А кофе стынет на столе

Поздняя весна в Йокогаме всегда отличалась особой атмосферностью. Эта приятная прохлада, накрывающая город с наступлением сумерек, запахи, идущие от множества различных палаток быстрого питания, шум, который не смолкает в этом городе ни на секунду и яркое неоновое освещение, на фоне которого колесо обозрения кажется будто бы ещё ярче. Отличный вид на всю эту невероятную красоту открывали панорамные окна апартаментов Дазая, расположенных в одной из высоток Портовой Мафии. Полумрак, разбавляемый светом из окон и несколькими свечами, создавал в комнате приятное ощущение уединённости и уюта. Красивая женщина с длинными рыжими волосами, лежащими на хрупких покатых плечах тяжёлой французской косой, и глазами ультрамариново-синего цвета, одетая в длинное вечернее платье, сидела в просторном кресле, потягивая вино из бокала. Позади неё стоял статный высокий мужчина в черном смокинге. Его руки, перебинтованные до самых ладоней, лежали на полуголых молочных плечах женщины. — Мы должны идти, Чуя, если не хотим заставлять Коё-сан и Мори ждать, — после этих слов мафиози обошел кресло и протянул руку напарнице, помогая встать. Стоило девушке подняться, расправляя платье, как чёрный бархат тяжёлыми складками упал к её ногам. О да, она была великолепна. Прекрасна, как всегда. Дазай мог подобрать много эпитетов для описания этого прекрасного существа, от вида которого порой дыхание замирало посреди трахеи, не желая ни выходить через нос, ни возвращаться обратно в лёгкие (и это было бы почти что идеальное самоубийство — задохнуться от чувств к Чуе), но потом Накахара говорила какую-нибудь отвратительно грубую вещь в адрес своего напарника, и видение будто сглаживалось, переставало быть таким прекрасным. Этот вечер был для Чуи последним в качестве мафиози. Она покидала Портовую Мафию. И в честь этого в Мафии был устроен вечер, что-то наподобие прощания. Накахара была одной из самых уважаемых, наравне с Дазаем, Коё-сан и Мори Огаем, но её, в отличии от тех троих, боялись лишь тогда, когда провинившиеся заслуживали наказания и гнева в свой адрес. В остальных же случаях рыжая Исполнительница была всеми любима и ожидаема в любой компании, пусть это были даже самые низы, как Черные Ящерицы. Подчинённые Чуи ставили её едва ли не выше самого босса Мафии, ведь о них она заботилась и дорожила каждым. Она знала цену жизни. *** Глубокая ночь погружала пару в вечерних костюмах в свой водоворот развлечений: громкая музыка доносилась почти из каждого бара и клуба, из переулков доносились громкие пошлые звуки или смех, несколько раз какие-то мелкие барыжки даже пытались всучить Чуе и Осаму наркоту. После запруженных людьми улиц пару ждал парк, который необходимо было пересечь, чтобы попасть в их почти общий дом. Деревья, образовывающие кромешную тьму над дорожками, шелест едва колышимых ветром листьев, слабо различимый запах корицы, ванили и кофе — где-то неподалёку кофейня. — Кофе хочу. — тихо проговорила Чуя, держа Дазая за руку, кутаясь в его пиджак. — Обязательно, дорогая, как только дойдем до дома. *** В темной квартире играла спокойная классическая музыка. Бах, «Лунная Соната». Помещение заполнял аромат крепкого черного кофе. От мысли, что Осаму с такой заботой и таким вниманием отнёсся к её мелкой прихоти, пухлые губки Чуи растянула мягкая полуулыбка. Разом нахлынули воспоминания прошлых семи лет, когда Черный Дуэт был словно кошка с собакой. Постоянные предложения двойного самоубийства от Дазая, постоянные «ненавижу» и «пиздуй к своей Акутагаве» из уст Чуи… Ход мыслей был прерван нежными касаниями голых плеч Накахары. Горячие шершавые губы Осаму бережно ласкали молочную кожу, покрытую веснушками. Девушка повела плечом, мол, подожди, отстань, и приняла большую горячую кружку с горьковатой ароматной жидкостью. Вторая кружка осталась в руках Дазая. В этом молчании, полумраке и аромате кофе с горьким шоколадом, казалось, было всё. Всё, что было между парой до этого, что происходило прямо сейчас и что ждало их в будущем. Слова были лишними. А потом были лишь бережные объятия, снова сухие шершавые поцелуи, тихий шепот в ухо, мурашки по шее и рукам Чуи, и волна жара, прокатившаяся по внутренностям, а после засевшая в низу живота. В разные стороны полетели элементы одежды обоих. Пиджак, галстук, один чулок, рубашка, другой чулок, платье, бюстгальтер, боксеры Дазая и трусики Чуи. И до рассвета на окне остывал лишь недопитый кофе.