Неотправленные письма.

В кабинете Хисаги Шухея, лейтенанта девятого отряда Готей-13, временно исполнявшего обязанности капитана этого самого отряда, после того, как его действующий глава Канаме Тоусен сбежал, решив переметнуться на сторону Сосуке Айзена, давненько уже промышлявшего выращиванием арранкаров - существ с сущностью Пустых и разумом человека, так вот, в кабинете Хисаги Шухея царил просто не поддающийся никакому описанию бардак. Бумаги были разбросаны по полу, столу и полкам шкафов, покрытых трещинами от не единожды бьющихся о них в приступе пьяной боли кулаков Шухея. На некоторых из бумаг виднелись желтоватые пятна от выпивки, которую Хисаги после предательства капитана поглощал, как не в себя, а некоторые из документов были и того хуже - замараны кровью самого лейтенанта, которому уже настолько плевать было на собственные состояние и внешний вид, что он запросто мог, явившись раненым с очередного задания, схватиться за отчёты окровавленными руками и даже не думать о том, как он потом это будто проиллюстрированное его собственной кровью собрание ужасов руководству Готея сдавать понесет. Недавно к предательству капитана Тоусена добавилась ещё одна душевная боль, разъедающая сердце бедного Шухея в рваные клочки, пропитанные ядом горького осознания, что это такое - предательство во всей его красе. Та, которую он полюбил до того самого состояния, что в народе безумием зовётся, та, которая не любила его и не скрывала того, что с ним она забывает одного покинувшего ее и Готей белобрысого лисяру, та, которая при всем при этом смогла дать ему ощущение того, что он искренне, по-настоящему, счастлив, заставив его сердце биться с новой силой и придав его, казалось бы, катящейся на дно жизни новые смыслы, пусть и совсем ненадолго... В общем, красавица Рангику оставила его. И Готей оставила. И отряд свой своим уходом без лейтенанта оставила. В общем, все и всех отчаянная Мацумото оставила и бросилась в Уэко Мундо за Гином Ичимару, который и был истинной любовью ее жизни, причем настолько сильной, что обворожительная красотка не побоялась весь мир отвергнуть ради этого человека, который без лишней лирики и малейших сомнений предал своих сослуживцев. Ходили слухи, что вот-вот Хисаги Шухей займет место оставившего свой отряд капитана Тоусена и возглавит его. Слухи эти, разумеется, и до самого Шухея доходили... Да только ему теперь уже было все равно. Он понимал умом, что надо будет взять себя в руки и продолжить свое служение Готею уже в новой должности, надо будет, как и прежде, помогать всегда и во всем своим сослуживцам... Да Шухей и так все это делал, продолжая утопать в работе с головой. Просто никто при всем при этом не видел, какая рваная дыра разрастается в его сердце, только и всего. Впрочем, а зачем им было видеть, думал Хисаги, каждый раз усилием воли вытряхивая себя из койки ради того, чтобы встать и пойти на службу. Его отряду тоже несладко, и он обязан подавать своим бойцам пример того, как надо бороться и идти дальше, несмотря ни на что, даже на то, что капитан их всех предал и выкинул из своей жизни, будто старых больных псов, которых без церемоний отправляют на помойку, когда понимают, что более хозяевам они не нужны. Он обязан подавать своим солдатам пример того, как надо быть сильным. И неважно какой ценой. Правда, при всех этих, казалось бы, на первый взгляд, воодушевляющих самовнушениях справлялся со своим горем лейтенант не так уж лихо, запросто и каменно, как он пытался это показать миру. Хисаги пил, и пил здорово. Да впрочем, одно его пренебрежение к документам, которые ранее содержались им в порядке, а ныне были похожи на кучу использованной по назначению туалетной бумаги, внимательным людям могло обо многом сказать. Да только замкнутый и не привыкший разговаривать о своих делах Шухей никого, даже близких друзей, к себе не подпускал, а когда те пытались с ним как-то заговорить о том, что с его раненой душой происходит, просто переводил тему. И снова пил. Вот и сейчас, после затянувшейся рабочей смены, когда все уже давно разбрелись по своим казармам и растянулись на своих футонах в намерении отправиться к берегам Морфея и посмотреть там сны о том, чего в реальной жизни им так не хватало, Шухей снова потянулся за бутылкой крепкой настойки, которую приволок во время своего очередного визита в мир живых. Не найдя в царившем на столе хаосе стакана себе под руку, лейтенант безразлично хмыкнул - ну и ладно, можно и прямо из горла попить, чего уж тут, он не в ресторане сидит, а в собственном захламленном кабинете с выключенным светом и в полном одиночестве. Никто его тут не видит, а потому можно и не задумываться о какой-то там эстетике, просто напиваясь в одно рыло, как редкостная свинья. Даже Казешини, его вздорный, сварливый и любящий лишний раз подразнить и вывести из себя своего не в пример ему сдержанного и доброго хозяина, его наглый и языкастый, но его бесценный и единственный, кто точно никогда бы его не предал - его дзанпакто, даже он сегодня молчал. Ну как сказать молчал - поглядывал из внутреннего мира на все, что его раздавленный предательством тех, кто был ему дорог, балбес тут вытворяет, рисовал кровью убитых им некогда врагов на натянутой на холсте человеческой коже ему одному понятные картины, да нервно бросал временами сквозь зубы: "Пиздец полный, однако..." Шухей и не спорил. Он даже согласен был со своим мечом. В отличие от застилающего собеседнику глаза мнимым участием и иллюзией сочувствия Айзена, Казешини всегда называл вещи своими именами. И за это Шухей его искренне ценил. Кстати, об Айзене. Почему-то, ранее не думая о нем особо и сконцентрировавшись более на самопоедании из-за того, что не смог уследить за капитаном и любимой, не смог сделать так, чтобы они остались пусть даже не с ним лично, но с Готеем, со своими друзьями и сделали правилный выбор, сегодня Шухей аж дернулся, вспомнив капитана-предателя, и даже настойкой подавился в тот миг, когда припал к бутылке, и мысль о Сосуке Айзене неожиданно всплыла в его откровенно воспалившемся от боли на сердце, постоянных переработок и затяжных ночных попоек в компании себя самого мозгу. Черт побери, нервно закашлялся Хисаги, а ведь именно с Айзена все и началось!.. Если бы не эти его чёртовы замашки на порабощение всех миров и их обитателей, если бы не его манипуляторские способности, с которыми он за собой смог утянуть Тоусена, Гина (и так получилось, что Рангику следом за ним), если бы не его стремление играть в бога, создавая похожих внешне и разумом на людей Пустых, которым он дал звучное наименование "арранкары"... Если бы не все это, Готей бы жил себе тихо-мирно, борясь с монстрами теми, которые давно уже ему известны, помогал бы душам умерших попасть в Сообщество Душ, не задерживаясь в мире живых, а дорогие вот лично ему, Хисаги Шухею люди не додумались бы до предательства!.. Откровенно разозлившись на себя, что за пеленой неизбывного горя он будто бы позабыл о том, кто настоящий виновник всех бед, что свалились ныне на Готей и на него самого, Шухей закурил и вдруг вспомнил о том, как когда-то во время его визита на Грунт Йоруичи-сан поведала ему об одном странном, но интересном способе поговорить с тем, от кого ответа на свои вопросы ты уже не дождешься. - Просто напиши ему письмо, Хисаги, - откинувшись в украшенном золотыми узорами кресле, с лёгкой улыбкой говорила бывшая капитан второго отряда Йоруичи Шихоин. - И пусть этот человек тебе на него и не ответит, да даже не так... И пусть ты это письмо никогда ему и не отправишь... Но поверь мне, после этого на душе становится легче. Ну ладно, с тяжёлым вздохом нахмурился Шухей, снова припадая к бутылке оказавшейся на удивление крепкой настойки. Негромко прошипев слова заклинания, которое позволило ему зажечь небольшой огонек кидо, дабы осветить погрузившийся в ночную тьму кабинет с наглухо занавешенными и не единожды прожженными уже шторами, парень не стал особо заморачиваться и просто схватил первый попавшийся ему под руку лист со стола. То, что лист был смят, сверху в правом углу порван, и, кажется, с другой его стороны уже что-то было написано, Хисаги уже вовсе не смущало. А вот с поиском ручки пришлось повозиться. Не обнаружив, к своему удивлению, на столе хоть чего-то, похожего на письменную принадлежность, Шухей зажал в зубах дымящуюся сигарету, и, так и не выпуская из руки бутылку с настойкой, словно его перебитые и покрытые ссадинами пальцы намертво приросли к ней, полез под стол искать ручку, карандаш... Да хоть что-нибудь, чем можно это самое пресловутое письмо, которому не суждено будет достигнуть своего адресата, нацарапать!.. - Да как же ты достал меня, ишачья голова! - зло рявкнул из своего внутреннего мира Казешини... И в следующий же миг на голову ойкнувшему от неожиданности Шухею упала обгрызанная, окровавленная (впрочем, во внутреннем мире Ветра Смерти всё было окровавленным), явно не единожды подвергавшаяся попыткам ее сломать, но всё-таки ещё способная писать ручка. - Спасибо, Шини, - у Хисаги даже сил не осталось спорить со своим явно нервничавшим из-за того, до какого состояния он себя довел, дзанпакто, и он просто схватил едва не воткнувшуюся ему в череп с подачи его клинка ручку и вылез из-под стола. - Не за что, пьянь, - обиженно буркнул меч, продолжив с преувеличенным интересом изучать то, что он там кровью сраженных им ранее врагов на холсте из человеческой кожи понарисовал. Решив, что отношения со своим клинком он выяснит потом, Шухей уселся за стол, снова пыхнул сигаретой, не глядя даже на то, что пепел с нее сыпется по его рукам и всему столу, разлетаясь в разные стороны, снова припал к бутылке и замер было на мгновение с мыслью о том, с чего бы ему начать... Просто скажи, Сосуке менос тебя раздери Айжан, зачем?.. Зачем тебе нужно все это дерьмо? Какую цель ты преследуешь, играя в свои боженькины игры и ломая людям судьбы? Да бес с тобой - мни ты себя богом, сколько влезет, свалил ты прочь из Готея - твое дело, делай там в своей пустыне в Уэко Мундо что хочешь... Зачем, сука, ты других в это втягиваешь?!.. Зачем ты потащил за собой капитана Тоусена? Зачем ты вообще внушил ему мысль о том, что ему лучше бросить своих и уйти за тобой? Не думаю, что без Тоусена ты бы не справился с реализацией своих чертовых планов, будь неладны они и ты вместе с ними!.. Зачем ты потащил за собой Гина Ичимару? Да, ты скажешь, с чего это вдруг я переживаю за судьбу этого лисяры белобрысого... А вот знаешь с чего? А с того, что, коли бы он за тобой не подорвался, Рангику осталась бы в Готее!.. и пусть она никогда не обратила бы на меня внимания, пусть она была бы любовницей Белого Лиса, зато она была бы спокойна и счастлива, была бы среди своих друзей, была бы жива и здорова!.. А теперь, будь ты проклят, она ушла за Ичимару, и я даже не знаю, все ли с ней в порядке!.. Ответь мне лишь на один вопрос, чертов ты манипулятор - если ты сам решил падать на дно, за каким хером ты тянешь за собою других и заставляешь их отречься от их прежней жизни?! Неужели тебе просто нравится сам факт того, что ты умеешь повести людей за собой? Неужели тебе, сволочь, настолько по кайфу играть чужими жизнями, что ты даже не задумываешься о том, что ты делаешь?! Это ведь ты, дрянь ты этакая, ты теперь несёшь ответственность за то, что Тоусен, Шин и Рангику оставили Готей, понимаешь ты это или нет?! Клянусь, Сосуке Айзен, клянусь тебе, что ежели тебя на пути своем встречу, ты даже до суда не доживешь. Я сам тебе башку отрежу, гадина. Это ты во всем виноват!!! Истыкав пол-листа корявыми, дырявящими бумагу под его дрожащей от бессильной пьяной злости рукой восклицательными знаками, Шухей даже не осознал того, что это короткое, но преисполненное воззвать своего невидимого собеседника к ответу письмо он начеркал буквально на одном дыхании, даже не заметив того, что уже давно потухла так и оставшаяся зажатой в его зубах сигарета, и даже про алкоголь в своей бутылке позабыв. И вдруг, откидываясь в не единожды уже прожженном сигаретами кресле, Шухей осознал кое-что. То, что в очередной раз неприятно резануло и без того уже истрепанное сердце. Он винит Айзена не просто за то, что за ним ушли предавшие Готей своим уходом два капитана и лейтенант. Он винит Айзена за то, что за ним ушел его капитан, а за вторым капитаном ушла женщина, которую Шухей до безумия любил. Получается, покачал головой Хисаги, снова начав хлебать настойку, покуда от нее не затошнило, - он винит Айзена в своих бедах, в своих потерях его винит. А в своих бедах он виноват сам. И нечего перекладывать вину за то, что ему сейчас невыносимо больно, на человека, который, в общем-то, плевать на него хотел. Да и на всех плевал с высокой колокольни, прикрываясь маской доброты, сочувствия и понимания, и этим заманивая нужных ему марионеток в свои сети. - Тьфу, ну какая же ты тряпка, - со смесью разочарования и жалости в голосе протянул Казешини. - Признаться честно, я сначала аж загорелся, когда почувствовал твое желание убить Айзена, твою ненависть к нему... А в итоге ты опять все скатил к тому, что ты сам во всем виноват, аж смотреть тошно! - Моего желания убить Айзена осознание того, что в своих бедах виновен я сам, никак не меняет, - горько усмехнулся Хисаги и следом за этим подпалил свое запачканное росчерками пепла и залитое настойкой письмо. Правда, захмелевший и окончательно затосковавший Шухей немного перестарался в этот раз с кидо и поджег не только письмо, которому не суждено было увидеть свет, но и стол, и лежащие вокруг этого стола бумаги вместе с ним. - Вот придурок-то!.. - опешив от такой небрежности своего воина, который был уже настолько пьян и морально раздавлен, что и кабинет свой, похоже, подпалить готов был, не раздумывая, Казешини аж из внутреннего мира выпрыгнул, материализовался и принялся тушить разошедшееся пламя вместе со своим растерянным синигами. Когда последние языки огня оказались поглощены тьмой стараниями Шухея и Казешини, Ветер Смерти буквально силой заставил так и не отрезвевшего Хисаги усесться в кресло и зло прошипел: - Я тебя поздравляю, идиот - мало того, что письмо ты писал на листе из последнего отчёта, так ещё и умудрился спалить документацию за последний месяц!.. - Твою мать... - обессиленно простонал Шухей, уже догадываясь, что теперь ему ближайшие несколько недель придется безвылазно провести на работе, чтобы восстановить то, что он, поддавшись порыву пьяной тоски, бездарно уничтожил, и обработать то, что за это время ему нового поступит. И да, в одном Йоруичи-сан оказалась неправа. На душе легче совсем не стало. - Шуу, у тебя все в порядке? Хисаги едва не подпрыгнул в кресле, осознавая, что дверь его кабинета распахнулась, а на пороге стоит его друг Ренджи, озадаченно созерцая представшее его взору пепелище, настороженно поводя носом и явно улавливая острый запах свежей гари. - Ну, в общем, да, - пробормотал Шухей, осознавая, насколько жалко и глупо он сейчас выглядит. Бухущий в хлам, еле языком ворочает, в кабинете воняет куревом, алкоголем и, наверное, костром после его предрассветной пьяной выходки с попыткой поджечь письмо (а вместо этого подпалил пол-кабинета, вот молодец-то какой, зло обругал себя лейтенант)... И продолжает доказывать не то Ренджи, не то всему миру, не то себе самому, что все в порядке. - Я так и понял, - нахмурился Абарай, видя, что на самом деле у его лучшего друга все более чем не в порядке. - Шуу, нам же сегодня ещё на задание топать... Ты уверен, что справишься? Может, лучше останешься дома, отдохнёшь и придёшь в себя?.. Точно же, уставился Хисаги в одну точку перед собой, Ренджи же говорил, что на сегодня у них назначена особо важная миссия, что там очень сильные Пустые, с которыми рядовые не справятся, и идти на битву придется именно им - лейтенанту и без пяти минут капитану... - Справлюсь, - буркнул Шухей, рывком поднимаясь из кресла, и аж зашатавшись от столь резкого подъема. Он не имеет права ещё и Ренджи бросить один на один с монстрами. Да и уж лучше на поле боя выложиться и хотя бы так хоть на миг от горя своего отвлечься, чем тухнуть в этом кабинете, изводя себя бесконечной работой и попросту спиваясь ночами, думал Хисаги, направляясь к выходу вместе с Ренджи под бурчание Казешини, и не зная кое-чего... Отчаянным обещаниям Шухея убить Айзена уже не суждено будет сбыться. Хисаги ещё не знал того, что вот сейчас вместе с Ренджи он идёт умирать.