Кай

У Дороти придурочный парень, одинокая мать, секущиеся волосы, смешная рубашка с Микки Маусом и ноль на балансе. Ей двадцать два, она учится в Полицейской Академии и работает помощником следователя. Дороти бросает Академию на год, чтобы пройти стажировку и отдохнуть от учебы. — Вам нужно быть более последовательной, мисс, — говорила ее учительница по английской литературе. — Ах, вы ничуть не изменились, — сказала бы она при случае. Дороти поправляет челку, поджимает губы и распутывает волосы пальцами. И одергивает рубашку. Подводит глаза черным карандашом и идет варить кофе. У Дороти хреновая работа: составлять отчеты, отвечать на звонки и готовить кофе мистеру Джерому. И никакой помощи людям, ради которой Дороти и решила стать полицейским. Сегодня работы мало. Дора сидит за своим столом и рисует какие-то завитушки на клочке бумаги. Старается не думать о зиме, снеге, который тяжелым пластом укрывает землю и о ссоре с Грегом. До обеда она выпивает четыре кофе — столько же пластиковых стаканчиков улетают в мусорную корзину — выкуривает шесть сигарет и огромное количество раз поправляет сбившуюся челку. Часы отбивают половину четвертого, а стрелка делает в их овале заметный надрез — от «двенадцати» к «тройке», когда тишина вокруг Дороти распадается. — Эй, Льюис, хочешь посмотреть на настоящее дело? — грубовато спрашивает мистер Джером и заправляет в кобуру пистолет. Сорок три года, жена, двое детей. У Дороти тоже есть ствол, но большую часть времени он проводит на нижней полке шкафа со старыми отчетами — за ненадобностью. — Хочу, — кивает она. — Собирайся, — подмигивает ей шеф и шепотом добавляет, — труп в загородном доме и никаких зацепок. Дороти сглатывает и думает, что там, наверное, много крови и снега. Дороти кажется, что последняя сигарета была лишней — ее мутит. Дома Дороти ждет шоколадный пудинг и сердитый с похмелья Грег. Пудинг заведомо проигрывает, поэтому она вскакивает, несется к вешалке, надевает пальто, кутается в шарф — длинный и фиолетовый — и кричит: — Я готова. *** В машине тепло, а кроме мистера Джерома еще и мистер Малкольм. И они шутят, будто бы впереди их ждет не место преступления во всей красе, а праздник с друзьями. Дороти думает, что ее рубашка до глупого неуместна. Прижимается лбом к стеклу, сжимает зубы и пытается не слышать скрип снега. Не слышать, не слушать и не замечать. Дом жертвы встречает их улыбкой — мягкой, и пустотой — зияющей. А с порога ударяет красной пеленой по глазам и концентрированным запахом смерти — по носу. Вся гостиная и кухонный стол заляпаны кровью. Алые побеги стекают по стенам вниз, собираются в лужицы на полу и проталкиваются в обонятельную систему. Снег наливается цветом — венозным. Дороти чуть не выворачивает наизнанку, и она зажимает рот рукой, глаза слезятся. Питер Стивенсон, двадцать четыре года, холостой, гомосексуалист. Из дороги в обратную сторону разом выжимают веселье и шутки. Белый мир за окном временно не тревожит Дору, и она ни разу не поправляет челку. Под глазами у нее темные круги, кожа с неприятным оттенком — зелено-желтым. — Иди, — машет ей Джером, — все равно еще нет заключения от патологоанатома. *** Снежинки вихрем врезаются в глаза Дороти, как только входная дверь гулким стуком желает ей удачного вечера. Или неудачного — она не знает наверняка. Сердце стучит ошалевшим животным, голова кружится, Дороти бредет по оживленным улицам и Лондон подмигивает ей бельмастым глазом. Желтоватый ассиметричный свет из выщербленных фонарных столбов старается оттеснить темноту, выставить ее на задворки города. До дома Доре недалеко, денег совсем мало. Дора идет мимо ряда кафе и пабов, и голод вдруг вгрызается в нее острыми зубами, кусает до боли. Вывеска «Снежная королева» вырастает перед Дороти словно из ниоткуда, и отзывается ледяным вихрем. Дороти морщится, почти что проходит мимо. Но снег давит изо всех сторон на нее, а из окна улыбается табличка с надписью: «Только у нас и только сегодня! Скидки! Пятидесятипроцентные скидки на всю продукцию!» Дороти не хочется домой и хочется пива. Она подходит ближе, толкает дверь, вдыхает теплый и вкусный воздух. «Как Кай», — почему-то вертится в голове. Паб небольшой, но уютный. И первое, о чем Дороти вспоминает — сбившаяся на бок челка. Дора поправляет ее у зеркала, нехотя улыбается своему отражению, поворачивается к выходу и нос к носу сталкивается с девушкой. Шатенка, чуть больше двадцати, хрупкая и красивая. — Извините, — бормочет Дороти и выходит. Девушка смотрит ей вслед. Дороти сидит возле стойки и пьет пиво глотками — маленькими и аккуратными. Золотистая жидкость путается в гранях стакана, Дора подпирает голову рукой. — Ты не против? — спрашивает ее кто-то и тут же садится рядом. Та самая девушка сжимает в руке бокал текилы и улыбается ей. — Нет, не против, — Дороти мотает головой и думает, что действительно — очень красивая. Дороти нравятся девушки. На выпускном вечере она целовалась с Майли, на дне рождения Ив трахалась в туалете с Гвен. Дороти тошнит от зимы и Грега, а новая знакомая горячая, летняя и улыбчивая. Так Дороти и знакомится с Эмберт. Ее платье открытое и Дороти обращает внимание на выпирающие ключичные косточки. А еще на маленькое блестящее колечко в нижней губе. Они болтают, а потом Эмберт отлучается на минуточку. И между третьей порцией пива и дракой двух уличных бродяг Дороти понимает, что пора расплачиваться и возвращаться. Они с Эмберт уходят вместе, и она говорит: — А пошли ко мне. Снег липнет к подошвам, и Дороти отвечает: — А пошли. *** Эмберт двадцать один, она учится и переводит статьи за деньги. У родителей несколько небольших магазинчиков и свой дом. Эмберт живет одна и отдельно — снимает квартиру. Она закалывает волосы китайскими палочками, часто смотрит фильмы, обожает Рождество, шарфы, конфеты и ненавидит кошек. С шестнадцати лет у Эмберт нет мальчиков — только девочки. Первый секс с парнем случается у нее в пятнадцать. Они вместе год, а потом Роберт бросает ее. Эмберт звонит ему и наговаривает ему дохреналлион гадостей, а на следующий день его мать по телефону сообщает, что Роберт застрелился. — Наркоман, — говорят родители, знакомые и соседи, — не хватило денег, чтобы вколоться. «Идиот», — думает Эмберт, впадает в глубокую депрессию и пропускает похороны. А через три с половиной месяца Эмберт знакомится с Келли. С тех пор она встречается только с девушками, и ночи, которые проводит в одиночестве, можно пересчитать по пальцам. У Эмберт ухоженные ногти, охуительно ровные волосы, длинные ресницы и пальцы. И татуировка — цветок на лопатке. *** Они вваливаются в квартиру, и пока Дороти разувается, Эмберт ставит диск Луи Армстронга. Дороти удивляется и улыбается. А потом они пьют вино. Дороти откидывается на подушку — красную, с китайским драконом и рассматривает картину из бамбука. Эмберт целует ее, и поцелуй холодом металла ощущается на губах. Дороти рассказывает о себе, а мир пьянеет одновременно с ней. — Я хотела быть доктором, спасать кого-то и помогать, — говорит она. — Но боюсь крови, поэтому решила стать полицейским. — А там ведь еще больше крови, — хихикает Эмберт. И тоже пьяно. — Жажда помочь оказалась сильнее, — Дора пожимает плечами. А спустя звякнувшую пустотой бутылку сбивчиво бормочет о том, что все еще с Грегом не из-за любви. Просто он помогает хоть как-то пережить зиму. Дороти ненавидит ее, она сама с декабрем замерзает, превращается в ледышку, застывает. Ветер припорашивает ее снегом, и оттаивает она к марту только. В каждом начале зимы Дороти умирает, в каждом ее конце распахивает глаза и жадно глотает ртом воздух. С сентября у Дороти мерзнут руки и только кто-то их может согреть. Эмберт пустая, как бутылка из-под вина, когда одна. Треснутая, треснувшая, крошащаяся — раскрошенная. Чтобы жить и не сходить с ума, ей банально нужно за кого-то цепляться. И тащиться за кем-то, или тащить за собой. У Дороти перманентный тактильный голод, а Эмберт не может простить себе Роба. У Дороти пробит сосок, и платье Эмберт отправляется на пол — к рубашке со смешным Микки Маусом. Дороти стонет и дышит запахом волос Эмберт, двигается навстречу ей. У Дороти теплые руки, и засыпают они с Эмберт, обнявшись. В обжигающе горячих объятьях. *** В семь утра будильник взрывается сонатой Бетховена. Дороти вскакивает и отключает его, чтобы не разбудить Эмберт. Стремительно несется в душ, нежится под его струями, капает на палец кляксу зубной пасты — потому что щетка осталась дома — умывается, чистит зубы. Дороти возвращается в комнату за одеждой и вспоминает, как сравнивала себя с Каем. — Тоже мне, Герда, — хмыкает она и смотрит на Эмберт. Та открывает глаза и радует Дору улыбкой — конфетной, желейной и вкусной: — Ты что-то сказала, милая? — и сладко потягивается. Дороти сравнила бы ее с кошкой, если бы Эмберт не ненавидела их. — Нет, — отмахивается она и идет на кухню. — Я тоже люблю эту сказку, — доносится до нее из спальни. «Я ее ненавижу», — думает Дора. Готовит кофе — себе, и зеленый чай — Эмберт. Голова не болит совсем и зима окрашивается в теплый. *** Плечом Дороти прижимает трубку к уху. — До-о-о-ора, со своей работой ты совсем о друзьях забыла. Надеюсь, ты помнишь, что твоя подруга — лучшая, между прочим — выходит замуж на следующей неделе, — тянет Ив. Дороти говорит с ней и работает над отчетом — одновременно. — Конечно, помню, — отвечает она. И думает: «Черт, как я могла забыть?» Самое гадкое, что Ив ее лучшая подруга — по-настоящему. Самое смешное, что денег по-прежнему нет, и будут они еще очень нескоро. Самое обязательное — купить к торжеству платье. Дороти ненавидит платья, но обожает Ив. Дороти прощается с ней и набирает Синти. Синти работает в магазине одежды — Дороти сможет заплатить позже. Дороти хочется, чтобы рабочий день тянулся как можно дольше. И она не понимает, как можно выходить замуж зимой. Дороти на дух не переносит ездить по Лондону в общественном транспорте, но собственной машины у нее нет. Снег прочерчивает улыбки на окнах и Доре сразу становится сыро и мерзло: она кутается в шарф — фиолетовый — и вжимается покрепче в сиденье. Зима выпивает ее, растворяет в себе, срисовывает для себя и выбрасывает на мороз, как ненужную яичную скорлупу. Дороти зависима от зимы. Иногда ей снится, что зима сжимает ее сердце слишком сильно в своих ледяных ладонях, и оно рассыпается осколками, брызгает ими, прорезает кожу. У Синти всегда перед праздниками много клиентов, но она отложила платья для Доры заранее. Люди мельтешат в глазах разноцветной гирляндой. Дора оставляет сумочку на пуфе возле Синти и заходит в примерочную. Выходит она оттуда в самом мерзком расположении духа, Синти беседует с покупателями, сумочки нет. Дороти, впрочем, не удивляется и не устраивает скандал: деньги — те немногие, что остались — и телефон при себе. А там было только кое-что из косметики. Но настроение все равно колеблется где-то на пометке между нелюбовью к английской литературе в целом и Чарльзу Диккенсу в частности. И к клюквенному морсу еще. Дороти благодарит Синти, тащит в руках огромный пузатый пакет и старается не смотреть на снег. Квартира Грега пыльной пустотой здоровается с ней, кивает Пизанской башней из грязной посуды. Наверное, после тренировки Грег пошел в паб с друзьями. Дороти думает, что он обязательно должен надраться до чертиков и прийти за полночь. Но Грега нет ни к часу, ни к двум. У Дороти мерзнут пальцы, одеяло вонзается в кожу холодными иглами, огромные уродливые снежинки липнут к окну. Дороти сворачивается в клубок, тьма крадется и нависает над ней. За ночь мороз разбивает сердце Доры — трижды, она приходит в себя — дважды. Просыпается Дороти на полчаса позже обычного, не завтракает и убегает на работу голодная. Работы по-прежнему немного, Дороти то и дело поправляет челку. К двенадцати ей хочется закурить. И в голове ленивой кошкой шевелится воспоминание, что кроме косметики в сумке были еще и сигареты. Дороти забывает оставить свой номер Эмберт, а идти к ней без приглашения как-то не очень удобно. Рядом с Эмберт ей хорошо. Рядом с Эмберт она не чувствует ни зимы в себе, ни себя в ней. И это лучшее, чего можно ждать от мироздания в декабре. *** После работы Дороти первым делом отправляется в магазин — за сигаретами. — Дайте Winston, пожалуйста, — отвечает она на вопросительный взгляд продавца. Оборачивается… и снова сталкивается с Эмберт. Как-то сразу становится легче. — Bond, будьте добры, — говорит та и обращается к Доре. — Ко мне, да? И подмигивает. Дороти выходит на улицу и уже не так сильно кутается в пальто. Но челку все равно поправляет. *** Эмберт переодевается в майку: мягкую, пеструю и растянутую. Достает из холодильника суши, раскупоривает вино. Дороти садится спиной к окну, а Эмберт ставит на стол пепельницу. Дороти щелкает зажигалкой и затягивается. — Как ты можешь курить эту дрянь? — кривится Эмберт. Дороти улыбается, наклоняется ближе, прижимается к Эмберт и выдыхает дым ей в рот. Глаза Эмберт расширяются, она хитро смотрит на Дору и достает из сумки свои сигареты. И делает то же, что и Дороти пару минут назад. А после сжимает ее руку в своей и сжигающее тепло медленно сменяет собой липкий холод. И Дороти засыпает спустя полчаса стонов и нескольких поцелуев. Утыкается Эмберт в ключицу и обнимает ее за талию. *** Проходит неделя. Дороти в который раз ссорится с Грегом и снова не моет посуду. Грег не замечает, что от нее — уже не впервые — пахнет чужими духами. На ночь она плотно зашторивает окно, а под утро собирает свои вещи в огромную дорожную сумку и уходит с ней на работу. Ключи от квартиры оставляет на полу у кровати. Дороти не рассказывает об этом матери, чтобы не тревожить ее. В обед телефон вибрирует звонком от Эмберт в заднем кармане джинсов. — К шести я закончу перевод, зайдешь? — быстро произносит она. — К шести я выпью недельную норму кофе и полтора раза сойду с ума, — шутливо закатывает глаза Дороти. Эмберт знает — придет, Дора понимает — не сможет не прийти. Зима долгая. *** Дороти рассказывает, что рассталась с Грегом, Эмберт обнимает ее и поит горячим шоколадом. — Переезжай ко мне, — говорит она. А через неделю они украшают к Рождеству елку. Дора вешает большие красные шары, а Эмберт цепляет маленькие золотистые шарики. Когда ангел весело взирает на них с верхушки, Дороти тянет Эмберт в кровать, стягивает с нее трусики и синий пуловер. Эмберт кусает ее за сосок, Дороти ее тоже — за губу. Удовольствие отзывается металлом во рту. Утром ангел все так же радостен, а черные волосы Дороти спутываются с каштановыми — Эмберт — на подушке. У Эмберт глаза зеленые, а у Доры карие. У Доры шарфы преимущественно фиолетовые, у Эмберт — желтые. После Рождества Дороти впервые задается вопросом, насколько же все серьезно? Эмберт цепляется за нее, чтобы не упасть. Она держится за Эмберт, чтобы не оказаться под снегом. Кошмарным сном всплывает в памяти изуродованное лицо Питера Стивенсона. Двадцать четыре года, холостой, гомосексуалист. — Симбиоз, — бормочет себе под нос Дора, и понимает: действительно, не любовь, а взаимная выгода. Эмберт врывается в нее распеченным углем. Вихрем с рыжеватым отливом растапливает и поддерживает плюсовую температуру внутри. Эмберт — несколько странных специй, смешанных в одном пузырьке. Эмберт — безумная какофония красно-оранжевых листьев. Размытая смешанность теплых цветов палитры. Хаотичный, согревающий эскиз, незавершенный набросок таинственного безумца-художника. А еще Эмберт мечтает уехать в Китай. Дороти — льдинка из царства Снежной королевы, заключенное в мерзлую воду слово. Дора — тонкий бледный цветок, потерявший краски. Эмберт снова дарит Доре эти краски, Дора сдерживает гамму Эмберт в чеканных рамках. Им хорошо вместе, а чего еще надо? *** Последние зимние месяцы проходят горячим шоколадом и терпким кофе. Ночным освещенным Лондоном втискиваются в сознание, опьяняющими поцелуями впечатываются в тыльную сторону век. Уютным пледом, зелеными ветками ели, золотистыми бантиками и радостным рождественским ангелом тянут, утаскивают за собой — к весне. Длинными, яркими вечерами и вкусными хрусткими конфетами, запахом ароматизированных свеч и горьковатых духов Эмберт, детскими сказками и взрослыми фильмами заполняют пространство и время. Дора почти не мерзнет, Эмберт почти не падает. Им хорошо вместе, и это самое важное. Весна попадает в свой поворот под конец февраля, но Дороти не замечает ее. У Дороти завал на работе — хреновой, как раньше — а волосы, кстати, тоже секутся по-прежнему. И челку она поправляет так же. Бумажной скукотищи — по уши, времени на личную жизнь — только до плинтуса. Мешками под глазами впору пугать детей, и с Эмберт они не видятся уже четвертый день кряду. Дороти ночует за рабочим столом, как и большинство коллег; питается исключительно кофе и изредка отлучается на четверть часа домой — переодеться. Эмберт в это время дома не наблюдается. Страх перед зимой временно забивается в угол, когда Дороти разгребает последнюю папку с отчетами и уходит домой — наконец-то выспаться. Ее сил хватает только на усталый поцелуй для Эмберт и крепкие объятия в постели. *** Пока Дороти запивает яичницу молоком, Эмберт выходит на балкон — покурить. Вскоре Дора присоединяется к ней, и кладет пачку со своими сигаретами возле ее — Эмберт. И молчит. — Мне предлагают поехать в Китай в самом начале марта, — голос отзывается хрипотцой, — и еще в январе предлагали. Если я откажусь во второй раз — это все. Третьего шанса не будет. Эмберт снова тянется за сигаретой, Дороти мимоходом замечает, что в руке у нее мятный картонный прямоугольник с надписью «Winston», а не «Bond». И сжимает пальцами пачку Эмберт — для равновесия, для симметрии. — Нельзя курить что-то одно; в мире должен соблюдаться баланс, — пьяно бормочет Эмберт на Рождество. И с тех пор это становится их дурацкой традицией: кто-то Winston, а кто-то Bond, только так и никак иначе. Дора не хочет, чтобы Эмберт уезжала и оставляла ее одну. Но без Эмберт она бы эту зиму не пережила, и не сможет она столкнуть ее мечту со стола — как глиняную статуэтку. Не сможет и даже не станет пытаться. Пепел летит вниз — к асфальту. На Эмберт рубашка Доры — со смешным Микки Маусом. Дороти подходит к Эмберт и обнимает ее за плечи. — Только попробуй отказаться, — шепчет она, целует Эмберт, и метал привычно холодит губу. Взгляд Эмберт сочится счастьем и благодарностью, как заварное пирожное кремом. А ближе к обеду Доре звонят из отдела. Говорят, что мистер Джером заболел, а в больницу Святой Марии только что поступил потерпевший. Дороти собирается, поправляет челку, целует на прощание Эмберт. И Лондон снова подмигивает ей своим бельмастым глазом. Когда Дора проходит мимо «Снежной королевы», из нее как раз свинчивают вывеску. У входа курит мужчина и Дороти обращается к нему: — Извините, а что здесь происходит? — Паб закрывается, хозяину невыгодно его держать, — отвечает тот. — Спасибо, — благодарит Дороти и идет дальше. Из-за угла выезжает машина. Последняя горка снега — грязного и сероватого — оказывается под ее колесами, брызгает во все стороны тяжелыми каплями и растворяется в мокроте асфальта. Зима заканчивается. «Снежная королева» закрывается, Эмберт уезжает. Герда всегда находит Кая. Весну, лето и осень Дороти переживет, а к следующей зиме Эмберт обещает вернуться.