Свидание

И нет ничего, что было бы сильнее её любви к нему. Адам ест мясо — свежайшее, обжаренное в специях, до хруста — мясо, и Адель улыбается, забывая о своей порции. «Адель, тебе не нравится?» Её из мягкого состояния покоя выводит его голос. Она чувствует себя виноватой — из-за неё братику пришлось оторваться от еды. «Нет, всё очень вкусно. А тебе нравится?» Нож вспарывает плоть животного, обнажает красноватую внутренность стейка, прожаренного на medium. Адель совершенно не знала, что означают все эти слова, но выбрала тот, на который, как показалось ей, смотрел Адам. «Да, родная. Хочешь добавки?» Адам спрашивает это, хотя порция Адель едва ли успела уменьшиться наполовину: здесь подавали очень большие порции даже по меркам байкеров, не то, что по мерке Адель. «Нет, спасибо. Спасибо, братик». Она не прекратила его так называть даже после того, как он внёс её на руках через порог их — очень хочется написать «нового», но новый дом появится спустя четыре года упорной работы — съёмной квартиры, в которой никогда не остывают батареи. Когда они вернутся домой, придётся открыть окна, чтобы проветрить. Пушистая орда будет жадно требовать еды, хоть автоматические миски работают более чем исправно. С красной скатертью контрастирует хрустальная ваза с белым нарциссом, которую поставили здесь специально для неё. Адам старается есть медленно, чтобы Адель не пришлось торопиться, но всё равно съедает свою порцию быстрее неё. Когда он прикладывает к уголку губ салфетку, в памяти женщины мелькает окно, рвота, идеально вычищенные до этого ботинки, яичница и бекон. Он касается её руки и видение исчезает. «Закажешь десерт вперёд, родной? Прости, я совсем медленная». Он не убирает свою руку, и архитекторка кладёт свободную до этого ладонь поверх его. Вилка бряцает о край тарелке, а после съезжает на скатерть. Адель улыбается ему. «Не стоит. Или ты хочешь, чтобы его принесли побыстрее?» Адель качает головой и улыбается ещё шире. Её пальцы гладят пальцы брата. «Может, хочешь доесть мою порцию? Или ещё добавки?» Адам опускает ладонь поверх их ладоней и смотрит в глаза сестры, видя в них своё отражение. Ноги Адель под скатертью уютно уложены на его коленях. Туфельки с острым носом сиротливо прячутся под столом. Когда он начинает говорить, речь идёт вовсе не о добавке к ужину. «Можно?» Адель кивает. Он перегибается через стол и целует её. И нет ничего, что было бы сильнее его любви к ней.