Пожалуйста, доверяй мне

*** — Хорошо поработал сегодня, парень, — Куникида дружески взлохматил волосы Атсуши. — Спасибо, Куникида-сан. — Может, попьем кофейку внизу? — Дазай попытался приобнять его, но тигр ловко вывернулся. — Нет, извините, я тороплюсь, — и шустро выскочил за дверь. — Хотел бы я знать, к кому ты так торопишься, Атсуши, — Дазай заложил руки за голову. Накаджима, успевший это услышать, только усмехнулся. Если бы в Агентстве знали, с кем он живет последние два месяца — невероятно удивились бы. И уж точно так не улыбались бы. С чего же все началось? Пожалуй, с проблемы взаимодействия. Хоть как Дазай не пытался слепить из них с Акутагавой новый Дуэт, оба участника так рьяно сопротивлялись, упираясь и руками, и ногами, что Осаму просто впал в отчаяние. И вдруг — все наладилось. Буквально за неделю Рюноске и Атсуши начали прислушиваться друг к другу, прекратили драться и делали неуверенные пока шаги навстречу друг другу. Дазай был счастлив и предпочитал не думать о том, каким образом парни поладили. Каким образом? Хороший вопрос. — Мы никогда не будем напарниками! Ни за что не буду прикрывать спину такому, как ты!!! — Как будто я могу доверить тебе спину! — А кому ты вообще доверяешь, тигр? Странный вопрос заткнул Атсуши надежнее Рашомона. Выходило, что никому, даже Кеке, он не позволил бы прикрывать и защищать себя. А Акутагаве? Позволил бы? Если бы не было всех тех кровопролитных сражений, если бы Акутагава был его коллегой из Агенства? — Дазай-сан ведь все равно не отстанет от нас. Все равно заставит работать вместе. Я не могу его подвести, так что… — Что ты предлагаешь? — Атсуши неохотно посмотрел на Акутагаву. — Пожить вместе. — Что?! — Сутки. Завтра у меня выходной. Если сможем прожить без ругани и драк под одной крышей до следующего утра — шансы сработаться есть. — А если нет? — Скажем Дазай-сану, что у нас ничего не получится. Объясним, почему мы так думаем. И все. — И ты думаешь, он так легко от нас отвяжется? — Атсуши с сомнением посмотрел на Акутагаву. Тот нахмурился. — Зато сможем уверенно говорить, что пытались. Никто не сможет нас упрекнуть в том, что мы ничего не сделали. Атсуши был вынужден с этим согласиться. Идея, конечно, была рискованная, учитывая то, что жить они будут на территории Акутагавы, да и просто потому, что у них двоих не слишком терпеливая и терпимая натура. Но у него регенерация; и мафиози не выгодно его убивать. Пока. Так что, если получится — это казалось маловероятным, но чем черт не шутит? — Дуэт из них получится. Если же нет… Есть шанс, пусть тоже небольшой, что Дазай оставит эту дурацкую затею. Следующим утром Атсуши вышел из общежития с рюкзаком за плечами. Акутагава сказал, что встретит его в паре кварталов отсюда и отвезет к себе. Все-таки ему было небезопасно так просто гулять по территории, которую вроде как занимало Агенство. Вообще, Накаджима сильно удивился, когда увидел Рюноске за рулем. — Дазай-сан не умел водить, а искать своего водителя не хотел. Так что пришлось рано научиться хорошо водить, — пояснил Акутагава, не отвлекаясь от дороги. — Ты же был тогда несовершеннолетним, разве нет? — Атсуши чувствовал себя немного неловко. Особенно из-за того, что Акутагава был в обычной черной рубашке и джинсах. Знак доверия? — Мафия, — насмешливо обронил одно слово Акутагава, покосившись на него. Квартира Рюноске оказалась небольшой и на удивление уютной. Все в темно-синих и бежевых тонах, минимум деталей и никаких украшений на стенах. Зато был мягкий и пушистый ковер, по которому можно было ходить босиком. Атсуши блаженно зажмурился — как же приятно!.. Сзади хмыкнули. — Я купил этот ковер из-за тебя, тигр. — Э? — Атсуши изумленно посмотрел на Рюноске. — Все представлял, что это твоя шкура, — серьезным тоном сообщил он. — Жаль, не нашел с тигриным орнаментом. Накаджиме тут же захотелось сойти с ковра и забраться с ногами на диван. — Шутка, — вздохнул Акутагава. Стало еще более неловко. Что они вообще делают? Разве они смогут просто мирно прожить этот день, словно забыв о прошлом? — Тигр, не спи. Ты завтракал? — Эмм… Да, завтракал, — решил соврать Атсуши. Нет, он не боялся, что его отравят, не тот у Акутагавы характер. Но это было бы еще более неловко, чем вся ситуация в целом! — А я еще нет. Квартира в твоем распоряжении, но в ноутбук не суйся и по моей спальне особо не шатайся. В ванной твое полотенце то, что бежевое. Захочешь есть или еще чего — я на кухне. И преспокойно ушел в означенном направлении. Атсуши неловко помялся, осторожно присел на краешек дивана. Спать, видимо, он будет здесь. Странно, он не думал, что у Акутагавы будет довольно-таки уютно. А еще — что у него будет так много книг. Целых четыре шкафа. Накаджима начал зачарованно их изучать. Похоже, Акутагаве нравились одинаково и классическая литература, и научная фантастика. И особенно фэнтези, ему был отведен целый шкаф! Атсуши цапнул приглянувшуюся ему книгу, удобно устроился на диване и с удовольствием погрузился в историю. Оторвал от чтения его вкусный аромат. Очень вкусный. Атсуши засопел и вцепился сильнее в книгу. Нет, он не поддастся искушению. Нет, он не пойдет на кухню и не станет выяснять, что ест Рюноске! Оказалось, омлет с зеленью. — Все-таки не завтракал? — фыркнул Акутагава, поднимаясь и доставая еще одну тарелку. — Да, прости, — повинился Атсуши, краснея, когда его живот заурчал. — На твое счастье, я хорошо чувствую, когда люди мне врут, — сообщил Акутагава, поставив тарелку с омлетом на стол. — Не будь идиотом, тигр. Ты мой гость. — И что это значит? — осторожно спросил Накаджима. — Голодом морить тебя никто не будет. Ешь давай. Атсуши послушно схватил палочки. Омлет был действительно очень вкусным, аж до невольных слез. Так вкусно! Черт, за один только такой омлет можно простить человеку многое! — Тигр, ты чего? — Акутагава недоуменно посмотрел на наворачивающего с довольным стоном тигра. — Акутагава… Если ты мне будешь иногда готовить, я согласен мириться с любыми твоими недостатками, — выдохнул Атсуши, доедая омлет. — Какой ты непритязательный, оказывается, — усмехнулся Акутагава. После завтрака они устроились в гостиной. Рюноске спокойно взял книгу, устроился в глубоком кресле. И совершенно не обращал внимания на примостившегося на диване Атсуши. Тот с опаской покосился на погруженного в чтение мафиози, но решил последовать его примеру и просто почитать. Авось действительно получится прожить так денек, ничего не круша, не ломая и не раня друг друга. Атсуши закрыл книгу, с улыбкой вздохнув. Какая интересная история, просто не оторваться! Интересно, у Рюноске все книги такие захватывающие? Может, они совпадают во вкусах в литературе? Если есть точки соприкосновения, можно наладить контакт. Можно… — Аку… — Атсуши прикусил язык, уставившись на Акутагаву широко распахнутыми глазами. Акутагава, подперев щеку кулаком, дремал в кресле. Вторая рука свободно лежала на коленях, а книга, которую он читал, вот-вот должна была выпасть из расслабленных пальцев. «Он выглядит довольно усталым… Блин, а ведь я ему, наверное, мешаю отдыхать. Он, кажется, не любит посторонних людей рядом с собой, наверняка напрягается, пока я в его квартире. Так, нужно забрать у него книгу и как-нибудь перенести… хотя бы на диван. Нельзя же так спать». — Что?.. — Акутагава сонно заморгал, непонимающе глядя на Атсуши, который осторожно забирал у него книгу. — Не спи в кресле. Давай, иди в кровать, — неловко улыбнулся тигр. — Да нет, все нормально, — Акутагава потер лицо ладонью, зажмурившись. — Акутагава, а как ты обычно выходные проводишь? — Отсыпаюсь или отъедаюсь — зависит от того, как я провел неделю. Иногда просто читаю целый день. — Я тебе, получается, мешаю, да? — Атсуши прикусил губу. — Не ерунди, я же сам предложил… — Так, иди спать! Иди, я сам тут о себе позабочусь. Ты же не обязан меня развлекать, — Накаджима решительно подтолкнул Акутагаву в сторону спальни. — А обед приготовить? — попытался сопротивляться Рюноске. — Приготовлю сам, я умею немного готовить. — А кухню не спалишь? — съехидничал Рюноске, уже зайдя в спальню и упав на кровать. Обиженно засопев, Атсуши ничего не ответил. На удивление, кухню он таки не спалил. И обед приготовил нормальный, самому понравилось. И Акутагава, пусть скупо, но похвалил его. Правда, мимолетно удивился румянцу на щеках тигра, но не стал заострять на этом внимания. И правильно сделал, не нужно ему знать, что спросонок он настолько милый, что вводит в когнитивный диссонанс. Атсуши не мог ассоциировать сонного Акутагаву с тем жестоким убийцей, который вгонял его в ужас. Словно все их прошлое осталось за порогом этой квартиры. И можно было после обеда снова устроиться в гостиной, коротая время за чтением интересных книг. А потом поужинать тем, что на скорую руку приготовит Акутагава. И никаких насмешек (кроме парочки почти незлобливых подколов). Просто мирно лечь спать — один у себя в комнате, другой в гостиной, на диване. Пришлось признать, что относительное мирное сосуществование между ними возможно. И стараться изо всех сил сработаться в паре, в едином боевом тандеме. В новом Двойном Черном. Это было непросто. Доверять. Атсуши скрипел зубами, на досуге бился головой об стенку (вполне буквально, регенерация и не такое позволяет), но тянулся. Старался. И Рюноске тоже. Старался не прибить своего горе-напарника, когда тот опять необдуманно полезет в самое пекло. Им пришлось научиться разделять обязанности. Атсуши был хорошим бойцом ближнего боя, Акутагава — дальнего. Тактику и стратегию тигр часто упускал, потому продумыванием их действий и составлением планов занялся Акутагава. Зато на Атсуши легли заботы о себе и напарнике после боя. Все же они не всегда оставались невредимы; да и просто отдохнуть хотелось. Когда Атсуши впервые предложил Рюноске отвезти его домой на своей спине (имелось в виду, что на спине тигра, но и Рюноске, и Атсуши одновременно подумали не о том), тот чуть не покрутил пальцем у виска. Но согласился. Просто из вредности, посмотреть, что получится. Получилось наглым образом задрыхнуть на спине тигра. Так что Атсуши, едва дыша и обмирая от непонятного волнения, заносил Рюноске в его квартиру на руках. И спать укладывал — нет, раздевать он его не решился, но плащ и обувь стянул. И однажды он не ушел, а уснул на диване, накрыв лицо очередной интересной книгой. После пяти таких «оставаний» Акутагава в ультимативной форме заявил: — Так, мне надоело. Сегодня же ты берешь все свои вещи и перебираешься ко мне. Учитывая, что в этот момент Накаджима уплетал за обе щеки ужин, приготовленный Акутагавой, иного ответа, кроме как «да, да и еще раз да», не существовало. Правда, ему поставили условие, что Атсуши будет помогать по хозяйству. И пусть даже и не думает противиться, пусть хоть какую-то лепту вносит. Атсуши и не думал сопротивляться, в быту выполняя все приказания Акутагавы. Там убрать? Хорошо. Постирать? Хорошо, только скажи, как правильно отстирывать кровь. Чья она вообще? Часто кровь была не Акутагавы. И Атсуши облегченно выдыхал. Если же кровь была Рюноске… Начиналась увлекательнейшая игра: «Найди рану и не попади под Рашомон». Рюноске был старше Накаджимы на два года, но в такие моменты был хуже ребенка, до последнего скрывая и плохое самочувствие, и сломанные кости, и кровоточащие раны. Сам в ванной, матерясь вполголоса, бинтовал их; втихушку глотал таблетки; старался сидеть ровно, как обычно. Но при всех своих недостатках, врать Акутагава не умел. И нюх тигра был слишком острым. Атсуши старался никогда не забывать, что у Рюноске нет регенерации и к Йосано его не поволочешь. Только и оставалось, что промывать, неумело обрабатывать спиртом и так же неумело бинтовать. Зашивал особо глубокие раны Рюноске сам. — Я тебе иголку в жизни не доверю, — ворчал он, безжалостно втыкая иглу в свою плоть. Забегая наперед — доверил. Когда нужно было зашить рану на спине, противную, длинную. Сложностей в бытовой жизни было не много. Оба были некапризными, непривередливыми, любили читать и тишину. Атсуши первое время еще дергался, настороженно поглядывал на непривычно спокойного Акутагаву. А потом до него дошло — в своем доме Акутагава привык расслабляться полностью, отбрасывая все тревоги, всю свою жизнь. И решил так же отбросить и неприязнь по отношению к Атсуши. «Нужно ловить момент», — сказал себе Накаджима, усиленно налаживая контакт. За несколько месяцев он узнал о Рюноске многое. Очень многое. Что он любит есть и пить. Где он любит гулять и почему. Какие книги готов зачитывать до дыр. Чего он терпеть не может. Его прошлое — до боли похожее на его собственное. Происхождение почти каждого шрама — одинаково больно было смотреть и на шрамы от своих когтей, и от пуль Дазая. Атсуши даже стал холоднее относиться к Осаму, узнав о нем очень многое от Акутагавы. Атсуши подружился с Гин. Младшая сестра Рюноске жила отдельно, со своей девушкой. — Твоя сестра… Эм… — Встречается с Хигучи, что здесь такого? — пожал плечами Рюноске. Перевернув страницу, сухо отметил: — В Мафии на ориентацию никто не смотрит. Это не так важно, как то, что можешь сдохнуть в любой момент. К тому же… — недобрая усмешка. — Злым языкам достанется от нас обоих по полной программе. Несмотря на то, что Гин не одаренная, она далеко не слабачка. Сестру Рюноске любил крепко. И их уютное, хоть и немного колкое общение, вызывало улыбку. За эти несколько месяцев Накаджима Атсуши успел очень многое узнать об Акутагаве Рюноске. Кроме того, он успел по уши влюбиться в него. Понял он это внезапно. Просто как-то по утру Атсуши, глядя на зевающего Рюноске, привычно готовящего завтрак, поймал себя на желании обнять. И поцеловать. За ушком, там, где у Рюноске родинка. И на мысли, что Рюноске — очень красивый, как фарфоровая кукла. Или как черно-белый кот, гибкий, грациозный… — Тигр? Ты уснул, что ли? — тонкие пальцы щелкнули перед носом. И зловредный до ужаса. — Нет, извини. С этим нужно было что-то делать. Атсуши мало разбирался в любви, в отношениях, но понимал, что инициативу придется брать в свои руки. Как-то не верилось, что влюбившись, Акутагава бросится ему на шею. Скорее, будет продолжать делать ледяную мину. И не намекнет даже о своих чувствах. Так что признаваться, выбивать ответное признание, добиваться Рюноске — задача Атсуши. И ведь совета не у кого спросить! Куникида ему тут не помощник, Рампо — тем более, Джуничиро и Наоми — лучше сразу пристрелите. Дазай… В памяти мгновенно всплыл шрам чуть повыше колена, который Рюноске машинально потирает в дурную погоду. Нет, нет, обойдется он без таких помощников! А если… — Влюбился, говоришь? В парня? — уточнила Гин, краем глаза отслеживая перемещения Хигучи. — Да. И он… Ну, он очень холодный и невозмутимый. Я подумал, что Хигучи… Ты же тоже влюбилась в человека, который не особо хорошо показывает свои чувства, так что, может, подскажешь… — Что Ичие, что Рю — оба только кажутся холодными. А на самом деле — воплощения страсти… — Я же не о твоем брате говорю! — замахал руками Атсуши. — Брось, — насмешливо фыркнула Гин. — Вы живете вместе, работаете вместе; да я почти на сто процентов была уверена, что вы сойдетесь! — И… ты не против? — А почему я должна быть против? Я хочу, чтобы он был счастлив. Только не обижай его, он ранимый. — Не буду, — серьезно пообещал Атсуши. — Главное — будь искренним, мы не любим ложь, — продолжила Акутагава, улыбаясь Ичие, которая шла к ним с двумя рожками мороженого. — Вообще, лучше всего будет, если ты честно признаешься — это вызовет ответную честность. — И каковы мои шансы на взаимность? — Нулевые, — фыркнула Хигучи, непринужденно втискиваясь между ними, почти спихивая Накаджиму с лавочки. — Знаешь, первое время… ну, когда вы только познакомились, — «Разве можно это назвать знакомством?» — Рю говорил только о тебе. Все темы к тебе сводились. Да и сейчас он частенько о тебе вспоминает. Так что твои шансы очень высокие. А ты не ревнуй, — непринужденно чмокнула покрасневшую Хигучи в щеку. — Спасибо, Гин-сан. Совету Гин Атсуши решил последовать незамедлительно. Тем же вечером, когда они привычно сидели с книгами в гостиной, Накаджима прямо спросил: — Ты правда много говорил обо мне? — С чего ты… Гин, — как-то тоскливо вздохнул Рюноске, проводя ладонью по странице книги. — Так это правда? — Да, и что? — Акутагава отвел взгляд. — Ты мне нравишься. Нет, не так. Я тебя люблю. Рюноске пару секунд смотрел на книгу. Захлопнул ее. Сглотнув, посмотрел на Атсуши. — Повтори. — Я тебя люблю, — повторил он по возможности твердо и уверенно. Передвинулся по дивану ближе к креслу Рюноске. Осторожно коснулся его руки. — Акутагава, что ты ко мне чувствуешь? Я понимаю, вопрос неожиданный, — заторопился Атсуши. — Ты можешь меня послать, можешь нагрубить, наорать на эмоциях, стукнуть… Так что лучше подожди, подумай, я не тороплю, я все понимаю, я… мфхх!.. Рашомон, заткнувший ему рот, был бархатистый и теплый. И немного пульсировал — это был пульс самого Рюноске? Его хозяин смотрел в пол и нервно гладил старый шрам на бедре. — Накаджинко… Ты идиот. «Вечно ругается, хоть бы раз прямо сказал, чем недоволен!» — с обидой подумал Атсуши. — Ты думаешь, это так просто? — безнадежно вздохнув, сказал Рюноске. — Вот так просто взять и сказать… А если я не знаю? Тигр, я не знаю. Я не хочу тебя убивать, ты бесишь меня гораздо меньше. Кое-что мне в тебе нравится, кое-что — нет. Это любовь? Сомневаюсь. — Ну, это уже что-то, — с оптимизмом ответил Накаджима; Рашомон сам собой спал с его лица. — Я не требую от тебя мгновенного ответа. Просто… просто не отталкивай меня. Дай мне шанс. Поверь мне, пожалуйста. Атсуши не знал, где нашел именно такие слова. Просто показалось, что это будет правильно. Что Рюноске поверит ему. Просто поверит. Доверится. Позволит попробовать. Не обязательно, чтобы в паре оба были влюблены — достаточно первое время и одного. Накаджима знал, что упорства ему не занимать. Он добьется Рюноске. Не сразу, шаг за шагом. Но добьется. И он старался, правда, изо всех сил. Акутагава был похож на дикого зверька, которого нужно приручать. Который со скрипом, с усилием делает каждый шаг тебе навстречу, при малейшей опасности отступая на полшага назад. Главное было не спугнуть. Один неверный поступок — и что-то хрупкое, на ладан пока дышащее, рухнет. Атсуши добивался Рюноске. С каждым днем позволял себе чуточку больше. Поближе присесть, прикоснуться к ладони, невзначай прислониться к мгновенно напрягшемуся плечу. Улыбнуться шире, ярче, за вкусную готовку благодарить не только словами, но и невинным объятием. Провести ладонью по волосам, по щеке, мгновенно окрасившейся розовым. Первый поцелуй, как ни странно, у них произошел по инициативе Рюноске. После очередной схватки Атсуши пришлось регенерировать огромную рану на спине. Акутагава долго орал на него за то, что: «Тупой тигр, не смей так рисковать своей жизнью! Если у тебя регенерация, это не значит, что ты можешь постоянно подставлять свою шею!». Мог бы получиться очередной скандал, если бы Рюноске не поцеловал его, сильно дернув за волосы. Если бы не обнял до хруста в ребрах, будто бы боясь потерять. Так отчаянно, что Атсуши и думать забыл о ранениях или об обидах. Так, словно его единственный и самый большой страх — потерять Атсуши. Потерять глупого тигра, навязанного напарника, внезапного сожителя. Влюбившегося в него. Полюбившего, несмотря на прошлое, несмотря на шрамы, несмотря на раны, нанесенные в бесчисленных стычках. Так они начали встречаться. Если это, конечно, можно назвать встречанием. По сути, ничего особо не изменилось. Они и так жили вместе; просто стали еще ближе. Теперь они сидели на диване рядом, соприкасаясь бедрами и плечами — и от этого становилось невероятно спокойно. Часто Рюноске засыпал на плече Атсуши и не соизволял проснуться даже тогда, когда тигр укладывал его в кровать спать и сам ложился рядом. Просто, чтобы посмотреть на расслабленные черты лица, на мирное и спокойное выражение. Погладить волосы, прижать к груди. И именно потому, что Рюноске во сне был таким родным и теплым, просыпаться в одиночестве было немного обидно. А если просыпались они одновременно, Акутагава тут же удирал на кухню или в ванную. Словно чего-то боялся. Или стеснялся? Хотя это вряд ли. Жизнь у них у обоих была тяжелой и насыщенной, оба слишком рано повзрослели и слишком много дерьма увидали. Что Атсуши в детдоме, что Рюноске в трущобах. Так чего стесняться? — Да проблемы у него, — устало фыркнула Гин, подбирая для Хигучи в подарок сережки в ювелирном. Таскающийся за ней побитой собачкой Атсуши удивленно заморгал. — С чем?! Стоп, у Акутагавы?! — А чему ты удивляешься? У всех проблемы. Нет, я понимаю, братишка выглядит таким сильным и волевым, что всем кажется, будто у него нет проблем. Но они есть. — Например? — Доверие, — Гин серьезно посмотрела ему в глаза. — Были люди, которым он доверял, и которые предали его доверие. Брат всегда это болезненно переживал. Он боится тебе доверитьcя еще сильнее, впустить в свою жизнь. Накаджима закусил губу, обдумывая ее слова. — Плюс, из-за домогательств Дазай-сана, он негативно относится к близости. — Что?!! — Не ори, мы же в общественном месте, — Гин нахмурилась, но Атсуши едва ли услышал ее. — Он… он… — Ну, это было, скорее всего, не всерьез. Но травму Дазай-сан Рю нанес. У вас будут с этим сложности. Я даже могу с почти стопроцентной гарантией объяснить тебе поведение братца: он, как и любой нормальный парень рядом с объектом воздыхания, испытывает возбуждение. Но боится довериться и как-то это проявить. И боится секса. Потому и сбегает. Еще он, кажется, стесняется своего тела из-за шрамов, но вот в этом я уже не уверена. Короче… Пожалуй, я возьму вот эти, с аметистами, — решительно указала она пальчиком на пару сережек. — А ты думай, как снять с моего дорогого брата его броню и заставить его довериться тебе. Думай. И действуй. Но не смей ранить его еще сильнее. — Я все понял, — неожиданно спокойно улыбнулся Гин он. — Спасибо. Атсуши действительно все понял. И резко, вспышкой, осознал, что нужно делать. Акутагава не поверит его словам, какими бы убедительными ни были они. Он поверит только поступкам. Только так, делом, можно доказать, что Атсуши правда его любит и готов принять на себя ответственность за него. За его душу и сердце. Защитить, если потребуется, принять на себя его боль, дать все-все… Доказать, что сможет сделать счастливым. А Накаджима очень сильно хотел, чтобы Рюноске был с ним счастлив. — Тебе нельзя общаться с Гин, — фыркали они с сестрой практически одинаково. Тем не менее, Атсуши спокойно улыбнулся и погладил пальцем черную бархатную ленту на своей ладони. — Рюноске, ты же знаешь, что я тебе вреда не причиню. И стоит тебе попросить меня остановиться… — Ты послушаешься? — усмешка вышла очень скептическая. А в глазах — злость и капля боли. Ты уже просил кого-то остановиться. А он только смеялся и продолжал, да? Атсуши хочет поехать прямо сейчас в Агентство и набить рожу Дазаю. Но он просто не может оставить Акутагаву сейчас, когда они решают такой важный вопрос, когда Рю колеблется, раздумывая над его предложением. Предложением довериться. Позволить завязать себе глаза — и доверить свое тело Атсуши. Безумие, правда? Особенно для Акутагавы Рюноске. Но только так Накаджима Атсуши может доказать, что достоин его доверия. — Черт с тобой, Накаджинко, — Рюноске неловко дергает плечом и поворачивается спиной. Атсуши, невольно затаив дыхание, подходит к нему и набрасывает на глаза ленту. Затягивает на затылке узел, следя, чтобы не дернуть за волосы или чтобы ткань не сильно впивалась в кожу. Затем аккуратно берет за руку и тянет в спальню. Там он медленно снимает с Акутагавы домашнюю одежду. Акутагава послушен, хоть и дико напряжен. Без одежды он не сможет призвать Рашомон. Без одежды видно его шрамы — уродливо смотрящиеся на бледной коже. Без одежды он… Прекрасен, по мнению Атсуши. О чем тигр тут же сообщает срывающимся шепотом, горящим взглядом разглядывая обнаженного Рюноске, оглаживая широкими движениями плечи, спину, грудь. Любуется, не переставая шептать. Акутагава быстро-быстро дышит; его грудь вздымается, он выдыхает через сжатые зубы. «Не верит. Не верит», — шестым чувством понимает Атсуши. Толкает к кровати. «Заставлю поверить тебя. Я заставлю тебя поверить в то, что ты самый красивый из всех людей, которых я только видел. Просто… поверь мне, Рюноске». — Поверь мне. Рюноске… Рюноске крупно дрожит — его имя так никогда не произносили, шепотом, так ласково, протяжно, сладко. Так любовно. Когда мы произносим имя любимого человека, оно всегда звучит особенно. Когда мы произносим это заветное имя, наши чувства звучат в каждом слоге, в каждом звуке. И каждый раз, выдыхая его имя, Атсуши целовал, гладил, ласкал. Он никогда такому не учился — но разве учатся любви? Это приходит само, когда смотришь на обнаженное тело своего любимого. Когда впервые прикасаешься к его коже, ты понимаешь, как нужно касаться, чтобы услышать стон, нетерпеливый вздох, свое собственное имя. Когда впервые целуешь пересохшие губы, соленую от пота кожу, неровные шрамы… Шрамы, свидетельства боли и страданий, нужно ласкать с особенным старанием. Чтобы стереть из души аналогичный рубец, чтобы доказать — даже твои шрамы прекрасны. «Я люблю каждый твой шрам, я вылижу каждую отметину — особенно ту, что оставил сам». Тихий стон, слегка сдавленный. Рюноске словно боится показать, что ему приятно, что ему хорошо. Он просто тянется навстречу, выгибается, неловко гладит плечи и напряженную спину Атсуши. Он замирает, когда Накаджима осторожно разводит колени. Он снова тает, когда его ласкают — это раньше казалось грязным и постыдным, то, что тигр сейчас с ним вытворяет. Но в эту секунду… — Не останавливайся… Еще… Раскрытый, уязвимый, беспомощный, доверчивый… Мог ли Атсуши когда-нибудь подумать, что увидит Рюноске таким? Даже в самых смелых мечтах — нет. Потому что ледяная маска была слишком крепка, слишком безупречна. Что бушевало под ней — тайна. Никто не видел ни единого проблеска страстного огня под ней. Сейчас Накаджима видит. Он сам разбудил этот огонь, эту жажду. И он не даст им погаснуть. — Больно… От тихой жалобы что-то рвется внутри. Атсуши, не выходя из Акутагавы, целует — мягко, нежно. Шепчет на ухо глупости — да, нелепо так утешать убийцу, прошедшего огонь и воду. Но он утешает своего любимого, которому причинил ненароком боль. Утешает ласками, смывает боль поцелуями. Он… любит Акутагаву Рюноске. Любит хладнокровного убийцу. Любит жестокого хозяина Рашомона. Любит надежного напарника. Любит теплого, родного, домашнего Акутагаву. Любит беззащитного из-за его ласк Рюноске. Дазай бы посмеялся над этим словосочетанием. «Беззащитный Рюноске»… Дазай. — Тебя больше никто не обидит. Я не позволю. Тебе больше не причинят боль. — Такое глупое обещание… Рюноске хрипло смеется, цепляясь за его плечи. Рюноске едва слышно шепчет, впиваясь до боли в кожу: — Сохрани меня. И два слова стирают все. Остаются тяжелое дыхание, стоны, а затем почти крики. Остаются губы, собирающие капли пота с кожи. Остаются прикосновения, что дороже всего на свете. — Я люблю тебя, Рюноске. Верь мне, — Атсуши сжимает дрожащего после оргазма Акутагаву, любуясь его лицом. Это самое прекрасное зрелище, которое он мог увидеть в своей жизни. — Я верю, — минуту спустя Рюноске отвечает, стягивая с лица повязку и прямо глядя в его глаза. — Я верю. Атсуши. Накаджима улыбается, прижимая к себе свою колючую и дикую любовь. Они лежат на боку, лицом друг к другу. И не могут разъединиться, они сплавлены воедино. — Я… — Акутагава смолкает, прячет лицо, зажмуривается. — Люблю тебя тоже. Джинко. Улыбка еще шире и счастливее, объятия еще крепче. И больше не нужно ни единого слова. Доверие — это не когда поворачиваешься спиной, или добровольно лишаешься оружия, или позволяешь завязать глаза. Доверие — не тогда, когда позволяешь творить со своим телом все, что угодно. Потому что тело — глупая плоть, которая редко подчиняется нашим желаниям. Доверие — это когда отдаешь свое сердце. Позволяешь раскрыть свою душу. Разрешаешь касаться своих шрамов. Не боишься боли, потому что твердо уверен — боли не будет. Эти руки согреют. Утешат. Приласкают. Доверие — когда позволяешь себе любить без страха. И когда позволяешь любить себя. Доверие. Этому сложно учиться. Можно за всю жизнь ни разу так и не испытать подобного. Но если повезло — ни в коем случае не теряйте человека, которому доверяете. Всеми силами цепляйтесь за него. Не отпускайте. Боритесь за каждую секунду, проведенную вместе. «Доверять… совсем не страшно», — думает Рюноске, засыпая. «Ты не пожалеешь», — Атсуши ласково гладит уснувшего Рюноске по голове, пропуская вьющиеся мягкие пряди между пальцев. «Доверяй мне».