Беглый лис

☼☼☼☼☼☼☼☼☼☼☼☼☼☼☼

      Запах пекарни — что может быть лучше? Только запах собственной пекарни. Чанёль с детства не мог пройти мимо магазина, из которого доносился такой непередаваемо манящий запах свежеиспечённого хлеба, ноги начинали предательски сворачивать в его сторону, и Чанёль поддавался им, позволял ногам и носу вести себя, а потом надолго застывал с открытым ртом у огромной стеклянной витрины.       О, как пахла булочка с корицей, имбирём или кориандром! Как благоухали кондитерские изделия и разные виды хлеба. Только слюну успевай подбирать, чем Чанёль и занимался, во все глаза наблюдая за работой в пекарне.       В детстве всё казалось волшебством, это позже Чанёль узнал, что пекарня — это комплекс кухонного оборудования и обученные работники. Чтобы получить хлеб и ароматную выпечку в срок, в необходимом количестве и, конечно же, высоком качестве, чтобы предоставить клиентам экзотический, вкусный и необычный хлеб, надо потратить немало усилий и прилично вложиться.       Зато с детства Чанёль знал, чем будет заниматься в будущем, и искал различные подработки, чтобы открыть мини-пекарню. Чтобы не зависеть больше от поставщиков хлеба, не ругаться с ними из-за доставки и низкокачественной выпечки.       Корейским хлебом никого не удивишь, и Чанёль, открыв свою пекарню, решился на новшества. Во-первых, они выпекали французские багеты, по настоящему французскому рецепту, что достался Чанёлю во время стажировки во Франции. Чанёль гордился этим и тщательно скрывал рецепт приготовления вкуснейшего хрустящего хлеба.       Во-вторых, они выпекали круассаны. И с лёгкой подачи лучшего друга Чанёля Чонина, в пекарне готовили кофе. Горячие, свежеиспечённые круассаны с чашечкой кофе — настоящий подарок для лакомок. Отбоя от желающих не было. И Чанёль расщедрился на стойку баристы, где постоянно зависал Чонин, занимаясь теперь чисто варкой кофе.       Теперь по утрам к пекарне было не пробиться — куча желающих отведать свежего кофе с нежнейшими круассанами и толпа желающих посмотреть на стройного и гибкого баристу с невероятно согревающей улыбкой — просто осаждали пекарню, вызывая ещё больший ажиотаж.       В-третьих — чиабатта. Хрустящий, нежный итальянский хлеб с тонкой, присыпанной мукой аппетитной корочкой. От одного описания только слюнки текли. К тому же во времена диет многие поклонницы здорового образа жизни налегали на хлеб из цельнозерновой муки, коим и являлась чиабатта.       Мини-пекарня Чанёля началась с Чонина, стартового капитала и проекта. Они долго разбирались между собой, как и что им делать, спорили до хрипоты, обсуждали модели техники, выпечку, соглашались и записывали результат.       В итоге сердце пекарни — конвекционную печь, выбирал Чонин. Они пришли к выводу, что одним хлебом и булками они не обойдутся, добавят слоек, пирожных, пышек, тортов и пирогов. А для этого нужна была идеальная печь, которую и выбрал Чонин. Та, что приглянулась Чанёлю, Чонин забраковал, чем тогда Чанёля обидел, но спустя время Чанёль простил друга и понял, что тот был прав.       Собственно, Чонин всегда был прав, когда дело касалось техники. Расстоечный шкаф со стеклянными дверцами и отличной подсветкой тоже выбирал Чонин. Чанёль тогда ещё дулся и, высокомерно задрав нос, ходил за выбирающим модели Чонином.       Чанёль был против тестомеса, хотел вымешивать всё руками, но тут опять выиграл Чонин, намекнув, что если дело пойдёт в гору, отличное механическое подспорье облегчит труд и сэкономит массу времени. Например, для создания тех же пирожных. Чонин победил, потому что пирожные были слабостью Чанёля.       Плюсами выбора Чонина была не только идеальность в соответствии цена-качество, но и компактность, производительность, лёгкость в уходе и ремонте. Тут Чанёль снимал шляпу перед Чонином, и завалил его мать любимыми круассанами в благодарность за такого сына и идеального друга и партнёра.       Восхищение Чонином длилось несколько лет, ровно до того момента, как однажды Чанёль не застал Чонина за постыдным действием. Тот подкармливал зашуганного паренька после смены. Сначала ничего постыдного не было, а потом парень, откинув голову, жадно глотал молоко из бутылки, капюшон сполз с головы и обнажил рыжие лисьи уши.       Зооморф. Эти существа всегда жили бок о бок с людьми, но каким-то немыслимым образом скрывались, и никто ничего не подозревал. Но вот уже лет тридцать как обнаружилось их существование, и они стали чем-то наподобие домашних питомцев. Вот только у некоторых собак прав было больше, чем у них. Но это было нормой общества, и Чанёль родился в нём.       А потом ещё раз и ещё подкармливал мальчишку. Чанёль был, мягко говоря, в шоке. Потому что бродячих зооморфов отлавливали и доставляли в приюты, чтобы найти новых хозяев. А этот уже не впервые околачивался возле их пекарни и доверчиво брал еду из мозолистых рук Чонина. Однажды Чанёль не выдержал и вылетел на улицу. Злой как чёрт.        — Что ты делаешь? — налетел на Чонина Чанёль. — Он же чей-то. Смотри, на нём ошейник. Впаяют ещё штраф.        — Чанёль, он же голодный, — возразил Чонин и с тоской посмотрел вслед улепётывающему мальчишке.        — Тем более, скажут, что кормили. А вдруг он больной? Нам проблемы не нужны.        — А ему? — кивнул в сторону убежавшего мальчишки с красивым разрезом глаз Чонин.        — Он зооморф, — привёл весомой довод Чанёль.        — В первую очередь он человек, Чанёль, — устало выдохнул Чонин. — Он умеет говорить, мыслит, он не игрушка. А мы скатились в средневековье и завели себе новых рабов. Но они мало чем отличаются от нас.        — Угу, только ушами и хвостом, — хмыкнул Чанёль.        — Да, и что? Это повод угнетать? Попахивает фашизмом, не находишь?        — В общем так, — вздохнул Чанёль, — ты его не кормишь, а я делаю вид, что не видел и не сообщаю.        — Ой как интересно, — усмехнулся Чонин. И усмешкой своей недоброй напугал Чанёля до колик. — Ты с каких пор стал таким мудаком? Раньше я не замечал в тебе всего этого дерьма. Он человек, и мне плевать, что у тебя в исковерканном мозгу творится. Да, у него уши и хвост, но это не значит, что он не человек. Понимаешь?        — Нет. К ним нормально относятся. Кормят, ухаживают. В чём проблема?        — Они бы бежали, если бы нормально относились? — вскинулся Чонин.        — Не понимаю, Нин, откуда такие познания? Ты вот уверен, что с лисом что-то не так, с чего бы? Может, ему нравится побираться? Или тебе мало Бэкхёна и захотелось завести зверушку?       Чонин зажмурился, выдохнул, скривился, не сумев успокоиться, и без замаха ударил Чанёля в лицо. Чанёль схватился за разбитую губу и оторопело уставился на Чонина. И испугался ещё больше. Побледневший от еле сдерживаемой ярости, с губами, сжатыми в тонкую полоску, сверкающий глазами. Таким он не видел Чонина никогда.        — Идиота кусок, — прошипел Чонин. — На, утрись, — Чонин протянул Чанёлю платок. — Идём ко мне. Ты обещал Бэкхёну. И мне надо с тобой поговорить.        — Не пойду, — упёрся Чанёль. Потом немного повозился с вытиранием — скорее размазыванием — крови по лицу и всё же кивнул: — Ну ладно, я обещал познакомиться. Но учти, я обижен.       Чанёль был и впрямь обижен, хотя, скорее удивлён. Зооморфы давно стали неотъемлемой частью современной жизни. Просто позволить их себе могли не все — цена на зооморфов росла с каждым днём. Строили новые питомники, проводили исследования, делали всё для их разведения, но все попытки терпели крах. Зооморфов становилось всё меньше.       Чонин фыркнул и вернулся в пекарню. Отключил всю аппаратуру, отправил Чанёля умываться и только после этого завёл мотор мотоцикла, чтобы отправиться домой. Чанёль нехотя натянул предложенный шлем и ухватился за бока Чонина. Но руки скользили по кожаной куртке, и пришлось сцепить пальцы у Чонина на животе.        — Заходи, — Чонин качнул головой в сторону входной двери с искусно выжженным рисунком на светлом дереве.        — После тебя, — упёрся Чанёль. В нём ещё кипела злость на Чонина, и непонятная ситуация никак не шла из головы.       Чанёль прикрыл за собой дверь, хотя перед этим долго водил пальцем по витиеватым выжженным узорам. Он долго расшнуровывал сплёвшиеся в клубок шнурки на кроссовках и беззвучно матерился, когда ничего не получалось. Как ему удалось так запутать нейлон, он так и не понял. В доме вкусно пахло выпечкой, а в прихожей было так чисто, что можно хоть сейчас прямо на пол спать ложиться.        — Чонин! — раздался звонкий голос из комнаты, и Чанёль услышал, как в Чонина с размаху врезалось тело.       Чанёль победно улыбнулся развязанным и побеждённым шнуркам, оглянулся на Чонина и шлёпнулся на задницу. Чонина обнимал парень, повиснув на нём всем телом, а Чонин поддерживал его под бёдра, ласково потираясь носом о нос. Кроме Бэкхёна обнимать Чонина было некому, учитывая нрав Чонина и его отношение к Бэкхёну.       Бэкхён был красив и мил одновременно. Чанёль даже облизнулся, отмечая роскошные бёдра и шикарную фигуру, просвечивающую даже сквозь свитер толстой вязки. Но не зависть Чанёля заставила его зависнуть — у Бэкхёна были мягкие кошачьи уши и длинный хвост, упруго бьющий по ногам Чонина.        — Это что? Чонин?        — Не что, а кто. Бэкхён, познакомься, этот оболтус — мой лучший друг. Но если он не закроет свой рот прямо сейчас, то будет лучшим в прошлом времени. Да Чанёль?        — Ага, — Чанёль прокашлялся, поднялся, отряхиваясь от невидимой пыли и протянул руку. — Чанёль, очень приятно.       Бэкхён уже успел спуститься на пол и выбраться из объятий Чонина. Он протянул руку Чанёлю и пожал её. Кожа на ощупь была бархатистой, а рукопожатие весьма крепким. Чанёль уставился на свою ладонь, потом посмотрел на улыбающегося Бэкхёна, подрагивающего левым ухом, и перевёл огромные глазищи на Чонина.        — Бэкхён, — поздоровался парень, широко улыбаясь, — рад, что Чонин уговорил познакомиться. Мы столько времени вместе, он все уши прожужжал вами.        — Тобой, — машинально исправил Чанёль и осёкся.       Чонин склонил голову к плечу и качнул головой в привычной манере «чего, мол?». Чанёль не нашёлся, что ответить. Он впервые был так близко к провалу со своим отношением к зооморфам, и знакомство с Бэкхёном его немного — врёт, как дышит, — много озадачило — это раз, и два — он думал, что Чонин шутит о том, что зооморфы говорят. Потому что ни один из тех, кого он видел, не говорил.       Он на полном серьёзе считал, что зооморфы — просто неудачная ветка эволюции, когда человек приобрёл звероподобные черты и разучился быть человеком, превратившись в питомца. Но Бэкхён стоял перед ним в одежде, не тёрся о бедро Чонина, не предлагал себя, как было в те моменты, когда Чанёль ходил в гости к другим, и в доме пахло сногсшибательно хлебом из ржаной муки.        — Хлебушком пахнет, — протянул Чанёль, поведя носом.        — Ой, пойду выну из духовки, чуть не забыл. Простите.        — Сам пёк? — спросил Чанёль, наблюдая, как с кошачьей грациозностью удаляется Бэкхён.        — Сам. И рецепт не мой, — сказал Чонин. — Это их семейный рецепт, я до сих пор не знаю всех ингредиентов.        — Рецепт зооморфов?        — Тебя что-то смущает?       Чанёль качнул головой, хотя сейчас больше всего хотелось удариться ею об стену. Он ущипнул себя, пытаясь проснуться, но ничего не вышло — он был в гостях у Чонина, который вот уже сколько времени хотел познакомить со своим парнем — который, на минуточку, оказался зооморфом, — из кухни доносился просто сногсшибательный аромат хлеба. И Бэкхён умел не только разговаривать, но и печь хлеб по рецепту семьи.       Что-то здесь было не так. Либо Бэкхён, либо всё. Точнее, не всё, но Чанёль совсем притих под тяжёлым взглядом Чонина. Он молча последовал на кухню за Чонином и изумлённо замер. Ноздри затрепетали от запаха хлеба, а мозг попытался разложить комплекс аромата на компоненты. И Чанёль согласился с Чонином, кое-что он тоже не мог разобрать. Пахло знакомо, но неузнаваемо.        — Чаю? — спросил Бэкхён, мимоходом цепляя хвостом Чонина. Чанёль озадачено угукнул, и присел на стул. Ноги подозрительно отказывались держать. — Руки мыли? Нет? Вперёд.       Бэкхён получил поцелуй в нос и звонко захохотал, отворачиваясь, а Чанёль, как сомнамбула, поплёлся вслед за Чонином в ванную. В этой квартире он никогда не был, как-то встречались они у Чанёля или на работе. А Чанёль так вообще над пекарней жил — ходить никуда не надо. И в мозгу Чанёля добавился ещё один пунктик, почему Чонин не спешил звать его в гости.        — Ты не говорил, что Бэкхён…        — Что Бэкхён? Зооморф? Ты себя вот вспомни и подумай почему, — Чонин открыл кран и подставил руки под тёплую воду, — ну как? Процесс идёт?       Чанёль фыркнул и отвернулся, но прекрасно понял, почему Чонин ему ничего не говорил. Хотя, если верить Бэкхёну, им все уши прожужжал. Чанёль сжал зубы и решил побыть сегодня пусей ради милой улыбки Бэкхёна и спокойствия Чонина, хотя губа всё ещё ныла и хотелось драться.       Тёплая вода немного отвлекла его от мыслей, и он осмотрел небольшую, но аккуратную ванную. Полотенца с вышивкой по краю и небольшие деревянные полочки с причудливой вязью от выжигателя. Красиво, но дорого, наверное. Он даже подумал, что если немногочисленные столики в пекарне украсить чем-то подобным, выйдет весьма элегантно.        — Красивые узоры. Да и вышивка. Много отдали за них?        — По цене ниток, выжигателя и лака.        — Что? Ты хочешь сказать…        — Именно это я и хочу сказать, — кивнул Чонин, вытирая руки. — Бэкхён — талантливый умница. Одно из доказательств, что зооморфы — не питомцы и уж тем более не сексуальные рабы.        — Скажешь тоже, — фыркнул Чанёль, — кто на таких позарится?        — Бэкхён привлекателен? — вопросом на вопрос ответил Чонин.        — Ну…да…а что? — Чанёль принялся вытирать руки, старательно избегая смотреть Чонину в глаза. Потому что сегодня его друг пугал так, как никогда прежде.        — Он бы тебе понравился, будь без ушей и хвоста?        — Вполне, — кивнул Чанёль, оценивающе отбрасывая лишние «декоративные элементы». — А это тут причём?        — А притом, что… ладно, проехали. Идём, Бэкхён заждался.       Чанёль пропустил Чонина вперёд и задумался, почему Чонин начал и не договорил. Что-то здесь крылось. А что? Бэкхён успел накрыть на стол и поставил перед Чанёлем пузатую чашку с ароматным чаем. Чанёль зыркнул на накрытый полотенцем хлеб и не выдержал.        — А можно хлеба попробовать?        — Конечно, — улыбнулся Бэкхён, — только рецептом я не поделюсь. Даже Чонину не сказал, хотя он думал меня на измор взять.       Хлеб пах одуряюще, и Чанёль обнюхал мякоть и горбушку, широко раздувая ноздри и напоминая сейчас себе охотничьего пса, напавшего на след. Долго и тщательно жевал, смакуя ароматный хлеб. Но как он ни старался, все попытки разгадать ингредиент были тщетны. Бэкхён улыбался и отрицательно качал головой на все предположения.        — Сдаюсь, — проговорил Чанёль и с досадой отхлебнул чая. — Надеюсь, однажды я узнаю рецепт. Потому что хлеб просто потрясающий. Бэкхён…       Начал Чанёль, Чонин напрягся, будто готовый к прыжку или очередному удару в лицо, Бэкхён повернулся к Чанёлю и с интересом склонил голову к плечу, поигрывая ушами. Чанёль на несколько секунд завис, понимая, что забыл и об ушах, и о хвосте. Чонин сжал губы плотнее, и Чанёль поспешил продолжить.        — Правда, что ты вышиваешь и выжигаешь сам?        — Да, это мой заработок. Хотя мало кто знает, кто изготавливает красоту, которую с охотой покупают. Зооморфы не имеют права работать, да и мало кто знает, что мы можем… Ошейники блокируют возможность говорить и делают очень больно, если не подчиняешься.       Бэкхён оттянул высокий ворот свитера, и Чанёль сглотнул образовавшуюся во рту горечь. На светлой коже виднелся толстый рубец с мелкими, тонкими шрамиками по краям. До сих пор багровый с синевой, хотя Чонин с Бэкхёном вместе уже несколько лет. Чанёль невольно потянулся к своему горлу и потёр его, разгоняя застоявшуюся кровь.       Он думал, что красивые ошейники на зооморфах — украшение, декор к диковинным существам, которых хозяева одевали как игрушки или как любимых питомцев в наряды один вычурнее другого. Судя по шраму — это было больно. Возможно, изо дня в день. Чанёль отхлебнул чая, потому что во рту пересохло и сделалось совсем неловко.        — Это мне на память, — усмехнулся Бэкхён. — Но это неважно. С Чонином всё иначе.        — Как вы познакомились?       Бэкхён улыбнулся и придвинулся к Чонину поближе. Положил голову на его плечо и зажмурился от нехитрой ласки. Чонин аккуратно погладил по ушам, а потом стал перебирать волосы, прожигая Чанёля взглядом. Чанёль с обидой понял, что Чонин ждёт подвоха. Он сам не знал, чего можно ждать от себя. Но за сегодня открытий было больше, чем за последние годы.        — Однажды я постучал в его дверь, скрываясь от хозяина. Это было глупо, но я замёрз и был ранен, — Бэкхён вздохнул и на секунду открыл глаза, полоснув влажным взглядом по Чанёлю. — Чонин выкупил меня, и когда я приготовился к новой боли, удивил. Разве можно было подумать, что в зооморфе можно увидеть человека? А он смог. Вопреки расхожему мнению. И когда ошейник предыдущего хозяина сняли, я ждал нового жёсткого кольца на шее, но так и не дождался.        Чанёль трясущейся рукой добавил себе ещё чая, посмотрел на красивый рафинад, лежащий в открытой сахарнице, и бухнул сразу четыре кусочка. Горькую пилюлю однозначно следовало подсластить. Новые знания не хотели укладываться в голове.        — Вот почему ты так и не купил машину… — задумчиво проговорил Чанёль, помешивая густой чай, превратившийся в сироп. — А я думал… ладно.       Чанёль чувствовал себя неловко, узнав новые неожиданные для себя подробности. Не сказать, что мир пошатнулся или он стал внезапно любить зооморфов, но сегодняшний день заставил его задуматься. Крепко так задуматься. Бэкхёну не было смысла врать, а Чонину прикрывать его лживые слова.       Беседа текла размеренно, Чанёль пытался избегать темы притеснения или неравных прав, учитывая, что до сегодня он свято верил, что мозгов у зооморфов не больше, чем у собак. А теперь он сидел на кухне у друга, доедал хлеб, который испёк зооморф и слушал его мелодичный голос, рассказывающий о прелестях хорошей муки, мощного выжигателя и нелиняющих нитей.       Голова кипела, а внутри толкались, как в базарный день, мысли. Толкались локтями, пинались и обзывали друг друга, норовя урвать себе драгоценное внимание. И Чанёль терялся, какой из мыслей уделить больше времени. И как всё это вообще уложить в голове по полочкам, если ещё вчера всё было иначе.       Чанёль рассеяно кивал и отвечал на вопросы, периодически забывая, где он и с кем говорит. Чонин был прав — как бы это ни было неприятно для Чанёля, но он потихоньку осмысливал его слова. Бэкхён не был ни безмолвным, ни безучастным собеседником. Он шутил и смеялся, делился рецептами — кроме божественного хлеба — много говорил о своём заработке и расхваливал Чонина. Чанёль забывал, кто перед ним, изредка вздрагивая от осознания.        Чонин под конец беседы расслабился, и Чанёль перестал ожидать удара, каждое мгновение напрягаясь, стоило Чонину пошевелиться. Ушёл Чанёль далеко за полночь, не сразу поняв, что взгляд, упавший на настенные часы с причудливым выжженным узором всё-таки не врёт. Домой он добрался на такси и долго лежал, глядя в потолок и пытаясь собрать мысли в кучу.       Если честно, получалось из рук вон плохо. Весь мир Чанёля встал с ног на голову за один день. Всё, что столько втолковывали, всё, что говорили на каждом канале и радио — всё оказалось враньём. И получалось, что люди не только не пошли вперёд, спасая неспособных к «дикой» жизни зооморфов, а наоборот, деградировали, возвращаясь во времена рабства и узаконенных издевательств.        Проворочавшись полночи с боку на бок, Чанёль поднялся затемно и спустился вниз, он не решил ещё, чего хочет, но пекарня его успокаивала, сама атмосфера расслабляла и заставляла забывать о проблемах. Чанёль знал, что если замесить тесто чуть раньше, то выпечка к открытию будет уже не такая. Потому просто подошёл к стойке Чонина и принялся совать нос во все баночки с кофе.        Запах бодрил, и он решил заварить себе наиболее понравившийся сорт. Хотя прекрасно понимал, что не особый любитель и почитатель кофе, потому выбрал простейший — растворимый с молочно-карамельным запахом, который понравился больше всего. Чанёль успел сделать несколько глотков, когда увидел шевеление за стеклом пекарни. Он нахмурился — в такую рань посетителей не было, да и кому вздумалось до рассвета бродить по слабо освещённым улицам? Грабителям, не иначе.        Чанёль отставил кофе и вытянул биту из-под стойки. Дурацкая мера предосторожности, как считал он всегда, но сегодня подумалось иначе. Конечно, против пистолета не спасёт, но постоять за себя сможет. Хотя при мысли о пистолете, колени сделались ватными, а на лбу выступила испарина, которую Чанёль поспешил смахнуть.        Он ступил за дверь, сжимая биту, и почти занёс её для удара, когда на вопрос «Кто здесь?» не последовало ответа. Лишь раздался глухой рык и сдавленный испуганный писк из тупика, в котором стояли мусорные контейнеры. Затем раздался дикий лай, рычание, что-то болезненно охнуло, загремело, собака разошлась ещё сильнее.       Чанёль подсветил телефоном и увидел, как собака кидается на нечто на мусорных баках. Этим самым «нечто» оказался парень-лис, которого подкармливал Чонин. Он смотрел во все глаза на Чанёля, пытался слиться со стеной и в то же время тянул ногу из пасти будто взбесившейся собаки. Но та держала за штанину цепко, не желая выпускать добычу.        — Прочь пошла, фу, брысь.       Слова на собаку не действовали, и Чанёль бросил в неё попавшимся под ноги камнем. Собака заскулила и разжала пасть, разворачиваясь на нового противника. Грозно зарычав, она медленно стала идти к Чанёлю. Телефон в его руке задрожал, но он лишь сильнее ухватил биту одной рукой, вспоминая всё, что знал о собаках.       Знаний было катастрофически мало, он не мог вспомнить, что нужно делать. Да и бить животное было страшно не только потому, что у собаки были клыки, но и потому что она же живая, почти беззащитная. Что тут же шло вразрез с первым пунктом, и Чанёль судорожно соображал. Собака рычала угрожающе, а когда кинулась, он инстинктивно выбросил руку с телефоном вперёд.        Раздалось скуление, и собака, поджав хвост убежала прочь, оставив Чанёля в недоумении, а мальчишку-лиса в полном шоке. Он так и остался сидеть на мусорном баке, испуганно блестя глазами, пока Чанёль подходил к нему. Медленно, словно к забившемуся в угол от ужаса зверьку. Впрочем, так оно и было.        — Спускайся, — как можно мягче сказал Чанёль, — я помогу.       Лис красноречиво посмотрел на биту в руках Чанёля, а потом на него, дёрнулся, отодвигаясь дальше, вжался спиной в шершавую кирпичную стену, качая головой. Чанёль поджал губы и отбросил биту от себя, дерево стукнуло от падения, и лис даже уши прижал к голове, превращаясь в один маленький дрожащий комок. Он огляделся, но бежать некуда — или наверх, но только если имеешь крылья или присоски на руках, или через Чанёля. Выбора особо не было.        Поддерживая хромающего парня, Чанёль прошёл к задней двери и втянул резко засопротивлявшегося лиса внутрь. Для верности замком щёлкнул и строго посмотрел на мальчишку, прижавшего уши к голове и готового драться.        — Я не собираюсь тебя обижать, не для того от собаки отбивал. Присаживайся, я аптечку принесу. Есть хочешь? Ну хоть кивни, что ли, — посетовал Чанёль, глядя на лиса, с совершенно загнанным видом озирающегося вокруг. — Я знаю, что зооморфы говорят. Меня Чанёль зовут.        — Минсок, — хрипло ответил лис, оттягивая ошейник и болезненно морщась.       Не дожидаясь ответа, Чанёль скрылся в кабинете и быстро вернулся, чтобы обработать раны. Укус был глубоким, и по всем правилам к врачу бы обратиться, но Чанёль подозревал, что лис давно беглый, и тем самым он может подставить его. А быть мудаком откровенно не хотелось. После общения с Бэкхёном мир для Чанёля немного изменился.        Обработав и кое-как перевязав ногу, Чанёль принёс стакан молока и две больших булки. Подсунул их Минсоку и застыл на стуле, глядя, как лис уплетает выпечку за обе щеки, словно не ел очень давно. Не к месту вспомнилась бита, лежащая в проулке, которую следовало забрать, чтобы не вызывать излишнего интереса шпаны к своей пекарне.        — Я сейчас вернусь, — кое-как выдавил из себя Чанёль и поспешил подобрать нетронутую пока ещё никем биту.        Вернувшись, он обнаружил разрумянившегося Минсока со слипающимися глазами. То ли у Чанёля разыгралось воображение, то ли лис давным-давно был в бегах, толком не ел и не спал, потому что сейчас сидел, покачиваясь, и так вяло моргая, что одно только это нагоняло на Чанёля дремоту.        — Идём, да не бойся ты, — тут же попросил Чанёль. — Поспишь немного в тишине. Не трону я тебя, не трону.        Минсок настороженно проследил за Чанёлем и медленно двинулся следом, подволакивая ногу. Он морщился при каждом шаге, испуганно оглядывался, но полуприкрытые глаза и благостное состояние после скудного ужина говорили о том, что он скоро свалится просто на пол и будет спать прекрасно и без подушки с одеялом.        Лис подозрительно обнюхал комнату и оглянулся на копошащегося у рабочего стола Чанёля. Потрогал пальцем подушку, ладонью похлопал по одеялу и почти сразу упал у тахты, скручиваясь бубликом у низкого дивана в кабинете.        — Что ты делаешь? — спохватился Чанёль. — Я тебе на тахте постелил, ты чего на полу улёгся?        — Тахту? — удивлённо посмотрел на него Минсок и совершенно неверящим голосом уточнил: — Мне? Но…        — Тебе, ложись уже. А где ты до этого спал?        — На земле, — сказал Минсок, укладываясь на видавший виды диванчик, удивлённо распахивая глаза и натягивая одеяло на нос. Видимо, так удобно ему давно не было.        — Нет, я о том… ммм… когда у тебя был хозяин.        — Мне пора, я пойду… — Минсок вскочил на диване и принялся застёгивать одежду, сбросив всю былую сонливость. Хотя Чанёль и подумал, что тот уснёт, едва улёгшись.        — Минсок, не бойся. Я не сдам тебя властям, я хочу помочь только и всего, — Чанёль поджал губы, понимая Чонина как никогда. Минсок недоверчиво блестел глазами, но вскоре потянул одеяло обратно и умостился поудобнее, всё равно будто готовясь сбежать в любой момент.        — На полу лежала тростниковая подстилка…        — А одеяло? Подушка? — Чанёль отложил бумаги и посмотрел на сонно моргающего Минсока. Тот выглядел одновременно крайне уставшим и готовым к бегству. Он болезненно сморщился, укладывая ногу поудобнее, и ответил:        — Нет. Они были только у хозяина.        А спустя пару мгновений лис уснул. Чанёль долго смотрел на сладко посапывающего парня, а потом вышел из комнаты, несколько раз набирая номер Чонина, а потом сбрасывая, не дождавшись гудков. Позвонит чуть позже, когда за окном забрезжит утро.        Усевшись за стол, Чанёль некоторое время разбирал бумаги в тишине. Он любил ночь, всегда можно решить то, что никак не желало разрешаться днём. Тишина, редкие звуки проезжающих машин или вой сирен скорой помощи. Тишина и благолепие, и мир будто изменялся. В голове гудело от целого дня дел и шума в пекарне, а к ночи зачастую приходили самые лучшие задумки.        Именно так он и придумал свой фирменный пирог, очередь за которым порой выстраивалась до угла улицы. Чем Чанёль по праву гордился, но не задирал нос, как один из кондитеров в детстве. Тот до того зазнался, что перестал здороваться, а люди посещать пекарню зазнайки. Мало кому захочется общаться с много о себе думающим и нагловатым пекарем, который и цены поднял такие, что не всякий мог себе позволить.        Незаметно для себя Чанёль сначала съехал в кресле, пытаясь найти более удобную позу, а потом и вовсе положил падающую от сонливости голову на сложенные руки и посмотрел на скомочившегося на тахте лиса. Одеяло сползло с плеча, открывая вид на шею, перетянутую тугим ободком ошейника. По спине прошёл озноб, и это последнее, что запомнил Чанёль перед тем как сладко уснуть.        Проснулся он от стука в дверь. Привычка запирать всё осталась с детства, когда к ним однажды в окно влезла обезьяна и, усевшись Чанёлю на грудь, стала выдирать волосы у него на висках, почему-то посчитав, что Чанёлю так будет лучше. Проснувшись от собственного вскрика, Чанёль испугался окончательно, увидев в полумраке какое-то чудовище с клочками волос в лапах.        Он протёр глаза и сонно прищурился, глядя на часы. Ещё рассвет не раскрасил крыши домов, а в дверь стучали настойчиво, будто знали, что он тут. Чанёль потянулся и зевнул, кусая нижнюю губу, чтобы рот не порвать, учитывая, что челюсти желали вывихнуться от зевков. Он машинально прогнулся в спине и глянул на диван.        — Не открывай, пожалуйста, — прошептал Минсок, натягивая одеяло на глаза и сжимаясь в комок.        — Не волнуйся, всё будет хорошо, — заверил его Чанёль и направился к чёрному выходу, прихватив по дороге биту. — Отец?        — Привет, сын. Чаю не предложишь? — Чанёль отступил на шаг, пропуская отца внутрь, посмотрел на пустынную улицу и закрыл дверь. — Мимо ехал, думаю, зайду, проведаю, узнаю, как дела, — предугадывая вопросы Чанёля, ответил мужчина, поправляя куртку и приглаживая усы и бородку.        Чанёлю никогда не нравилась растительность на лице отца, да и вообще он предпочитал гладко выбритые щёки, потому лишь незаметно сморщился, входя через кухню в зал, зажигая свет и попутно щёлкая кнопкой чайника. Отец прошёл следом и сел на один из высоких стульев у стойки.        — У тебя тут уютно.        Чанёль предпочёл не отвечать. В своё время он наслушался многого о своём увлечении и «одержимости» хлебобулочными изделиями, которых отец не разделял вовсе. Он не только не поддерживал сына в его начинаниях, ещё и крепким словцом припечатывал. Чанёлю оставалось лишь глотать обиду и сводить общение к минимуму. После смерти матери это стало ещё проще.        — У тебя есть что пожрать? — от грубого слова Чанёль скривился, но ответить не успел, отец добавил: — Я о мясе.        — Здесь не держу.        — Смотайся в магазин, я подожду.        Чанёль давно понял, что отца не любил, и держался на чистом уважении. Слишком грубый, хамовитый и очень наглый мужчина достался его тихой и заботливой матери. Но уважение к родителям и старшим Чанёль из себя вытравить не смог, потому, захватив куртку, вышел за дверь, направляясь к круглосуточному магазину напротив.        В ранний час в магазине кроме него покупателей не обнаружилось, и Чанёль быстро управился. Чанёль застыл у двери и нахмурился: из пекарни доносился какой-то подозрительный шум. Он на миг похолодел, представив, что Минсок кинулся на отца, а тот — любитель размахивать кулаками. Потом вспомнились громящие лавки и магазинчики парни, которые житья не давали многим соседям. Он открыл дверь и осторожно загляну внутрь, жалея, что биты рядом не оказалось.        То, что он увидел, повергло его в шок. Уронив сумку с покупками, Чанёль рванул к одному из столиков, через который отец перегнул Минсока, пытаясь стянуть с лиса штаны. Тот сопротивлялся, брыкался, но в какой-то момент замер и забился в мелких судорогах. Глаза остекленели, рот скривился, а на лице отразилась гримаса боли. Чанёль понял, что происходит, когда в руках отца увидел маленький пульт от контролирующего ошейника.        Одним прыжком он выбил из рук отца пульт и почти попал по лицу, но отец увернулся, оскалившись, и точным ударом ноги откинул Чанёля на один из столов. Чанёль охнул от боли в спине, отстранённо слыша, как разбивается упавшая со стола ваза, как хрипло дышит Минсок, хватаясь за ошейник в тщетной попытке его снять.        Тряхнув головой, Чанёль поднялся и, превозмогая боль, кинулся к валявшемуся почти у стойки пульту, но отец успел раньше, отшвырнув пульт за себя ловким движением ноги. Чанёль не узнавал отца. Он и раньше был неприятным типом, сейчас же напоминал маньяка и наркомана, который за дозу удовольствия пойдёт на всё.        Минсок сполз на пол и почти не шевелился, лишь мелко подрагивал, пустым взглядом глядя в сторону Чанёля. Это подхлестнуло Чанёля на новую атаку. После общения с Бэкхёном, Чанёль о многом думал, о многом изменил решение. И, вступившись за лиса в подворотне, взял на себя ответственность. В драках он был не силён, но сейчас обида, гнев, страх и боль сплелись воедино, придавая ему сил, он прыгнул на отца, выхватывая пульт из рук, а потом ударил первым, что попалось под руку. Этим чем-то оказалась тяжёлая стеклянная ваза с распустившимися пионами со стойки.        Отец схватился за голову, глядя налившимися кровью глазами на Чанёля, покачнулся и упал. Чанёль видел, как из-под пальцев отца хлынула кровь, встряхнул порезанной ладонью и первым делом стал нажимать на кнопки пульта. Несколько раз он ошибся, и Минсока затрясло, буквально выкручивая на полу.        — Господи…        Но найдя правильную кнопку, он прекратил мучения лиса. Чанёль поспешил к нему, но Минсок был без сознания, из прокушенной губы текла кровь, а лицо было мокрым от пота. Чанёль подтянул лису спущенные штаны, сунул пульт в карман, подхватил его на руки и наткнулся на входящего в пекарню Чонина, который приехал на смену.        — Что здесь?.. — Чонин не успел договорить, оглядывая Чанёля с Минсоком на руках, разгром в зале и лежащее у стены тело.        — Чонин, увези его, пожалуйста. Вот пульт отца.        — Погоди… что? — Чонин брезгливо посмотрел на пульт и сморщился, будто борясь с рвотным позывом. Чанёль бросил пульт на стойку.        — Я вызову охрану или полицию? — Чанёль едва сдерживался, чтобы не закричать. Его трясло похлеще, чем Минсока несколько минут назад. Хотелось спрятаться под стол, как в детстве, чтобы не слушать, как ругается отец. — Что мне делать, Чонин?        — Я звоню знакомому полицейскому, он знает о зооморфах больше, чем остальные.        — А если я его убил? — задушено пробормотал Чанёль. Чонин закусил губу и посмотрел в сторону лежащего тела. Собрался с духом и подошёл ближе, трогая запястье в поисках пульса.        — Живой.        Чанёль выдохнул и, не справившись со слезами, уткнулся носом в волосы Минсока, которого так и не выпустил из рук. Слишком много всего навалилось. Он был спецом по хлебобулочным, а не по подобным переделкам, в которые прежде не попадал и даже не думал, что умудрится попасть. Адреналин выходил из организма крупной дрожью.        Минсок в его руках завозился, а потом начал вырываться, пока не вцепился в плачущего Чанёля, тяжело вздыхая и тоже подрагивая. А после и вовсе протянул руку и погладил Чанёля по голове, хотя в успокоении явно нуждался больше, чем он. Чанёль шмыгнул носом и встретился покрасневшими глазами с расширенными зрачками лиса, в которых медленно таял страх.        — Прости меня, я не знал, — прошептал Чанёль, натянуто улыбаясь и слизывая солёные капли с губ. Как школьник, честное слово. Даже стыдно.        — Отпусти меня, я не ребёнок, чтобы меня на руках носить, — фыркнул Минсок и завозился снова. Чанёль осторожно поставил его на пол и растерянно смотрел, как Минсок подбирает с порога сумку и старается чем-то занять себя, пока Чанёль стоял, не зная, куда деть руки. Его б воля, он бы ещё раз прижал к себе трепещущее тело. — Где аптечка?        Чонин с Чанёлем переглянулись и указали за стойку, за которой уже скрылся Минсок, по широкой дуге обойдя лежащее тело, он сжался и судорожно повёл плечами, закусывая губу. Чанёль проводил его растерянным взглядом, а Чонин тем временем прикрыл двери и критично осмотрелся, опуская тонкую ткань жалюзи на входной двери.        — Ай, — зашипел Чанёль, когда руку прожгло болью. Он покосился на Минсока и на свою окровавленную ладонь в его руках. — Я сам.        — Это я сам, — возмутился Минсок и надулся, старательно пытаясь унять дрожь во всём теле, но так же проигрывая схватку нервам, как и Чанёль.        — А лисёнок с характером, — улыбнулся Чонин, но тут же примирительно поднял руки, глядя на прижавшего уши Минсока: — Эй-эй, я не хотел обидеть.        — Да, его дома… эээ… муж ждёт… тоже с ушами и хвостом.        Минсок с сомнением оглядел обоих и принялся за рану. Спустя полчаса у пекарни остановилась машина, и из неё вышел парень в обычной одежде, лишь значок на поясе, показавшийся, когда тот открывал дверь, говорил о том, что он полицейский. Улыбнувшись и явив миру милую ямочку на щеке, полицейский поздоровался и пожал руки всем, даже Минсоку.        — Меня зовут Чжан Исин. Рассказывайте, — полицейский внимательно слушал, изредка качая головой и что-то прикидывая.        Слушая рассказ, он осмотрел всё ещё лежащего без сознания Пака-старшего, приказал вытереть кровь Чанёля и забрать сумку с покупками. Чонин вызвался помогать и замывать кровь. Исин прошёлся по помещению и осмотрелся:        — Минсока всё же лучше увезти. Придётся немного пожертвовать посудой, и возможно, витриной, чтобы выглядело как обычное хулиганство. И эту дрянь уберите, — Исин кивнул на пульт от ошейника.        Чонин кивнул Минсоку, который коротко поклонился Чанёлю и Исину, настороженно, словно вновь готовясь сбежать, сел на пассажирское сиденье мотоцикла, провозившись с ремешком запасного шлема, пока Чонин не помог. Чанёль махнул напоследок и выслушал Исина, исполнив всё в точности, как он просил.        Потом началась бесконечная суета, допросы, освидетельствования и куча вопросов. Он отвечал так, как его научил Исин, стоял на своём, повторяя одно и то же раз за разом, мимоходом удивляясь, как легко оказалось врать, когда он решился защищать напуганного исстрадавшегося лиса, который ему понравился.        Его отпустили только под вечер, но он нашёл в себе силы позвонить в больницу и узнать, как дела у отца, который пришёл в себя ещё в карете скорой помощи, но не вспомнил ничего, что могло бы помочь найти несуществующих хулиганов, напавших на него и пекарню. Чанёль облегчённо выдохнул и едва не заплакал, ощущая себя предателем.        Всю дорогу к дому Чонина и Бэкхёна, Чанёль бился головой в колени, пытаясь прийти в себя, потому что вся нервозность решила вылезти именно сейчас. Дрожали и руки, и ноги, хотелось выть и швырять мяч в кольцо до полного успокоения. А ещё лучше — замешивать тесто, чтобы не думать ни о чём. Но пекарня ещё была опечатана, а его ждали друзья.        Чонин открыл двери именно в тот момент, когда Чанёль собрался позвонить. Он провёл его в кухню и замер на пороге. К его приезду ошейник с Минсока уже сняли, и Бэкхён его всячески отвлекал, показывая, как лепить круассаны, чтобы не вытекало повидло. Минсок сосредоточенно хмурил брови, а Чонин улыбался, глядя на парней.        — Ты вернулся! — Минсок влетел с него с размаху, утыкаясь носом в ключицу, но не обнимая, чтобы не испачкать мукой.        — Конечно, — улыбнулся Чанёль, обнимая Минсока. — Куда я теперь от тебя денусь?        — Правда? И никому-никому не отдашь?        — Никому не отдам, — подтвердил Чанёль, ероша волосы и стараясь не смотреть на грубый рубец на шее Минсока, который болезненным шрамом остался в сердце Чанёля, как напоминание о жестокости близкого человека. — Хочешь жить у меня?        — Без о… — Минсок нахмурился, кусая губы, но так и не договорил, сам себя оборвал и продолжил увереннее: — Только если научишь печь булочки.        — Обязательно научу.