Тебя отправил я на смерть Чтоб самому в огне гореть, Но я сгорать уже устал Глотая горький дым
Отношения их скользили по всей мимолётной жизни драной красной ниткой. Судьба в очередной раз развеяла свою бесконечную скуку, раскидав части одной фигуры по шахматной доске и расчётливо дёргая за нитки. Раскидала их живые сердца по разные стороны баррикад. Он — инквизитор, она — ведьма. Судьба довольно скалится, разбавляя своё тягучее бессмертие колкими страданиями смертных. Её божественные пальцы-ваги кровоточат, перетянутые жилками марионеток. Первая фигурка ночами танцевала на пепле и глухо хохотала, а другая махала секирой и хищным огнём на городских помостах. Известие о сожжении ведьмовской хибары, скрипящей над близлежащей деревней, выбило весь воздух из лёгких Магины. Сожгли и пыльные ритуальные книги, и травы, и криво вырезанные тотемы запрещённых богов. Не сожгли вместе с обителью только её. Он не знал вырывали ли Лине ногти, насиловали ли, душили в ведре со святой водой, однако инквизитор знал точно, в какую клетку её бросили. Колдунам, ведьмам и ворожеям доставались самые грязные казематы. Магина видит её сегодня в своей коморке, за несколько часов до казни. Они смеются и с отрадой вспоминают былые годы: детские игры, издёвки, робкие поцелуи. Мужчина смотрит в некогда прекрасное девичье лицо, ставшее ныне бледным и жилистым. На нежных губах Судьба навсегда отпечатывает злую усмешку. А в глазах — усталость и непроглядную тьму. Инквизитор ненавидит магию, ненавидит колдунов, ненавидит Лину. Длинные рыжие волосы остригли, и они неровными шматами падают на украшенные россыпью ссадин плечи. На шее больше не мерцает огромный рубин, который ведьма никогда не снимает. Последнее Магина знает наверняка. Кровавый камень навсегда запечатывает в себе тень беспощадности Судьбы и человеческие слезы. Сегодня она горько смеётся и косится в маленькое окошко, где в сумраке ночи неумолимо высится эшафот. Судьба самодовольно отставляет свой штоф и на мгновение остервенело сталкивает своих марионеток — забавы ради. Но какой бы длинной ни была ночь, заря настанет. И на заре Лина умрёт, рассыпаясь пеплом в холодном воздухе. Она повторит судьбу матери, её матери, да и всех женщин их рода. А он поможет возлюбленной прийти к Судьбе, как помогал его отец найти путь другим прокажённым. Роскошное платье висит на ней обломками былого величия, извращённо подчёркивая синяки и запёкшиеся раны на шелестящей коже. Ведьмовские кости донельзя хрупкие. А кожа сравнима только с крыльями бабочки. Сегодня они пьют насмерть вино, а завтра Магина поведёт её на смерть. Когда спина Лины изогнётся, а рот болезненно скривится от прилетевшего из толпы камня, инквизитор непроизвольно коснётся своего плаща, чтобы спрятать её дрожащее тело от зверья в одежде. Спрятать, как в былые времена, когда их не разделяла эта пропасть. Судьба постаралась на славу, стирая ногти в кровь и раскапывая эту пропасть между ними. Она натянула красную нитку до скрипа, до звона. На рассвете ведьма гордо взойдёт на кострище и вскинет голову, принимая смерть с достоинством. Удивительная закономерность — как величественны женщины в минуты отчаяния! Если ведьме на плахе одеть корону, взгляд её затмит любую баронессу и королеву. Нет в глазах колдуний предсмертного животного страха, лишь смиренный протест. У Лины и близко нет смирения в глазах, а внутри только клубящийся яд, язвы да клокочущая злоба. Она непременно кинет на прощание пару пугающих пророчеств и грязных ругательств. А потом её непокорная голова затрясётся в агонии, как бы сильно не сжимались зубы в попытках перетерпеть пожирающую боль. Обезумевший взгляд скользнёт по толпе, а языки пламени будут неумолимо лизать босые ноги. Последний раз на мгновение вспыхнет алый пожар волос. Крик сорвётся с изорванных губ. Янтарные глаза потухнут, превращаясь в пустые битые стёкла. Пресытившаяся бессмертием Судьба, зачем же ты послала ей эту участь? Когда ведьмовская голова обратится в небо, взмолив о прощении и милосердии, бог откажется от неё. Он отказывается от всех своих детей, ступивших прочь от его всевидящего взора. Сегодня они выпьют насмерть жгучего вина, а затем вцепятся друг в друга в попытке потеряться, раствориться в предрассветных часах. Неотвратимый привкус зарева и ядовитой Судьбы коснётся человеческой души. Магина грубо скинет её лохмотья и прижмёт к пыльному столу. Он предпочитал заносить меч, а не сидеть без дела. И Лина захохочет так, как обычно смеются прокажённые. Прокажённые, у которых в миг ломается надежда, а вера птицей взмывает прочь. Синяки непременно будут болеть, а рядом появляться новые. На его коже — её царапины. Мокрые, исступлённые поцелуи на дрожащих губах. Ведьма схватит его, свою погибель, как бабочка цепляется хрупкими крыльями за блестящую паутину. Но Магина вовсе не паук, он только солнечный свет, прекрасный цветок и летний ветер — все то, что любит бабочка. Паук — Судьба. Лина обхватит палача израненными ногами, а инквизитор будет впечатывать в неё свои последние поцелуи до изнеможения. Порывисто, на грани безумия, вдохнёт запах любимых волос. Капли вина упадут на мраморную кожу, некогда пахнущую огнём и розмарином, затем окропят шею, грудь и плечи. Кружки с грохотом последуют на пол за книгами, документами и прочей неважной сейчас ерундой. Инквизитор толкнётся сильнее, прижимаясь лбом к её лбу. Ведьма прижмётся к нему неостывшими губами и закричит. Магина аккуратно коснётся огненных волос. Отстранится. Живые, янтарные глаза исполнятся вожделением и на мгновение вспыхнувшей тоской. Можно ли было её отпустить? Конечно. Отпустит ли он? Едва ли. Инквизитор ненавидел магию, ненавидел ведьм, ненавидит Лину. Их тела сольются и всю ночь будут содрогаться в сладостных истомах. Мимолётные чувства выбьют абсолютно все душащие мысли и предчувствия. А потом она накинет на плечи его рубаху и расплачется от комичности Судьбы. От участи ведьмы, влюблённой в инквизитора. А с первыми солнечными лучами он поведёт её на смерть. Судьба в предвкушении кульминации собственно разыгранного театра задержит дыхание. Магина кинет ведьму в пропасть небытия своими собственными руками. И как бы сильно не презирал он колдунов и ворожей, пристыженно отвернётся от её измученного взгляда. Инквизитор знал, что упадёт следом за ней. Он не мог объяснить этого. Любовь в его понимании не предполагает жертвенность или вечные муки. Просто так должно быть. Просто потому что это она: нечистая сила, что успела украсть сердце божьего защитника. Судьба довольно разбросает наскучивших к утру марионеток и сдёрнет с пальцев некогда белые, а теперь кроваво-красные нити. До рассветного же часа, часа правосудия и кручины, Магина продолжит ласкать свою Лину, так жадно, грубо и одновременно трепетно. Она будет ловить сиплые вдохи и нежно гладить руки своего палача. И их взгляды ни разу не столкнутся, пока не забрезжит рассвет. Пока не выступит из-под розового неба кострище. Пока на площади не соберётся толпа. Пока он не кинет зажжённый факел в солому. Пока её кожа не начнёт пузыриться под хваткой праведного пламени. Когда её мучительный крик оборвётся, их взгляды наконец встретятся. Она была обычной ведьмой, а Магина — обычным инквизитором. Судьба любит развеивать свою бесконечную меланхолию подобными превратностями.Пройдет последняя гроза — Я загляну в твои глаза, И мы увидим, кто был прав, В своем посмертии.