когда вырастешь

Шел конец мая. Последние уроки проведены, оценки выставлены, завтра начнутся летние каникулы, самые длинные в году. В одном из Минских дворов, который ничем не отличался от десятков других, на детской карусели сидели два подростка. Один был неестественно тощим, бледным, рослым, с темными короткими волосами. Одежда вся черная, будто он на похороны собрался, на футболку нацеплены самодельные значки с символикой эмарей, на правом плече партак, заботливо набитый каким-то дружком. Другой — немного поменьше ростом, худой, кудрявый. На голову он нацепил красную бандану, никак не сочетавшуюся с нелепой желтой футболкой и широкими штанами. Длинный держал в руках литровую бутылку "Виноградного дня", успевшую опустеть где-то на треть, и недовольно жмурился от слишком яркого солнца. Кудрявый без какого-либо энтузиазма разглядывал значки на чужой футболке. — Ром, — мягко произнёс пацан и забрал бутылку из чужих рук, делая глоток и морщась от вкуса химозного винограда, — кем ты хочешь стать, когда вырастешь? В ответ он получил лишь выгнутую в удивлении бровь и заинтересованный взгляд. Кажется, Рому этот вопрос зацепил. — Ну, в какую сторону хочешь измениться? Я бы хотел стать рэпером, как Бигги там, Децл, Эминем, Тимати, сечешь? — он поставил бутылку на соседнее сидение и принялся активно жестикулировать руками. Глаза заблестели, лицо загорелось здоровым румянцем, — только я бы называл себя Лил Стьюпид Пиг, ну, типа, маленькая глупая свинья. Олеги ЛСП, короче. Я бы много путешествовал по миру, все тёлки и деньги планеты бы были моими! Мои тексты расходились бы на цитаты для всяких тупых позеров, а песни орали из каждого магнитофона. Охуенно же! Рома не выдержал и прыснул где-то на середине эмоционального рассказа своего друга. Он выдавил из себя хриплое "извини, Олежка", достал из кармана узких штанов "Яву" с ядовито-розовой зажигалкой и закурил, тем самым намекая, что готов слушать дальше. — А ты, — с легкой обидой в голосе, но с тем же восхищением на лице, продолжил Олежка, — ты бы мне музыку писал. Только не свое говно для всяких панков, а нормальную музыку для четких пацанов. И отрывался бы со мной на концертах, вот. Я бы отдавал тебе большую часть бабла и всех девочек, которых выберешь, ты же мой лучший друг. Все лучшее — друзьям, меня так батя учил. На минуту оба парня замолчали. Олег ждал реакции Ромы, а Рома изучал его взглядом и переваривал все услышанное. Наконец, он прервал тишину своим низким голосом: — Ну ты пиздец философ, Олеж, — прогнусавил Рома и бросил окурок на землю, тут же придавив его носком разношенных кед, — я бы сам до такого не допер. Мне нравится, но за "говно для всяких панков" ты огребешь. Олежка громко рассмеялся от угроз своего друга, но быстро понял, что тот не шутил. Он похлопал его по плечу и, решив сменить тему, продолжил: — И все же, Ром. Кем ты хочешь стать, когда вырастешь? — Не знаю, пока не решил, — Сащеко забрал пластиковую бутылку и выпил остатки фиолетовой жидкости, даже не поморщившись, — знаю только одно: я умру в двадцать девять. — Пошел нахуй со своими шутками, Ром. *** Злосчастный конец мая. Олег вырывал из могилы выцветшие искусственные цветы, рвал выросшую вокруг траву, убирал сломанные ветки, старые свечи, и бросал все это в небольшую яму неподалеку. Хотелось просто сдохнуть от тоски. Плакать не было сил, ведь он выплакал все слезы в самом начале и середине года, сейчас хотелось просто выть. Закончив с уборкой, он воткнул в землю новые, яркие и аккуратные, цветы, положил скудные угощения рядом и сел на скамейку. Он смотрел куда-то вперед, думая о своем. Кудрявые волосы торчали во все стороны, как и много лет назад, только вместо футболки и широких штанов — черный костюм, а на лице зеркальные солнечные очки, скрывавшие покрасневшие глаза и мешки под ними, доходившие почти до скул. Собравшись с силами, Савченко поднялся со скамейки, помахал кресту рукой и тихо сказал скорее себе, чем кому-то еще: — Пошел нахуй со своими шутками, Ром.