***
Бывших наркоманов не бывает. Игорь знает эту истину, как свои пять пальцев, плюс многочисленные надетые на них перстни, до каждой щербинки в дешевом металле, до каждого светлого шрамика на загорелой коже. Игорь чувствует себя самым настоящим наркоманом, балующимся то травкой, то кислотой, потому что мир кажется легким и трехмерным, небо такое открытое и большое над головой, что не надышаться, а Стас рядом, под боком. Сидит, прижимаясь острым локтем к его ребрам, нервно стучит не менее острой коленкой по его бедру, обтянутому тугой тканью джинсов. Смеется. И в животе все подскакивает, напряженно и радостно сжимается в каком-то глупом подростковом волнении, а позже плавно опускается, как искусственные снежинки в хрустальном шаре со снеговиком, чтобы вновь подскочить от легкого прикосновения. Игорь просто сраный наркоман, только-только снявший тяжелейшую ломку новой чарующей дозой. Стас — чистый героин, расплескивающийся колкими искорками по венам. Стас — лучшая в мире травка, когда сидишь с ногами на кухонной тумбе и смеешься до жара в ключицах. Стаса не было три месяца, и Игорь, действительно, на полном серьезе, уж было решил, что загнется нахуй. Но сейчас Конченков сидит рядом, натягивает рукава серой толстовки на костяшки пальцев, складывает руки на груди, будто бы обнимая себя (и становится еще тоньше, хотя куда уж), поворачивает голову, покрытую капюшоном, к нему, и склоняет ее к плечу. Он не делает ничего особенного, но у Игоря полностью пропадает желание когда-либо дышать и двигаться, чтобы, ни дай бог, не спугнуть. Стасу на лоб падают удивительно темные пряди, и, хотя несколько часов назад Лавров пошутил, что ему бы постричься не мешало, сейчас хотелось зарыться в них пальцами, сжать сильнее, потянуть, посмотреть, как большие карие глаза становятся еще больше, как от боли морщится тонкий нос, а губы, наоборот, распахиваются в приглашении. Стас смотрит, продолжая нервно дергать коленкой, каждый раз неизменно задевая его ногу, обнимает сам себя еще сильнее, и буквально заваливается на Игоря. Прижимается к нему бедром, боком, кладет голову на плечо, пытливо заглядывает в глаза. И Лаврову смешно, потому что Стас выглядит, как кот, выпрашивающий вкусняшку. Лезет в лицо, трется щекой и чуть ли не мурчит. Довольно прогибает худую спину под его ладонью. Ластится. Игорь ловит его тонкие ломкие пальцы, подносит к лицу. Трется колючей щетиной о чернильные пятна татуировок. Нежно расцеловывает костяшки, пока ладонь пытается под тканью толстовки пересчитать позвонки. На запястье у Стаса розовая резинка, которую он, наверняка, стащил у младшей сестры. Игорь подцепляет ее подушечкой большого пальца, оттягивает, проходится по сине-голубой вязи венок под тонкой как осенний лед кожей. От Конченкова голова идет кругом: от каждого движения, жеста, короткого смешка. От по-кошачьему плавных движений, сочетающихся с глупой неуклюжестью. Запретно-сладко ноет в груди от щемящей нежности, граничащей с маниакальным поклонением. Стас до одури хорош. Студия пуста, реквизит расставлен рядами вдоль стен, свет мягко приглушен. Новая студия, практически новое шоу. Глупое и несмешное, очевидно купленное всеми, кому только не лень. И Игорю хорошо бы задуматься, как это так все катится по пизде, но Стас в его объятьях замирает и дышит через раз, сверкает влюбленными влажными глазами в темноте пронзительно-ярко. — Ты надолго? — Лавров хрипит, прожевывая слова, вырывающиеся со скрипом, и почти потерянно следит за тем, как темная прядь лезет другу в глаза. Путается в ресницах. — Четыре дня и домой, — отзывается он, грустно смаргивая наваждение, и чуть отодвигается. Игорю нужно три секунды решиться. Белый BMW несется по черно-оранжевым проспектам Москвы, размазывая за собой красно-белыми росчерками огни остающихся позади машин. Гладкая лента ремня безопасности давит на сердце, но в голове пусто и легко. Старушка-Москва раскрывается перед ним, как райские яблоки скидывая все свои блага на черную макушку, и Лавров слепо верит, что он особенный и все в его жизни не зря. И скатывающееся шоу, и съемная двушка на окраинах, и почти-жена, ждущая «дома». Стас, обняв себя руками на соседнем пассажирском, бьет нервно коленкой по внутренней части дверцы, и чуть слышно мурлычет себе что-то под нос. Тихонько хихикает. Бывших наркоманов не бывает. Он знает эту истину, как свои пять пальцев, плюс многочисленно надетые на них перстни. Только Игорь запойный алкоголик. Наркоман, каких поискать, и сейчас его сердце бьется в очередном эйфорическом приходе. До следующей ломки.***