Неотправленные письма.

Привет, милая. Солнце мое, горячая моя, сильная моя, смелая, яркая моя, живая... Рангику. Только вот брежу - ни черта ты не моя, моей никогда не была и не будешь. Твоим сердцем владеет Белый Лис, я же так, побоку. Нет, милая, я не злюсь на тебя, ты же ничего мне не обещала, в верности не клялась, не говорила всех этих приторных слащавостей про то, что любить меня будешь до конца дней своих, когда мы сошлись после ухода Ичимару из Готей 13. И, кстати, за это тебе, наоборот, спасибо. За честность твою, это я в тебе и ценил всегда. Ты сразу мне дала понять, что я для тебя - просто способ забыть Ичимару, ну и пусть. Зато мы были близки, и я тебе даже не про наш безумный и оголтелый трах... хотя, чего греха таить, секс с тобой - и впрямь нечто умопомрачительное. У меня ни с одной девушкой не было такого, чтобы я напрочь голову терял, чтобы аж выл от восторга, когда кончал, чтобы в перерывах между этими нашими поцелуями до конвульсий от нехватки воздуха хрипеть из последних сил всякий бред про то, как я люблю тебя... А ведь знавал я многих, Рангику, чего, наверное, и не скажешь по моей разукрашенной шрамами роже. Но, не поверишь, и на такого, как я, упыря, желающие находились. Да ладно, суть вовсе не в этом... Спасибо тебе за то, что была со мной, хотя бы на то время, пока думала, что сможешь со мной Ичимару своего забыть, пока не решила покинуть Готей и отправиться к нему. Черт, врать не стану - завидую твоему лисяре, о такой преданности, какую ты ему даришь, только мечтать можно. Что ж, тебя рядом уже нет, единственное, что остается - лишь вспоминать о том, как ты любила иной раз растрепать воронье гнездо на моей голове, смеясь и говоря, что тебе нравится то, как топорщатся мои не подчиняющиеся никакой расческе патлы, как гладила меня по распаханной шрамами щеке, а я ловил губами твои пальцы, целовал их, зажмурившись, и, знаешь, в такие минуты чувствовал себя самым счастливым на свете. Мне ничего в этой жизни нафиг не надо было, лишь бы ты вот так же обнимала меня, как тогда, в тот день, когда мы забили на службу и отправились на Грунт, бродили сначала по магазинам, потом по барам, потом, пьяные и счастливые - по длинным улочкам пустой под утро Каракуры... Солнце, я знаю, что ты уже не вернешься, и, верно, не вспомнишь простофилю Шухея... Но, если все-таки надумаешь вернуться, помни - я жду тебя, Рангику. - Шухей-фукутайчо, - дернувшись, Хисаги нервно подпалил почти до конца сплетенную бабочку. Нет, не неожиданный визит капитана тринадцатого отряда Джоширо Укетаке стал тому причиной. Хисаги прекрасно знал, что он никогда не решится отправить это послание. - День добрый, Хисаги, - капитан Укетаке тактично сделал вид, что не заметил, что именно поджег отводящий подернутый печалью взгляд лейтенант девятого, и потому сразу сменил свой официальный тон на обращение в более доверительном стиле. Тяжело парню, подумал про себя Джоширо, глядя на хмурого синигами, рыскающего по карманам форменной одежды в поисках сигарет - сначала капитан предал, а теперь и любимая женщина покинула, променяв его на другого. Но ничего, молодец, держится так, как другим и не снилось, не в пример замучившего и отряд, и начальство, и друзей, и девушку свою, Хиннамори Момо, и себя самого лейтенанту оставшегося без руководителя отряда номер три Идзуру Кире изнурительными запойными истериками с громким надрывным плачем, утиранием зарёванного лица рукавом собственной униформы (а подчас и предметом гардероба отважившегося скоротать с ним вечер и поработать его психологом собеседника). Правда, капитан Укетаке слышал краем уха разговоры среди бойцов девятого, что их лейтенант стал частенько прикладываться к бутылке и являться на тренировки и собрания откровенно помятым после чрезмерных и затянувшихся алкогольных возлияний. - Как твои дела? Шухей неопределённо хмыкнул, всем своим видом изображая, что дела у него как будто бы неплохо. Укетаке покачал головой, дивясь тому, как Хисаги терпит и пережёвывает всё в себе, упорно не желая делиться ни с кем своими переживаниями. Что ж, подумал капитан, поправляя упавшую на лицо длинную белую прядь, пора поднять этому молчаливому буке настроение. - Хисаги, я тебе тут пришёл сказать кое-что, - Укетаке заговорил, пристально глядя на лицом изображающего внимание, но не сумевшего спрятать в ответном взгляде то, что дыра в сердце ещё не заросла, и пока его вопросы внешние колышут разве что по долгу службы, Шухея. - Собрание капитанов и лейтенантов, которое организовывает Ямамото-сан через два часа, вообще-то, по твою душу. Руководством Готей 13 было принято решение назначить тебя капитаном заместо... кхм, покинувшего Сообщество Душ Канаме Тоусена. Джоширо тактично кашлянул, так и не решившись назвать вещи своими именами, сказать что слепой капитан девятого отряда попросту предал своих и сбежал к задумавшему переворот с порабощением всего и вся в Сообществе Душ Айзену. Но даже не это морально добило достаточно много повидавшего капитана. А то, что сдув струёй сигаретного дыма с предплечья попавший на кожу пепел от сожжённой им бабочки, Хисаги безжизненно выдавил: - Спасибо вам, Укетаке-тайчо, я приму к сведению информацию о своём назначении и постараюсь подготовиться к собранию. Шухей пытался изобразить радость, хотя на деле новость о том, что его хотят сделать капитаном, не вызвала у него никаких эмоций. Ему ни грустно было, ни весело. Ему было никак, чтоб его менос сожрал. Жаль, Рангику так и не увидит, как на нём смотрится капитанское хаори...