Соулмейтов нет

Постель, нагой хрупкий мальчик, по девичьи сложен, прячет лицо в изгибе локтя. Красивый, нежный, чёрт возьми, знакомый. Он лежит и тяжело дышит от одного прикосновения к себе. Вот чужая рука ведёт вниз по тоненькой шейке, кончиками двух пальцев, переходит по ключице к яремной ямке, обрисовывает её. Парень тихо стонет от лёгкого поцелуя в сосок, а рука нагло рисует узоры на тонком теле, движется ниже, к привставшему члену. Прикосновение к нему рождает новый стон, любуешься тонкими губами и юрким язычком, облизывающим их. Рука скользит вниз, срывая с губ ещё один стон. Поцелуй, ты хочешь украсть этот звук с губ этого подростка. Тело горит от возбуждения. Он прекрасен, как суккуб и сопротивление бесполезно. Маленький и смущенный, странно он не сбегает не огрызается. Это прекрасно, даже его тяжёлое дыхание, вздымающаяся грудная клетка. Снова движение руки, вверх к головке. Какой чувствительный. Поцелуй в пупок и чуть сжать, парень сдвигает ноги, приподнимая бедра тычется членом в ладонь кончая. — Неплохая игра, для первого раза, — шепчу я, просыпаясь и уносясь в реальность. — Чертов соулмейт, заманил как-то маленького русского гопника-фигуриста в постель и только что с ним развлекался. Теперь нужно в душ. Вот чёрт, как перелезть через Виктора, со стояком? Кацуки поворачивается от стены и встречается взглядом с Никифоровым. Юри ты попал. Крупно попал, судя по хищной улыбке русского. — В-виктор? — пытается справиться с дрожащим голосом японец, — ты почему не спишь? — Наверное, по той же причине что и ты, — резко прикасаясь рукой к чужому стояку и сжимая головку в ладони до лёгкого вскрика. Японец переворачивается на спину, закрывая лицо руками, и мотает головой, понимая, что ему не сбежать. — Что ты там бормотал? — стаскивая с Кацуки пижамные штаны с бельем, — изменяешь мне с Юрочкой? — Нет, Виктор… я… это чертов сон, — пытается сбежать японец, — это все соулмейт. — Нет никаких родственных душ, — рычит русский, прижав руки Кацуки, за запястья, к кровати и вклиниваясь между его ног. — Нет, слышишь? — Виктор грубо входит в лежащего под ним фигуриста. Тот мечется, кусает губы и все равно громко стонет, пока его грубо имеют. До слёз обидно, его чертов кумир, ревнив как Отелло, и соулмейта у него нет, он в них не верит. — Виктор, — выдыхает Юри, кончая, — пожалуйста, опомнись, мне завтра выступать. Никифоров его всё равно не слышит и втрахивает в кровать, пока не кончает сам. Потом тащит его в ванну и берёт ещё раз, прижимая к холодной кафельной стене, под струями воды. Чертовы сны. *** — Юри, что с тобой? Юри… — Виктор испуганно смотрит на упавшего фигуриста, который корчится от боли и отталкивает его руки. — Не прикасайся ко мне, — плачет японец, — она болит ещё больше от этого, — фигуриста то скручивает то выгибает. Тут подбегают врачи, вызванные кем-то из окруживших их людей, и вкалывают обезболивающее, а затем и успокоительное. Кацуки потихоньку успокаивается, сворачивается в клубок и засыпает. Виктор хочет забрать своего подопечного, но его останавливает врач: — Вам нельзя касаться этого человека, пока на него смотрит его соулмейт. — Что за чушь? Соулмейтов не существует, — рычит русский. — Если вам он не достался, то это не значит, что их нет совсем. У этого молодого человека он есть, и он встретился с ним взглядом, теперь так будет всегда. — Но почему я не могу к нему прикасаться в присутствии соулмейта? — возмущается Никифоров. — Поищите ответ в своих чувствах к этому молодому человеку, — очень тихо говорит врач тому на ухо. Доктор переносит спящего на диванчик в холле и уходит. Все разошлись, оставив эту пару одних. Виктор присел рядом с диванчиком и нежно провёл рукой по щеке спящего ученика, с грустью глядя на него. Он опять любит не своё. Разве это честно? Предопределённость, а как же он, что ему делать? Он не замечает как по щекам стекают слёзы. — Я тебя люблю, Малыш, — тихо шепчет русский, — за что ты так со мной? — обнимает, прижимает к себе целует и плачет, совсем не обращая внимания на проходящих мимо людей. Он его и пусть знают все. Истерика прошла, и Виктор вызвав такси, увез спящего фигуриста в гостиницу. Как же так, он никогда не видел метки у Юри, где же она? Никифоров стянул с японца одежду и осмотрел его тело, но ничего не нашёл. Странно. И вдруг заметил за ухом, почти потерявшуюся в волосах голубую снежинку. Он поцеловал её и его ученик дернулся, отодвигаясь от него, снова сворачиваясь в клубок. Последнее сомнение растаяло и Виктору захотелось завыть. Юри умрёт без своей родственной души. Виктор уходит на безлюдный ночной пляж и до хрипоты кричит одно и тоже слово: — Больно, — он сбивает коленки и руки в кровь, слоняясь в темноте по песку и падает, цепляясь за ветки ногами. Он воет и плачет, раздирая ногтями шею и плечи, пока не натыкается на подростка. — Никифоров, что ты делаешь? — насмешливо выговаривает он, смотря сверху вниз, на скорчившегося мужчину, но тот не отвечает. — Вставай, Старик, если тебя бросила твоя Свинья, это ещё не значит, что ты здесь король драмы. — Меня ещё никто не бросил. — Тогда тем более реветь нет причин. Это мне нужно плакать, мы с Бекой расстались. Его чёрт возьми позвал соулмейт! — Его тоже? — удивленно смотрит Виктор. — Тоже? — У Юри есть родственная душа. Скоро он меня бросит ради неё. — Тогда брось его раньше, чем он тебя, — рассмеялся Юрочка, а потом всхлипнул и по щекам заструились слёзы, — мне было так хорошо с ним. — Юра, — обнял его Виктор, — а давай, когда финал закончится вместе вернёмся в Россию? — Плисецкий поднял глаза на Никифорова и замер, задумавшись и кивнул. — Ну, пошли в гостиницу? — Да. Вернувшись обратно вместе, они разошлись по номерам. — Виктор? — удивленно произнёс Юри, — что с тобой? — подбегая к русскому, заглядывая тому в глаза и убирая челку с лица. Японец легко касался щёк тренера и прижимался, несмотря на то, что тот грязный, весь в песке. Потом решился и повёл в ванну, раздел и запихнул в душевую кабинку, поцеловав легко в губы. Он сидел и ждал, перебирая пряди волос возле метки. Виктор вышел чистым и голым, наполовину залез под одеяло и обнял Кацуки, ткнувшись носом в метку. — Ты должен уйти от меня, — с горечью произнёс Никифоров. — Я могу тебе причинить слишком сильную боль, к тому же, у тебя есть родственная душа, — проведя носом по метке и поглаживая любимого ученика по плечам. — Думаю, после финала Гран-При будет самое то. — Я не понимаю, о чем ты? — Юри, тебе было больно из-за меня. Не надо меня жалеть, ведь ты все равно уйдёшь, — русский опрокинул японца на кровать. — А теперь давай спать, завтра рано вставать, — быстро перевёл тему Никифоров. Юри прижался к русскому и уснул, но сон был беспокойным, все время он дергался и успокаивался, чувствуя тёплые поглаживания по голове. Дни финала Гран-При прошли в нервном возбуждении. Второе место и расставание в аэропорту с своим тренером и парнем. — Удачи тебе, Юри, — проговорил на прощание Виктор, погладив того по щеке и отстранил от себя, а потом повернулся и ушёл к стойке регистрации не оборачиваясь. Японец почувствовал взгляд и развернулся встретившись взглядом с соулмейтом. Это был казахский фигурист, Отабек Алтын. — Привет, — проговорил он, — ты тоже это чувствуешь? — Да, — кивнул Кацуки. — Не хочешь отправиться со мной? — протянул руку Отабек, спрашивая. — Ко мне домой? — Хочу, — тепло улыбнулся Юри и взял протянутую руку, легко сжимая её.