, который он чувствовал на протяжении двух лет. хочется съездить максу по лицу, но рука не поднимается, непонятно почему. это ещё больше выбешивает. максиму кажется, что даже время остановилось на тот момент, пока они так стояли. внутри него поугасли пыл и злость, но вот уверенность никуда не делась. он добьется того, чего хочет. не дожидаясь действий андрея, макс приподнимается на носочки, обвивает его шею руками, чуть нагибая к себе, и вовлекает в поцелуй. сначала, просто прикасается, потом проводит по губам кончиком языка, после чего целует верхнюю, пытается добиться ответной реакции, хотя бы немного. андрей его не отталкивает, но и отвечать не спешит. просто стоит, чувствуя, как отрицательные эмоции постепенно сходят на нет: кулаки разжались, а желание разукрасить прекрасное личико уступало желанию прижать к себе и ответить, и утонуть в нём, отдаться ему без остатка. он медлит ещё пару мгновений, но поддается, отвечая на поцелуй и обвивая руками талию. как всегда, не особо сильно, но тесно прижимая. макс улыбается сквозь поцелуй, переходя на более решительные действия: ведет рукой по груди, затем ниже, к ремню, ещё ниже, сжимает член через штаны, одновременно с этим издавая тихий стон, делая это максимально пошло. так, чтобы андрею башню снесло. и да, сегодня абсолютно точно его день, потому что всё идет, как по маслу. эндрю углубляет поцелуй, сжимая руками задницу и прижимая к себе ещё ближе. — выеби меня так же, как его когда-то, — это вырвалось само, без контроля и задумки, просто вырвалось. услышав это, андрей резко отрывается и смотрит, уже как на сумасшедшего, вопросительно изгибая бровь. всё-таки, он тупит сегодня. — что? — выеби меня, как ебал даню — не жалея и до потери пульса, давай, ну же. теперь понятно. так вот, зачем он вообще к нему пошёл — побольше разузнать, дебил. — нет, — это тот самый тон, когда перечить — опасно для жизни, но макс же у нас безбашенный сегодня (и суицидник, походу). — давай, блять, не жалей меня, я этого хочу, сука! — он сжимает его плечи, тон переходит почти на умаляющий. — ты не знаешь, о чём просишь, поверь. тем более, я не смогу с тобой так, ты же… — а вот закончить не дают. — ебать, нет, я прекрасно все знаю! хватит обращаться со мной, как с девушкой! если ты, блять, ставишь меня в статус своего парня и предъявляешь на меня права, то, будь уж так любезен, еби хотя бы по-человечески, без всяких соплей и нежностей! — и крыша едет куда-то далеко. у андрея темнеет в глазах, потому что это поведение, эта наглость и захват штурмом, эти горящие глаза, этот запах — типичное поведение дани. когда-то, это заводило покруче любого порнофильма или доступной девчёнки. это было то, что андрей так любил в дане, это было так давно, словно в прошлой жизни. сейчас, все настолько абсурдно, что хуже и не придумаешь, и блять этот запах. его запах. макс одеколонами не пользуется, поэтому пропитан сейчас им целиком и полностью. — хорошо, я дам тебе то, что ты хочешь, только потом сильно не пожалей об этом, — максим хочет что-то ответить, но только ахает от неожиданности. подхватывая его за ноги, андрей тянет вверх, делая намек, что нужно запрыгнуть. макс поддается, делая невысокий прыжок и обхватывая ногами талию. в эту же секунду, следует глубокий, влажный поцелуй, не дающий даже вздохнуть. вслепую, андрей идет в комнату, на ходу расстегивая ремень макса, что уже начинает настораживать, но пока терпимо. подойдя к кровати, он кидает максима на середину, сразу же нависает сверху, в прямом смысле сдергивая штаны с ног, поступает так же и с кофтой, при этом держит зрительный контакт. оказываясь под андреем почти голым, не считая трусов, макс съёживается под изучающим, пронзительным взглядом. не выдерживает напряжения, отворачивается, пряча глаза, но тут же чувствует, как большой и указательный пальцы до боли сжимают подбородок, заставляя голову вернуться в прежнее положение. сжимая ещё сильнее, андрей почти шипит: — нет, ты будешь всё время смотреть мне в глаза. особенно, когда я буду тебя насаживать, — на последнем слове, он резко убирает пальцы, при этом щипая кожу. макс распахивает глаза и просто не может поверить. во взгляде начинает плескаться страх, что видно очень сильно; что вызывает ухмылку, мол, я же говорил. нагибаясь к шее, андрей сначала целует, потом кусает, что отдается сильной болью. макс дергается, но сильные руки тут же хватают за бедра, фиксируя на одном месте. делая засос на месте укуса, он с силой ударяет по ягодице, тут же её сжимая, чтобы утром там красовались синяки от пальцев; макс скулит сквозь сжатые зубы и зажмуривает глаза. андрей всегда считал, что изнасилование — это когда одному хорошо, а второму не особо, но ведь нельзя назвать насилием, когда обоим по кайфу, правда? на самом деле, ему, с его то характером, в принципе, по хуям, нравится что-то партнеру или нет. нет, конечно, он не станет делать чего-то прям запредельного, но все же. с даней ему просто повезло — тот сам кайфовал, когда больно и жёстко, но в случае с максом это не прокатит, нет. это было видно уже сейчас, только в самом начале, но резко всё закончить не представлялось возможным, поэтому он просто немного сменил тактику. приближается губами к щеке, невесомо целует, при этом ударяя по второй ягодице, затем снова целует, и так несколько раз подряд. это некое безумие, когда мешаешь боль и что-то приятное, балансируя на самой грани. максу безумно странно. видимо, для него насилие — детская травма, потому что мягких поцелуев он не чувствует от слова 'вообще', все ощущения скапливаются в довольно неприятных ударах. нет, даже не ударах, в шлепках. последний оказывается более сильным, от чего он резко стонет, сам не понимая, как это прозвучало. видимо, андрей расценил это, как что-то положительное, поэтому начал заходить дальше: цепляет указательными пальцами трусы, стягивая их до самых колен, берет член в руку, делает характерные движения, уже прикусывая щеку и оттягивая кожу зубами. макс сипло выдыхает, инстинктивно двигает бедрами вверх, закусывает нижнюю губу. второй рукой, андрей несильно сдавливает горло, не блокируя возможность дышать, но и воздух поступать стал ощутимо хуже — в глазах максима начало темнеть. это всё, в какой-то момент, стало неким фильмом ужасов, включающим в себя те вещи, которые, казалось бы, невозможно совместить. — отпусти, — макс хрипит, потому что дышать стало почти невозможно. он вцепляется руками в запястье андрея, пытаясь убрать его руку с горла, и второго вышибает из колеи. это 'отпусти' отдалось глухим эхом где-то внутри, когда-то такое уже было. и это слишком. эндрю ненавидел себя в те моменты, когда терял контроль, но иногда это происходило, и это он никак не мог остановить. он отрывается от щеки, нависает, смотрит в глаза, резко вставляет два пальца в рот макса, моментально проталкивая их почти до горла. ему не нужно уговаривать, макс ошарашен и начинает кашлять, но пальцы остаются все там же; не нужно уговаривать потому, что слюна автоматически начинает выделяться в больших количествах, чего вполне достаточно. раздвигает его ноги коленом, фиксирует бедро одной рукой, а вторую приставляет и сразу же проталкивает два пальца внутрь, без предупреждения, и не прекращает смотреть в глаза. вот сейчас, макс громко ахает уже никак не от наслаждения, ему ощутимо больно; пытается свести ноги, но андрей перехватывает колено и держит их достаточно разведёнными в стороны, чтобы было удобно. двигает пальцами внутри, не стараясь нащупать простату, раздвигает их в стороны. у макса в уголках глаз скапливаются слёзы. — хватит, не надо… а-а-а, — почти кричит, потому что пальцы разъезжаются слишком сильно. — ты сам хотел, так что получай, — голос андрея холоден, как никогда, он проворачивает такое не впервые и его достаточно сложно вывести на эмоции, в такой ситуации. макс кусает щеки изнутри, чувствуя привкус крови, когда член начинает входить, почти сразу на полную. комкает простыни в кулаках, пытается отодвинуться вверх, но руки на талии, крепко удерживающие, не дают этого сделать. похоже, он только сейчас понял, на что подписался и о чём просил. в голове крутилось 'как даня это терпел? ', а андрей, словно прочитав его мысли, ответил: — он никогда не был против такого, ему нравилось, — и начинает двигаться, не мягко и нежно, а сразу резко и равно, вколачиваясь до предела, наслаждаясь узостью. макс скулит в такт толчкам и стискивает челюсти. даже уровень алко в крови не приглушал ощущения, он будто протрезвел, чувствуя всё намного ярче, нежели обычно. через какое-то время, счёт которого потерялся, боль сменяется на похоть. поняв, что у андрея сейчас цель удовлетворить себя, а не обоих, макс берет это в свои руки: сам двигает бедрами, ища нужный угол. когда находит, то стонет на тон громче, уже с другим звучанием, и укладывается уже в этом положении. оставляя очередной засос на шее, андрей вдыхает воздух, который пахнет перегаром, сексом и им. в голове снова всплывают картины прошлого, как даня стонал и извивался под ним, и пахло всё вокруг аналогично. это становится помешательством, замешательством и пиком. он ускоряет ритм, выбивая голосистые, гортанные стоны. звук отбивается от стен, мешается с ситуацией, вызывает мигрень и всепоглощающее возбуждение. макс не жалеет голоса, когда, на особенно сильном толчке, кричит 'андрей! ', запрокидывая голову и хватаясь за спинку кровати; поясница болит, а на губах скапливаются капельки крови, из-за постоянного покусывания. хватая макса за волосы на затылке, андрей впивается в губы поцелуем, глотая стоны и меняя ритм, с бешеного на мучительно медленный, и наоборот, и по кругу. и это всё — водоворот, утягивающий в бездну. губы кровоточат, шея болит, задница в синяках — что-то новое, неизведанное, горячее и ощутимое, кажущееся ужасным и просто неприемлемым. макс забывает всё; забывает свое имя, свои убеждения, устои, мораль, предпочтения, какой сейчас год; понимает, что сейчас его просто не существует, что нету ничего, кроме толчков внутри, мятых простыней и андрея, которого он не любит и не ненавидит, а просто хочет отдаться целиком и с потрохами, для того, чтобы кричать его имя вечно, и чтобы потом его сладкое послевкусие оставалось на языке и вызывало головокружение. оргазм накрывает совершенно неожиданно и обоих одновременно. андрей кончает, кусает макса за ухом, которого трясёт, как эпилептика, слышит оглушающий стон, своё имя, много раз. 'андрей, андрей, андрей', — доносится до его слуха, перебивая звон в голове. господи, он уверен, что может в церкви молиться, лишь бы макс не прекращал это повторять, тихим шёпотом, словно мантру. так, словно имя андрея — главное слово в его жизни; будто андрей действительно этого стоит. когда тело перестает трясти, до макса начинает доходить смысл того, что произошло. он определённо съезжает с катушек, потому что желание громко рыдать сразу после крышесносного оргазма — не нормально; он, в прямом смысле этого слова, скидывает андрея с себя, садится, натягивает трусы, шипит от резкой перемены положения, которая даёт о себе знать болью во всем теле, хватает одеяло, прикрываясь им, и просто выпускает эмоции наружу — в считаные секунды, начинает плакать, буквально выть, глотает ком в горле. что-то внутри будто порвалось и теперь давит нещадным грузом в районе груди, заставляет ненавидеть всё вокруг и утонуть в безысходности. постепенно, вой сменяется на просто всхлипы, и андрею впервые в жизни горько от того, что он сделал; горько потому, что его малыш плачет., но он же, всё ещё, играет роль грёбаной, бесчувственной сволочи, которой глубоко по хуям на это, поэтому не обнимает и не пытается успокоить. хотя, хочется. — никогда больше так не делай, — макс почти давит из себя слова, но они звучат, как ёбаный приказ. он ставит границу дозволенного, он должен. — ты сам хо… — блять, я знаю, что я сам хотел, поэтому ничего и не говорю тебе по этому поводу! просто никогда больше. ни-ког-да, — он делает акцент на последнем произнесении слова, оборачиваясь через правое плечо и смотря прямо в глаза. взгляд такой, что аж в душу. и андрей срывается, уже который раз за сегодня; резко принимает сидячее положение, обнимает со спины, скрещивая руки, и тянет обратно, вынуждая лечь себе на грудь. макс плачет только сильнее, поэтому он прижимает его к себе, неустанно целуя в макушку. господи, какой же он дурак. поклялся же себе, что его мальчик больше никогда не будет плакать, тем более по его вине. у максима резко начинает ломить в висках и он хватается за голову, будто пытаясь заглушить боль. андрей мягко убирает его руку и начинает нежно поглаживать по волосам, проводить тыльной стороной ладони по щеке, чувствовать вину. уже сквозь пелену резко накатившего сна, макс слышит 'я тебя люблю, малыш', и почему-то верит.