Тринадцатая ночь

Суббота За секунды, прошедшие после ее стука в его дверь, Гермиона успела поразиться, как знакомо было это ощущение. Совсем не так давно она делала ровно то же самое, хоть обстоятельства и были совершенно другие. Желудок вытворял не пойми что. От каждого вздоха ледок прорастал во внутренности с новой силой. Она слышала каждый шаг, что он делал по квартире, и во рту от этого становилось все суше. Когда он наконец открыл дверь, язык буквально прилип к небу. – Грейнджер, – поприветствовал он. – Здравствуй, – смогла пробормотать она. – Входи, – жестом пригласил ее он. Она выдавила улыбку и подчинилась. Квартира была намного меньше, чем Гермиона представляла. На самом деле, по сравнению с Малфой-Мэнором она была просто крошечной. И, хотя Министерство конфисковало особняк, денег у Драко все равно должно быть полно. Так почему он живет здесь? – Ты не это себе представляла? – спросил он, очевидно заметивший ее расширенные от удивления глаза после осмотра его жилища. – Не совсем. Но здесь очень мило. Правда, – она действительно не врала. Мебель была новая и современная: черный кожаный диван, стеклянный кофейный столик и книжная полка темного дерева. К ней, конечно, и было немедленно привлечено внимание Гермионы. – На это не жалко было раскошелиться, – сказал он, когда она уже начала изучать книги. – Еще бы. Полки были заполнены стандартным набором любого волшебника: старые учебники из Хогвартса, биографии знаменитых ведьм и волшебников, руководства по игре в шахматы и квиддич. Но затесались среди этих томов и другие тексты – те, которые напоминали о его прошлой жизни: кулинарная книга, книга о футболе и, конечно, «Полное собрание сочинений Уильяма Шекспира». Она провела пальцами по корешку книги. Единственной фотографией на полке было обрамленное фото Драко, еще начинающего школьника, и его матери. Она наклонялась к нему, чтобы затянутой в перчатку рукой стереть невидимое пятнышко с его щеки, а потом поворачивалась к камере и улыбалась, а Драко обнимал ее. – Мне разрешили покопаться в вещах из Мэнора, – сказал он. – Книги и фото – оттуда. – Я… я не… – она быстро отвернулась от фотографии, густо покраснев. – Там были и другие снимки, но мне только этот понравился, – продолжал он, игнорируя, а то и вовсе не заметив ее бормотание. – Так… эмм… давно ты тут живешь? – Несколько месяцев. Они поначалу и не знали, что со мной делать. Я жил в отеле, пока они не дали мне доступ к семейному банковскому счету, – начинал он так, будто дело-то было житейское, но вскоре в голосе зазвучала горечь. – А там уже они не могли диктовать мне, где жить и что делать. – И ты… переехал сюда? – Да. – И тебе… нравится здесь? – Да. – Хммм. Они все еще стояли по разные концы комнаты. – Ну, отлично. – Да. Она положила сумку на пол и оглядела остальную часть квартиры. Окон здесь было намного больше, чем в его предыдущем жилище, но не было телевизора и посудомойки. Но во всем остальном (не учитывая, что на книжной полке книги все же присутствовали) квартира жутко напоминала местечко, в котором он жил в маггловской части Англии. – Полагаю, что окна на кухне выходят не на помойку? – Иди посмотри. Он провел ее на кухню. Там был маленький столик с двумя стульями, плита, на которой грелся чайник, и огромное окно, открывавшее живописнейший вид на парк через дорогу. – Улучшение налицо, – заметила она, положив локти на кухонную стойку, а подбородок на тыльную сторону ладоней. Деревья в парке были охвачены белым и розовым цветением. – Ну, не знаю, – задумчиво протянул он, опираясь на стойку рядом с ней. – Я вроде как скучаю по крысам, шныряющим среди мусора в поисках старой заплесневелой картошечки. – Да уж кто бы не скучал! Здесь такого не увидишь. Одни деревья, да цветочки, да трава. Скукотища. – Абсолютная. На плите засвистел чайник. – Кстати, пахнет у тебя фантастически, – заметила она, пока он разливал чай по чашкам. – У меня яблочный пирог в духовке. – Да иди ты, – она неверяще посмотрела на него. – Чего? – Ты печешь? – Духовка, конечно, волшебная, потому что проводить сюда электричество – слишком много мороки, оно того не стоило. – Знаю, – начала она, подойдя к столу, – просто я всегда думала, что твое увлечение готовкой было результатом подсознательного желания варить зелья. К концу ее голос сорвался, когда она осознала, как жестоко звучали ее слова. Она не просто в очередной раз показала себя невыносимой всезнайкой, но и превратила его в объект психоанализа. И, хоть в чем-то она могла быть права, все же… говорить этого в открытую не стоило. Он не ответил, вместо того заколдовав руки и вытащив противень из духовки. – Проще, чем в варежках с хреном, а? – спросила она, попытка загладить сказанное была слабенькой. – Типа того. – Драко, прости, что я сказала… – Да забудь ты, Грейнджер, – он начал резать пирог. – Хорошо. – Она переступила с ноги на ногу, засунула руки в карманы, вытащила их и наконец скрестила на груди, сев за стол. Завитки пара поднимались над куском яблочного пирога, который он поставил перед ней. Рот у Гермионы наполнился слюной. – Спорю, с мороженым будет просто непередаваемо, – сказала она. – Ну, у меня его нет. – И так хорошо. У меня все равно зубы болят от резкого перепада температур. – А твои родители-дантисты ничего не могли с этим сделать? – он сел напротив нее и положил салфетку на колени. – Я никогда их не просила, – сказала она. – У тебя оба родителя специализируются на лечении зубов, и ты никогда не подумала попросить их вылечить твои? – с иронией спросил он. – Это довольно напряжно, когда твои родители – дантисты. Я при них и конфетку стеснялась съесть. Ты бы видел, как разочарованно они выглядели, когда поняли, что у меня будет неправильный прикус. Как будто я их подвела. Так что я решила, что небольшая чувствительность зубов того не стоит, – она отломила кусочек пирога вилкой и съела. – Очень-очень вкусно. – Ты на полном серьезе говоришь мне, что родители были разочарованы тобой из-за зубов? – В смысле, они не то что отреклись от меня из-за этого, но… а чего ты так на меня смотришь? – У тебя красивые зубы, – сказал он, отпивая чай. – Полагаю, тут я должна тебя поблагодарить. Твой Дантисимус просто чудо сотворил с моей улыбкой. – Я метил в Поттера. – Ну, теперь-то мне намного легче! Он пожал плечами. – А что твои родители сказали про творчество Мадам Помфри? – Они никогда не хотели, чтобы я использовала магию для исправления зубов. Считали, что старые добрые брекеты справятся лучше. – Как интересно. – А то, – ответила она. – Ты же не поверила, что я нахожу это интересным? – Драко, мои родители маггловские зубные врачи. Как вообще ты можешь находить это интересным? – Не делай обо мне поспешных выводов, Грейнджер, – он посмотрел на нее тяжелым взглядом. Она сосредоточилась на своей тарелке и размазала последний кусочек пирога по ней. – Прости, – пробормотала Гермиона. – Ты знаешь, как умер мой отец? – спросил он, голос еще был резковатым. – Да. – Я не спрашиваю тебя, что именно вызвало его смерть. – Тогда о чем ты спрашиваешь? Резкость из его голоса передалась и ей. – Я спрашиваю, знаешь ли ты, о чем мой отец думал, когда умирал. – Конечно, не знаю. – Он был во мне разочарован, Грейнджер. – Ты этого не знаешь. – Знаю. – Да как такое можно знать? Ты даже рядом не был, когда он умер. – Он должен был быть во мне разочарован. Я подвел его во всем. – Драко… то, что он, наверное, заставлял тебя делать… – Это неважно, – он завозил своей чайной ложкой по столу. – Уверена, что еще как важно, – она в ответ завозила своей. – Не для него. – А как насчет тебя? Как… насчет твоей матери? Он снова взял со стола чайную ложку и гневно стал помешивать чай. – Это совсем другое… – начал было он, но потом закрыл рот, глядя, как ложка крутится по кружке. – Бруствер сказал, что собрал комитет, который пересматривает наложение заклинания на всех остальных. Ну, или разбирает горы бумажной волокиты и подобной кучи мусора, – он остановил ложку и отпил немного чая. – Она все еще счастлива? – голос смягчился. – В Штатах? – Да, – сказала она, положив вилку на тарелку. – Гарри показывает мне папку каждую пятницу. Она в будущем месяце устраивает огромную вечеринку для детей какого-то известного гольфиста. – Она… с кем-нибудь встречается? – Не думаю, что есть что-то серьезное. Но… одинокой она не кажется. Хочешь посмотреть папку? Думаю, я смогу ее для тебя скопировать. – Нет. – Уверен? – Так проще. – Хорошо. – Но ты скажешь мне, если… – Обещаю. Выражение его глаз в эту секунду заставило ее захотеть взять его за руку, совсем как раньше, накрыть его ладонь своей, погладить костяшки его пальцев… Вместо этого она сказала, что чай очень вкусный. – Это она меня научила, – ответил он. – Она всегда сама его делала, вместо того, чтобы наколдовать или попросить домашних эльфов принести его. В любом другом случае упоминание домашних эльфов из дома Малфоев исторгло бы из Гермионы длинную тираду об угнетении магических существ, но в данной ситуации она сочла это неуместным. – Где она этому научилась? – спросила она. А лучше бы промолчала. – Понятия не имею, – он отпил еще чая. – Вряд ли у тети Беллы. Гермиона буквально одеревенела от этого имени. Она открыла рот, но закрыла его до того, как успела что-нибудь сказать. – Если сожмешь пальцы вокруг чашки еще сильнее, она треснет. – Наверное, – ответила она сквозь зубы. – Вот поэтому у нас ничего не получится, Грейнджер. Она ослабила хватку и попыталась, чтобы голос не выдал ее беспокойства. – Ты это о чем? – Почему ты так загрустила после пьесы? И утром, после того, как мы переспали? – Потому что знала, что долго это продолжаться не может. Так или иначе, это должно было кончиться. – Ты все еще так думаешь? Она закусила одну щеку, думая, как бы лучше ответить. А, черт с ним, решила она. Можно и правду резануть. – Я не хочу, чтобы это заканчивалось. – А как же твои гребаные друзья? Твоя семья? Она не ответила. Но, очевидно, ее молчание стало самым красноречивым ответом. – Ты полная дура, – резко сказал он голосом, полным презрения. – Может и так. Он что-то пробормотал под нос. – Что? – Ничего, – вздохнул он. – Послушай, мне нужно кое-что спросить у тебя. – О чем? – она с подозрением посмотрела на него. – О том, что со мной случилось. – А я могу вести себя как сволочь, отвечая на вопросы? Его брови поднялись так, что аж скрылись под волосами. Смешок сорвался с губ. – Если пожелаешь, – ответил он. – Хорошо. Тогда спрашивай. – Во-первых, – начал он, глубоко вдохнув, – какому гребаному идиоту пришло в голову назвать меня Дрейк О. Малфорд? Она улыбнулась в чашку, отчаянно пытаясь не рассмеяться. – Я не могу тебе сказать. – Это Дин Томас, верно? – С чего ты взял? – Потому что именно он пришел в больницу с тобой, когда я очнулся. И еще потому что он хренов идиот. – Я не могу ни подтвердить, ни опровергнуть твои подозрения, – сказала она, хотя была уверена, что полуулыбка выдала ее с потрохами. – Справедливо. Кстати, это была попытка быть сволочью? – Не совсем. – Отлично. Потому что выглядело жалко. – Я буду стараться лучше. – Уж пожалуйста. Зачем ты принесла мне ту книгу? – Шекспира? Я… я просто… – И не пытайся скормить мне ту брехню про пустой книжный шкаф. Она закатила глаза. – Потому что я хотела, чтобы она у тебя была, придурок ты хренов. – Уже лучше, – с одобрением кивнул он. – В следующий раз попробуй что-нибудь посильнее, чем «хренов придурок». – Если бы он хоть улыбнулся, говоря это, она бы поверила, что он шутит. – Дальше, – продолжил он, – когда ты заметила, что что-то… пошло не так с заклинанием? – Ты пришел в себя после комы через двадцать три дня. Все остальные – через три месяца. – Хм, – казалось, он почти гордился этим обстоятельством. – Кроме этого в первые недели никаких других признаков я не заметила. В основном, потому что ты был изрядной скотиной и не желал со мной разговаривать. – Лучше. Но не намного. А когда ты заметила, что все идет не совсем правильно, почему просто не наложила заклинание еще раз? Или не заставила кого-нибудь из Министерства это сделать? – Потому что не знала, как это отразится на тебе. – Я бы не смог снова использовать Окклюменцию. Все бы сработало на ура. – Я не знала, что ты использовал Окклюменцию в первый раз, идиот. – Так почему ты, к чертям, боялась, что со мной что-то произойдет? – Я не знаю, – она почти кричала. – Но могло стать хуже. – Хуже, чем что? – тон его голоса тоже поднялся. – Грейнджер, я, блять, был готов себя убить. – Да знаю я! Почему, думаешь, я обратила заклинание? – Ты, блять, не очень-то торопилась! – Я не знала, было ли это лучшим решением. Мне нужно было провести исследование до того, как я… – Блять, исследование?! Конечно, Гермиона Грейнджер должна была провести хреново исследование! Было четко видно, как вены пульсируют на его бледной шее. – А что ты, блин, предпочел бы, чтобы я сделала? Просто ткнула в первое попавшееся решение и скрестила пальцы на удачу, надеясь, что еще больше тебе не наврежу? – Тебе-то какая была разница? – Это самый тупой вопрос, который ты только мог задать, – закричала она, поднимаясь со стула. – Почему? – его стул перевернулся на спинку, когда он поднялся напротив нее. – Потому что ты знаешь, что я к тебе чувствовала, тупая ты скотина! – А почему ты это чувствовала? – Потому что… я… я… я просто чувствовала, понятно? И ты это тоже ко мне чувствовал. И не притворяйся, как будто это не правда! – она все еще кричала. – Я Драко, блять, Малфой! – заорал он в ответ. – И, блять, что?! – И ты не видела меня в нем, верно? Ты смотрела на меня, как на Дрейка Малфорда, – не вопрос, обвинение. – Естественно, – ответила она. Казалось, гнев заполнял все ее тело. – А как иначе? Ты не вел себя, как Драко Малфой. Ты говорил со мной по-доброму. Ты… смотрел на меня, как будто… как будто… – Как будто что? – Как будто я была человеком, а не куском дерьма, прилипшим к твоей подошве, – слезы стали обжигать уголки глаз. – Я не Дрейк Малфорд, – прошипел он ей. – Тебе придется это понять. – Тогда ты и не Драко Малфой, – сказала она, утирая глаза салфеткой. – Потому что ты до сих пор смотришь на меня, как на человека. Потому что всего несколько минут назад мы разговаривали, как обычные люди. Потому что ты… – Блять, Грейнджер, – сказал он, пересекая кухню. – Сколько еще это будет продолжаться? – Что? Что ты хочешь, чтобы я сделала? Игнорировала тебя? Так я с этим прекрасно справлялась, до того, как ты меня сюда пригласил, непроходимая ты сволочь! Ты приготовил мне чай и яблочный пирог! Я не знала, что ты все еще хранишь листок из того блокнота! Я не пыталась написать тебе! Это ты послал мне ту бумажную розу на Рождество! Так что если ты хотел забыть это все, то как-то очень странно ты это пытаешься сделать! – Да не могу я забыть об этом, Грейнджер! Я это, блять, тебе и пытаюсь объяснить! Я не могу забыть о том, что произошло! – Какая ирония, верно? – огрызнулась она. – Учитывая, как отчаянно ты хотел все вспомнить еще несколько месяцев назад. С его губ сорвался короткий лающий смешок. – Ну, хотя бы ты наконец смогла повести себя как сволочь. – Я не извинюсь. – А я и не прошу, – хрипло отозвался он. – Так о чем ты меня просишь? Я не понимаю, Драко! Найди тут хоть какой-нибудь гребаный смысл! – она скинула чашку со стола, и та кусочками разлетелась о плиточный пол. Он ничего не сказал, только быстро пересек кухню в ее направлении, керамические черепки прохрустели под подошвами его ботинок. Он схватил ее за руки, впившись пальцами в плоть так сильно, что она знала – останутся синяки. Она полностью сосредоточилась на том, чтобы не дать страху отразиться в ее глазах. Мышцы напряглись, когда он усилил хватку, и тут же расслабились, когда он прижал ее к себе и накрыл ее губы своими. Он был жесток и настойчив. Его горячее дыхание скользило по ее носу, его руки запутались в ее волосах. Она ощутила, как его язык скользнул в ее рот, а тело прижалось ближе. Его рука скользнула вниз по спине и оказалась на бедре. Низкий стон вырвался из его горла за секунду до того, как он сам оттолкнул ее, задыхающийся, покрасневший и, очевидно, возбужденный. – Блять, – пробормотал он, утерев губы тыльной стороной ладони и оперевшись на раковину, будто боялся, что его может стошнить в любую секунду. Она смотрела на него в упор, кажется, целую минуту, тщетно пытаясь сообразить, что только что произошло. Губы распухли, а трусики постыдно намокли. – Я… я просто пойду, Драко, – сказала она, когда наконец смогла говорить. – Это для меня слишком. – Что слишком? – прохрипел он. – Да эти игры с мозгами, в которые ты со мной играешь! Это что, типа мести за Рескрипсо? – она быстро прошла в гостиную и взяла сумку. – Если так, то отлично справился. Ты поимел мне мозг так же, как мы поимели твой. Удовлетворен? – всхлип она подавить не успела. – Грейнджер, постой, – она слышала его шаги за своей спиной. – Прощай, Драко, – она коснулась дверной ручки. – Грейнджер! Пожалуйста. Это слово заставило ее остановиться и повернуться к нему. Она постучала ногой по полу и посмотрела на него самым злобным своим взглядом. – Слушай, я… я не… – он с усилием вздохнул. – Я с тобой ни в какие игры не играю. – А что ты тогда делаешь? – она убрала руку с дверной ручки. – Я… даже близко не представляю, – он посмотрел в пол, потом поднял глаза на потолок. – Зачем ты пригласил меня к себе? – Потому что хочу понять. – Понять что? – ее раздражение достигло предела. – Я хочу понять, что со мной произошло и что мне делать дальше. Она глубоко вздохнула. – Драко, – начала втолковывать она, – ты не можешь ждать от себя, что все у тебя в голове будет разложено по полочкам. Ты прошел через нечто… экстраординарное. – Не помогает, Грейнджер. – А я тебе большего предложить не могу, – она снова отвернулась и коснулась дверной ручки. – Не уходи, – он накрыл ее руку своей. – Пока не уходи. – У меня для тебя нет ответов. – Просто останься. Пожалуйста. Еще чуть-чуть. Я тебе даже записную книжку могу наколдовать, если хочешь. Ей пришлось закусить губу, чтобы скрыть улыбку. – В этом нет необходимости. – Хорошо. Посидишь со мной? Он опустился на краешек дивана. Она села с другой стороны. Скрестила руки на груди и подождала, пока он что-нибудь не скажет. Но он молчал, и ей пришлось взять инициативу в свои руки. – Почему ты обставил квартиру именно так? Почему живешь здесь? – спросила она. – Не знаю. Просто так комфортнее. – Эта малюсенькая квартирка комфортнее роскошного дворца, который, мы оба знаем, ты можешь себе позволить? – Зачем ты меня об этом спрашиваешь? – Пытаюсь ответить на твои собственные вопросы, Драко. Разве ты не понимаешь? Части тебя, очевидно, нравилось быть Дрейком Малфордом. – Я это знаю, Грейнджер. – Да? – Конечно, да. Думаешь, я идиот? После обращения заклинания я и двух дней не выдержал без пробежки. Я читал маггловские газеты, чтобы узнать футбольный счет. Я даже немного скучаю по работе бухгалтера, веришь ты или нет. – Так в чем проблема, Драко? – спросила она, потирая виски. Голова уже гудела. – Если ты счастлив, живя здесь, и выходя на пробежку, и делая что там ты еще полюбил делать, то делай! – Все не так просто. – Почему нет? – Грейнджер, – медленно проговорил он, – у меня очень много времени ушло на то, чтобы принять тот факт, что он и я на самом деле один и тот же человек. Ты сама сказала, что думала обо мне, как о Дрейке Малфорде. – Но я… – Послушай, – остановил ее он. – Когда с меня сняли заклинание, я попытался вернуть так много из своей прошлой жизни, как только мог. Я пытался проводить время с людьми, которых знал. – Типа Астории Гринграсс? – слова вылетели изо рта быстрее, чем она успела их остановить, и тоном более ревнивым, чем она могла бы это сказать. Он изогнул бровь. – Да. Типа нее. А что с того? – Ничего, – отрезала она. – Забудь. – Ревнуешь? – звучало так, будто на губах его была довольная ухмылка, но он был бы слишком доволен, повернись она к нему для подтверждения, так что она не стала. – Я сказала забудь, Малфой, – кожаный диван проскрипел, когда она закинула одну ногу на другую. – Просто закончи, что ты там хотел сказать. – Верно… ну… Министерство согласилось вернуть мне все мои старые вещи, всю мою одежду, мебель из Мэнора, все реликвии, что принадлежали моей семье. А я не хотел ничего. Мне тошно стало от одного взгляда на них. Это все так и лежит где-то на складах Министерства. Все, что я взял, уместилось вот на той книжной полке, – он указал на полку, которую она изучила по прибытии, потом закрыл глаза и провел пальцами по лбу. – Я был магглом, Грейнджер. Во всех смыслах, как ни интерпретируй, я был магглом. У меня была маггловская работа, я жил в маггловской квартирке, у меня была, как я полагал, маггловская девушка. – Девушка? – А потом, когда я обо всем этом подумал, – продолжил он, то ли не услышав, то ли проигнорировав ее реплику, – когда я посмотрел на это шире… я стал себе отвратителен. Не Дрейк, Драко, потому что, как я мог вложить столько энергии, столько страсти в ненависть к магглорожденным? И к магглам. К магглам. – Тебя так воспитали, – сказала она. Все это звучало очень просто на словах, но как-то опускало все те жестокие вещи, которые он делал и говорил, следуя суровому принципу. – Но я никогда не ставил это под вопрос, Грейнджер, – он шлепнул ладонью по подлокотнику дивана. – Ты был ребенком. – Я вырос, а лучше не стал. И то, что я сделал будучи подростком… то, что я почти сделал… – он так и не договорил, дыхание сделалось тяжелым. – Он угрожал тебе. Твои родители… – Прекрати искать мне оправдания! Я их не хочу! Я сам годами их искал, и становилось только хуже… потому что когда я думал о тебе… о… нас… Грейнджер, я неделями не мог на тебя смотреть. Я на себя едва мог смотреть. Потому что я знаю, что Дрейк к тебе чувствовал. И я знаю, что Драко к тебе чувствовал. И эти два чувства взаимоисключающие. – Поверь, я понимаю, – сказала она, откидываясь на диванные подушки. – Не понимаешь. Не до конца. Потому что ты знала, кем я был, и что ты делала, ты знала все это время. Ты могла заставить себя поверить, что я другой человек, но ты помнила все, что я сделал. Как ты… как ты вытерпела, просто находясь со мной в одной комнате, Грейнджер? Я уже… про все остальное молчу, – в голосе его звучала смесь восхищения и отвращения. – Я не буду тебе лгать и говорить, что это было просто, Драко. Не было. Я просто… воспринимала это как работу. Тем поначалу и жила. Но со временем мне… – голос ее сорвался. – Тебе что? – Мне… как-то даже начало нравиться проводить с тобой время. – Да как так может быть? – спросил он недоверчиво. – Не знаю, – всплеснула руками она. – Я этого определенно не планировала! Что ты хочешь, чтобы я сказала? Что на самом деле я тебя ненавидела? Что мои очевидно теплые чувства к тебе были просто хитрой уловкой? – А были? – Ну, конечно, Драко! И именно поэтому я все еще сижу здесь, когда любая другая, даже с половиной мозга, свалила бы еще несколько часов назад, если бы вообще появилась. Господи ты Боже мой! – Ты не ответила на вопрос. – Знаешь, ты, конечно, прости, что я сейчас поиграю с тобой в психолога, но кажется мне, что ты спрашиваешь, как это я смогла простить тебя, чтобы самому понять, как простить себя. – И вовсе нет, – быстро ответил он. – Я не могу ответить на твой вопрос, – продолжила она, глядя ему прямо в глаза, – потому что не знаю, как простила тебя, да и простила ли вообще. Потому что для меня вопрос так никогда не стоял. Я не пыталась свести твое прошлое и настоящее в одну точку. Я просто любила человека, который был рядом со мной. И вот чем это кончилось. Она непроизвольно клацнула зубами, закрыв рот, и отвела взгляд. Она определенно не собиралась позволить всему этому выйти наружу. Напряженную тишину, повисшую между ними, можно было хоть ножом резать. Он откинулся на диване и уставился в потолок. – И ты все еще на это способна? – сказал он наконец. Она медленно вдохнула и задержала дыхание на секунду, прежде чем ответ просочился между губ: – А ты способен? – Не переворачивай все с ног на голову. – Но дело-то не во мне, Драко! Дело в тебе. Не у меня экзистенциальный кризис. – Да если бы не ты, у меня бы не было «экзистенциального кризиса», Грейнджер! – Отлично. Довольно, – она поднялась. – Ты, очевидно, не хочешь… – Я рад, что у меня экзистенциальный кризис, – выпалил он. – Чего? – Правда рад. Я… Слушай, мне нелегко это говорить. Пожалуйста, сядь, а? Спасибо. Я очень много об этом думал. Больше, чем ты можешь представить. То, что Министерство сотворило со мной и моей матерью – это полная хрень. Мы ничего плохого не делали. Просто старались не высовываться. – Мы этого не знали… и не могли рисковать… – начала она. – Дай мне закончить, Грейнджер. Что я пытаюсь сказать, так это вот: как бы жутко это все ни было… я просто… я не вижу другого способа, как я бы смог взглянуть на вещи иначе. Так что, Грейнджер… Гермиона, я то любезен, то холоден с тобой и веду себя как сволочь, потому что я теперь многого не понимаю, и я не знаю когда это прекратится и прекратится ли вообще. Но что бы я ни говорил, как бы я себя ни вел, я хочу чтобы ты знала, что я бесконечно благодарен за все то, что ты для меня сделала. Не Министерство. Ты. – Драко, я была в Совете! Я согласилась на Рескрипсо! – Это я знаю, Грейнджер. Просто дай мне… – Нет. Послушай. Мне жаль, Драко. Мне искренне жаль, что мы… – Мерлин, Грейнджер! Да ты даешь кому-нибудь хоть слово вставить? Я знаю, что делал с тобой и с людьми, которые тебе дороги. У тебя не было причин заботиться обо мне и ставить столько на кон ради меня. Мне это непонятно, но, видимо, только потому, что мы с тобой очень разные. Это заявление в момент заставило ее замолчать. – А может и нет, – сказала она наконец. – Я бы для тебя такого не сделал, – пробормотал он. – Мы это оба знаем. – Дрейк бы сделал, – прошептала она. Он сглотнул ком в горле, несколько раз моргнул, но промолчал. Она поднялась и направилась к двери. – Я сейчас уйду. В этот раз не останавливай меня, пожалуйста. – Не буду. Он остался верен своему слову, даже не поднялся с дивана. Она взяла сумку и накинула ее на плечо. – Спасибо… за чай. – Не за что. – Ну, я… наверное, увидимся. – Я думал о тебе каждый день, Грейнджер. Она повернулась к нему. Он на нее не смотрел, уперев взгляд в стену. Лицо его было бледное, как полотно, руки сцеплены и мелко дрожали. Каждая клеточка ее тела требовала бежать к нему, заключить его в объятия, прижать его лицо к шее. – Прощай, Драко. – Прощай, Грейнджер.