Привкус

Чжухон устало утыкается лицом в сложенные руки и на чужие вроде как успокаивающие прикосновения отвечает только раздраженным рыком и нервными взмахами полосатого хвоста. Кихен, тихо прошипев, отскакивает от него, обиженный сильным ударом чужой конечности, и по-детски капризно надувает губы, порыкивая на младшего: - Знаешь что, иди в жопу, я тут его успокоить пытаюсь... - А я просил? Я, черт тебя забери, просил, Кихен?! Иди, вон, к своему щенку, а от меня отстань. - Не смей называть Чангюна щенком! Ты говоришь так, будто точно такой, как все они! "Обычности" захотелось, да? Ради того, кто тебя боится, готов обижать друзей уже? - Успокойтесь оба! - Вонхо рявкает зло, тихо шипя, уши топорщатся, от чего он еще сильнее начинает на них рычать, -Один вечно грустный идиот, а второй вообще берегов не видит! Оставь его в покое, иначе я напомню с какой рожей ты ходил до того, как твой "щеночек" стал радостно вилять хвостом! Кихен шокировано открывает рот, сжимая кулаки с такой силой, что пальцы белеют, а изо рта готовится вырваться такой поток брани, который наверняка все может испортить. - Хен, -Чангюн невидимой тенью как всегда вовремя появляется рядом, обнимает хрупкие плечи старшего, и успокаивающе что-то шепчет на ухо, виновато смотря на запрокинувшего голову Чжухона. Тот, кажется, готов забыть о своей кошачьей душе и по-волчьи выть. Им уводит Кихена с собой, продолжая так же успокаивать, а Вонхо, плюясь себе под нос ядом, падает прямо задницей на стол, скидывая с него все свои чертежи новой машины. - Все так же беспросветно? - Как в жопе, Чжухон, - невероятно устало выдыхает Хосок и его облезлый волчий хвост лениво волочится по столу, - Абсолютно, блять, беспросветно. - Думаю, это пройдет, -почему-то пытаясь быть оптимистом, говорит Ходжун, кося вымученно-спокойный взгляд на старшего, - Может еще не все потеряно? - Он назвал меня уродом, которому не место на Земле, Чжухон. Какое там... - Вонхо каким-то истеричным жестом отбрасывает от себя перчатки, - Он сказал, что ему все равно, какой я внутри, он ненавидит меня, потому что я ебаный монстр. - Ты все же уверен, что он именно тот... - Мой нюх не хуже твоего, - тут же огрызается Шин, закрывая лицо руками в отчаянном, почти детском жесте, - моя пара... Чжухон осторожно гладит друга по колену и будто по волшебству достает бутылки пива, подавая их другу. - Моя пара меня боится, - устало вздыхает Чжухон, ударяя жестяной бок своей банки о чужую, - А от ненависти до любви один шаг, мне Зико говорил, а ты сам знаешь... - Не думаю, что в моем случае случится такое чудо. Точнее уверен, что не случится. ОН никогда не позволит себе попасть в такую ситуацию...как Мино. Так что... - Лучше просто пей, - устало отзывается Чжухон и никто из ребят и не думает попытаться их обоих остановить или как-то посрамить, не смотря на то, что в клане дети, не смотря на то, что обычно они сами всех ругают за алкоголь. Ненадолго даже самым сильным можно предаться унынию. А как сдержаться, когда человек, который, ты знаешь, создан для тебя, просто не хочет тебя принять?... Вонхо знает - никак, Чжухон поддерживает его в этой мысли, устало прикрывая глаза. Шутка ли: двое самых сильных и отчаянных защитников их клана нашли свои пары в людях, которые никогда не решатся последовать за ними и принять свою сущность. "Когда-то, когда древние боги были добры и любили своих созданий - людей, они дали им силу, несравнимую ни с чем. Они дали им силу животного и голову ясную, человеческую. Сила и ум - таков был подарок богов, искренне любивших еще совсем невинных людей. Но те, быстро вкусив всю величину своей силы и поняв, что кто-то из них все равно сильнее, принялись сражаться за право самого сильного, самого ловкого и самого властного. Разгневали они войнами богов и те заперли звериную силу глубоко-глубоко в их душах. И только тот, кто любит мир и себя, тот, кто сможет принять себя любым, тот, кто не захочет причинять зла своей силой сможет открыть в себе заново эту великую сущность". Чжухон обычно рассказывает эту легенду детям клана на ночь, уча их не гнаться за силой и властью и игнорировать чужие нападки. Он говорит "боги создали нас поддерживать хрупкий мир и нам нельзя злиться на тех, кто не может пробудить в себе силы, им не подвластные из-за их душевной слабости". Он говорит, будьте выше этого, дети, игнорируйте чужие крики в спину и прощайте каждое детское и взрослое "урод" и "монстр". Учит, что нужно прощать, но не может простить тому парню, который для Вонхо, его беспричинной ненависти и грубости. Чжухон никогда не гнет свою спину от чужих нападок, он всегда гордо держит голову высоко поднятой у солнцу, как и подобает настоящему сильному зверю, но чужой испуганный взгляд ломает и выворачивает суставы, заставляя не только сутулиться, но и падать на колени, разбитым до основания. Он не может ничего, ни переубедить его, ни заставить забыть себя - и потому он приносит себе больше боли, разрывая остатки надежды и истерично тряся ее искалеченный труп. У Ли в глазах чуть меньше разбитости, чем у Вонхо, но боль таким способом честно не измерить. Странно ощущать себя подвешенным, когда не можешь навредить себе, боясь за пару, не можешь сделать что-то с пониманием, что вот оно, существо, для которого ты создан. И ни предать, ни изменить судьбу, а они, люди со спящим даром богов, живут дальше, даже не догадываясь о том, сколько боли могут принести. Для людей отношения это чувства, это выгода, но никогда - судьба. Те же, кто открыл в себе сверхчеловеческую силу, прекрасно знают о предназначении, о связи с человеком, который, как вторая половина, дополняет во всем. Обычно боги милостивы - оба партнера, пробудившись, встречаются, но бывает и так, что пара все еще "спит", не догадываясь о том, что есть в мире существо, которое будет любить всегда и везде, по-звериному преданно и по-человечески чутко. И только единицы могут преодолеть все те предрассудки, которыми веками ограждали люди от себя полузверей, и только единицы живут счастливо. Вонхо знает, заранее и наверняка, что ему чужой силы предрассудка не преодолеть. Он мирится с этим, пытается по крайней мере изо всех своих сил, и никогда не срывается, хотя ему и больно. Иногда он мечтает заполучить в свои руки машину времени и никогда больше не встречаться с тем, кто ненавидит его так сильно, насколько вообще способен человек. Он покорно принимает судьбу, но другим ее никогда не пожелает, и потому впервые срывается и грубит нервному Кихену, на которого плохо влияет состояние друзей. Его комплекс старшего брата просто не может простить ему того, что родные люди тонут в депрессии, но и пути решения проблем выбирает неправильные, не в силах осознать, как больно, когда пара не может принять ни тебя, ни себя. У них с Чангюном все не так. Чангюн, лишенный ласки, вверяет свою жизнь полностью в руки того, кто первым пригреет, и Кихен оказывается им легко, потому что даже среди людей ему нет места, слишком он пугает, но и среди зверей его раньше не принимали, потому что дар не раскрыт. Кихен помог ему во всем: научил любить себя и сам взрастил в маленьком брошенном мальчике зверя, преданного только ему. Чангюн это ему подарок от богов, и Кихен просто представить не может, что бывает по-другому. А по-другому бывает, и было бы прекрасно, чтобы не было так часто и больно, чтобы даже не один брат и друг, а чтобы сразу вся сила клана будто бы преломилась и стала на колени перед людьми, от которых всегда учила защищаться мягкостью и спокойствием. В такие моменты начинаешь понимать, на ком держится все хрупкое психологическое равновесие клана, кто держит всю ватагу зверей в узде, чтобы те не стали, как иные оборотни агрессивными, не пошли по кривой тропинке к казни, а оставались жить в относительном мире, где их хотя и презирают, но хотя бы не мешают дышать и просто жить. Кихен чувствует хрупкое состояние главного стрежня их клана, и все остальные тоже чувствуют – маленькие все рвутся из рук своих родителей и воспитателей, чтобы привычно прижаться к ноге Чжухона или присесть рядом с Вонхо, в надежде как-то поделиться тем теплом, которые двое оборотней раздаривали им за так. Все вокруг них волнуется, а они сидят, замкнувшись в гараже, и тихо изредка ругаются, и никого к себе не пускают. Кихен видит в глазах других то же, что чувствует в себе – непроходимую тоску и желание сделать ну хотя бы что-то, чтобы отвлечь обоих от их переживаний, но так же, как и другие, сидит на месте, потому что в его власти абсолютное ничто. Разве что, принести этих двух людей прямо сюда, в их логово, и заставить всеми силами принять свою пару, что вообще не возможно. Потому бездействие медленно убивает. - Знаешь, Чжухон… - Вонхо слабо улыбается, прикрывая усталые от работы глаза, и начинает неловко болтать ногами, - Я думаю, что тебе все же не стоит так огорчаться… Чжухон слабо фыркает и приоткрывает глаза, делая глоток пива, смотрит по сторонам, чувствуя себя немного непривычно без обычного шума большого семейства. - Я думаю, что шанс есть, но мне до боли сложно просто смотреть на него. Он ведь так близко, чертовски…и боится, знаешь, у него страх осязаемый, будто какое-то одеялко, такое теплое, и все равно к нему тянешься, хотя тебя толкнут и убегут испуганно. Я не знаю, разве я такой пугающий? Ли склоняет голову, смотря на старшего из-под бровей, и скривив слегка губы в горестной усмешке. - Ну, на самом деле твое лицо не внушает доверия, ты все-таки хищник. Это Кихенни у нас милый и домашний, закомфортит кого угодно, - Вонхо тихо, пьяно смеется, и тут же снова тяжело выдыхает, - Подожди, просто не дави на него и продолжай оберегать, он наверняка привыкнет к тебе, вот увидишь. - Ему придется, - тонко улыбается Чжухон, щуря глаза, - Меня приставили защищать его, как важное лицо, на все время расследования. Знаешь, Вонхо, когда я увидел его в первый раз, он показался таким незащищенным, даром, что очень умный детектив…Его едва на землю не опрокинул один из ассистентов Мино! А ведь все патологоантомы и без того на ладан дышат… - Боже, говоришь, как влюбленная девчонка, - без тени злости посмеивается Вонхо, отставляя бутылку в сторону, - Все будет хорошо, я тебя уверяю. - Хотелось бы тебе верить, конечно…- со вздохом соглашается Чжухон и гладит друга по плечу, и они плечом к плечу идут в комнату, отдыхать, чуть еще переговариваясь о делах и работе. Чжухон очень горд собой – он смог преодолеть предрассудки и стать работником настоящего детективного агентства, как всегда и мечтал. Пускай это не полицейский участок, пускай на него все еще косо смотрят, когда он появляется на месте преступления(будто он уже заранее виноват во всем, что происходит вокруг), но все же это его мечта, и хотя бы что-то в его жизни пошло как надо. Агентство это – детище Мино, и так как он хозяин, он и решает, кому работать рядом с ним. Ли безмерно благодарен другу за такую возможность, потому что на другую работу его бы все равно не взяли. Все оборотни, внесенные в регистр, или хотя бы раз нарушившие покой обычных людей влачат жалкое существование вечного охранника. А Чжухон в подростковом возрасте был…несдержанным. И потому сама возможность того, что ему не придется быть вечным охранником в стареньком магазине, для него – счастье. Мино исполнил его мечту в большей степени, чем он мог себе представить. У него было все, что он хотел, и деньги, и звание, и интересные дела, которые они расследовали. Была только одна проблема. И звали ее Сон Ганхи. Это был брат Мино и просто мальчик, отлично окончивший полицейскую академию, но не нашедший себе места в официальной власти. Просто не смог работать. Просто не сошелся характерами. Он был улыбчивым солнышком, таким, которое сразу пригревало и хотелось его спрятать подальше, чтобы никому и ничего. Чжухон даже сперва не понял, что это больше, чем простая человеческая приязнь, а когда понял, было уже очень-очень поздно – зверь не просто принял пару, но уже сдерживался через раз, проявляя себя в разговорах с ним, в тотальной попытке оградить Гана от всего, что только могло его коснуться. Тот изначально очень испугался Чжухона (стоило признать, было чего, все-таки он настолько гармонирует со своим тигром внутри, что даже в обычной жизни при абсолютном контроле способностей его черты уже черты и Ходжуна тоже), а теперь, когда Ли стал еще и агрессию по отношению к остальным проявлять – так вообще старался не приближаться. Чжухон знал, что это можно было побороть, но это было слишком, слишком невозможно для него, слишком тяжело морально, потому что сорваться хотелось каждый раз, когда Ган просто улыбался. Наверное, он вообще страдал по пустякам, но зверь внутри него мучился. Давно и медленно, и все это отражалось на Чжухоне, конечно же. На работе было привычно тихо – к шести тут всегда был один только Чжухон. Он по привычке приходил раньше, делал на маленькой кухне кофе и ставил купленные по пути на работу пирожные рядом с каждой чашкой. Домашний привычный жест, он, да и остальные так привыкли к совместному завтраку, что никто не возражал. В последнее время даже первый этаж дома, в котором они все находились, сам офис, уже походил на дом молодоженов. Чжухон с каким-то обреченным вздохом убирал чужие вещи, раскиданные по кабинетам, чтобы, если посетитель появится, его можно было бы хотя бы элементарно с комфортом устроить. Зико звал его за такую заботу мамочкой, за что получал в нос. Лигр никогда обиды не держал, только фыркал забавно, а потом громко жаловался Мино, пока не получал от пары поцелуй в нос. В принципе, он за счет их с Чжухоном стычек только выигрывал, и Ли был бы не против, только каждый раз после того, как Ган заставал их за очередной шутливой потасовкой (которая шутливой всегда выглядела в последнюю очередь) только еще больше страха к ним обоим испытывал. Это было положительной стороной вопроса – Ган боялся хотя бы не только его одного, зато совсем не боялся Мино, который только довольно улыбался, неустанно поглаживая брата по волосам, потому что ему приносили удовольствие обиженные моськи хищников. Мино своей милой сущностью странного зверя под названием вомбат (или, как его окрестил Зико «просто хомяк») не вызывал у Ганхи опасений. Было немного тягостно, но Чжухон старался всегда быть дружелюбным. Вместо обычного спокойствия пустых кабинетов он нашел в кабинете старшего сначала беспорядок, а потом, свернувшимся на диване, маленького потерянного зайчика, который перебирал испуганно ушами, и явно был готов сорваться куда-нибудь и поскорее. Чжухон на секунду замер – откуда бы у них взялся заяц? – а потом, присмотревшись, тихо выдохнул со свистом. Рядом с черным зверьком лежала одежда, которая стала ему слишком велика. А на полу валялись ботинки, которые из всех них носил только Ган. Ли просто не мог поверить этому удивительному факту – вот просто, в один день, он пришел, а вместо Гана уже пробудившийся зверь. Это было крайне нелогично, но факты говорили за это. Хотя бы потому, что зайчик забился в угол дивана в ту же секунду, что увидел Чжухона в дверях. - Хей, не бойся, - Ходжун осторожно присел на пол, и осторожно протянул большую ладонь к испуганному зверю, - Я не причиню тебе вреда, я же не дурак. Все хорошо, иди сюда. Будем тебя в обычное состояние возвращать. Заяц некоторое время недоверчиво перебирал ушами, не доверяя, а после, чихнув, спрыгнул с дивана и убежал в оставленную Чжухоном открытую дверь, экстренно забираясь на второй этаж, к Мино. Ли разочарованно, но спокойно выдохнул – ну чего ему было еще ожидать? – и принялся приводить кабинет хоть в какой-то порядок. От страха, который исходил от Гана волнами, у Чжухона сжималось сердце и хотелось просто взять и по-детски расплакаться. К тому же, даже на уровне инстинктов Ганхи боялся его, и бежал, как только мог – и вот это действительно было больно. Единственная надежда, которая могла бы помочь ему, надежда на то, что Ган тоже хищник, немедленно посмеялась над ним, как только он сделал это предположение. Мерзко выругавшись, Чжухон решил, что лучше он займется своей работой, а именно – нескончаемыми бумагами, которые предстояло разобрать. Все остальные появились внизу только через долгие два часа – Мино успокаивающе трепал брата по голове, Зико привычно шел поодаль, чтобы не пугать, и первым делом отправился на кухню, за порцией теплого кофе, которое Чжухон со злости переварил. Ганхи на него старался не смотреть, и это изводило его еще больше, потому что он не мог даже понять, что тот испытывает, понял ли что-то из того, что произошло между ними? Понял ли, что на самом деле он не просто так пытается защитить? Печально. Мино, как на зло, тоже был будто бы обычным собой, продолжал работу, первым убежал за газетами, привычно чмокнул в щеку Зико, перед тем как закрыться в кабинете – и никто бы не сказал, что когда-то между ними была настоящая ненависть, насколько по-домашнему и гармонично они выглядели друг с другом. Чжухон иногда пытался представить, как бы он выглядел с Ганхи – получалось плохо. Его страх, и неуверенность в возможности такого союза у Чжухона совершенно не давали простора для воображения, потому он сбивался каждый раз, когда думал об этом. Рабочий день был скучным и очень надоедливым, а Чжухон, который на нервной почве перекинулся в фазу активной рабочей деятельности, еще до полудня остался без работы, и потому, потянувшись лениво и тягуче, решил размять себя в зале. Зико идти отказался – у него-то бумаг навалилось намного больше, потому Ли пришлось коротать время в одиночестве. Зал находился на цокольном этаже и занимал его полностью, оставив всего лишь пару квадратных метров для душа, отделенного стеной. Организм требовал разрядки – он слишком переволновался, увидев обращенного Гана, а зверь внутри него вообще едва не кинулся на бедного парня, чтобы спрятать и не пускать. Чжухон был в какой-то степени горд собой, потому что сдержался, но в большей чувствовал горечь. Быть может, если бы он хоть раз коснулся бы пары, стало бы легче? - Уши и хвост? А так можно было, да? – чужой голос режет слух, Чжухон едва успевает придержать самого себя, чтобы не наброситься на его источник, неловко мнущийся рядом со ступенями. - Частичная трансформация, очень удобно, - мягко, словно ребенку, говорит Чжухон, - Это помогает научиться сдерживать зверя и дозировать его силу. Все дети учатся этому, чтобы было легче. - Что-то никогда не видел Зико и Мино…-осторожно, все еще боязливо говорит Ган, но уже не дрожит, и даже сам медленно приближается к Ли. - У них частичная трансформация пока что проявляется немного буйно, потому им лучше быть наедине при таких попытках…по крайней мере Мино очень нуждается в этом. - Почему? - Ганхи, несмотря на весь свой страх и робость все же был детективом, и на первом месте для него всегда стоял интерес. А Чжухон, как источник для его утоления, уже казался не таким страшным. - Потому что он недавно обратился, и без пары зверь, выпущенный наружу, чувствует себя испуганным и брошенным. Паре лучше быть вместе, пока связь между ними не установится, вот и приходится им по вечерам учиться самоконтролю. Чжухон держится молодцом – улыбается, как обычно улыбается всем младшим, держит руки за спиной и совсем не облизывает фигуру Ганхи взглядом. - А ты не можешь мне объяснить, почему я сегодня ночью…? Обратился? Мино сказал, что ты только и знаешь… Чжухон неловко закусил губу, и отвел взгляд в сторону, пытаясь собраться с мыслями. Конечно же, он знал, что это было. Конечно, хотя он и не был уверен в том, что что-то изменится, но знал. На самом деле идеи подтолкнуть Гана к обращению у него в голове не было ни на секунду, но сила Сона решила все за них, давно она тлела внутри него, и просто не выдержала, вырвалась наружу вместе с силой и инстинктом, который толкал к паре. - Среди оборотней, - немного неуверенно и осторожно начал Чжухон, - есть небольшая традиция, зовется Песнь или Зов. Когда мы страдаем от одиночества, или от того, что пара не отзывается, мы исполняем Песнь, взывающую к древним богам. В ней мы просим о том, чтобы боги помогли нам, в какой бы помощи мы не нуждались. Кто-то просит подтолкнуть к паре, кто-то, наоборот, просит разорвать их узы, но это очень сложно и опасно, так как всегда убивает более слабого духом партнера. Иногда просят помочь партнеру пробудиться, по-разному. Так как в тебе твой дар спал совсем слабо, то такой Зов помог тебе пробудиться. - Ты делаешь такие точные выводы, - чуть смешливо поморщил нос Ган, смотря на младшего, - ты так уверен, что это была именно Песнь? - Ну, во-первых, ты ведь ночью не подвергся самой большой и страшной опасности в своей жизни? – Ган очевидно отрицательно покачал головой. – А во-вторых Песнь проводил я сам, и уж я точно знаю, что я просил у богов для тебя. Чжухон осторожно сделал шаг навстречу и мимолетно обнял, чмокнув в щеку, и почувствовав страх старшего перед ним. Привычно горько улыбнулся и отстранился, кривя губы в попытке на дружелюбную улыбку. - Если не побоишься, приходи вечером ко мне домой, Зико проводит, если что. Я буду ждать, но решать все тебе. Я никогда не стану на тебя давить и требовать, потому, если ты скажешь мне, что боишься меня и не хочешь быть рядом – я решу эту проблему, обещаю. У тебя есть время подумать, я не буду торопить. Я буду ждать тебя каждый вечер, пока не получу точного ответа. Еще раз мягко коснувшись рукой чужого плеча(оба вздрогнули от пробежавшей искры, а Ган и испуганно), Чжухон вышел из залы, едва сдерживаясь от странного болезненно-счастливого рычания. Ему осталось только преданно ждать, выбор только за Соном. А ждать Чжухон умеет, и даже если на это уйдет много лет, он не перестанет ждать, пока не получит свое «да» или «нет». Это в его силах, и единственное в его возможностях, потому в чем-то он будет упорен до конца. Даже если это будет отказ. Он будет ждать до самой черной ночи.