Неотправленные письма.

Чёрт, похоже писать письма покойникам у него уже начинает входить в ужасающе постоянную привычку, содрогался Бьякуя Кучики, снова закрывшись у себя в кабинете в свой первый же после похорон Рукии рабочий день. Признаться честно, гибель его сестры на её совместном с Ичиго Куросаки задании настолько вывела его из колеи, что он сорвался и запил, едва гроб с телом так и не взявшей фамилию рыжеволосого отпрыска клана Иссинов сестрицы землёй забросали. Запил Кучики так жестоко, что даже видывавшие всякое слуги в поместье одного из самых сильных и знатных аристократических кланов в Сейрейтее начали боязливо перешёптываться, уже потихоньку начиная делать ставки на то, кто же возглавит клан после спивающегося Бьякуи. Нет, дебошей капитан шестого отряда никаких не устраивал, по дому с топором ни за кем не гонялся, Сенбонзакуру за всё время хотел обрушить лишь на голову уже и без того покойного Ичиго, и то в пьяном бреду, заснув опять в обнимку с бутылью вина у стенки... но пил так, что даже синигами с его уровнем духовной энергии с таким количеством алкоголя в крови грозила неприглядная перспектива смерти от отравления спиртным в луже собственной рвоты и с побелевшим лицом, перекошенным от болезненных спазмов. В общем, совсем так не по-аристократски, и не по-синигамски тем более. Возвышенности в такой кончине не было ни на йоту, но окончательно растерявшему последнюю силу духа Кучики плевать уже было, как смерть свою встречать - с мечом в руках или с бутылкой. Кстати, про гибель Куросаки. Да, уже ко дню похорон Рукии убийца Ичиго был на свободе, как бы прискорбно это ни звучало для родни несостоявшегося мужа сестры Бьякуи. Естественно, когда разъярённый гибелью любимой девушки Ренджи обрушил на даже не ставшего сопротивляться Ичиго свой банкай, даже дураку было понятно - если Куросаки в тот же миг не ускользнёт от удара или хотя бы не перекроет смертоносную пляску гигантского костяного змея Хихио Забимару ответной атакой, ему конец. Ичиго, съедаемый чувством вины за гибель Рукии, сопротивляться не стал, и мужественно погиб на месте, а прибывшим на место происшествия медикам из четвёртого и карателям из второго оставалось только ужасаться, глядя на озлобленного, загнанного и раненого в самое сердце смертью Рукии Ренджи и то, что осталось от бывшего временного синигами. Абарая схватили, разгневанная родня Ичиго требовала немедленной и как можно более жестокой расправы... и единственное, что успел сделать капитан Кучики перед похоронами Рукии и перед своим катастрофическим запоем - назло общественному мнению, Совету 46 и всем вставшим на сторону убитого Ичиго в этой непростой ситуации взял и заставил карателей освободить его лейтенанта, да ещё и обвинения с него все снять, завуалировав всё туманной формулировкой "состояние аффекта". Нагло и не очень-то красиво было с его стороны, конечно, Бьякуя это понимал... но разве он в первый раз давил на людей, заставляя их принять его выбор и отстаивая тех, кто был дорог именно ему? Когда-то он согнул в бараний рог весь свой благородный клан, заставив их заткнуть рты и с почтением принять его покойную ныне супругу, что привёл из Рукона. Потом он угрозами и весом своего влияния заставил Совет 46 не трогать Рукию за передачу силы синигами простому смертному. Ну а почему бы теперь было не спасти от верной дороги на эшафот своего лейтенанта, который не единожды по жизни и службе доказал ему свою преданность, причём не пустыми словами, а поступками и тем, как рьяно он кидался в бой, защищая своего капитана?.. К тому же, Бьякуя Кучики настолько возненавидел пусть даже и покойного ныне Ичиго Куросаки, что готов был в многолетнюю кровопролитную войну со всем его кланом вступить, но жизнь и свободу прикончившего его в порыве ярости Ренджи отстоять. И... грешно так говорить, но Бьякуе Ичиго было ни капельки не жаль. На свою сестру в гробу ему смотреть было невыносимо... а вот, когда в закрытом гробу вынесли тело Куросаки, он даже ощутил в этом некое справедливое возмездие за то, как неосмотрителен рыжий временный синигами был, позволяя маленькой и хрупкой Рукии биться там, где ей грозила смертельная опасность. Пусть даже возмездие это и пришло в лице набросившегося на Куросаки Ренджи. Пусть так. Уже после похорон, захлёбываясь пойлом всех сортов и сидя в усмерть пьяным у стенки, Бьякуя со сжавшимся от страха сердцем расплёл неожиданно прибывшую к нему бабочку из Готея, в которой сообщалось, что Ренджи Абарай и Хисаги Шухей умерли в госпитале после миссии, на которую ходили совместно. И, узнав о том, что у него больше нет лейтенанта, а у девятого отряда снова нет капитана, Кучики едва сдержался, чтобы в голос от тоски не завыть. Чёрт, и почему все, кого он пытался защитить, в итоге умирали, недоумевал молодой капитан, заливая своё горе чёрт бы его знал какой по счёту бутылкой горькой. Он пытался открыть Хисане этот мир - та скончалась от болезни, которая оказалась сильнее и его бесплодных попыток её спасти, и её самой, он пытался помочь её сестрице Рукии в память о ней - та умерла в бою, защищая плевавшего на неё и её чувства рыжего бабника, он встретил самого, наверное, лучшего лейтенанта, которого можно было только пожелать... и тот покинул его, отправившись за Грань. Признаться честно, Бьякуя даже хотел покончить с собой, после того, как отстоял в уматень упитым на похоронах Шухея и Ренджи... но вместо этого как-то резко вернулся в поместье и решил приводить себя в порядок для выхода на службу. Не то пришло горькое и больно точащее душу въедливым червём осознание того, что его отряд остался без старших, не то он понял, что за пеленой запоя прятаться не получается, только приблизить сумасшествие выходит неплохо, а уйти в работу, как это делал тот же покойный ныне Шухей - вполне вариант... но проспавшись ночку, приняв с утра душ и облачившись в форменную одежду капитана, Бьякуя ко второй половине дня явился на службу. Отряд и рад бы был восторженно приветствовать возвращение своего капитана... но радоваться ни хрена не получалось, гибель Ренджи явно подкосила бойцов. И теперь все ходили с одинаково понурыми лицами, чисто механически выполняя свои обязанности, да вытирая накатывавшие временами горькие слёзы украдкой. Тэцузаймон Иба, лейтенант восьмого отряда, глядя на такое положение дел в шестом отряде, с грустью пошутил, что теперь весь отряд Кучики превратился в неживые копии своего капитана, ещё и всех бойцов шестого в мороженые селёдки записав. За что и удостоился зуботычины от Иккаку Мадараме, который не стерпел шуточек, связанных со смертью своего бывшего сослуживца и товарища. Проходя мимо, и случайно всё услышав и увидев, капитан Кучики исподтишка кивнул, явно одобряя поступок третьего офицера Дзараки. Ренджи ведь после Академии попал как раз в одиннадцатый отряд, настоящим воином он вышел именно оттуда, попав к Кучики уже в качестве лейтенанта. Задиристый, смелый, и, что особо ценили в одиннадцатом, сильный руконгайский мальчишка уверенному и нахальному Мадараме пришёлся по духу, и они достаточно быстро подружились. Впрочем, не подружиться с общительным Абараем было очень сложно - покойный ныне лейтенант шестого при большом желании мог и пенёк разговорить. Иба своего невовремя проснувшегося красноречия не унял, и, словив от Мадараме, пошёл докапывать Аясегаву с расспросами о том, а не желает ли он, как пятый офицер одиннадцатого отряда, передвинуться на несколько ступенек повыше по служебной лестнице, тем более, что освободилось место лейтенанта шестого отряда, а в девятом теперь так вообще, ни капитана, ни второго офицера нет. Про то, что свободны места лейтенанта и капитана в тринадцатом и восьмом отрядах после смерти Рукии и Ичиго, Иба договорить уже не успел - захлопнул рот на полуслове, чувствуя, какой угнетающе мрачной стала реацу его собеседника. В фиалковых глазах женственного с виду, и очень жёсткого и собранного во время боя Юмичики сразу сгустилась пелена тяжёлого гнева - ему очень больно было на душе после потери двух своих товарищей, и разговорчики о делёжке офицерского и капитанского мест ему сейчас чем-то кощунственным казались. Раздался металлический лязг, клацнул раскрывшийся серп Фудзи Кудзяку, и острия пяти лезвий застыли в опасной близости у горла говорливого Тэцузаймона. - Ещё раз услышу, как ты уже пытаешься пригреть места моих товарищей, едва успев отойти от их могил - я тебе глотку продырявлю и не поперхнусь даже! - зло прошипел Аясегава. Проходящий мимо капитан Кучики, случайно застав и эту неприглядную сцену, опять не удержался от одобрительного кивка. Откровенно говоря, для себя Бьякуя решил, что, если это ходячее недоразумение в солнечных очках рискнёт при нём как-то неуважительно отозваться о его покойном ныне лейтенанте, он его точно при помощи Сенбонзакуры на шашлык нашинкует, и пусть его потом хоть весь Совет 46 камнями закидает за совершенно не приличествующее аристократу, а тем более капитану целого отряда поведение. День выдался рутинным, тяжёлым, сумбурным и полным горестных воспоминаний о тех, кого уже никогда не вернуть. И вот раздавленный морально и вымотанный физически, (как оказалось, после столь длительного запоя вот так резко выходить на работу не так уж и просто) Бьякуя уселся за стол с пачкой сигарет, пепельницей, листом бумаги и ручкой и решил попытаться сегодня хотя бы Рукию из своего сердца отпустить, чтобы суметь сжиться с болью от потери сестры, и сказать ей всё то, чего он так ей сказать и не успел. Ну что же, здравствуй, ещё одна маленькая возмутительница церемониального спокойствия в доме Кучики. Как же теперь мне жаль того, что я временами журил тебя за невыдержанное поведение, как же мне стыдно от того, что я говорил, будто бы в тебе нет и сотой доли выдержки и грации Хисаны, как же мне больно от того, что я позволял себе говорить, что Хисане ты не ровня, и похожи вы только внешне... прости, сестрица Рукия, если сможешь, прости. Взяв тебя в дом Кучики и дав тебе нашу фамилию в память о твоей сестре Хисане, которую я любил и люблю по сей день, я почему-то забыл об одном - незачем тебя дрессировать. Я зачем-то вдалбливал в твою очаровательную головку, что ты должна то, должна это... а ты ведь на деле-то никому и ничего должна не была. Это ведь было моё решение - взять тебя в дом Кучики, значит, это я должен был делать всё, чтобы в этом доме тебе было хорошо. А я почему-то решил, что имею право тебя дрессировать. Прости мне это, если сможешь, моя бедная сестрица. А ты держалась молодцом - все премудрости и тонкости проживания в доме аристократов усваивала, как могла: многое схватывала на лету, впитывала как губка. Да, ты не Хисана - ты более резкая, более стремительная, более прямая... но этим ты и была ценна. Твои странности, которые поначалу меня доводили до белого каления, эти твои зайчики повсюду, фантики от конфет, разбросанные по всему поместью, и рисуночки идиотские... чёрт, Рукия, я бы всё отдал, если бы это всё вернуть можно было вместе с тобой. Знаешь, я бы всё тебе простил - и нахала этого рыжего, которому ты даже силу синигами додумалась отдать в мире живых лишь потому, что полюбила, в своём доме простил бы, и некоторую крикливость твою, когда что-то не по-твоему идёт, как есть бы, всю простил, и твою не сравнимую ни с чем любовь задавать не к месту и невовремя всякие глупые вопросы сейчас принял бы с теплом и радостью в душе, отвечая терпеливо на каждое твоё "почему?" да "зачем?"... Да только вот теперь я могу хоть гор золотых тебе наобещать, ничего не изменится. И единственное, что останется мне - ежедневно выкарабкиваться из того мракобесия, которое начинает царить в моей душе после того, как не стало тебя, Ренджи и, ты не поверишь, Шухея. Ты, наверное, спросишь - а с какого это судьба Шухея меня взволновала, между нами ведь и дружбы особой не было никогда, да и какая, кажется дружба между потомственным аристократом, главой клана и выходцем с востока Руконгая, с самых гнилых и вечно утопающих в крови слабых краёв?.. Отвечаю, маленькая моя почемучка - я уже давно подметил некую общность между нами, ту деталь, благодаря которой Шухея я понимал, как себя самого. Он славился в первую очередь чем? Правильно, своей колоссальной выдержкой. Только если я, потеряв Хисану и Кайена с Мияко, просто трусливо спрятался от действительности за маской "ледяного капитана", старательно создавая у окружающих впечатление, будто бы души во мне вовсе нет, то Шухей, скрывая свою душевную боль от этого мира, при этом полностью от него не закрылся. Он откликался на чужое горе, он помогал всем, я знаю, что и тебя он многому научил... в то время, как ко мне даже с простыми вопросами подойти боялись. Мне кажется, в искусстве держать себя в этом мире Хисаги Шухей меня переплюнул... Но даже не это терзает сейчас моё сердце, сестрица Рукия. Мне больно осознавать, что, раз к тому же Хисаги ты за советом и поддержкой шла чаще, чем ко мне, значить это может лишь одно - ты, наверное, уверена была, что у меня этого всего днём с огнём не сыщешь, что сердца у меня нет, и я только и умею, что порицать да отчитывать. Знала бы ты, что моё сердце взаправду горело от страха в те дни, когда Совет 46 хотел предать тебя казни за то, что ты передала свою силу Ичиго Куросаки... клянусь тебе, милая моя сестрица, если бы они после моих угроз уничтожить их всем составом не отстали бы от тебя по-хорошему, я и правда бы в кровавый фарш этих маразматиков изрешетил бы. Сенбонзакура бы выпил столько крови, сколько до этого ему принимать на себя не доводилось. Наверное, я был хреновым братом, проводил с тобой мало времени, вечно утопая то в делах по службе, то в заботах клана, а тебя бросал предоставленной самой себе, считая, что, если у тебя есть деньги, ты всегда придумаешь, как себя развлечь. Да только я не учёл одного - внимания, участия, тепла душевного ни за какие деньги не купишь. Хорошо, что беззаветно любивший тебя и даже Куросаки за тебя убивший Абарай не сдался, когда тебя забрали в клан аристократов, и продолжил с тобой общаться, игнорируя мою охрану и даже вступая с моими людьми в потасовки, лишь бы к тебе пробраться, хорошо, что хотя бы он смог тебе дать всё то, чего тебе от меня, как от брата, не хватало. Хорошо, что на твоём пути вместе с разудалым Ренджи появился вдумчивый, рассудительный и всегда готовый выслушать и помочь Шухей - он дал тебе то, чего, опять-таки, как брат, не дал тебе я, и чего не мог в силу своего необузданного норова дать тебе мой шумливый лейтенант. Тебя окружили настоящие люди, а я, хоть и считался самым близким тебе человеком, по факту оставался в стороне, узнавая тебя издали, понемногу и оттого дивясь порой, почему ты так или иначе поступаешь. Вот почему, скажи мне, почему, задумываться обо всём этом начинаешь, когда уже стоишь у могилы дорогого тебе человечка и понимаешь, что пусть ты даже и осознал, как надо себя вести, всё равно уже бесполезно всё, и прошлого не воротишь?.. из-под могильных плит, как известно, живым ещё никто не выбирался. И да, Рукия, можно я хотя бы здесь выговорюсь по поводу твоего, кхем, возлюбленного, который так и не стал твоим мужем?.. Я тебе честно скажу - если бы он не стал твоим мужем не из-за твоей смерти, а помер бы сам, или передумал, или к девке своей в мир живых убрался бы, я бы радовался, как ребёнок. Да, мне стыдно это признавать, я ведь должен был бы, как настоящий старший брат, одобрять любой твой выбор и радоваться, если радуешься ты... но я всеми фибрами души ненавидел это рыжее ничтожество, у которого все интересы сводились к тому, как бы мечом по поводу и без помахать да девкам как можно больше юбок позадирать. Да, Ичиго Куросаки - отпрыск дома Шиба, рода, к которому принадлежал Кайен, мой лучший друг... но это ничего не меняет. Если за Кайена и его жену Мияко я бы отдал жизнь без раздумий, то Куросаки я бы ещё вперёд в пасть к Пустому остриём Сенбонзакуры подтолкнул. А всё потому, что именно с появлением этого ходячего бедствия твоя жизнь превратилась в череду постоянных проблем, и ситуаций, в которых ты была вынуждена рисковать собой ради этого чучела, стало столько, что пальцев на руках и ногах не хватит их пересчитать. Он покидал тебя - ты сходила с ума, он кормил тебя пустыми обещаниями, прожигая вечера в компании смазливых девиц - а ты бегала окрылённая, и глаза твои светились безграничной верой в него, он возвращался, царственно принимая твою любовь - а ты рассыпалась перед ним пеплом, думая, что так он тебя больше полюбит. Ты плакала по нему... но и без него ты плакала. Вот потому-то я и совершил то, что окончательно сломало последнюю надежду в сердце моего давно (подозреваю, что ещё с Рукона) влюблённого в тебя лейтенанта, вот потому-то я и отправился в клан Шиба просить их устроить вашу с Куросаки свадьбу. Хотя, клянусь тебе, в тот день, когда я шёл туда, у меня словно при каждом шаге на каждую ногу по сто килограммов свинца навешивалось, ливень ещё такой пошёл затяжной, тяжёлый... будто сама судьба мне говорила: "Разворачивайся и уходи, Бьякуя Кучики, не пытайся силой склеить то, чему не быть вовек собранным!". Знаешь, я не тебя виню в том, что заставил Куросаки на тебе жениться... маленькая моя, я виню во всём себя. Вот бы ты вернулась, я бы всё переиграл... Так и не дописав, что хотел, капитан Кучики внезапно ударил, что было сил, рукою по столу, бессильно уронил голову на скрещённые ладони и к своему великому ужасу осознал, что его помимо его воли сотрясают глухие, но от этого ничуть не менее исступленные рыдания. Как же хорошо, что никто этого не видит, обречённо подумал Бьякуя, запоздало улавливая, что дверь его кабинета уже с полминуты как приоткрыта, и, кажется, зря он обрадовался тому, что его срыва никому узреть не довелось. - И на каких это основаниях вы вламываетесь в мой кабинет без стука, третий офицер Акон? - с каждым словом ноток мертвенного льда в голосе Кучики становилось всё больше и больше, пока привычная холодность не вернулась к нему. Слёзы он утёр быстро, надеясь, что усаженная металлическими рогами глазастая башка Акона, служившего у Куроцучи, не разглядела того, как он тут рыдал взахлёб, как обиженная возлюбленным девочка... тьфу, боже, какой позор, сжал Кучики руки в кулаки, уже не заботясь о том, как это со стороны выглядит. Плевать, надо бы отчитать нахального исследователя, осмелившегося сунуть свой любопытный нос в кабинет капитана, не получив на то от него разрешения. - Прошу меня простить, Кучики-тайчо... - почтительно поклонился Акон, тактично сделав вид, будто бы того, как плакал раненый в самое сердце потерей дорогих ему людей капитан, он не заметил. - Я стучал-стучал, вы не отвечали... по реацу вашей я понял, что вы здесь, и вошёл без стука лишь потому, что испугался, как бы не стряслось с вами чего... - И что же, по-твоему, могло со мной стрястись в моём же кабинете? - с вызовом посмотрел на Акона Кучики. Смутившись, тот отвёл взгляд, а Бьякуя внезапно выпалил: - Думал, что я тут нажрался и отдаю концы с перепоя, так, что ли?.. Чёрт, одёрнул себя капитан, а это-то он зачем ляпнул. Да, вполне возможно, по Готею уже разнеслись слухи о том, как после похорон Рукии и Куросаки он запил, ведь на похоронах Ренджи и Шухея он присутствовал до такой степени пьяным, что с трудом на ногах держался... но зачем лишний раз было это самому же подчёркивать, тем самым подтверждая информацию, которая до сего момента витала в воздухе шепотками неопределённости?.. - Никак нет, - сконфуженно пробормотал Акон, теребя в руках большую чёрную папку. - Я, собственно, по какому поводу... Освободилось два места капитанов и два места лейтенантов. Так как вы являетесь капитаном отряда, который лишился второго офицера, вам необходимо расписаться либо здесь, - он зашуршал бумагами, которые переполняли папку в его руках буквально до треска по швам, - что будет значить, что вы ищете себе нового лейтенанта, и главнокомандующему нужно будет задуматься о кандидатурах на этот пост, либо... Бьякуя встрепенулся. Как бы там ни было... но после смерти шумливого и старавшегося всегда держаться весело, уверенно и беззаботно Ренджи он никого не желал видеть за столиком лейтенанта в своём кабинете. Никого. - Скажи мне лучше, где расписаться в том, что от поисков лейтенанта я отказываюсь? - пристально посмотрел он на растерявшегося Акона.