Солнце в жасминовой клетке

Эта ночь обещала быть самой долгой за всю жизнь Агни. С наступлением рассвета, в те минуты, когда солнце, робко выглядывая из-за горизонта, несмело коснется земли своими теплыми и нежными лучами, судьба Агни изменится навсегда. Его принц сегодня женится. Прямо сейчас он находится в своей комнате, сокрытый от посторонних глаз – это Агни-то посторонний? – за плотно закрытой дверью, окруженный сестрами, которые должны помочь ему в совершении предсвадебных обрядов. А тому человеку, который был принцу ближе всех во дворце, который чтил его превыше всего остального мира вокруг, но который, по злой иронии, являлся ему всего лишь слугой, остается лишь стоять за дверью, прислонившись к стене, не в силах уйти прочь. У него нет права даже находиться здесь – впрочем, обязанность денно и нощно оберегать принца и быть верным хранителем его покоя Агни всегда ставил превыше всего остального и мог не моргнув глазом ослушаться любых предписаний. Все его тело было окутано ноющей болью в конечностях и время от времени покрывалось мелкой дрожью – шел уже третий день, как Агни не ложился спать и ежечасно занимал себя новым делом, касающимся подготовки свадьбы. Счастливейший день в жизни его юного господина должен быть по меньшей мере безукоризнен. От свалившихся на его плечи забот, нескончаемой беготни, необходимости и желания контролировать все и вся во дворце – только бы не испортили, только бы сделали все как надо! – и, наконец, от сильнейшего волнения Агни в буквальном смысле не мог найти себе места. Взвалив на себя все хлопоты по приготовлению торжества и будучи тем, кто с уверенностью мог поручиться за каждую его составляющую – он, тем не менее, находил тысячу поводов для беспокойства. Достаточно ли вежлив с гостями будет вечно угрюмый раджа, не слишком ли мрачны ли будут слуги. Не взгрустнет ли невеста и как будет себя чувствовать жених… и не пожалеет ли он о том, что… нет, об этом думать уже нельзя. Потому что само роковое «свадьба», с надрывом срывающееся с губ, каждый раз грозится окончательно взять верх над самообладанием Агни и швырнуть его оземь в бессильных рыданиях. Как дошел он до того, что мысль о счастье принца в браке, помимо закономерной, необходимой и правильной радости за него, вызывает эту колкую, навязчивую, совсем неправильную боль в груди. Сколь наивен оказался бывший преступник, возомнив, что, прикоснувшись к этому светлому божественному образу, сумеет выжечь из души те гадкие греховные струны, что подвели его к плахе однажды, и толкают в бездну сейчас. Признать это однажды и навсегда было непомерно тяжело, но Агни был отчаянно и, к сожалению, безвозвратно влюблен в своего господина. И это грозило стать его проклятием на всю последующую жизнь. Счастье принца всегда было тождественно счастью Агни: самой целью его существования с первых же дней новой жизни стала беззаботная улыбка на лице господина. Не желая, чтобы хоть на секунду она угасала, Агни не видел для себя иного выхода, как бороться с ненужными чувствами – неважно, насколько это будет трудно, а омрачать существование своему солнцу он не позволит никому, даже самому себе. Особенно – самому себе. С силой смыкая покрасневшие веки, он высшими ментальными усилиями, по крупице, пытался собрать хотя бы частичку той концентрации, что его принц, сам не ведая, насколько прав, с легкой руки окрестил «самадхи». Высшая степень умиротворения и блаженства – а принцу и невдомек, что только осознание его безопасности и благополучия вселяло в его верного слугу это чувство блаженного успокоения. И сегодня, в этот самый счастливый для господина день, Агни должен собрать все силы, чтобы оставаться его незримой опорой до конца. Зажмуриваясь крепче, до колющей боли в веках, он сделал глубокий вдох, и попытался сосредоточиться. – Агни! Свистящий шепот, едва различимый в окутанном гнетущей тишиной коридоре – но спутать этот голос с другим не представлялось возможным. Агни подскочил на ноги. Выглядывая из-за приоткрытой двери в спальню, Сома выжидающе смотрел на слугу. Волевым усилием заставив себя улыбнуться, Агни приосанился, готовый принять распоряжения господина. Сегодня самый важный день в жизни его принца, и он не должен видеть ни одного хмурого лица рядом. – Да, Ваше Высочество, – ни нотки беспокойства в голосе; одной Лакшми известно, каких усилий Агни это стоило. Сома быстро озирается по сторонам, а затем машет Агни рукой, призывая подойти ближе. – Давай же, заходи, пока никто не нарисовался здесь. Выдержка Агни тут же дает трещину. – Что-то случилось, господин? – он мгновенно оказывается рядом с принцем. Тот, лишь в подтверждение его страхов, недовольно нахмурился. – Случилось, Агни. Моя свадьба случилась, и состоится сегодня днем. Ты поможешь мне подготовиться, или нет?! На протяжении нескольких секунд Агни продолжал растерянно всматриваться в хмурое лицо господина, а затем, осознав, чего именно тот от него требует, пораженно ахнул: – Так вы… хотите, чтобы я… – Хочу, – безапелляционно заявил Сома. В ответ на ошеломленное выражение лица слуги он развел руками. – А что такого? Никто другой, кроме тебя, этого сделать не может. Или ты полагаешь, что я позволю этим грязнулям прикасаться ко мне? За кого ты меня держишь?! – деланно надменно фыркнул он. – Мой принц, я в высшей степени польщен, но… – Сома шикнул на него и, резко подавшись вперед, схватил своего кхансама за руку и втянул в комнату. – Ты хочешь, чтобы нас заметили?! – он упер руки в бока. – Я и так еле выпроводил Сати с Раджитой, и если они пересекутся во дворце с Лакшей и Анджали, то поймут, что я им наврал! По традиции, отправление священных обрядов должно лежать именно на плечах досточтимых сестер принца – которых, получается, он только что отослал под предлогом, что займутся этим другие. Рискуя при этом быть пойманным на обмане – только ради того, чтобы… …чтобы Агни был рядом с ним в самые волнительные моменты его жизни. Слуга мгновенно ощутил, как воспаленные глаза наливаются слезами. Нет слов, что способны выразить мою признательность за то, что вы до такой степени цените меня. Я пойду на что угодно, чтобы оправдать ваше доверие. – Пойдем, – Сома тянет его за руку. – Не так много времени остается. Послушно последовав за господином, Агни украдкой, не чувствуя себя вправе быть причастным к сокровенному, осматривается вокруг. Принц одет лишь в банди* и дхоти** – расшитый золочеными нитями алый свадебный шервани нетронутым лежал на его постели. Вся комната утопала в великолепии живых цветов, сплетающихся в причудливые гирлянды, что обрамляли дверные и оконные проемы, красовались на стенах и даже свисали с потолка. Это великолепие одновременно потрясало воображение и сдавливало грудь мыслью о неотвратимости происходящего. Остановившись возле просторного окна, украшенного пышным плетением из цветов жасмина, принц с кошачьей легкостью вспрыгивает на высокий подоконник и, удобно устроившись на нем, в ожидании смотрит на Агни. Последний не в силах сдержать тихого прерывистого вздоха, сопровождаемого уколом боли в сердце и сокровенным благоговением во взгляде. Вы доверяете мне, чужаку, больше, чем родной крови, мой удивительный принц. Агни несмело сократил расстояние между ними, с трудом выдерживая внимательный взгляд господина. Как бы ни было отрадно смотреть в эти чудесные глаза, красоте которых в момент, когда он смеется, позавидует само солнце – а эта отрада никогда не будет и не может принадлежать ему. И очень скоро будет принадлежать досточтимой супруге принца. Агни же суждено бережно подвести его к этой черте, охраняя и оберегая на всем пути, и затем вверить в надежные нежные руки суженой. Завтра – а вернее, уже чуть позже сегодня – именно это он и совершит под благоухание свадебных цветов, сладкозвучие торжественных песен и тонкий дым священного пламени. А сейчас его священной обязанностью является помощь принцу в отправлении обряда халди***. Агни опускается перед господином на колени. В лунном свете, льющемся в окно, поблескивают церемониальные принадлежности, золоченая поверхность которых при тусклом ночном освещении кажется совсем блеклой и холодной. Волнуясь о том, как бы его мелко трясущиеся руки не стали помехой, Агни зажигает тоненькую изящную свечу в миниатюрном подсвечнике, что стоял на причудливом расписном блюде, усыпанном цветочными лепестками. Робкий, медленно разгорающийся маленький огонек согревает пальцы Агни, когда он осторожно берет блюдо с зажженной свечой в руки и аккуратными, выверенными движениями обводит им круг в воздухе перед господином – жест благословения и защиты от злых духов. Сома безучастно следил за движениями Агни. Последнему оставалось лишь догадываться, о чем думает сейчас его принц. Поддавшись внезапному порыву, он легко, едва дотрагиваясь, успокаивающе гладит господина по волосам и замирает, когда тот склонил голову ему навстречу. На секунду зажмурившись, Агни глубоко вдохнул, набираясь спокойствия – или хотя бы душевных сил, достаточных для того, чтобы изобразить спокойствие. Не беспокойтесь, Ваше Высочество. Вы никогда не узнаете, насколько сильно ваш недостойный слуга осмелился любить вас. Опустив руку в чашу с церемониальной жидкостью, Агни осторожно, едва дотрагиваясь, провел ладонью по щеке принца, оставляя яркий медово-золотистый след. Слуге приходилось низко наклоняться над лицом господина, находясь в непозволительной близости от него – потому что иначе полумрак скрадывал заветные черты, что затруднило бы совершение обряда. Вслушиваясь в теперь отчетливо слышное неровное дыхание Сомы, Агни чувствует необъяснимую тревогу – и в который раз душит в зародыше мысль о том, что, быть может, еще возможно повернуть время вспять. Буквально вкладывая в воспаленное от тяжких раздумий сознание неоспоримую аксиому – ни единым словом, жестом или выражением лица не показывать принцу своей затаенной тоски – он крепко цепляется за эти мысли до тех пор, пока последний золотистый мазок не коснулся щеки будущего новобрачного – и, отстраняясь, Агни не смог наконец перевести дыхание. Теперь этой же смесью необходимо было смазать руки юного жениха. Легонько проводя ладонью от запястья до плеча господина, Агни замечает, что рука господина непривычно бледна и прохладна. Мысленно списав это на последствия предсвадебного поста, Агни мягко улыбается и обещает себе приготовить уйму превосходных десертов для новобрачных следующим утром. Затем, опустившись на корточки, Агни начинает покрывать обрядовой жидкостью ступни принца. Все это время Сома молчит, отведя взгляд в сторону – и, надо сказать, это внушало Агни серьезные переживания о настроении господина. Невесел, неразговорчив, не смотрит в глаза – волнуется? Уголок губ Агни дернулся вверх в грустной полуулыбке. Конечно же, волнуется. Разве возможно для него оставаться совершенно спокойным в день, когда боги ниспосылают ему наивысшее из благословений в жизни любого честного индийца. Что может здесь поделать Агни? Только добродушно улыбнуться, последним аккуратным мазком завершить обряд и мысленно взмолиться всем богам, чтобы те поделились с принцем своей возвышенной безмятежностью. Поднявшись на ноги, Агни берет золоченый кувшин с чистой водой и мягкое полотенце, чтобы умыть господина. Едва он заканчивает смывать краску с лица Сомы, тот неожиданно поворачивает голову и открыто смотрит Агни в глаза. Последний хочет сказать хоть что-нибудь – но вместо этого наиболее саморазоблачающим образом застывает с приоткрытым ртом, прикованный взглядом к этой бесконечной вселенной в глазах господина. – Держу пари, я выгляжу сейчас до жути нелепо, – шепотом произносит Сома. Зачарованный, Агни молчит в ответ, теряя способность говорить. Все, что относится к вам – не может быть нелепо или плохо в каком бы то ни было отношении. Одним своим присутствием вы способны освятить все, к чему прикасаетесь. – Эй, Агни? – принц едва заметно улыбнулся. – О чем ты задумался? – он легонько коснулся пальцами прядки выбившихся из-под тюрбана белоснежных волос – даже не отводя ее в сторону, просто неловко приглаживая. Чувствуя, как сердце медленно то ли тает, то ли сгорает в адском пламени, Агни мысленно подписывает себе смертный приговор и едва слышно шепчет ласковое, полуотчаянное: – Вы так прекрасны, мой юный принц. Щеки господина моментально заливает румянец, и Агни с ужасом осознает, что озвучил свои мысли вслух. Они были столь естественны для Агни: все его взгляды, направленные в сторону господина, все жесты и заботливые прикосновения были наполнены нескончаемым выражением восхищения и искреннего обожания. Всей этой проклятой, обреченной любви. – Я хотел сказать… – запнулся Агни, устыдившись собственных нечаянных слов и отчаянно жалея, что невозможно забрать их обратно, чтобы принц никогда не слышал, – что Нитья-джи**** удостоилась чести быть самой счастливой принцессой на свете, если судьбой ей уготовано стать вашей супругой, господин Сома, – Агни поспешно принялся стирать краску с рук и ног принца. – Если вы хоть на минуту позволили себе усомниться – уверяю вас, это так. Она будет безмерно счастлива… – В отличие от меня. Что? Ошеломленно глядя на господина, Агни отчаянно искал намеки на улыбку в его лице, смешинки в глазах или голосе, беззаботную небрежность в жестах. Ведь не может быть, чтобы он не шутил сейчас, верно? Иначе… – Я ведь не люблю ее. Агни помимо воли падает на колени перед господином. – Я не хочу на ней жениться. Сухие отрывистые слова, срываясь с губ принца, словно пули, пробивали сердце его слуги насквозь. Его драгоценный господин только что признал, что в браке будет несчастен. И не в благословенный путь к гармонии и благоденствию Агни сейчас его провожает, но толкает в пучину отчужденности и непонимания, которыми тот, несомненно, будет окружен рядом с нелюбимой женой. Сам, своими руками. Этого не может произойти. Нет, только не он, только не этот прекраснейший из живущих. Сияющий, как само солнце, только такой жизни он и достоин – яркой, светлой, дружелюбно-теплой. Почти на физическом уровне Агни ощущал то ледяное, колючее отчаяние, что стремительно пронизывало все его тело. – Вы… – он не узнает даже собственного голоса, будто он доносится издалека, – вы уверены? – сложно придумать вопрос глупее, но Агни должен знать, есть ли еще хоть один шанс на то, что господин – нет, лгать он не может – просто преувеличивает, ведомый предсвадебным волнением? Все надежды рассыпаются в пыль, когда Сома оборачивается к нему лицом – и Агни видит, что в глазах господина стоят слезы. – Иначе я не звал бы тебя сюда, – вслед за надеждами прахом пошла выдержка, когда Агни чувствует горячие капли уже на собственных щеках. – Вот ты ответь мне, что я должен взять в жены, что должен полюбить на всю жизнь? – смахнув непрошеную слезинку, Сома надменно скрещивает руки на груди. – Ее слепые пустые глаза? Ее ледяные руки, ее раздутые напомаженные губы? Я сомневаюсь даже, что смогу взять ее за руку, не содрогнувшись от холода, который она источает – его достаточно, пожалуй, чтобы вогнать в лед весь огромный Бхарат*****. Да – вот оно, самое страшное. Обычно принца не беспокоят холодность и безразличие в свой адрес – потому что он знает, что рано или поздно растопит лед в душе того, кого желает видеть другом – а своими друзьями он хочет сделать всех и каждого. А сейчас он отчаялся настолько, что оставил даже попытки. Агни был готов взвыть от обрушившейся на его голову тяжелой, удушающей безысходности. – Это не я женюсь на ней, это Бенгалия женится на Пенджабе. Мой отец женится на ее отце, ничего больше, – Сома нервно отрывает лепестки у цветов в гирлянде. – А потому и среди прелестных девушек по всей стране именно для меня выбрал самую безмозглую. Самую хорошенькую, может быть, но такую непривлекательную. Только потому, что ей посчастливилось родиться принцессой. Чего еще, впрочем, можно было ожидать от династического брака. Агни только сейчас понимает, насколько ошибался, возлагая столько надежд на него. Вероятнее всего, ему настолько не хотелось видеть своего принца несчастным, что миражи, нарисованные истерзанным сознанием, отчаянно казались реальными. – Что я могу сделать, Агни? – совсем тихо шепчет Сома, и слуга в ужасе осознает, что это даже не вопрос. Его господин тоже уже потерял надежду. С силой жмурясь, Агни опускает голову, чтобы принц не видел боли на лице единственного близкого человека, не сразу даже понимая, что утыкается лбом ему в колени – а Сома, в свою очередь, обнимает его за шею и прижимается щекой к его макушке. Что я теперь могу сделать для вас, горькое счастье мое? Никто не считал, сколько времени они провели так, с безмолвным отчаянием вцепившись друг в друга. Наконец, Сома выпускает Агни из объятий – а затем срывает с гирлянды цветок жасмина, грустно улыбается и вплетает его в короткие встрепанные волосы своего приближенного. Поднимая голову, но не смея поднять взгляд, последний вышептывает тихие мольбы о прощении, а господин – боже мой, что же вы делаете? – не спешит убирать руку от лица слуги, вместо этого невесомо касаясь его щеки кончиками пальцев. Агни знает, что если в этот момент осмелится взглянуть в теплые – несмотря на мрачное освещение и холод вокруг, теплые – глаза господина, рискует не сдержать слез. Неизвестно, о чем в этот момент думает Сома, но уже через секунду он поспешно убирает руку и обреченно склоняет голову. И, может быть, именно этот жест помогает родиться в голове Агни совершенно сумасбродной идее, весьма опасной и чреватой в лучшем случае гибелью их обоих. Но в ней единственной Агни видит спасение. – Мы… – Агни покрывает себя проклятьями за то, что посмел сказать «мы», – мы можем сбежать, мой принц. Сома поднимает голову. Агни борется с желанием сию же секунду подхватить принца на руки и броситься с ним в окно, когда он видит искомую надежду в золотистых глазах. Ощутив мгновенный прилив сил, он заговорил быстро, словно цепляясь за постоянно ускользающую нить. – Мы можем податься в любую точку света! В Англию, в Штаты, куда только изволите!.. Я брошу весь мир вам под ноги, если пожелаете! Его Величество никогда не найдет вас, и там, вдали от него, вы обретете новую невесту, настоящую вечную любовь… – Агни едва не захлебывался собственными слезами. – Мой принц, это еще возможно… Прошу вас… Я… – слишком много «я», подумал он и остановился. – Никакое сокровище в мире не способно сравниться с вашей искренней улыбкой. Пожалуйста, давайте уедем, – он наконец осмелился поднять голову и взглянуть в глубокие, наполненные слезами глаза своего юного хрупкого господина. – У нас есть всего час до рассвета. Вы… возможно, вам никогда больше не представится возможность… найти свое единственное уготованное судьбой счастье. Меньше чем через несколько секунд Сома медленно кивнул. Агни почувствовал, будто его снова избавили от смерти. – Хорошо, мой принц, – он мгновенно подскочил на ноги. – Я сейчас же подготовлю все, что нам понадобится для побега. Не должно было быть никаких «нам», злобно прикрикнул он сам на себя. Повернувшись к Соме спиной, он поспешил к выходу – времени и правда остается в обрез. – Я уже нашел. Агни замирает на месте, словно приклеенный к земле. Что же, момент настал. Его господин полюбил. В этот момент Агни понимает, что, как бы долго и тщательно ни готовил себя к такому раскладу, как бы ни убеждался в порочности и недопустимости собственных мыслей, как бы ни вталкивал себе, что это должно случиться, что это должен быть кто угодно, только не он – а все же до сих пор слепо надеялся. Безумец, милостивые боги, какой же безумец. – Он – полная противоположность ей. Он. Агни с силой жмурится: хорошо, что он успел повернуться к господину спиной. Значит, и он, это прелестное создание, воплощение всей земной невинности, угодил в капкан запрещенной любви. Что за боль предстоит ему познать, если общество вокруг прознает. Боги. Ради всего святого. Он не заслуживает этого. – Среди всей этой дворцовой глуши он – мой единственный луч света, и только в его объятиях моя жизнь обретает краски. Каждое слово принца заставляет душу Агни корчиться в муках. Куда им деваться теперь, чтобы укрыть господина от преследований, но не разлучать с его любовью? Этот человек определенно благословлен самими небесами, если обладает таким бесценным сокровищем, как сердце его принца. Слуга отчаянно надеется, что избранник господина достоин этого дара свыше. Однако – как им двоим удавалось видеться втайне от Агни, который всегда был рядом?.. – Он даже не хотел, чтобы я знал о его любви. Вас невозможно не любить, сокровище мое, думает Агни, чувствуя бушующую агонию в глубине души. Кем бы ни был этот счастливец, пусть он… – Но я знаю, Агни. Земля тут же уходит из-под ног. В полной мере осознавая сказанное господином, Агни чувствует, как оживает смертельно раненное сердце. Принц спускается с подоконника – Агни слышит его тихие, неуверенные шаги – и невесомо, до непривычного робко обнимает его, впервые позволяя себе нежность подобного рода. Чувствуя, как Сома осторожно прижимается к нему и крепче обвивает руками, Агни боится даже дышать. Эти мелко дрожащие, прохладные от волнения руки вытягивают его из темной, переполненной страхом и горечью, ледяной пропасти. Бессчетное количество раз Сома тискал Агни в дружественных объятиях, закидывал руку на плечо, цеплялся за него в моменты страха – но те прикосновения не имели ничего общего с этими, хрупкими и волнительными касаниями. Агни боялся шевельнуться, не в силах поверить происходящему: само солнце спустилось к нему в ладони. Едва дыша, он медленно, осторожно оборачивается лицом к господину и, не cдержав слез, обнимает его в ответ. Вы удивительны, мой принц. Со всех сторон вас осыпают золотом – а вы лишь крепче сжимаете маленькую медную монетку в кармане. Не в силах устоять на ногах от волнения, Агни опускается на колени перед принцем, и он – удивительно! – делает то же самое. Нерешительно – не боясь оттолкнуть, но боясь нарушить эту хрупкую атмосферу чистой, звенящей в воздухе нежности – дрожащие губы несмело касаются влажной от слез щеки. – Давай сбежим туда, где я могу быть свободен. Сжимая обеими руками ладонь принца, Агни молча – слова здесь излишни – прикладывает ее к своей груди. Вы безраздельно владеете ключами от моего сердца – я готов раздобыть для вас ключи от любого уголка на земном шаре. – Где я смогу любить тебя без оглядки на чьи-либо пустые амбиции. Такого места нет еще на земле, с грустью думает Агни. Но даже если так – он готов выдержать бой с каждым, кто посмеет усомниться в их праве быть счастливыми друг с другом. Вполне привычным жестом Агни подносит руку Сомы к губам – но целует ее уже с новой, особенной нежностью, знаменующей новую жизнь, в которую они только что шагнули. Одновременно на устах господина расцветает ласковая улыбка – и в следующую секунду происходит то, на что даже сейчас Агни не смел надеяться: медленно приблизившись, Сома задумчиво взглянул ему в глаза, а затем легчайшим, подобно крылу бабочки, касанием прильнул к его губам своими. В этом робком, эфемерном поцелуе, как ни странно, был весь он – вот такой, как сейчас, живой и искренний, с обнаженным сердцем. Агни моментально растворяется в океане эмоций, вызванном одним этим невинным невесомым прикосновением. Их губы разъединяются на короткое мгновение, в течение которого их взгляды встречаются – и Агни словно кислород перекрывают, когда он видит страх в прекрасных золотистых глазах. Не помня себя, он в ту же секунду притягивает господина обратно, вкладывая в ответный поцелуй всю безграничную любовь и нежность, на которые был способен. Сома отвечает мгновенно – с таким чувством и трепетом, что Агни кружит голову. Бесценнейшее из сокровищ, одно из тех, за которыми иные ревностно охотятся всю свою жизнь, с кроткой улыбкой само вверяет себя ему. Если Агни не сумеет сберечь его, он окажется величайшим преступником среди ныне живущих. Наконец обретя друг друга, они готовы были продолжать долгожданный поцелуй вечность, но, к великому сожалению, на это уже не оставалось времени. Поэтому Агни мягко отстраняет от себя господина и решительно поднимается на ноги. Им и вправду нужно спешить.

***

Когда на горизонте забрезжила багряная полоса восходящего солнца, комната двадцать шестого принца оставалась пуста – лишь жасминовая гирлянда тихонько покачивалась на ветру, что просачивался в распахнутое окно. Никем, по счастью, не замеченные, вдоль пыльных песчаных дорожек Калькутты спешили двое, облаченные в одинаковые плащи с капюшоном, скрывающие их вполне узнаваемые в этом городе лица. Один из них все еще поминутно оборачивался в тревоге, но второй крепко и уверенно держал его за руку, не разжимая пальцев ни на секунду. Теперь все, что есть у них – пара узелков с самым необходимым и неугасимая надежда на грядущее. И если повезет – необъятная вечность впереди.