Недобрые сказки

О том, что Тимотео предпочёл ему какую-то несовершеннолетнюю девчонку из Японии, Занзас узнал одним из первых. Много лет он ждал, что старый маразматик смирится с тем, что кроме Скайрини у него не осталось вариантов, как-нибудь уже справится с потерей родных сыновей и умерит гордыню. Были у Вонголы боссы, не связанные кровным родством с Примо, значит, был способ обойти требования колец. И Занзас был терпелив, хотя никто бы в жизни не заподозрил его в таких талантах, Занзас цедил слова сквозь зубы и посылал нахер парламентёров от Тимотео так же, как и его шпионов, но был вежлив со стариком и никогда не отказывал Вонголе, если нужно было прибраться. Ну да, за глаза его звали кровавым зверем и волком, посаженным Тимотео на цепь – Скайрини скалился и терзал тех, кто шёл против него или Семьи, которую он – безусловно – рано или поздно возглавит. И вот – нате! – выясняется, что всё это время Ноно прочил на своё место дочку Емитсу. Отправлял ей учителей, потихоньку натаскивал чужими руками, пока Занзас был уверен, что Вонгола практически у него в кармане, надо только додавить старичьё из Альянса. И далёкая Япония стала для дальней праправнучки Примо игровой площадкой для оттачивания навыков. Да кто вообще знал, что у Емитсу есть семья? Этот скользкий змей выглядел так, будто был повенчан с работой, Маммон ни разу не смог накопать на этого старпёра компромат с какой-нибудь девицей в постели, а ведь посылали многих. А Савада оказывается просто имел, как оказалось, горячо любимую жену. Ве-е-ерный. Разумеется, Занзас не собирался так это всё оставить, но в кои-то веки решил, что скандалить со стариком бесполезно. Для начала он собирался устранить причину. Несколько месяцев слежки, и вот в руках Скайрини обрывок бумажки с названием города. Выяснить больше не удалось, но Занзас уверен, что скрыть тренировки в столь захолустной местности просто невозможно. Пойдут слухи о странностях, девчонка ведь как-то должна была проходить первые испытания, убивать? Скайрини был убеждён, что достаточно проверить на месте, и он обнаружит если не странные слухи, то Пламенных, которых должно было привлечь Небо. Расчёт был верен. Вот только… – Что за херня? Она же малолетка, – большая часть Пламенных этого города всё ещё была школьниками. Взрослых при них практически не было. – Это что, будущее поколение Вонголы? Вот этот детский сад хотят противопоставить мне? Похоже, старик окончательно двинулся умом. Или надеется, что я проникнусь жалостью и оставлю её в живых из-за возраста? – Занзас оскалился. – Тогда он плохо меня знает. Мусор должен знать своё место, или от него избавятся. Занзас собирался заявиться во всём блеске своего великолепия, чтобы девчонка дрожала от ужаса и умоляла пощадить её жалкую жизнь, но судьба распорядилась иначе. Савада Тсунаёши врезалась в своего будущего убийцу, когда бежала в больницу к пострадавшему от собственного динамита Хранителю. – Ой! – девчонка шлёпнулась на тощий зад, коленки разъехались в разные стороны. Капюшон малиновой толстовки слетел с головы, открывая Скайрини лицо той, слежку за которой он оставил несколько часов назад. – Простите! И ни охраны, ни телохранителей рядом. Подарок просто! Он протянул руку, намереваясь свернуть ей шею, но Савада неожиданно быстро и крепко схватилась за ладонь и поднялась с земли. – Вот спасибо! – просияла девчонка. – Вы такой добрый, помогли мне подняться, хоть я на вас и налетела! «Охренела, мусор?» – хотел спросить Занзас, честно хотел, но почему-то не смог. – Ох, ваша рубашка пострадала! – прижала она ладонь к щеке. Скайрини опустил взгляд и едва не вскипел – на пижонской рубашке действительно расплылось жирное пятно. Вероятно, из-за того пакета, который Савада до сих пор прижимала к груди. – Что же делать? – цокнула она языком прежде, чем мужчина успел высказаться. – Я спешу в больницу к другу, приёмные часы скоро заканчиваются… Вот что! Приходите вечером ко мне домой, я постираю вашу рубашку в качестве извинений, хорошо? Мама научила меня, как обращаться с такой дорогой тканью, так что не беспокойтесь! А это в качестве компенсации. Раз уж вы из-за них пострадали. А теперь простите, я спешу. И она убежала, оставляя охреневшего от происходящего Занзаса с визиткой и одним пирожком в руках. Пирожок, кстати, оказался с мясом. Это было нелепо, но Занзас пришёл. В джинсах и футболке взамен рубашки встал перед воротами дома, который не мог найти, несмотря на все попытки и даже помощь Маммона – настолько хороши были иллюзии, его скрывавшие. Зато, получив приглашение, Скайрини имел удовольствие полюбоваться самым обычным домиком, копией соседних. Чужое присутствие, как Хранителей, так и вероятных учителей Савады (имён их выяснить не удалось) по-прежнему не ощущалось. У него был шанс решить свою проблему одним ударом и, вероятно, даже не оказаться обнаруженным. – Ох, вы всё-таки пришли! – всплеснула руками Савада. – Я так рада! Проходите-проходите! Чай, кофе, что-нибудь алкогольное?.. Занзас окинул взглядом прихожую, потом гостиную. Хаос и бардак – явные свидетельства частых гостей, но сейчас дома было тихо. – Не боишься приглашать к себе незнакомцев? – криво ухмыльнулся мужчина. – А? – Савада, уже тянувшая его на кухню, обернулась на пороге. А у мигнувшего Занзаса словно отпечаталась на сетчатке картинка, как заходящее солнце окрасило в медно-красный растрёпанную макушку. Босоногая девчонка в коротких джинсовых шортах и малиновой толстовке замерла в проёме, держа его за руку и смотря наивно, как оленёнок. – Вы точно иностранец! Все знают, что Намимори – самый безопасный город в мире. Чего мне бояться? Занзас сказал бы: «Меня». Но вместо этого спросил: – Так что там с напитками? Сомневаюсь, что у тебя есть пристойный виски, так что давай чай. Савада прижала ко рту пальчик (а Занзас внезапно поймал себя на мысли, что это смотрится… просто смотрится). – Как раз наоборот. Папа любит хороший крепкий алкоголь, так что мама всегда держит для него что-нибудь. – И тебя не отругают за это родители? – забавляясь, спросил Занзас, прекрасно зная, что ни Емитсу, ни его жёнушки в Японии нет сейчас. – Нисколечко! Мама всё равно уехала к папе, чтобы навестить на работе, это раз. И они мне доверяют, это два, – девчонка сноровисто колет лёд из холодильника специальным ножом, ссыпает его в бокал, льёт виски. Скайрини думает, что, если бы она не представляла для него прямую угрозу, сделал бы девчонку своей секретаршей только за умение подавать алкоголь. – И ты живёшь одна? Неужели за тобой никто не присматривает? – он поднимается в ванну следом за приглашающе машущей рукой Тсуной и отдаёт пакет с рубашкой, которую захватил на всякий случай для поддержания легенды. Савада закатывает рукава малиновой толстовки, набирает воду в тазик и опускает туда рубашку. Занзас делает глоток из бокала, не ожидая ничего хорошего, и приятно удивляется вкусу. – Мне шестнадцать, – фыркает она. – Я сказала, что достаточно взрослая. Меня проведывают одноклассники и папин друг с работы, но я могу о себе позаботиться. Занзас попивает виски, смотрит на обтянутый джинсовыми шортами девичий зад (ванна глубока и высока, так что Савада едва ли не пополам складывается) и думает, что это даже слишком легко. Тсунаёши управляется быстро, оставляет рубашку, на состояние которой Занзасу уже плевать, стекать и бросает хитрый взгляд через плечо. – Вы же не считаете, как мой папочка, что шестнадцать – это слишком мало, чтобы принимать серьёзные решения? То ли виски незнакомой марки делает своё дело, то ли виновато злобное торжество, сидящее где-то внутри и отравляющее кровь, хотя с Савадой он ещё не закончил, но Занзас залипает на этих розовых блестящих губах, словно в замедленной съёмке видит, как они округляются, когда девчонка произносит «мой папочка». Занзаса бросает в жар, Пламя Ярости вспыхивает в нём голодно и зло. Он никогда бы не подумал, что у него встанет на малолетку. Он никогда бы не подумал, что, имея возможность свернуть ей шею, даст Саваде прожить лишние пару часов. Он никогда бы не подумал, что трахнуть шестнадцатилетку, которую собираешься убить, покажется ему неплохой идеей. Но Савада вдруг говорит: «Кажется, я намочила толстовку», – и стягивает её через голову. Занзас смотрит на самый простой белый бюстгальтер, который в жизни бы не посчитал сексуальным, и хрипит не своим голосом: – Нет. Шестнадцать – это уже очень много, – в конце концов, он даже не врёт, ведь в свои шестнадцать возглавил Варию. Занзас скалится, перед глазами встаёт пелена, и только Савада в этом размытом мире для него пульсирует алым. Животная похоть давит на мозги, Скайрини обещает себе разорвать Тсуну голыми руками, как только его желание будет удовлетворено, но успевает лишь сдёрнуть с коротко взвизгнувшей девчонки мешающие шорты. А в следующий момент его мозги украшают кафель ванной Савады. – И что это ты делаешь? – с ласковой угрозой интересуется Реборн, поглаживая пистолет. Не глядя переступает через тело последнего, пусть и приёмного сына Тимотео и вздёргивает Саваду за волосы. Девчонка морщится, куксится: – Я перепутала бутылки! Когда поняла, что помирать он не собирается, пришлось импровизировать. – Решила до последнего играть со Скайрини в игру «Ой, а почему это у тебя, бабушка, такие большие уши»? – До вопроса про зубы дело бы не дошло, – уверяет Тсуна. – Я как раз думала, как бы поудобнее перехватить тот топорик, что лежит под ванной. – По одной из версий охотник убивает Красную шапочку вместе с волком, наказывая за блуд, – Реборн насмешливо ухмыляется. – Из европейских сказок мне больше понравилась про Ганзеля и Гретель. Жаль, ведьму в конце убили, – отвечает зеркальной ухмылкой Тсуна. – Позорище, – киллер проводит ладонью по её щеке, шее, стирая чужую кровь, и скалится. – Даже отравить толком не можешь. – Зато готовлю неплохо. Пирожки с мясом будешь? Реборн с сомнением косится на труп Скайрини. От некоторых привычек дорогой ученицы оторопь брала даже его. – Мясо выберу сам. – Как скажешь, охотник.