Yes, I'm jealous!

      Юнги раньше никогда не задумывался над тем, как к нему относятся его одногруппники. Некоторые, как Тэхён, сами говорят, что очень любят его, уважают и обожают. Некоторые, как Чонгук, молча приносят в его студию кофе или еду, когда он засиживается там слишком долго и также молча сидят несколько минут рядом, всем своим видом и существом выражая поддержку и понимание. А некоторые, как Чимин, не говорят ничего, не показывают ничего, не делают ничего, что помогло бы Мину понять отношение к себе. Этот пусанский парень просто избегает его, специально придуривается в его присутствии и ищет любые способы улизнуть, чтобы только не оставаться с ним наедине. Были случаи, когда Чимину самому нужно было поговорить и попросить совета, а кроме Юнги в общаге никого не было, и он приходил, рассказывал о своей проблеме, выслушивал умного хёна, благодарил, но всё возвращалось в привычное русло. Мин даже тогда ничего необычного не замечал. Старался не замечать, как старается и сейчас, списывая на своё природное безразличие ко всему. Но не может же так продолжаться вечно?

/~/~/~/

      — Чонгукки! — Мило тянет имя макнэ Чимин, развалившись на диване после трёхчасовой записи шоу, — иди сюда, — зовёт он и, схватив младшего за руку, тянет к себе.       — Чимин-а, отстань, я устал, — хнычет тот, но с облегчением падает на мягкую поверхность.       — Айщ, сколько раз мне ещё нужно сказать тебе, что Я. ТВОЙ. ХЁН! — Возмущается Пак, повисая на нём, — имей хоть каплю уважения! — Фыркает он, принимаясь разминать плечи младшего.       — Ну, Чимин, мы сто раз это обсуждали, и ты прекрасно знаешь, что я не вижу в тебе хёна, — смеётся Гук, прикрывая глаза от удовольствия.       — В Тэхёне, значит, ты хёна видишь, хотя в нём детство до сих пор живёт и процветает, а во мне — нет?! Это смешно, Чонгук, я же намного взрослее и серьёзнее него, — продолжает спорить блондин, чуть сильнее сжимая пальцы на крепких плечах.       — Дело не в возрасте и поведении, — усмехается макнэ, — просто, с Тэ я действительно чувствую себя младшим, а с тобой — нет, — снова смеётся Чон, запрокидывая голову и смотря на Чимина снизу вверх.       — Можно подумать! — Надувает губы Пак и, кинув взгляд в сторону, неожиданно для Чонгука обнимает его поперёк груди руками и кладёт подбородок на его плечо, почти утыкаясь носом в шею.       — Чимин! Что ты… — пытается вырваться младший, но, получив слабый щипок в районе талии, замолкает и замечает идущего мимо них Юнги. От взгляда, которым он одаривает их парочку, Чонгук хочет написать завещание на его имя, если его соберутся убить, или купить ближайший билет на самый заброшенный остров. Мин молча проходит в свою комнату, от чего у Чона по спине ползёт липкий страх. Лучше бы он что-нибудь сказал. Чимин отскакивает от него, как только за Юнги закрывается дверь, и Гук просто не может не уставиться на него вопросительным взглядом.       — Что? — «Не понимает» Пак, собираясь как можно скорее покинуть гостиную.       — То есть, это нормально, да? — Вскидывает бровь Чон, чуть склоняя голову набок, — а потом ты говоришь, что ты взрослее и серьёзней Тэхёна?       — Естественно, — наигранно улыбается блондин.       — Что это был за спектакль? — Не отстаёт Гук.       — Ничего не было, ты о чём? Я просто захотел тебя обнять, нельзя что ли? — Нагло врёт Чимин, направляясь в свою комнату.       — Ага, в разгар спора и именно при Юнги-хёне, — саркастично замечает младший, следуя за ним.       — Да что не так? Я просто решил больше не поднимать эту тему и примирительно обнял тебя, боже, — закатывает глаза Пак и берёт со стола ноутбук и наушники, тем самым показывая, что разговор окончен.       — Ну-ну, — хмыкает Чон и выходит в коридор.       Картина, которую застал Юнги, его совсем не удивила. Он уже привык к такому открытому проявлению чувств ангелочка их группы. По отношению ко всем, кроме него. Но его это не волнует. Совсем нет. Абсолютно. Разве что, он хочет придушить каждого, к кому приближается Чимин. А так, всё в порядке, да.       Захлопнув за собой дверь, Мин ложится на кровать и несколько минут старается уснуть. Перед глазами только блондинистый вокалист, нежно уткнувшийся носом в шею макнэ. Носом в шею. «Это, блять, норма?» — проносится в голове парня, и он с раздражением распахивает глаза. Внезапно в его сознании начинают мелькать кадры, на которых Чимин сюсюкается с Чонгуком, тискает его, обнимает и шепчется с ним. Неправильные мысли не заставляют себя ждать, и рэпер уже сидит с телефоном в руках и ищет всевозможные видео с их фансайнов, концертов, шоу и прочего, чтобы внимательно изучить взаимоотношения между этими двумя. Зачем? Инстинкт. Раз закралось подозрение, значит, его нужно либо развеять, либо подтвердить. Юнги, к слову, хочет первого. Но вот двадцать просмотренных видео говорят об обратном. Мин думает, что что-то упустил, раз Чимин так много себе позволяет по отношению к Чону. Просидев в немом ступоре ещё минут пять, он решает выяснить всё из первых уст. А точнее, спросить у кого-нибудь из самих парней.       — Юнги, ты вовремя! — Восклицает Джин, так некстати попавшийся ему на пути, — пойдём есть, уже всё готово, — говорит он и направляется к комнатам остальных. Мин только тихо цокает языком, но послушно идёт на кухню — всё же есть он сейчас хочет больше, чем искать правду. Через пару минут в столовой собирается вся группа. Юнги начинает свою слежку. Вот Чимин проходит на середину помещения, осматривается и замечает два свободных места — рядом с Намджуном и самим Юнги. Выбирает он, конечно, первого. Вот блондин присаживается рядом с Кимом, на что тот мило улыбается ему. Здесь у Юнги что-то щёлкает: Намджун так улыбается только Чимину. Подозрения продолжают расти. Сокджин накрывает на стол и садится к Мину (свободных мест же всего два было, мы помним). Теперь Джун косится в их сторону каким-то странным взглядом. Подозрения перекидываются на него. Пак никак не улучшает ситуацию тем, что наклоняется к лидеру слишком близко и что-то шепчет ему на ухо. Ким снова улыбается и /о господи/ треплет его по волосам. А Чимин что? Он смущается. Мило краснеет, отводя взгляд. Юнги уже хочет выйти в окно, но вспоминает про изначальную цель своих наблюдений и смотрит на Чонгука. Чон, как ни странно, совершенно не обращает внимания на этот броманс, а что-то увлечённо рассказывает Тэхёну. Зато Джин обращает. Да ещё какое! С силой сжимает палочки для еды и взглядом пытается испепелить то ли Намджуна, то ли Чимина — Юнги до конца не понимает. В то время как Пак продолжает свою… Игру? Задумку? Или он всерьёз такой, а Мин просто никогда не замечал этого? Так вот, блондин доедает первым и, отставив тарелку, кладёт одну руку на плечо Джуна, а второй берёт листик салата и /о господи [2]/ подносит его к губам старшего. Тот с благодарной улыбкой съедает предложенное, естественно, зацепив при этом языком пальцы парня. Юнги уже не просто хочет выйти, он уже выпрыгнуть хочет. Куда? Да хотя бы в то же окно, но снова сдерживается, решая досмотреть до конца эту интересную сцену. И не зря, ведь Чимин замечает раздражение Джина, который встаёт, чтобы убрать посуду и, подойдя к нему со спины, кладёт свои ладони на его широкие плечи, улыбаясь при этом так, будто ему пообещали за это большие деньги. И ладно бы он только его плечи пожамкал, так нет, он тянет свои лапки к лицу старшего и /о господи [3]/ мягко тискает его за щёчки, на что Ким, до этого фыркающий, как ревнивая девочка, расслабляется и умилительно улыбается Паку. Юнги уже хочет спрыгнуть с балкона — окно для слабаков. Еле сдержав рвотный позыв, он встаёт с места и понимает, что ощущает внутри странное жжение. Списывает это на изжогу (и плевать, что жжёт в районе сердца) и выходит из кухни, случайно хлопнув дверью.       — Хён, — слышит он за спиной голос Чонгука и нехотя поворачивается к нему, — хён, всё нормально? — Участливо интересуется тот и выглядит так невинно, что у Мина зубы сводит от этой наигранности. А она ли это?       — Прекрасно, — сквозь всё те же зубы бросает он и, не дожидаясь реакции младшего, идёт в свою комнату.       — Хён, я же вижу, что что-то не так. Что случилось? — Настигает его Чон возле двери.       — Всё в порядке, расслабься, — сдержанно отвечает Юнги, пытаясь не сорваться сейчас на макнэ.       — Не ври мне, хён, — укоризненно произносит Чонгук, перекрещивая руки на груди.       — Какого хера, Чонгук? Не заставляй меня злиться, — рычит Мин и хватается за ручку двери.       — Злись сколько влезет, я всё равно не отстану, — усмехается младший, от чего у Юнги невольно расширяются глаза — с каких пор его милый ребёнок Чонгукки решил, что может огрызаться с ним? — Расскажи мне, хён, может, я помогу чем-нибудь? — Улыбается Чон, желая выяснить причину раздражения старшего.       — Во-первых, не дорос ещё, чтобы мне советы раздавать, а, во-вторых, свали, пока прошу по-хорошему, не хочу отрываться на тебе, — отрезает Мин и заходит, наконец, в свою обитель.       — Это из-за Чимина, да, хён? — Ухмыляется Чонгук и проходит следом, полностью игнорируя его слова. Юнги словно током прошибает: «Откуда он узнал?».       — Что ты несёшь? При чём здесь он? — Усмехается он, всеми силами стараясь не выдать свою нервозность.       — Ты весь ужин, похоже, хотел уничтожить его взглядом, — смеётся Чон, и старший немного расслабляется — всё-таки основного Чонгуку не известно, а это главное.       — Нет, с чего ты взял? — Даже посмеивается Юнги, присаживаясь на кровать.       — Хён, может, хватит изворачиваться? Расскажи мне правду, — требовательным тоном заявляет Гук, садясь рядом с ним.       — Какую правду? Ты фильмов насмотрелся что ли? Или аниме со своим Тэхёном и теперь мерещится всякое? — Смеётся Мин, полностью совладав с эмоциями, — и если на то пошло, то это я должен спрашивать тебя про Чимина, — решает он воспользоваться удобным случаем.       — Что? Почему? — Искренне удивляется младший.       — А тебя ничего не смущает? — Сужает глаза Юнги.       — Да нет, а что? — Пожимает плечами Чон, не понимая резкой смены настроения старшего.       — Тебе не кажется, что вы слишком странно себя ведёте? — Подозрительным тоном спрашивает Мин.       — Нет, хён, всё… Подожди, что ты имеешь в виду? — Фирменное «Чоншок» появляется на лице макнэ, и он всерьёз пугается темы их разговора.       — Это и имею, — усмехается Юнги, мысленно радуясь тому, что так ловко перевёл тему.       — Ты… Хён! Да как ты вообще мог такое подумать! — Восклицает Чонгук, даже чуть подскочив на кровати, — мы не… Это ты, похоже, чего-то не того пересмотрел, — ошарашенно говорит он и спешит ретироваться из комнаты. Как только дверь за ним закрывается, Юнги в голос смеётся и решает не останавливаться на достигнутом. Одно он выяснил точно: Чонгук с Чимином не того… Это было понятно по искренней реакции Чона — так он сыграть не смог бы. Отсюда рождается новый вопрос: если не с Чонгуком, то с кем? Это Мин и собирается выяснить в ближайшую неделю. Начинает уже сегодня и с уже проверенного — фанкамы/фанмэйды/съёмки/шоу, но теперь смотрит не на конкретную парочку, а на всю группу в целом. Мысль о том, что Чимин вообще-то может быть натуралом, и как бы это всё не очень правильно и нормально он старательно отгоняет — тут же всё очевидно, натуралы себя так с парнями не ведут.       Проходит около пяти часов за этим, безусловно, увлекательным занятием, за которые Джин десять раз точно успевает помешать Мину своим шастаньем туда-сюда, он сам успевает выпить кружек шесть кофе, чтобы не уснуть, а из гостиной — услышать ор и какие-то визги. Когда его глаза уже слипаются, а мозг просит сна, он кидает взгляд на циферблат и откровенно охреневает — 02:26. Он просрал свой единственный выходной. Прекрасно. Захлопнув крышку ноутбука, Юнги устраивается на мягкой кровати и совершенно без мыслей проваливается в сон.

/~/~/~/

      Время подъёма наступает слишком быстро. У Мина вообще ощущение, что он только моргнул, а уже утро. Ему, в принципе, не привыкать, но из-за недосыпа настроение падает ниже некуда. И так обычно угрюмый и злой Юнги сегодня выглядит в три раза злее и раздражённее. Конечно же, по всем законам жанра лица остальных участников группы просто светятся радостью и счастьем. Особенно одного блондинистого вокалиста. Аж тошно. Мин молча выпивает две кружки кофе, перекусывает бутербродом и также молча спускается в машину.       — Хён, ты не выспался? — Очень вовремя, Чонгук. Очень вовремя. Юнги медленно переводит взгляд с противоположной двери фургона на Чона по правую руку от себя, и о боже, какой это взгляд! Младший даже пугается и уже хочет пересесть к Хосоку, но Чимин успевает раньше него.       — По мне не видно? — На удивление Чона, сдержанно спрашивает Мин и откидывается на спинку сидения, прикрывая глаза. Развивать диалог он не намерен от слова «совсем». Чонгук решает промолчать (и правильно делает) и тихонечко вставляет в уши наушники, мысленно настраиваясь на предстоящие съёмки. Юнги пытается уснуть, но что-то решительно не даёт ему этого сделать. Это «что-то», на самом деле, — «грёбаный Пак Чимин», не выбравший лучшего времени, как сейчас, чтобы рассказать Хосоку какую-то очень увлекательную историю на весь автомобиль. Периодически хлопая его по рукам, а затем мягко скользя по ним ладонями. Это реально происходит или Юнги это только кажется? Словив от Мина пару убийственных взглядов, Чимин даже ухом не ведёт, что уж говорить об убавлении громкости своего голоса.       — А ещё… — слишком громко произносит Пак, как будто специально, и смотрит на Юнги хитрющими глазами.       — Твою мать! — Не выдерживает тот и даже не ленится встать с места, чтобы припечатать блондина к креслу, усевшись на его колени (ну а как по-другому в движущемся транспорте?), и несколько раз убить взглядом, — ты можешь быть хоть немного тише? — Скалится он, замечая откровенный страх в глазах напротив.       — Х-хён, я… — пытается оправдаться Чимин, но Мин не даёт ему и слова вставить.       — Мне плевать, что ты! Я блять не выспался. Совершенно не выспался, понимаешь? А нам фотографироваться через каких-то десять минут, и если я на фотографиях выйду слишком плохо, отвечать будешь ты, тебе ясно? — Выпаливает он и случайно кидает взгляд на губы Пака. И /о господи [4]/ они кажутся ему… Притягательными? Серьёзно, блять?       — Х-хорошо, хён, — тушуется блондин, смотря куда угодно, кроме Мина, всё ещё сидящего на его ногах.       — Прекрасно, — бросает тот и возвращается на своё место, думая уже ни о каком-то там окне, а о реальном суициде. Выяснить он хотел, ага. Допрыгался, называется. Фургон как раз подъезжает к нужному месту, и парни дружно вываливаются из него.       — Хён, расслабься, всё будет хорошо, — действительно ярко улыбается Хосок, закидывая руку Юнги на плечо.       — Да блин, и ты туда же, — вздыхает Мин, но на Чона злиться не может — он же такое солнце.       — Я не туда же, я оттуда же, — в голос смеётся тот, удовлетворённо отмечая, что уже в который раз чуть-чуть улучшает настроение друга. Мин ничего не отвечает на это, но слегка улыбается — Хосок всё-таки истинное солнце, и почему его псевдоним «Надежда»? Ах, да, он же единственный, кто не даёт никому опустить руки.       Пройдя в светлое помещение, Юнги уже заученными движениями встаёт рядом с остальными, приветствует весь стафф, а после старается не упустить суть фотосессии, вид одежды и примерные позы, о которых говорит фотограф. К счастью, не упускает и тихо становится в стороночке в ожидании своей очереди. Спокойно подождать не получается. Чимин. Пак грёбаный Чимин начинает беситься с Тэхёном, заваливая его на пол аккурат рядом с ним. Мин, конечно, не зациклен, но, чёрт, блондин реально кидает на него очень странный взгляд, прежде чем усесться на бёдра Тэ. Юнги даже давится вдохом, когда замечает это. Ким весело смеётся, уворачиваясь от рук Пака, который старается защекотать его до смерти, а Мин очень хочет… нет, не в окно — утопиться в собственном отвращении.       — Хён, помоги, хён! — Вопит Тэ, смотря на него умоляющим взглядом.       — С чего вдруг? — Фыркает Мин, демонстративно отворачиваясь к декорациям, на фоне которых сейчас фотографируется Намджун.       — Видишь, Юнги-хён за меня, — гордо произносит Чимин, продолжая мучить бедного парня. Юнги снова давится вдохом: Что? Нет, что?!       — Не слишком ли много на себя берёшь? — Усмехается он, подходит к ним и, схватив Тэхёна за руку, отбивающую ритм его смеха, с силой вытягивает из-под Пака.       — Парни Тэгу друг друга в беде не бросят! — Светится Ким, повисая на плечах Мина, — спасибо, хён, — улыбается он и, заметив бесцельно болтающегося по площадке Чонгука, несётся к нему. Юнги только усмехается на это и замечает, что Чимин так и сидит на полу, ошарашенно смотря на него снизу вверх. Непонятное чувство внутри Мина внезапно пинает его куда-то в грудь, и он без лишних слов подходит к младшему, протягивая ему руку — простынет ведь, если ещё несколько минут посидит на холодном полу. Глаза Пака норовят приблизиться к европейскому размеру, но за руку он всё же хватается (как за спасательный круг, если честно) и, поднявшись на ноги, даже не думает отпускать ладонь Юнги.       — Хён, он же… Ты же… — Снова невнятно бормочет Пак, кивая на Тэхёна. «Специально придуривается в его присутствии», помните?       — Руку, — холодно прерывает его Мин.       — Что? — Хлопает глазами блондин.       — Руку отпусти, — хмыкает старший.       — А? Ой, прости, — пугается Чимин и резко разжимает ладонь.       — Пак Чимин, Вы следующий! — Звучит со стороны декораций, и он растерянно идёт на звук, поглядывая на Юнги. Мин ещё никогда не чувствовал себя настолько паршиво.       Лучшим решением в этой ситуации он выбирает пойти за блондином и, остановившись в паре метров от места съёмок, понаблюдать за ним. Что-то вроде поддержки — им всем иногда этого не хватает. Всё же, сниматься, периодически натыкаясь взглядом на кого-то из группы, легче и лучше, чем один на один с фотографом. Чимин не исключение. Выбрав удобную позу, он бросает взгляд в камеру, а затем замечает рядом с фотографом Юнги. Мин усмехается на его удивлённый взгляд, и для Пака это становится спусковым крючком. Блондин всеми способами изворачивается для лучших кадров, и Юнги кажется, что он уже раз десять глазами поимел бедный фотоаппарат и его самого заодно. Мин совершенно упускает момент, когда начинает откровенно любоваться младшим, рассматривать его фигуру, лицо и /о господи [5]/ губы, которые до сих пор кажутся ему притягательными. «Пора в психушку» — думает он, продолжая пожирать Чимина глазами. Его молитвами, съёмки для младшего заканчиваются и зовут уже его. Выдохнув пару раз, Юнги проходит к уже успевшим надоесть декорациям и думает, как лучше встать.       — Хён, ты справишься! — Кричит откуда-то слева Пак, сияя ярче новогодней ёлки.       — Пф, естественно, — фыркает Мин, но осторожную улыбку сдержать не может — не часто Чимин проявляет к нему внимание. Найдя, наконец, подходящую позу, он принимает независимый вид и смотрит в камеру, стараясь думать о фанатах. Как ни странно, получается, и фотосессия проходит очень успешно. А пока Мин тихо радуется удачным фотографиям, объявляют групповые съёмки. Приплыли. Парни беспорядочно крутятся вокруг друг друга в попытке встать наилучшим образом. По стечению обстоятельств Чимин оказывается рядом с Юнги. Пока фотограф присматривается к кадру, все удобно устраиваются на своих местах. Кто-то забрасывает руку на стоящего рядом, кто-то даже повисает на плечах (Тэхён на Чонгуке, если быть точным), а кто-то — Пак-грёбаный-Чимин — встаёт прямо лицом к Мину. В нескольких сантиметрах. «Блять» — самое большее, на что хватает мозга Юнги в такой ситуации. А блондин улыбается. Он, похоже, вообще решил, что ему теперь всё можно. Иначе, как объяснить тот факт, что он кладёт свою голову на плечо старшего, а руки помещает на его талию?       — Что ты творишь? — Шепчет (шипит) Юнги сквозь натянутую улыбку.       — М? А что? Фансервис, хён, не забывай, — улыбается Пак, — мы же с тобой — канон, пусть Арми порадуются, — добавляет он, ещё сильнее вжимаясь своей мягкой щекой в довольно острое плечо Мина. Тот только хмыкает и решает наплевать на это. Всё-таки фанаты — самое важное в их жизни. Ну, по крайней мере, Юнги так оправдывается перед собой, и эта мягенькая щёчка, которую он хочет потрепать, тут совершенно не при чём.       — Всё, хорошо поработали, ребята, — произносит фотограф, опуская фотоаппарат. Парни рассыпаются в благодарностях и стандартных фразах, и направляются на выход. В фотостудии остается только Намджун, чтобы скинуть свежие фотки и потом вечером посмотреть их со всеми. На этот раз Юнги садится на самое дальнее кресло, прокручивая в голове предстоящие мероприятия.       — Хён, можно? — Звучит высокий голос прямо над его головой через пару секунд. Он очень не хочет поднимать глаза, но то самое чувство не позволяет, и он вопросительно смотрит на Чимина, — можно, я рядом сяду? — Слишком мило спрашивает тот, отчего Юнги весь подбирается, напрягается, но кивает. Пак радостно плюхается слева от него, придвигаясь как можно ближе, и, достав из кармана телефон, начинает что-то там искать. Мин совершенно не понимает, почему он поворачивается к нему и пялится на его профиль. Красивый такой профиль. И /чтоб их господи/ пухлые губы. А ещё больше он не понимает того, что хочет проверить их на мягкость. Только сначала нужно сходить всё-таки к психологу, — послушай, хён, может, тебе понравится, — внезапно предлагает Чимин, протягивая старшему наушник. Юнги только бровь вскидывает на это, но гарнитуру принимает. Из наушника звучит Liam Payne — Bedroom floor, и Мин, мягко говоря, удивляется. Он немного знает английский и понимает практически половину песни, но вот, почему это должно ему понравиться и почему вообще Чимин дал ему это послушать — не понимает. Поэтому смотрит на него с нескрываемым недоумением на лице.       — Я, конечно, ничего не имею против, но… — начинает он, не отрывая взгляда от глаз Чимина.       — Не нравится? — С какой-то грустью в голосе перебивает его блондин и смотрит так… невинно и обиженно, что Юнги совершенно теряется.       — Нет, нормальная песня, просто, ты же знаешь, что я такое редко слушаю, — говорит он, успокаивая этим младшего, — хотя, откуда ты это можешь знать, — не сдерживается Мин и озирается по сторонам в поисках лидера, ведь без него они никуда не уедут, а сидеть здесь неизвестно сколько не очень хочется.       — Я знаю, хён, — подаёт голос Чимин, забирая наушник. У Юнги ощущение, что он этим действием разорвал между ними какую-то связь, — и вообще, давай поговорим, — серьёзно заявляет Пак, решительно смотря ему в глаза.       — О чём? — Усмехается Мин, смотря в ответ не менее серьёзным взглядом.       — О наших отношениях, — тушуется Чимин, понимая, что эта фраза звучит немного странно.       — О каких? О наших? — Саркастично удивляется Юнги, — а они есть?       — Конечно, хён, — снова этот обиженный тон, — ты со мной почти не общаешься, почему? — Спрашивает он, и к Мину приходит осознание — он же единственный, с кем блондин не поигрался и не потискался за эти два дня. Похоже, время пришло, но блондин ещё не знает, что не на того напал.       — Это я с тобой не общаюсь? — Продолжает уклоняться от ответов он, мысленно прикидывая, как долго он сможет сдерживать всё, что хочет высказать этому парню.       — Да, ты меня игнорируешь, — заявляет Пак, — ты злишься на меня за что-то? — Произносит он заведомо извиняющимся тоном.       — Я тебя игнорирую? — Офигевает Мин и уже хочет устроить серьёзные разборки, но в этот момент в фургон заскакивает Намджун, и они, наконец, трогаются с места.       — Да, ты… — пытается что-то сказать Чимин, но Юнги не намерен продолжать их бессмысленный разговор.       — Дома поговорим, — отрезает он, замечая, что на них уже смотрят почти все участники. Чимин только фыркает на это и отворачивается к окну. Мин прикрывает глаза и откидывается на спинку кресла в надежде хоть немного поспать. Но не тут-то было. Паку, видимо, надоедает пейзаж за окном, и он наваливается на Юнги половиной своей массы, укладывая голову на его плечо. Второй раз за день, между прочим. Старший не особо хочет снова пререкаться с ним, поэтому только дёргает плечом, показывая, что ему это не нравится (нравится, на самом деле), а блондину, кажется, всё равно на эти намёки и он, ко всему прочему, кладёт свою ладошку ему на живот поверх чёрной футболки. А потом /о господи [6]/ принимается водить по нему пальцем, вызывая у Мина щекотку и желание схватить его за эту самую ладошку и… Не важно, всё равно он уже решил сходить к психологу, так что старательно игнорирует эти желания, — что ты делаешь? — Шепчет он (теперь действительно шепчет), чуть приоткрывая веки и глядя на довольного, похожего на кота, Чимина из-под опущенных ресниц.       — Ничего, — улыбается тот, смотря на него снизу вверх.       — Ребят, запись Music Bank перенесли на завтра, а у вас на сегодня больше ничего нет, так что едем домой отсыпаться, — с водительского сидения оповещает менеджер, и в машине поднимается радостный гул, слышатся звуки Хосока и наблюдается всеобщее счастье. Юнги тоже очень рад предстоящему отдыху, больше всех, наверное, но тихо и внутри себя — сил на большее ему не хватает. Его уже и Чимин, уютно устроившийся у него под боком, не сильно напрягает. До того момента, пока они не подъезжают к общаге. Дружно вывалившись из автомобиля, парни направляются по своим комнатам, и Мин уже представляет, как ляжет сейчас в свою кроватку и проспит до следующего дня, но у Вселенной на него сегодня, похоже, другие планы.       — Хён, ты сказал, что мы дома поговорим, — останавливает его за многострадальное плечо Пак посреди коридора. Окрестив его Вселенной, Юнги сильно погорячился. Наверное.       — Давай потом? Я спать хочу, — устало тянет он, очень надеясь на человечность младшего.       — Я понимаю, но потом мы никогда не поговорим, — отвечает Чимин, опуская взгляд, — ты не ответил мне, хён: ты злишься на меня? — Спрашивает он, и Мин мгновенно «просыпается», прокручивая в голове все моменты взаимодействий блондина с остальными участниками. Он на пару секунд задумывается над тем, стоит ли вытрясти из Чимина правду или нет, и, склонившись к первому, поднимает на него по-настоящему тяжёлый взгляд.       — Да, я злюсь. Я просто пиздец, как взбешён, если честно, — цедит он и, схватив Пака за ворот рубашки, припечатывает его к стене. Всё как в дешёвых дорамах. Зато, действенно.       — Ч-что? — Пугается Чимин, смотря на старшего ошарашенным взглядом.       — Заткнись! — Рявкает тот, — ты сейчас молча будешь слушать всё, что я скажу, а рот открывать только для того, чтобы отвечать на мои вопросы, понял? — Резко произносит он, немного ослабляя хватку на одежде младшего. Пак осторожно кивает, и у Мина конкретно срывает крышу.       — Во-первых, какого, прости, хуя, ты ведёшь себя, как… как последняя шлюха?! — Выплёвывает он, умом понимая, что потом будет жалеть о каждом слове, произнесённом сейчас, ведь Чимин уже в начале «разговора» готов разреветься, — тебе реально доставляет удовольствие обжиматься с Чонгуком, Тэхёном, Намджуном, да со всеми?! Это блять, по-твоему, нормально? Отвечай! — Нет, Юнги не кричит, он просто очень метко, обидно и больно для младшего шипит все эти фразы.       — Я не… — голос Пака дрожит, а он сам из последних сил сдерживается, чтобы не заплакать, — почему, хён? Это слишком, — шепчет он, закусывая нижнюю губу, тем самым отвлекая себя от накатывающей истерики.       — Ты не ответил на мой вопрос, — констатирует Мин, перемещая руки на стену.       — Я не обжимаюсь с ними, — тихо произносит блондин, стараясь не смотреть на старшего, хотя смотреть на его тело тоже не лучший вариант.       — Ты как раз это и делаешь, — усмехается Юнги, — скажи честно, ты же с кем-то из них встречаешься? — С вызовом в голосе спрашивает он, и Пак поднимает на него удивлённый взгляд, — с кем? С Чонгуком? С Хосоком? Может, с Намджуном? Ты очень мило ведёшь себя рядом с ним, — продолжает добивать его старший.       — Ты в своём уме, хён? — Неверяще произносит Чимин, — они для меня, как братья, я не смогу так, и… С чего ты взял, что я гей? — Добавляет он, убавив звук к концу фразы, — я вообще не понимаю, почему ты говоришь сейчас такие вещи, — с обидой в голосе говорит он, поднимая глаза и натыкаясь на лёд во взгляде Юнги.       — Не понимаешь? Я объясню, — всё ещё сурово отвечает Мин, — ты почти никогда не ведёшь себя со мной так, как с ними. Ты только на камеру играешь хорошие отношения, но на деле практически избегаешь меня. Я не знаю, почему, но меня нереально это бесит. Я просто ненавижу, когда ты обнимаешься с ними, когда говоришь, что любишь проводить с ними время, когда смотришь на них с каким-то обожанием. Я, чёрт возьми, так ненавижу это, — выпаливает Юнги, опираясь головой на свою руку рядом с макушкой Чимина. Он уже жалеет о том, что дал волю чувствам, но молчать вечно он тоже не мог. Почему только он должен страдать?       — Хён, ты неправильно всё… — пытается оправдаться Пак, осторожно кладя руки на плечи старшего, — или… подожди, ты ревнуешь? — Улыбается он, отстраняя от себя Мина, чтобы заглянуть ему в глаза.       — Хах, размечтался, — усмехается Юнги, — кто ты мне, чтобы я тебя ревновал? — Вскидывает бровь он, понимая, что Чимин как раз-таки прав, но ему-то об этом знать не нужно.       — Любимый донсен? — Наивно предполагает Пак.       — Ага, конечно, — закатывает глаза Мин, отстраняясь, наконец, от младшего.       — Тогда кто, хён? — Не отстаёт тот, желая получить ответ. Но Юнги совершенно не знает, какой это может быть ответ. Кто для него Чимин? Просто одногруппник? Парень с красивым голосом, телом и лицом? Может быть, офигенный танцор? Это всё не то. Мин ни за что сейчас даже внутри себя не признается, кем считает этого блондина.       — Просто донсен, не любимый — я никого из вас не выделяю, — всё-таки отвечает он и разворачивается, чтобы уйти в свою комнату. А точнее — уйти от этого разговора. Уйти от себя.       — Врёшь, хён, Чонгук — твой любимый донсен, — обиженно заявляет Чимин.       — Думай, как хочешь, — не оборачиваясь, бросает Мин и заходит, наконец, в их с Джином комнату. Захлопнув дверь, не раздеваясь, ложится на кровать и вырубается. Недосып — штука серьёзная.       Долго поспать ему не удаётся. Драгоценный сон прерывает возмущённый голос Сокджина. И Мин далеко не сразу понимает, что голос вообще-то вещает что-то ему. С третьей попытки у него получается разлепить глаза, а со второй — даже принять вертикальное положение. Как после пьянки, честное слово, но он не пил уже так давно, что уже начинает забывать вкус незаменимого в трудных ситуациях Соджу.       — Ты вообще слышишь, что я говорю?! — Доносится до всё ещё сонного сознания Юнги, и он не без усилия поднимает взгляд на чёрноволосый источник звука, — ладно, повторю вопрос, — выдыхает Джин, потирая переносицу, чтобы Мину стало стыдно за то, что старший тут уже десять минут пытается ему что-то втереть, а он такой неблагодарный и плюёт на все его попытки. Но он просто не знает, что Юнги откровенно насрать на это, — ты зачем Чимина до слёз довёл? — А вот тут подождите. Насрать? Немного нет, иначе, почему его взгляд сейчас — очень осознанный и даже испуганный — впивается в лицо Кима в немом вопросе и непонимании, — что? Хочешь сказать, ты не в курсе? — Скептично интересуется Сокджин, скрестив руки на груди.       — Объясни, — просто отвечает Мин, зарываясь ладонями в волосы.       — Ты тупой или да? — Щурится Джин, и Юнги уже всерьёз хочет выставить его за дверь: Какого, собственно, хрена? Этот вопрос он и задаёт слишком довольному и спокойному Киму, — это я у тебя должен спрашивать, — продолжает язвить старший, медленно, но верно выводя Мина из себя, — я шёл от Джуна и заметил сидящего на корточках Чимина. У него тряслись плечи, и я подумал, что ему либо холодно, либо плохо. Естественно, подошёл, поднял, хотел уже скорую звать, но смотрю, у него всё лицо в слезах, щёки опухли, губы тоже (тут Мин тихо фыркает — куда уж больше?), а глаза, как у брошенного котёнка.       — Ты мне сейчас книгу пересказываешь? Давай попроще и без метафор, — прерывает его повествование Мин, поднимаясь с постели, чтобы в перспективе сделать себе кофе. Крепкий. Кружек двадцать.       — Ты ещё смеешь что-то говорить? — Задыхается в возмущении Джин, — попроще тебе? Окей, ты — сволочь, так достаточно просто? — Усмехается он и уже хочет выйти из комнаты, но останавливается, чтобы добавить, действительно, цепляющее, — даже не пытайся спрашивать у него — он тебя видеть не хочет, — хлопок бедной, ни в чём неповинной двери, и пустая растерянность в глазах Юнги — всё, что остаётся после появления Сокджина. В привычной манере Мин хочет послать всё далеко и надолго, но почему-то не может. То самое непонятное чувство в груди не даёт забить на это, противно сковывая все внутренности. Люди, вроде бы, называют это совестью, но Юнги точно знает, что у него её нет — умерла вместе с добротой, отзывчивостью и любовью.       Поэтому он игнорирует невозможность свободно дышать и всё же идёт на кухню за кофе. Не двадцать кружек, конечно, но три точно наливает, садится за пустующий стол и с наслаждением делает первый глоток. Им же и давится, потому что… Потому что Чимин. Юнги думает, что все его «потому что», «из-за» и «благодаря» всегда будут относиться только к Чимину, ну потому что (вот опять) последнюю неделю только так и происходит. А Чимин просто проходит в глубь кухни, к раковине, наливает стакан воды, залпом выпивает и, кажется, замирает. Мин не видит, — он сидит к нему спиной — но чувствует. И вот сейчас он боится одного: грустного, даже нет, не грустного — пустого, безжизненного взгляда и дрожащим голосом «за что, хён?». Но Чимин делает ему огромный подарок тем, что молча покидает полутёмную кухню. Мин не может не признаться, что даже при таком освещении заметил те самые опухшие щёки и губы. И фыркать ему уже не очень хочется. А точнее, не хочется совершенно. То самое чувство теперь накрывает его с головой, ещё и сигналы глупые в мозг подаёт в виде: «пойди за ним» ещё — «попроси прощения» и самое тупое — «обними».       Юнги, конечно же, ничего из этого не делает, а списывает это на свой любимый недосып и, залпом выпив последнюю кружку, идёт досыпать. Проходя мимо комнаты Намджуна, замечает спящего на его кровати Джина, а самого Намджуна обнаруживает на кровати Тэхёна. Мин усмехается, делает шаг в сторону и… «Стоп, а где тогда Тэхён?». Найдя наощупь дверь комнаты «ЧиХоупов», тихонько открывает её и успокаивается — Тэхён с Чонгуком на кровати Хосока, Хосок — Чимина. Всё в порядке, но… «Да вашу ж за ногу! Где теперь Чимин?». Вариантов, честно говоря, не так уж и много, так что Юнги идёт прямиком к себе, попутно матеря одногруппников — устроили неизвестно что неизвестно из чего. Система ломается, когда ни на своей, ни на джиновой кровати Чимин не находится. Вместе с системой хочет сломаться и Юнги, невольно представив не самые радужные картины того, где может находиться Чимин в час ночи, но он держится и направляется в ванную. Открывает дверь, смотрит, осматривает и убеждается, что в этом достаточно маленьком помещении спрятаться сложно, так что если он не увидел Пака сразу — через пять минут он вряд ли появится.       Блондин обнаруживается в гостиной. На диване. И как Мин сразу не подумал об этом? Он хочет развернуться и уйти, наконец, спать, но уже знакомое внутреннее чувство подталкивает его ближе к красному мягкому предмету мебели. И не зря, ведь спящий Чимин того стоит: маленькие ручки, сжимающие край тонкого пледа, мягкие волосы со спадающей на глаза чёлкой (Мин знает, что мягкие, Мин проверял. Случайно) и надутые губки. Милота, одним словом. Но только для нас, для Юнги — неопытное дитё, ужасно бесящее его. Поэтому Мин тихо выдыхает, сдерживая свой порыв прикоснуться к парню, и возвращается к себе. В который раз за день ложится на кровать и… ничего. Сон пропадает абсолютно, и вместо него приходят мысли. Тяжёлые такие, скачущие с темы на тему, избегающие самого главного. Когда для Юнги отношения с Чимином стали главным, он не знает. Но факт остаётся фактом, а остальные парни, похоже, объявили ему бойкот. Спасибо, скорее всего, нужно будет сказать Джину, но чуть позже, когда проснётся. А вот что делать с Чимином Мин понятия не имеет. Он сто раз ругался с каждым из ребят и столько же извинялся и принимал извинения, но только не с Чимином — никогда не было повода. Даже если бесил сильно, Юнги всегда молча уходил или смотрел. Убийственно так, что у того желание бесить мгновенно пропадало. А сейчас вот непонятно, что произошло. Понятно только то, что Мин сорвался, просто не выдержал и высказал — он же тоже не робот, чтобы вечно оставаться спокойным. Но за свою слабость ему теперь придётся расплатиться, похоже, очень многим. Не страшно, страшнее не увидеть больше света в глазах блондина.       Дверь открывается настолько тихо, что Юнги не сразу понимает, что кто-то зашёл в комнату. А когда всё-таки замечает чьё-то присутствие, не реагирует — скорее всего, Джин. Проходит около пяти минут, но «Джин» не ложится, не говорит, даже не двигается, одним словом — не делает ничего из того, что мог бы делать. Мин настораживается и открывает глаза. На пороге топчется Чимин. Собственной персоной. С закрытыми глазами. «Чёрт!» — мелькает в голове Юнги чуть позже, чем он подлетает к Паку, который за малым не спотыкается об ножку стула. Старший успевает схватить его за плечи, но не успевает рассчитать силу своего благородного поступка, поэтому летит на пол вместе с ним. Единственное, что делает ради спасения младшего — подставляет полу свою спину. Удар оказывается неслабым, а лежащий сверху Пак только усугубляет ситуацию.       — Мм, что я… Где… — хотя нет, усугубляет именно в этот момент, не раньше. Хмурится, сонно моргает, пытается сфокусировать взгляд хоть на чём-нибудь, но в темноте это сделать немного сложнее, чем обычно. Когда всё же фокусирует — затыкается. С широко распахнутыми глазами. Юнги, к слову, тоже несколько минут приходит в себя после свидания с ламинатом и в ответ смотрит немного укоризненно. Оба молчат. Мин думает, что нужно как-то сворачиваться *кхм* подниматься и, может быть, извиниться за всё сразу, но вместо этого пялится на приоткрытый рот Пака. Да-да на те самые /о господи блять/ губы. А Чимин неизвестно о чём думает, но за какие-то пять секунд его взгляд меняется раз двадцать. Останавливается он на эмоции «смущение». Очень здорово.       — Может, слезешь? — Усмехается Юнги, сразу сваливая вину на младшего. На самом деле, не хочет он, чтобы тот слазил, но не очень же как-то, согласитесь?       — А? Ой, прости, хён, я… — у Чимина, похоже, любимое дело — не заканчивать предложения, давая возможность собеседнику самому додумать продолжение. Мин раздражается, но не сильно, поэтому, когда блондин встаёт и, протянув свою ру (ч)ку, помогает подняться самому Юнги, он не отпускает его ладонь. Держит, заставляя посмотреть на него. Чимин сдаётся и смотрит, только уже не смущённо, как несколько секунд назад, а обиженно. Как маленький ребёнок, у которого забрали игрушку. Мин еле сдерживается от смешка. Он тут себе уже и ненависть навыдумывал, и холод в глазах, и злость, и безразличие, а тут…       — Ты снова лунатишь? — Вместо всех «извини», «прости», «я не хотел», крутящихся на языке, выдаёт Юнги и хочет медаль себе вручить за самый оригинальный вопрос в такой ситуации. Хотя, вряд ли у кого-то ещё может быть такая ситуация.       — Ч-что? — Пак не понимает. И правильно, наверное, никто бы не понял, но он — больше всех, — что? Подожди, что? — Браво, Чимин, одного «что» Юнги было явно мало.       — Ты пришёл ко мне с закрытыми глазами и чуть не навернулся, поэтому проснулся именно в том положении, в котором проснулся, — спокойно поясняет Мин, наблюдая за очень сложными мыслительными процессами, происходящими в голове блондина и отражающимися на его лице.       — Я даже не помню, хён, — процессы, похоже, дали сбой, — спасибо за то, что… — он снова не заканчивает, но на этот раз, подбирая слова, — помог, — выбирает он самый нейтральный вариант и поднимает благодарный взгляд на старшего.       — Не за что, — невозмутимо бросает Юнги, хотя мог бы сказать кое-что и поважнее этого.       — Ладно, прости, хён, я пойду, — тушуется младший, стараясь осторожно высвободить свою ладошку из захвата. Крепкого такого захвата.       — Куда? — А нет, медаль нужна именно за этот вопрос. Действительно, куда может пойти Чимин, находясь в чужой комнате и имея при этом свою?       — Мм, к себе? — Предполагает Пак, пугаясь такой разительной разницы в поведении старшего.       — У тебя все кровати заняты, — усмехается Мин, похоже, приклеившийся к ру (ч)ке блондина, — оставайся тут, ляжешь на кровать Джина и поспишь нормально, на нашем диване только бомжам стелить, — фыркает он и, наконец, отпускает бедного парня, чтобы расправить ему постель.       — Не нужно, хён, я там посплю, — взволнованно говорит Пак, хватаясь за край одеяла, которое Мин как раз собирался расстелить. Он ожидал этого? Нет, поэтому дёргает слишком сильно, заваливаясь на кровать. Чимин не успевает удержать равновесие и летит прямо на старшего. Ещё более нелепой ситуации никто и представить не мог. Второй раз за несколько минут Пак оказывается сверху. «Не по канону» — проносится у старшего в голове, и он очень хочет врезать себе за такие мысли, но на нём всё ещё лежит Чимин. И вставать, кажется, не собирается от слова «совсем».       — Эй, ты там уснул что ли? — Спрашивает Мин, пытаясь заглянуть в лицо младшего, который, как упал, так и расплылся на тельце Юнги, — блин, серьёзно? — Смеётся Мин (реально смеётся) и осторожно взяв Чимина за плечи, встаёт, мягко прижимая его к себе. Пак, и правда, уснул и теперь кажется безвольной куклой в руках старшего. Юнги поднимает блондина на руки и аккуратно кладёт на кровать. Тот сразу же удобно устраивается на мягкой поверхности, сворачиваясь клубочком. В голове Мина невольно всплывает фраза Джина «глаза как у брошенного котёнка». Да не только глаза, всё его существо напоминает Юнги котёнка. И не в первый раз, кстати. Фыркнув, Мин накидывает на младшего то самое одеяло и, укутав его, возвращается на свою кровать.       Выспаться в такой редкий выходной Юнги уже не надеется, потому что среди ночи (если можно так назвать пять часов утра) он просыпается от нехватки воздуха и онемения во всех конечностях. Резко распахнув глаза, он пытается сообразить, что происходит и почему ему внезапно стало трудно дышать. Скосив взгляд немного ниже уровня стены, Мин видит то, от чего его тело невольно напрягается, глаза расширяются, а сердце почему-то начинает стучать быстрее, чем обычно. Чимин. Пак-грёбаный-Чимин лежит на его кровати, вместе с ним и обнимает его настолько крепко и сильно, что его лёгким действительно не хватает сил на глубокий вдох. Юнги не особо нравится перспектива умереть таким способом, — пусть и от рук Чимина — жить он пока хочет больше, поэтому, заведя руку за спину, расцепляет замок из пальцев младшего вокруг своей груди и чуть отодвигается к стене, несколько раз жадно вдыхая кислород. Пак даже ухом не ведёт — раз забрали такую мягкую подушку в виде человеческого тела, значит так надо. Мин тихо усмехается и хочет хотя бы попробовать вернуться в царство Морфея, но зависает. Кладёт руку под голову, смотрит на Чимина и зависает. Это же первый раз, когда они вместе спят. Блондин ночевал абсолютно у всех мемберов, кроме Юнги. А сегодня вот знаменательный день. Мин даже подумывает над тем, чтобы обвести его красным маркером в календаре. А пока он над этим думает, Чимин просыпается. Медленно открывает глаза, жмурится от света, облизывает /чтоб их боже/ розовые губы и смотрит. На Юнги смотрит, а потом тянется своей ру (ч)кой к нему и /о господи [7]/ прикасается пальчиками к его лицу. Улыбается. Довольно так, как будто это лучшее, что он делал в жизни. А Мин тормозит конкретно, молчит и пытается понять: нравится ли ему это или нет. Душа и сердце орут «да», а вот мозг с ними не согласен, ведь «что это ещё за нежности от парня парню, да ещё и от Чимина».       — Доброе утро, хён, — Юнги думал, что ещё милее Чимин улыбнуться не сможет… Ошибался.       — Ага, — а что ещё можно выдавить из себя, когда мягкая ладошка всё ещё находится на твоей щеке (тоже мягкой, но Мин этого никогда не признает), а хитрый взгляд смотрит прямо в душу?       — Я просто замёрз ночью и подумал, что ты не сильно разозлишься, если я лягу к тебе, но если ты всё-таки разозлился, то я могу что-нибудь сделать, чтобы загладить свою вину, — а вот здесь Юнги конкретно ведёт. Чимин никогда не говорил с ним такими длинными предложениями, так серьёзно, так искренне и так… нормально, что ли. Пак же всегда «специально придуривается в его присутствии», не забыли?       — Нет, всё нормально, — Мин отводит взгляд, стараясь не думать о том, что мог бы воспользоваться ситуацией и что-нибудь потребовать в качестве извинений.       — Точно? — Спрашивает Чимин и «нет, не точно, на самом деле, мне было пиздец как неудобно спать, потому что я никогда блять не спал ни с кем в одной постели, и я чуть не сдох из-за твоих «нежных» объятий, а сейчас хочу тебя за это… Вообще, можно не продолжать, но, чёрт, убить. Просто убить, ничего больше».       — Да, — твёрдый кивок вместо того, что реально хочется сказать, и Юнги встаёт с кровати, чтобы опять в перспективе налить себе пятьдесят кружек кофе.       — Хён, — Чимин встаёт следом за ним и останавливает за руку, прежде чем Мин успеет выйти за дверь, — ты… ты правда… — снова любимая привычка и бегающий взгляд.       — Что я «правда»? — Закатывает глаза Юнги, — пошли на кухню, если я сейчас не выпью кофе, то сдохну, а если не сдохну сам, прикончу тебя, — усмехается он и, дождавшись короткого кивка от младшего, идёт прямиком к кофеварке, в которой ещё с ночи остался спасительный напиток, — тебе налить? — Интересуется Мин, замечая, что Пак как-то неловко себя чувствует.       — Нет, спасибо, я не очень люблю кофе, ты же знаешь, — лёгкая улыбка трогает губы младшего, и он всё-таки решается, — хён, я хотел спросить, — на секунду он снова останавливается, кинув быстрый взгляд на Юнги, — ты правда считаешь меня шлюхой? — Зажмурив глаза, выпаливает он, краснея так, как будто сделал что-то очень смущающе-развратное. Мин за время душевных терзаний Чимина успевает налить себе кружечку пробуждающего кофейка и как раз собирается отхлебнуть чуть-чуть. Снова давится. И всё по той же причине, что и в прошлый раз.       — Ч-что? — Запинается он, ставя бокал на стол позади себя. От греха подальше.       — Ну… Ты сказал тогда в коридоре, что… Я веду себя, как… — договорить Юнги ему не позволяет.       — Я понял. Нет, я не имел в виду то, что ты шлюха, просто… Эмоции, — отмазывается он, но Чимина это не сильно успокаивает, — я хотел сказать, что ты слишком откровенно ведёшь себя со всеми участниками. Так не пойдёт. Я знаю, что тебя все любят и так далее, просто, со стороны это выглядит… странно, — опустив слово «отвратительно» добавляет Мин, молясь, чтобы его несвязная речь не прозвучала слишком подозрительно.       — Но, хён, мы же все друг другу даже ближе, чем братья, почему я должен сдерживать себя? — Но именно так она и звучит для Пака.       — Юнги! Я тебе не доходчиво сказал о том, чтобы ты даже не подходил к нему, какого чёрта? — Очень вовремя встревает (на всех парах влетает) в их разговор Джин и, в один шаг оказавшись рядом с Чимином, хватает его за руку, — Чиминни, выйди на пять секунд, я сейчас подойду, — его голос за какую-то миллисекунду меняется с гневного до мамочкиного. Юнги по-привычке фыркает. Ошарашенный Чимин выходит из кухни.       — Хён, ты нормальный вообще? — Беззлобно произносит Мин, снова беря в руки кружку, как только Сокджин возвращает своё внимание ему.       — Я как раз в порядке, а вот ты, я смотрю, с головой вообще не дружишь! — Шипит Джин, кажется, надеясь этим напугать или взбесить Юнги, но тому только смеяться хочется, — начерта ты опять с ним начал про это говорить? Да и вообще говорить? Я запретил тебе!       — А ты мне кто, чтобы запрещать? Это, во-первых. Во-вторых, сейчас разговор начал не я, а он и, в-третьих, хён, может, ты успокоишься уже и оставишь меня в покое? Я сам разберусь с этим, — спокойно отвечает Мин, медленно попивая кофе.       — Во-первых, я твой хён и друг, поэтому имею полное право, во-вторых, ты не знаешь того, что знаю я, так что молча прислушивайся к моим словам и, в-третьих, постарайся не контактировать с Чимином хотя бы неделю, а то последствия будут не самые приятные, — скопировав его манеру, говорит Джин и направляется к двери. Сил спорить с ним у Юнги нет, поэтому он спокойно провожает его взглядом, допивает кофе и тоже выходит из кухни. Проходя мимо комнаты Намджуна, он замечает, что тот уже не спит и даже увлечённо что-то строчит в блокноте.       — Джун, утречка, — произносит Мин, присаживаясь рядом с ним.       — О, Юнги-хён, ты вовремя, — улыбается тот и протягивает ему этот блокнот, — глянь, набросок пока, но, может, из этого можно что-нибудь сделать? — Юнги быстро пробегает взглядом по написанным и, похоже, сто раз переписанным строчкам и поднимает глаза.       — Круто, — улыбается он, возвращая записи, — и вписывается в наш концепт, молодец, — хвалит он, уже мысленно придумывая примерный бит к новому трэку.       — Спасибо, — облегчённо выдыхает Намджун.       — Слушай, я хотел поговорить с тобой, — начинает Мин, отводя взгляд.       — О Чимине? — С готовностью спрашивает Джун.       — Откуда ты… — не понимает Юнги: он настолько очевиден?       — У меня Джин ночевал, ты же видел, — усмехается Ким и закрывает дверь. На ключ. Мало ли, — рассказывай, — голосом психолога произносит он и садится напротив Юнги.       — Рассказывать особо нечего, — ведёт плечами тот, внезапно осознавая, что идея поговорить с Джуном была не такой и прекрасной, — окей, просто скажу тебе, что чувствую, может, хоть ты объяснишь мне, что это за дерьмо, — смеётся он и рассказывает, — меня просто нереально выбешивает то, как Чимин ко всем липнет. Просто почему? Зачем? Что с ним не так? Сегодня он с Чонгуком сюсюкается и обнимается, завтра — с Тэхёном, послезавтра — с тобой, например, а иногда и за один день со всеми. Это нормально вообще? Ладно это. Но почему он ко мне не подходит? Ты же помнишь, как мы сдружились после дебюта, а потом, спустя несколько месяцев, он вообще от меня отдалился. Не могу сказать, что меня это так сильно напрягает, но не нравится точно, — на одном дыхании, пока не передумал, выпаливает Мин, и к концу тирады у него в голове появляются некоторые странные мысли. Подумает он о них, конечно, не сейчас.       — Хён, Чимин просто очень милый, добрый, общительный и отзывчивый, поэтому все его очень сильно любят и оттолкнуть просто не могут, в том числе и я, — смеётся Джун, — ему не хватает любви и внимания, я говорил это как-то на трансляции, но не от фанатов или нас, а от того человека, который бы полюбил его всего и по-настоящему, — слишком многозначительно произносит он, смотря Юнги в глаза и пытаясь увидеть там какой-то ответ на свой вопрос. Видимо, находит потому, что улыбается и перестаёт сканировать взглядом глаза Мина, — а насчёт тебя… По-моему, это не он виноват, а ты, хён, — заявляет Ким, отчего брови Юнги ползут вверх, — мы все заметили, что ты побоялся подпустить его к себе слишком близко. Ты и Чимин — два абсолютно разных человека. Противоположности. Антиподы. Называй, как хочешь, но это факт. Именно поэтому вам так сложно найти общий язык, но есть один выход. Тебе стоит повнимательнее присмотреться к нему, к тому, как он к тебе относится и тогда ты, может, заметишь кое-что, что заметили уже все, кроме вас, наверное, — философствует Намджун, проверяя, всё ли взял, — а теперь, поехали — KBS ждать не будет, — усмехается он и выходит из комнаты. Юнги обещает себе подумать над его словами в машине или в любое свободное время, возвращается в свою комнату и, быстро переодевшись, спускается в «любимый» фургон.       — Хён, я тебе твоё место забил, — на всю машину выкрикивает Чимин, хлопая ладошкой по сидению рядом с собой, когда замечает появившегося в автомобиле Юнги.       — Кстати, ты не думал над тем, что он тебе просто нравится? — Шепчет Мину на ухо Джун, прежде чем тот садится на предложенное место. Глаза Юнги следуют недавнему примеру глаз Чимина и тоже хотят приблизиться к европейскому размеру, но он вовремя берёт себя в руки и, словив предупреждающий взгляд от Джина, как всегда фыркает, вставляя в уши наушники. Менеджер оглашает список мероприятий на сегодняшний день и стартует с места.       Качая в такт песни Camila Cabello — Havana, Мин раз за разом прокручивает в голове фразу Намджуна. Он бы, возможно, и послал его, если бы не один нюанс — Намджун видит больше, чем кто-либо в их группе. Только благодаря ему им всем удаётся избегать серьёзных ссор и скандалов. Он ужасно проницательный и внимательный. Поэтому Юнги не может не задуматься над его вопросом. Музыка меняется на NF — Real, и Мин немного отвлекается от происходящего вокруг, слушая немного агрессивный, но божественный рэп. В реальность он возвращается только когда чувствует, как кто-то дёргает его за рукав чёрной худи.       — Приехали, хён, — улыбается Чимин. Его улыбка волшебным образом заставляет Мина понять и принять то, что они уже эти этапы доказывания своей значимости людям прошли и впереди теперь полная свобода. Он встряхивает головой, отгоняя депрессивные мысли, и выходит из машины. А дальше начинается какой-то лютый пиздец. По-другому Мин просто не сможет охарактеризовать это.

/~/~/~/

Inkigayo:       Во время записи DNA Чимин на протяжении всего танца смотрит исключительно на Юнги, в их совместной части вцепляется в его руку настолько сильно, что Мин еле успевает вырвать её и не завалить выступление; в тот момент, когда поёт Джин, а все мемберы уставляются на Пака, и тот должен что-то делать, он делает то, от чего глаза расширяются не только у Юнги: он пошло облизывает свои блядские губы и посылает воздушный поцелуй без рук в сторону Мина, смотря при этом строго ему в глаза. Старший до конца дня не понимает, для чего все эти действия. В конце дня тоже.       К Чимину, как и сказал Джин, он не подходит. Run, BTS:       Получив на руки карточки с определением команды, Юнги видит, что они с Чимином (по счастливой случайности или по воле судьбы) оказываются в одной. Весь выпуск Мин хочет выйти в очень полюбившееся окно. Или даже сброситься с ближайшего дивана. Но, к его сожалению, ни окон, ни диванов вокруг не наблюдается. А дело в том, что Пак, как мы уже знаем, грёбаный Чимин при любом удобном случае липнет к Мину, хватает его за руки, виснет на плечах, обнимает его, чёрт возьми, и /о господи [8]/ смотрит на него так, как будто в его невинном (Мин уверен, Мин не проверял, но уверен) сознании происходят такие вещи, которые обычно представляют миру с пометкой 18, а то и все 21+.       К самому Чимину Юнги по-прежнему не подходит. BTS' Personality Concert:       Приветствие фанатов, первые две песни и первые два блока разговоров проходят хорошо. Чимин стоит в противоположной от Юнги стороне и даже участвует в обсуждениях различных вопросов, которые затрагивает Намджун. Сам Мин старательно не обращает на Пака внимания, рассказывая всякие интересные случаи, которые с ними происходили. Когда он уже расслабляется и радуется тому, что блондину, наконец, надоело его трогать, тот напоминает о своём существовании. Во время перерыва он в гримёрке подлетает к Юнги и осыпает его кучей вопросов заботливого характера:       — Хён, ты не устал? Тебе сделать массаж? Может, пить хочешь? А есть? Тебе не жарко? Не холодно? — Мин стойко выдерживает весь этот шквал внезапного внимания и отвечает, на удивление, спокойно.       — Всё нормально, для этого у нас есть стафф, если ты забыл, — хмыкает он, хотя на самом деле, очень даже не против получить от Чимина массаж. И не только.       Дальше — больше. Через несколько песен снова наступает время разговоров, и Хосок спрашивает у зала, что бы они хотели увидеть. Звучит очень много предложений и желаний, но выбирает он только три: какой-нибудь припев а’капелла от Чонгука, кусочек рэпа от Тэхёна и мини-секси-танец от Чимина. На последнем у всех участников начинает дёргаться глаз. У Юнги тоже. Особенно у Юнги. Первые двое быстро справляются со своими заданиями, и, когда очередь доходит до Пака, все замирают. Чимин медленно проходит на середину сцены, встаёт в наиболее удачную позу и даёт сигнал звукооператору включить любую музыку. Оператор выбирает Blood, Sweat & Tears, но блондин не танцует заученную хореографию, а начинает импровизировать. Нефигово так импровизировать. Прогибается в спине, опускается на колени, затем плавной волной отклоняется назад и смотрит /не трудно догадаться/ прямо в глаза Юнги. После поднимает руку и в такт мелодии ведёт ладонью от губ до своей ширинки, вызывая визг и крики фанатов и восторженные возгласы мемберов. Но его это всё, похоже, не устраивает — ему нужен восторг конкретного человека, который, к слову, думает над тем, как выдержать остальную часть концерта и не сбежать раньше в туалет, ибо «Пак. Грёбаный. Чимин. Я, блять, убью тебя». Блондин резким движением поднимается на ноги и поворачивается спиной к публике, затем чуть отставляет левую ногу, скидывает на согнутые в локтях руки свою кожанку, оголяя плечи, поднимает эту самую ногу и /о господи [9]/ несколько раз трахает воздух. По-другому и не выразишься. Юнги давится вдохом или выдохом — не так важно, и пытается не отвести глаз от слишком пристального и пошлого взгляда младшего. Получается, откровенно говоря, хреново, и он всё же отдаёт предпочтение гладкому полу, чем вот этому вот зрелищу.       — Хён, я плохо справился? — Закончив своё «выступление», невинно шепчет Чимин Юнги на ухо, и тот уже реально подумывает над звонком психологу или сразу психиатру. Как этот ребёнок может быть таким двуличным?       — Я бы тебе ответил, но не буду, — цедит Мин сквозь зубы, невольно засматриваясь на взмокшего, раскрасневшегося Пака. Капля пота медленно стекает по его виску, от физической нагрузки губы увеличились в пару раз, а его грудь от глубокого дыхания поднимается выше, чем обычно, отчего чёрная майка облепляет рельефные мышцы. Любой бы засмотрелся.       — Плохо, да? — Расстроенно произносит Чимин, закусывая нижнюю губу. Юнги уже мало что соображает и разбираться в своих мыслях: «Господи, это нормально, что я хочу поцеловать его?» совершенно не собирается. Он вообще в последнее время заимел привычку откладывать все рассуждения на «потом», потому что если начнёт в них копаться сразу, то точно сойдёт с ума.       — Нет, нормально, ты молодец, — через силу улыбается Мин и даже треплет младшего по волосам. Тот довольно жмурится, фанатки неистово пищат, а у него в голове ярким текстом: «Да какой там поцеловать, я блять его уже выебать хочу — вот это нормально?». Здравый смысл, остатки натуральности и гордость шепчут: «нет», «вообще нет» и «засунь себе эту мысль в задницу и даже не смей думать об этом», но вот какое-то новое, осторожное, тёплое чувство внутри тихо всех затыкает и нежно так мурлычет: «да, всё в порядке, он же сам тебя провоцирует». Мин пугается всего происходящего в своём сознании и до окончания концерта заставляет себя забыть обо всех своих проблемах.       С Чимином он решает разобраться чуть позже. Ведь Джин свой запрет всё ещё не отменил. Interview for journal:       — Нас часто просят о том, чтобы мы узнали у BTS, кого каждый из участников выберет в качестве своего фаворита или того, на кого он хотел бы ровняться. Только исключительно из других мемберов, не зарубежных артистов, — в середине интервью заявляет ведущий, и все дружно начинают переглядываться и обдумывать ответ.       — Намджун-щи, — первым выкрикивает Джин и получает от Джуна пятюню и благодарную улыбку.       — Оо, а можешь кратко объяснить свой выбор? — Хитро улыбается интервьюер, и передаёт Киму микрофон.       — Да, конечно, Рэп Мо… Ой, то есть, Арэм, ахах, прости, всегда забываю, — смеётся Сокджин, пока остальные судорожно пытаются сформулировать свои ответы, — так вот, он прекрасный лидер, отличный собеседник, бесподобный исполнитель и просто хороший человек, — улыбается Джин, смущая этим и так смущённого Намджуна.       — Прекрасно, — говорит MC и просит передать микрофон следующему участнику.       — Я назову Хосоки-хёна, — квадратно улыбается Тэхён, — потому, что он очень яркий, светлый, весёлый, и с ним никогда не бывает скучно, — поясняет он и передаёт слово Чонгуку. Тот, кстати, успевает тихо шепнуть ему обиженное: «А со мной, значит, бывает скучно?». Тэ только мило улыбается и качает головой.       — Для меня все хёны очень важны, и ровняться я хочу на них всех, выбрать очень сложно, — улыбается Гук, чем вызывает умилительные возгласы мемберов, — поэтому я не буду никого выделять и скажу, что каждый из них — мой фаворит, — смеётся он, и остальные парни еле сдерживаются, чтобы не накинуться на него с объятиями — всё-таки их макнэ такой милый.       — Чонгуки, конечно, прав, но лично моим фаворитом является один человек — Юнги-хён, — с довольной улыбкой заявляет Чимин, посылая Мину взгляды, полные обожания. Тот, естественно, в их искренность не верит, — он очень серьёзный, ответственный, внимательный и добрый хён, — вещает Пак, и Юнги вместе с Намджуном стараются не засмеяться в голос — он сейчас точно Юнги описывает? — Ещё он очень красивый, хоть и не вписывается в привычные стандарты красоты, — смеётся блондин, и вот тут Мин действительно смущается. Чимин считает его красивым. Остановите планету, пожалуйста, — но самое лучшее, что мне в нём нравится, думаю, многие Арми со мной согласятся, — это его голос. То, как он читает рэп — непередаваемо круто, — восхищённо завершает свою речь Чимин и отдаёт микрофон Чонгуку, а через того уже Намджуну.       — Ваа, Чиминни, ты так классно описал Шугу-хёна, что тот смутился, — смеётся Джун, разряжая немного напряжённую обстановку. Юнги в своей манере что-то протестующе фырчит, но Ким быстренько заминает эту тему, — мм, честно говоря, я полностью солидарен с нашим золотым макнэ и выбирать кого-то конкретного не буду, я люблю всех парней одинаково, — снова смеётся он, давая возможность Хосоку сказать пару слов.       — А я выберу Чимина, — улыбается Чон, — он очень милый, отзывчивый, дружелюбный и просто ангел, — в голос смеётся он, и очередь, наконец, доходит до Юнги.       — Я бы тоже не стал никого выделять, ведь мы все очень усердно работаем и относимся друг к другу очень хорошо. Да, кто-то с кем-то общается чуть меньше, чем с другими, — взгляд на Тэхёна и Чонгука, — а кто-то, наоборот, близок со всей группой, — взгляд на Чимина, — но, в любом случае, мы все очень дорожим друг другом и, надеюсь, будем вместе, если не вечность, то всю жизнь точно, — пафосно выпаливает он, получая одобрительные и восторженные оханья и протяжные «вааа» от всех присутствующих. Чимин кидает на него немного обиженный взгляд, а после интервью, пока все переодеваются, специально перед ним бросается на шею Хосоку, благодаря его за то, что он выбрал его. Мин только фыркает на это и, отвернувшись от этих двоих, снимает с себя рубашку, выбранную стилистами и совершенно не нравящуюся ему самому.       — Хён, — слышит он сзади и внезапно чувствует тёплую руку, опустившуюся на его (голое, между прочим) плечо, — Намджун-хён сказал, чтобы мы обсудили примерный концепт для шоу, на которое сейчас поедем, — говорит Чимин и медленно скользит ладонью по спине старшего, вызывая у него несколько стаек мурашек и желание припечатать его самого к стене.       — Обсудим, только руку убери, — серьёзно произносит Юнги и ловит весёлые искорки в глазах Пака. «Блять».              — Хочу сделать тебе массаж, ты же устал, хён, — ухмыляется тот и действительно принимается разминать его плечи и шею.       — Я не просил тебя об этом, — звучит довольно грубо, но, когда у тебя на эти действия реагирует кое-что ниже пояса, звучать будет ещё и не так.       — Не будь букой, хён, ты сам сказал, что мы все друг друга любим, — улыбается Чимин и кладёт голову старшему на плечо, заглядывая ему в глаза. Руки осторожно перемещает на его (по-прежнему голую) талию.       — Во-первых, я сказал не так, а, во-вторых, дай мне уже спокойно одеться, мне холодно, вообще-то, — достаточно спокойно говорит Мин, заставляя себя отлипнуть от всё ещё притягательных губ, находящихся от его лица всего в паре сантиметров.       — Конечно, хён, — улыбается тот и вместо того, чтобы отойти, обвивает тельце Мина поперёк живота и притягивает к себе.       — Что ты делаешь? — Резонно спрашивает тот, замечая странные взгляды со стороны других мемберов.       — Согреваю тебя, хён, — не менее резонно отвечает Чимин, сильнее прижимаясь к нему.       — Я попросил тебя дать мне одеться, а не обнимать, — усмехается Юнги, но не признать, что каким-то волшебным образом тает в этих тёплых руках, не может.       — Ага, — отзывается Пак, даже не двигаясь с места, — хён, ты такой уютный, — выпаливает он и, покраснев от внезапного признания, прячет лицо где-то между лопаток Юнги. У того пробегает ещё тысяча стаек с мурашками от дыхания младшего, а губы растягиваются в несдержанной умилительной улыбке. Как бы он ни старался убедить себя в том, что его всё это раздражает — это не так. Внимание Чимина ему очень льстит, и, на самом деле, он бы очень хотел, чтобы тот чаще контактировал с ним, — прости, одевайся, — смущённо бормочет Пак, отстраняясь от Мина, и отходит к противоположному углу комнаты. Юнги закусывает губу, дёргает головой, стараясь не улыбнуться во все зубы и, наконец, переодевается.       Но ни в машине, ни на шоу и даже ни в общаге с Чимином он об этом не говорит и не подходит к нему, всё ещё помня запрет Джина.

/~/~/~/

      — Юнгиии, Юнгиии, вставааай, ну плииз, только ты можешь помочь, — доносится до сонного мозга Мина ранним (два часа дня) утром голос руммейта. И ладно бы только голос, ещё и руки в ход идут, стягивающие тёплое одеяло и тормошащие за плечи.       — Да что тебе нужно божеее, — хрипло тянет Юнги, машинально садясь на кровати в поисках того, чем можно было бы укрыться.       — Просыпайся, помощь твоя нужна, — безапелляционно заявляет Джин и выходит из комнаты. Мин тихо матерится, но поднимается и идёт в ванную. Более-менее приведя себя в порядок, спускается на кухню.       — Что такого серьёзного произошло, что ты разбудил меня в наш выходной ещё и так рано, — уже беззлобно усмехается Юнги и принимает из рук Сокджина кружку с любимым напитком, — и где все? — Спрашивает он, прислушиваясь к тишине вокруг.       — Мы же договорились вчера, что сегодня отметим победу на МАМА и ММА, я утром в холодильник заглянул, а там ингредиентов максимум на два салата, — встревоженно говорит Джин, показывая на разложенные на столе продукты, — Чонгука и Тэ я послал за всем, что мне нужно, Хосок с Джуном поехали на поиски формы для коржей, хочу приготовить один необычный торт, а тебя с Чимином сейчас отправлю за выпивкой — ты в этом разбираешься, а Чим поможет донести, — на одном дыхании произносит он, и Мин невольно начинает паниковать. Они с Чимином вдвоём в магазин. О боже нет.       — Доброе утро, хён, — очень кстати появляется Чимин, садясь напротив Мина, и тоже принимается за завтрак.       — Ага, — отвлечённо кивает тот, утыкаясь в свою кружку.       — Давайте шустрее доедайте и валите уже — мне место нужно, — фырчит Джин, метаясь от одного стола к другому. Юнги одним глотком допивает кофе и, поставив бокал в раковину, идёт одеваться. Решает сильно не заморачиваться и выбирает чёрные джинсы, светлую майку, сверху кожанку, чёрные кеды на ноги и тонкий шарф на шею, чтобы скрыть лицо. Чимин выглядит слегка противоположно его образу: белые джинсы, заправленная в них рубашка в голубую клетку и белые ботинки.       — Готов? — Просто так спрашивает Мин, открывая дверь. Пак только кивает, и они выходят на лестничную площадку. Юнги молча вызывает лифт и судорожно соображает, о чём они с Чимином могут разговаривать. Тем, конечно, очень много, и они могут многое обсудить, но он элементарно не знает, с чего начать. Двери лифта плавно разъезжаются в разные стороны, и они вместе проходят внутрь. Одновременно тянут ладошки к циферке 1, и их пальцы невольно соприкасаются. Вдвоём же и убирают руки. Неловко, — я нажму, — говорит Мин, и лифт, наконец, трогается с места. Тишину, повисшую в его кабинке можно уже не просто пощупать, а даже увидеть. Благо, лифт едет очень быстро, и через каких-то десять секунд парни выходят из подъезда.              — Хён, я маску забыл, — испуганно произносит Чимин, остановившись посреди оживлённой улицы и остановив за руку Юнги.       — Прекрасно, — фыркает тот и стягивает с шеи свой шарф, — стой спокойно, — командует он, когда в попытке надеть этот шарф на Пака, тот дёргается в сторону. Вернув его за руку на место, Мин мягко набрасывает тонкую ткань на плечи Чимина, а затем поднимает выше, прикрывая его губы и щёки, оставляя только глаза. Блондин, похоже, не дышит, наблюдая за осторожными движениями старшего.       — А ты, хён? — Спохватывается он, когда Мин заканчивает со своим занятием и направляется вперёд.       — Меня с моим опухшим лицом никто сейчас не узнает, — смеётся Юнги, подстраиваясь под шаг Пака.       — Где оно опухшее? — Возмущённо удивляется тот и озирается по сторонам в поисках ближайшего бутика, — ошибаешься, хён, фанаты нас узнают даже в мешке из-под картошки, — смеётся он и, заметив яркую вывеску с названием известного бренда, хватает Мина за руку и тянет туда, — поэтому мы сейчас купим по кепке и маске, — поясняет он на вопросительный взгляд старшего, который только для вида сопротивляется, — как тебе эта, хён? — Спрашивает Чимин, схватив с полки чёрную бейсболку с двумя серёжками на козырьке.       — Класс, — безэмоционально отвечает Юнги, рассматривая остальные кепки и понимая, что выбранная блондином — лучшая.              — Тогда я беру её, — улыбается Чимин и зовёт консультанта.       — У вас есть ещё чёрные бейсболки? — Спрашивает Мин у подошедшей девушки, не найдя больше ни одной тёмной расцветки.       — Сейчас посмотрю, — дежурно отвечает та и уходит на склад.       — Если она не найдёт, возьми эту, хён, я другую себе подберу, — склоняет голову набок Чимин, протягивая Мину головной убор.       — Зачем такие жертвы? — Усмехается тот, направляясь пока к маскам. Размеры у них одинаковые и предпочтения тоже, поэтому спокойно берёт две чёрных и сразу же их покупает.       — Простите, но других чёрных кепок нет, вот нашла ещё одну, но такую же, как та, — расстроенно сообщает вернувшаяся девушка, держа в руках идентичную выбранной Чимином бейсболку.       — Нам подойдёт, — за Мина отвечает Пак, принимая вещь из рук продавца. Юнги скептично смотрит на него пару секунд, но в итоге расплачивается за обе кепки.       — Вау, хён, у нас теперь есть парная одежда, — весело смеётся Чимин, выйдя из магазина и нацепляя на себя всё купленное. Юнги вот вообще не смешно. Он молча надевает бейсболку и маску и только после этого улыбается — Чимин-то теперь не видит, — ты тоже рад, хён, я же вижу! — «Чёрт, как?», — твои глаза, — хитро щурится Пак. «Точно. Блять», — хён, ничего не хочешь мне сказать? — Всё ещё улыбаясь, похоже, во весь рот заявляет блондин, медленно бредя рядом с Юнги и изредка кидая на него заинтересованные взгляды. Мин, в отличие от него, предпочитает рассматривать асфальт.       — Нет, с чего ты взял? — Искренне удивляется он, думая, что из всего, что крутится у него сейчас в голове Чимину он может сказать только: «Я не выспался и хочу спать», но это вряд ли то, что он хочет услышать.       — Ты уже неделю со мной вообще не разговариваешь, хотя выглядишь так, как будто хочешь поговорить, — задумчиво произносит Пак и чуть не врезается в фонарный столб, но с помощью Юнги уворачивается от него.       — Смотри, куда идёшь, — Мин хотел сказать это независимым или даже злым тоном, но получился обеспокоенный. Чёрт.       — А что? Боишься, что я покалечусь, и тебе придётся возиться со мной? — Фыркает Чимин, и Юнги уже всерьёз хочет отправить его домой и сходить за алкоголем самостоятельно.       — Ты идиот или да? — Усмехается он, замечая нужный магазин. Пак ничего не отвечает, но смущённо улыбается под маской — значит, Юнги всё же не плевать на него, — здравствуйте, нам две бутылки самого дорогого Макколи, две — Соджу, две — Цветочного вина и два непрозрачных пакета, — сходу говорит Мин парню за барной стойкой, опираясь на неё локтем. Чимин пробегает взглядом по его фигуре и невольно засматривается. Юнги замечает и возвращает ему такой же взгляд, от души так скользнув по его подкачанным бёдрам, обтянутым светлой тканью, и немного задержавшись на рельефном прессе, который можно различить даже под материалом рубашки, пока продавец упаковывает их покупку и смотрит с нескрываемым подозрением, — спасибо, — бросает Мин, когда перед ним появляются два тёмно-синих пакета с тремя бутылками в каждом. Расплатившись, берёт оба в руки и выходит из помещения.       — Дай один мне, хён, — недовольно просит Пак, хватаясь за ручку пакета, а заодно, и за руку Юнги.       — Сам справлюсь, — резко отвечает Мин, получив едва ощутимый разряд тока от прикосновения.       — Так, значит. Да? — Чимин останавливается, скрещивает руки на груди и смотрит с вызовом в глазах, — тогда и в общагу возвращайся сам! — Почти выкрикивает он, привлекая внимание прохожих, и, развернувшись, быстрым шагом идёт в противоположную от дома сторону. Мин раздражённо выдыхает, быстро заходит обратно в магазин, оставляет свою ношу там и, попросив присмотреть за ней, бежит за Паком.       — Стой! — Выкрикивает он, хватая младшего за запястье, тем самым не позволяя ему выскочить на проезжую часть, — ты в своём уме вообще? — С нескрываемым испугом в глазах выпаливает он и ведёт парня за собой. В тёмный переулок. От лишних взглядов и ушей, — ведёшь себя, как ребёнок! — Толкнув его к стене, зло произносит Мин, не на шутку перепугавшись за этого придурка.       — А ты, хён? — Ухмыляется тот, морщась от несильного удара о шершавую стену. Уставший и какой-то сожалеющий взгляд полностью добивает Юнги, и он недалеко отстраняется от него.       — Ладно, пойдём домой, я дам тебе один пакет, хорошо? — Действительно, как ребёнку говорит он и, получив согласный кивок, вместе с Чимином выходит на тротуар. Забрав у охреневающего с них продавца покупку, протягивает одну упаковку Паку и, поблагодарив парня, второй раз выходит из магазина. Блондин заметно сникает после случившегося и уже сто раз мысленно ругает себя за свою выходку. А Юнги всю дорогу отходит от произошедшего, по большей части стараясь не думать о том, что могло бы случиться, если бы он не остановил Чимина на краю дороги. В общагу они в итоге возвращаются молча.       — О, Макколи! — Восхищённо произносит Джин, вытаскивая бутылки на стол, — спасибо, — улыбается он, возвращаясь к готовке.       — Не за что, — пожимает плечами Мин и уже хочет вернуться в свою комнату, но замечает в гостиной Хосока, смотрящего какое-то шоу по телевизору. Решает присоединиться.       Спустя полчаса ему это надоедает. Он абсолютно не разделяет энтузиазма Чона, угорающего с любой плоской шутки в этой передаче, поэтому ретируется из помещения. Далеко уйти не может из-за /кто бы мог подумать! / Чимина. Тот очень вовремя устроил из своей комнаты зал для практики. А Юнги не может не залипать на его танцы, поэтому останавливается в дверях и, прислонившись к дверной коробке, начинает наблюдать. Блондин не замечает чужого присутствия и двигается раскованно и свободно, подстраиваясь под ритм музыки, звучащей из колонок по углам комнаты. Мин не раз ловил себя на мысли, что, когда он смотрит на танцующего Чимина, его сознание либо отключается, либо превращается в розовую жидкость, иначе как объяснить тот факт, что он сразу же забывает обо всём происходящем вокруг и видит только плавные движения младшего. Вот и сейчас до него словно сквозь вакуум доносятся слова лидера о том, что у Сокджина всё готово, и можно начинать вечеринку, но он даже не двигается с места, жадно следя за каждым шагом Пака. Очередной поворот, и Чимин, буквально, спотыкается о взгляд Юнги, теряя равновесие. И уверенность, заодно.       — Хён! — Испуганно-смущённо выпаливает блондин, хватаясь за протянутую руку.       — Джин-хён зовёт на кухню, — как ни в чём ни бывало сообщает Юнги, молясь, чтобы Чимин не заметил его судорожного дыхания и слегка подрагивающих пальцев.       — Ты давно… здесь? — Закусив губу, спрашивает Пак, похоже, что-то всё-таки заподозрив.       — Нет, только зашёл, чтобы тебя позвать, — ведёт плечами Мин и, призывая младшего кивком головы за собой, выходит в коридор. Блондин понимающе кивает и идёт следом.       — Только вас и ждём! — Недовольно говорит Джин, когда парни переступают порог кухни, — садитесь, и начнём, — смягчается он, указывая на два соседних места в середине стола.       — Давайте сначала выпьем за победу, а потом уже будем есть? — Предлагает Намджун, дождавшись, пока все удобно устроятся и возьмут в руки бокалы с Макколи, — во-первых, хочу сказать вам всем спасибо, парни, просто за то, что вы есть, — улыбается он, вызывая всеобщее умиление, — во-вторых, поздравляю нас с такими значимыми наградами, как Daesang и Global Artist, ну и, в-третьих, давайте будем и дальше стараться и двигаться в том же направлении! Файтин, Bangtan! — Громко завершает он свой тост, и все под не менее громкие одобрительные и восторженные возгласы друг друга чокаются бокалами и до дна выпивают их содержимое.       Дальше начинается самое веселье. Игры на лучший тост, шутеечки — смешные и не очень, обсуждение планов на будущее и, конечно же, пьяные сентиментальные разговоры. В разгар праздничка Чимин уже перестаёт себя контролировать (но он выпил всего два бокала) и, смеясь с любого слова, вешается на Юнги. То руки ему на плечи закинет, одаривая его слух своим /сладким/ смехом, то голову на плечо уложит (любимое, похоже), то ладошкой хлопает по его бёдрам. Это вообще отдельная тема. В общем, для Мина вечеринка проходит в напряжённом состоянии, но постепенно и оно отступает. С каждым глотком алкоголя, если быть совсем честным. Вот когда перестаёт контролировать себя Юнги, тогда все настораживаются и понимают, что пора заканчивать посиделки, ведь Мин очень редко позволяет себе напиться. Часы светят часом ночи, хотя всем казалось, что прошла максимум пара часиков, и мемберы дружно поднимаются со своих мест. На посуду все также дружно забивают и плетутся по своим комнатам. Хосока, правда, приходится силой оттаскивать от телевизора, чтобы он не осуществил свою идею включить караоке. Чонгуку вообще пить не дали, поэтому он в отместку весь вечер снимал творившееся на кухне безобразие, пополняя свою коллекцию компромата на друзей, а сейчас нагло ухмыляясь, прошмыгивает в свою комнату, чтобы перекинуть свеженький материал на компьютер. Намджун уговорами заставляет Тэхёна отстать от макнэ и пойти за ним в их комнату. Джин сам спокойненько направляется к своей постельке, ему и говорить ничего не надо. Чимин до сих пор посмеивается с мелькающих у него в голове шуточек и заваливается на диван в гостиной. Снова. «Своей комнаты что ли нет?» — краем вусмерть пьяного мозга думает Юнги и по стеночке добирается до ванной. Быстро умывается, а, когда выходит — забывает, куда хотел пойти. Идёт обратно на кухню. Во всей общаге повисает уютная тишина, и Мин со слипающимися глазами доползает только до жёсткого диванчика. На нём и вырубается.       Среди ночи он резко подрывается на своём спальном месте и чувствует острую, почти жизненно важную, необходимость позвонить Намджуну (и плевать, что он находится в соседней комнате), чтобы спросить, что ему делать с Чимином. Это единственное, о чём он думал во время своего пьяного сна. Он кое-что придумал, но теперь ему нужно спросить об этом у кого-нибудь умного. У кого-то, кого зовут Намджун и никак иначе. Перед глазами всё плывёт, но Мин со стойкостью оловянного солдатика выуживает из заднего кармана джинсов телефон и, кое-как найдя номер Джуна в «контактах», жмёт на кнопку вызова. Раздаются три протяжных гудка, прежде чем на том конце отвечают сонным «мм».       — Джун, слушай и не перебивай, — сходу выпаливает Юнги, чтобы не растерять своего боевого настроя, — я хочу поговорить с Чимином, сказать ему обо всём, но не знаю, как. Если бы он сейчас был здесь, я, наверное, не сдержался бы и всё ему рассказал. Только он спит и… — договорить он не успевает, потому что в телефоне слышатся короткие звуковые сигналы, обозначающие разрыв связи. Непонимающе уставившись на экран смартфона, Мин думает: убить Намджуна сейчас или подождать до утра.       — Рассказывай, хён, — звучит прямо над ухом Юнги голосом человека, которого он ожидал увидеть меньше всего.       — Что ты здесь… — начинает Мин, но его даже не слушают и, молча схватив за руку, поднимают на ноги. Юнги мгновенно раздражается от такого наглого действия по отношению к себе и, выдернув своё предплечье из захвата, толкает обладателя мягких рук /и губ/ на тот самый жёсткий диванчик, — какого хрена, Чимин? — Нервно выкрикивает он, не до конца протрезвев и с трудом следя за словами и действиями.       — Больно, хён, — обиженно фырчит Пак, поднимая глаза, хотя на самом деле ничего не почувствовал.       — Прости, — выдыхает Мин, садясь перед Чимином на корточки и беря его руки в свои.       — Ч-что? — Заикается блондин, уже жалея, что ответил на звонок и вообще пришёл сюда.       — Прости, Чиминни, — повторяет Юнги, смотря на него действительно извиняющимся взглядом.       — За что, хён? — Удивляется тот, думая, что это он должен просить прощения за свою выходку, но никак не Юнги.       — За всё, Чиминни, за всё, — посмеивается тот, поглаживая большим пальцем его тыльную сторону ладони, — делай, что хочешь и думай, что хочешь, но я так больше не могу, — произносит он, смотря ему прямо в глаза. Пак уже понимает к чему всё идёт и невольно затаивает дыхание, — ты правильно подумал, да, я люблю тебя. Я блять так сильно тебя люблю, что пиздец просто, — смеётся Мин, отводит взгляд и, поднявшись, зарывается пальцами в волосы. И плевать он хотел на запреты Сокджина или кого-то ещё. Он всегда на них плевал, если честно, просто сам боялся признать всю серьёзность своих чувств.       — Хён, — на выдохе произносит Чимин, и Юнги уже жалеет о своей минутной слабости, ведь теперь точно всё будет по-другому. Пусть, оно уже было не очень нормальным, но по крайней мере жить можно было. А вот после любых слов Чимина в этой кухне Мин навсегда забудет, что такое «нормально», — я ненавижу тебя, хён, — немного истерично смеётся Чимин, становясь напротив него.       — Я ожидал этого, — горько (действительно горько) усмехается Юнги, поднимает взгляд и натыкается им на мягкую улыбку младшего.       — Я так ненавижу тебя за твоё молчание! — Выпаливает Пак, и его глаза наполняются слезами, — ты полный идиот, хён! — Всхлипывает он, и Юнги уже не знает, что с этим делать, — я так давно люблю тебя, — начинает плакать тот, и Мин обеспокоенно берёт его за плечи, — мне было так больно, когда ты игнорировал меня, когда делился своими проблемами со всеми, кроме меня, когда кричал на меня, — взахлёб ревёт блондин, растирая слёзы по мягким щёчкам, — а я всё это время любил тебя! — Выкрикивает он, и Юнги не выдерживает. Прижимает его к себе и целует, обхватывая ладонями его влажное лицо. Успокаивающе поглаживает подушечками больших пальцев его щёки, углубляя поцелуй. Мягко проводит языком по нижней губе блондина и думает, что это самое лучшее, что было в его жизни. Он, оказывается, так сильно мечтал поцеловать этого парня. Поэтому продолжает обхватывать губами его губы, слегка покусывая, а затем зализывая начинающие кровоточить ранки. Когда Чимин издаёт слабый протестующий стон и упирается руками в его грудь, Мин думает остановиться, но не может. Толкает его к стене и нагло врывается языком в его приоткрытый рот. Проходится им по ряду ровных зубов, касается языка Пака, дотрагивается им до его дёсен и руками гладит уже его талию. Не успевший выветриться алкоголь делает своё дело. В трезвом состоянии Юнги ни за что бы на это не решился.       — Прости, Чиминни, — шепчет он, найдя в себе силы отстраниться, — я не знал. Я просто очень сильно ревную тебя, прости, и я не считаю тебя шлюхой, нет, ты же такое солнышко и ангелочек, ты очень светлый и добрый, прости меня, пожалуйста, — бессвязно бормочет он, уткнувшись Чимину в плечо.       — Всё в порядке, хён, я не обижаюсь на тебя, — улыбается блондин, нежно поглаживая старшего по волосам, — жаль, что ты утром ничего не вспомнишь, но я сделал кое-что для того, чтобы ты не смог отказаться от своих слов, — хитро щурится он в темноту, чувствуя, как Мин медленно засыпает в его руках.

/~/~/~/

      — Мм, боже, что происходит… — морщится Юнги, открывая глаза и натыкаясь взглядом на потолок своей комнаты. В голове взрываются бомбы, а во рту сыплются пески. Кое-как совладав с головной болью, Мин переворачивается со спины на правый бок и застывает. Сердце, кувыркнувшись, улетает куда-то в пол, а мозг отказывается верить глазам.       — Доброе утро, хён, — усмехается Чимин, лежащий в его постели, рядом с ним и /о господи [10]/ без майки?       — Что ты… — озвучить вопрос ему не позволяют, протягивая с прикроватной тумбочки стакан воды и таблетку. Юнги пытается понять, где находится его рука, и, когда понимает, чувствует мгновенно возрастающую температуру вокруг. Потому что руку он поднимает с голой талии Чимина. С благодарностью выпив предложенное лекарство, Мин откидывается обратно на подушку и поворачивает голову к Паку.       — Ничего не помнишь? — Спрашивает тот, подкладывая под щёку свою руку. А Юнги нет, не помнит. Вообще ничего. Но губы почему-то болят, и на Чимина теперь сложнее смотреть, чем до этого.       — Неа, ни-че-го, — сообщает он, старательно напрягая извилины, но сознание отрубает память примерно на том моменте, когда он поднимал шестой или седьмой бокал, — а что-то произошло? Мы же не… — двусмысленно произносит он, окидывая полуголого Чимина почти испуганным взглядом.       — Нет, ты что, хён! — Краснеет тот, — я не настолько идиот, чтобы спать с тобой, — выпаливает он и резко закрывает рот ладонью, — то есть… Я не это хотел сказать, — тушуется Пак и берёт всё с той же тумбочки свой телефон.       — Ты имеешь в виду, что со мной могут спать только идиоты? — Усмехается Мин, пристально смотря на младшего.       — Нет, хён, — смущается тот и переворачивает смартфон экраном вниз, призывая Мина к молчанию, — слушай, и только попробуй потом сказать, что это неправда, — строго произносит он и нажимает на кнопку «play», — что у трезвого на уме, то у пьяного на языке, знаешь? — Ухмыляется он и из динамика звучит то, чего Юнги совершенно не ожидал услышать. …ты правильно подумал, да, я люблю тебя. Я блять так сильно тебя люблю, что пиздец просто… …я очень ревновал тебя, прости, и я не считаю тебя шлюхой, нет, ты же такое солнышко и ангелочек, ты очень светлый и добрый, прости меня, пожалуйста…       Свой голос он не узнать не может, хотя в данный момент очень хочется. Мин просто ошарашено уставляется на младшего, то открывая, то закрывая рот. В мозг единым потоком врываются воспоминания: и его признание, и слёзы Чимина, и их поцелуй. От последнего у него вообще внутри всё сжимается, а к щекам невольно приливает краска.       — Что-нибудь скажешь в своё оправдание? Или, может быть, обвинишь меня во лжи? — Щурится Пак, выключая запись. Юнги ещё две минуты не может ничего ответить, глупо хлопая глазами.       — Я не знаю, Чимин, — выдыхает, наконец, он, садясь на кровати.       — Как узнаешь — позовёшь, — обиженно бросает блондин и собирается встать, но его ловят за тонкое запястье.       — Нет, стой, не уходи, — одной фразой произносит Мин, с таким видом, будто от этого зависит чья-то жизнь.       Его, на самом деле.       — Хорошо, я… я правда люблю тебя, я не соврал, — выпаливает он, опуская голову.       — Хён, расслабься, я же сказал, что тоже люблю тебя, чего ты так нервничаешь? — Смеётся Чимин и подсаживается ближе к Мину.       — Ты… Что?! — Неверяще смотрит тот, думая, что, скорее всего, это сон, и он через пять минут проснётся в своей постели, но один и поймёт, что ничего такого вчера не было.       — Люблю тебя, — вместо пробуждения он видит улыбающегося Чимина и теперь думает, что, возможно, он вчера откинулся и сейчас находится в раю. Не может же Чимин в реальной жизни признаться ему в любви? — Хён, ты меня пугаешь, скажи хоть что-нибудь, — опасливо просит Пак, проверяя ладошкой температуру у старшего.       — Я ещё сплю? — Конкурс, оказывается, ещё в силе, и вот за этот вопрос Мин обязательно наградит себя первым местом. Вместо ответа блондин заливисто смеётся и кидается Юнги на шею, переползая на его колени.       — Хён, я так тебя обожаю, — выпаливает он, чуть отстраняется и, положив ладони ему на плечи, осторожно касается губами его губ. Мир у Юнги перестаёт существовать, разбиваясь на огромное количество осколков. Он даже их звук слышит. А нет, это Намджун опять разбил тарелку на кухне, но не суть. Мин аккуратно прикасается пальцами к мягкой коже Чимина, поглаживая его спину, бока и рельефный пресс. Перед глазами мерцают разноцветные огоньки, а подушечки пальцев ощущают коротенькие разряды от контакта с таким притягательным /и любимым/ телом. Пак, в свою очередь, зарывается пальцами в волосы Юнги, чуть оттягивая их назад. Мин решает взять инициативу в свои руки и резким движением опрокидывает младшего на кровать, нависая над ним сверху. Блондин выгибается в спине, притягивая хёна к себе. Юнги пару секунд смотрит на него, а после грубо целует, облизывая и покусывая его пухлые губы. В памяти ещё мелькают картинки прошлой ночи, но, если тот поцелуй он помнит с трудом, то этот — запомнит навсегда.       — Хочу тебя, малыш, — несдержанно шепчет он Чимину на ухо и целует его в венку на шее, вызывая у того высокий стон. Где-то в прихожей хлопает входная дверь — похоже, Намджун пошёл за новой тарелкой.       — Я чувствую, хён… Но я не… Это… — испуганно шепчет в ответ тот, вспомнив свою любимую привычку. Мин отстраняется и заглядывает ему в глаза. Щёки Пака мгновенно краснеют, а взгляд соскальзывает вниз, лишь бы не видеть таких манящих и пьянящих глаз Мина.       — Прости, я не хотел тебя испугать, просто ты такой… Нереальный, — всё также шепчет Юнги, спускаясь поцелуями к груди блондина.       — Хён… — трясётся тот. То ли от страха, то ли от возбуждения, — хён, мы одни в общаге, — от возбуждения, похоже, потому что голос срывается, пальцы не слушаются, а тело выгибается навстречу ласкам.       — Ты уверен, что… — договорить предложение Мин чисто физически не может.       — Да, хён, я столько раз представлял, — смущённо шепчет Пак, вызывая искреннее удивление у старшего — его ангелочек Чиминни способен представлять такое?!       — Даже так, — ухмыляется Юнги, приближаясь к его лицу, — так ты у меня плохой мальчик? — Жарко шепчет он, наблюдая за полностью покрасневшим и смутившимся парнем, — смазка есть? — Спрашивает он, едва сдерживаясь от того, чтобы не накинуться на это чудо.       — Н-не знаю, нет, — заикается Чимин оглядываясь по сторонам, как будто она может появиться сейчас из ниоткуда.       — О! — Удивлённо восклицает Юнги, заметив на второй полке излюбленной тумбочки нужный тюбик.       — Я не знаю, хён! Это не моё, честно! — Начинает оправдываться блондин, наблюдая за тем, как Мин выдавливает немного жидкости на свои пальцы. Всё его существо сейчас безумно боится того, что произойдёт дальше, да и представлять — это одно, а знать, что через каких-то несколько даже не минут, а секунд ты переспишь с Юнги — человеком, по которому сохнешь уже несколько лет — совсем другое.       — Какая разница, чьё это, — смеётся тот и, поставив одну руку с левой стороны от головы Пака, вторую опускает в самое интимное место младшего, — потерпи, солнце, — улыбается он ему на ухо и, нежно обведя одним пальцем сфинктер, медленно вводит его в сжатое колечко. Чимин закусывает губу и усиливает хватку на плечах Юнги, стараясь дышать не через раз. Когда он немного привыкает к новым ощущениям, Мин добавляет второй палец, вызывая у блондина уже осторожный стон боли, граничащий с желанием, — боже, я даже подумать не мог, что мы с тобой, — посмеивается Юнги, отвлекая Чимина от непривычных ощущений и незаметно добавляя третий палец. Тот не особо отвлекается, поэтому Мин снова целует его. Но на этот раз мягко, нежно, /с любовью/. Когда Пак, сам того не замечая, начинает двигаться в такт пальцам Юнги, он срывается. Не сильно, конечно, но входит сразу и до упора. Слёзы в уголках глаз младшего заставляют его немного прийти в себя и зацеловывать всё его лицо, шепча успокаивающие слова.       — Давай, хён, — спустя несколько мгновений выдыхает Чимин, обнимая Мина за шею. Тот кивает и делает пару осторожных движений, кусая Пака за шею, оставляя тёмный засос. Довольно улыбается глядя на него и постепенно ускоряет темп, слушая сладкие стоны младшего, — хён! — Внезапно выкрикивает Чимин, резко прогибаясь в спине, — там.ещё.пожалуйста, — шепчет он, судорожно облизывая губы. Юнги совершенно сносит крышу, и он, найдя, наконец, тот самый комочек нервов внутри блондина, начинает вбиваться в его тело, каждый раз попадая строго по нему. Пак, не сдерживаясь, стонет, беспорядочно шаря руками по телу Мина и оставляя на нём красные полосы. Чувствуя приближающуюся разрядку, Юнги берёт в руку колом стоящий член младшего и быстро двигает ладонью, подстраиваясь под темп своих толчков. У Чимина искры в глазах от контраста ощущений, сердце хочет проломить грудную клетку, а здравый смысл решает свалить и дать ему возможность насладиться своим первым разом с любимым человеком. Поэтому он особенно громко и сладко выстанывает имя Юнги и изливается ему в руку. Мин ощущает примерно то же самое, только в пять раз сильнее, и тот факт, что он сейчас действительно входит в Чимина (настоящего, живого Чимина, не из снов) абсолютно отключает его мозг и оставляет только чувства и ощущения, которых, к слову, предостаточно для того, чтобы рыкнуть хриплое «Чиминни» младшему на ухо и кончить на его живот. От этого стыдно немного, но в него самого — ещё хуже было бы. Да и сил думать об этом совсем не остаётся, поэтому Мин ложится рядом с блондином, уже потихоньку отходящим от пережитого, и берёт его руку в свою, переплетая пальцы.       — Я так люблю тебя, малыш, — шепчет он, лениво целуя Чимина в плечо.       — Я тебя тоже, хён, — улыбается тот и пробует подняться, — пошли в душ, а то ребята скоро придут и… Я вообще не знаю, как мы будем им что-то объяснять, — растерянно говорит он и тянет Юнги на себя. Тот нехотя встаёт, и они вместе плетутся в ванную.       — А мы не будем ничего объяснять, — заявляет Мин, включая душ и, запихнув Пака в кабинку, заходит следом, — откуда они узнают? — Усмехается он, принимаясь намыливать гелем сначала Чимина, а затем и себя.       — Догадаются, — улыбается тот, подставляясь под ласковые руки старшего.       — Ну если мы будем палиться, то, конечно, догадаются, — качает головой Юнги, включая воду.       — Они и без этого догадаются, особенно Намджун-хён, — фырчит Чимин, наслаждаясь теплой водичкой.       — Возможно, — пожимает плечами Мин и, закончив с водными процедурами, выходит на холодный кафель, помогая выйти Чимину, — может, тогда лучше сразу им всё рассказать? — Предлагает он, закутывая младшего в полотенце и нацепляя такое же на себя.       — Не знаю, хён, а проблем не будет? — Сомнительно спрашивает Пак и выходит в коридор.       — Естественно, будут, но, не думаю, что они не примут нас, — говорит Юнги, направляясь на всеми любимую кухню.       — Что мы должны принять? — Звучит голосом Сокджина из коридора, и оба парня застывают на месте. Бежать по своим комнатам смысла нет и разыгрывать дешёвую комедию — тоже, поэтому в таком положении их и застают остальные участники.       — Я же говорил, что они «того», — играет бровями Намджун, переводя взгляд с одного мембера на другого, — ты должен мне сто баксов, чувак, — обращается он к Джину, источающему злость и недовольство.       — Шестьдесят тебе хватит — сорок процентов за мою смазку для выпечки, — ухмыляется он, доставая из кармана деньги.       — Ч-что? — Сорвавшимся голосом переспрашивает Юнги, сложив в голове эти два факта.       — Не волнуйся, она безвредная, — смеётся Сокджин, проходя вглубь кухни, чтобы включить чайник.       — Господи, с кем мы живём, — ошарашенно закатывает глаза Чонгук и, схватив Тэхёна за руку, покидает помещение, бросив напоследок:       — Вы еще ответите за его сломанную психику.              Все дружно смеются с младших и усаживаются за стол. Чимин всё-таки быстро переодевается у себя в домашнюю одежду и, вернувшись, садится рядом с Мином, которому, похоже, без разницы, в чём пить свой обожаемый кофе.       — Так вы теперь встречаетесь? — Уточняет Сокджин и, расставив всем бокалы с разными напитками, тоже присаживается на стул.       — Не знаю, хён не…       — Да, — окей, об этом они действительно не успели поговорить, но Юнги уже за всех всё решил, так что смысла в этом уже нет.       — Поздравляем, — смеётся Намджун и салютует парням бокалом с зелёным чаем, — только это всё между нами, усекли? — Строго произносит он, дожидаясь понимания в глазах каждого из них.       — Естественно, — заверяет Юнги.       — Конечно, хён, — обещает Чимин, и лидер немного успокаивается — по крайней мере они знают, на что идут.       — И да, хён, ты просто пиздецки был не прав, ревнуя Чимина к каждому не то что столбу, а даже камню, потому что он из-за тебя ко всем лип, в надежде получить хоть каплю любви и тепла, — выпаливает до этого молчавший Хосок, собираясь выйти из кухни. Джин с Намджуном следуют его примеру и, окинув ребят нечитаемыми взглядами положительного характера, выходят за дверь.       — Да, хён, Хосок-хён прав, — улыбается Чимин, укладывая голову на плечо старшего (любимое, помните?).       — Я уже понял, солнце, и сто раз извинился за это, — треплет его по волосам тот, допивая содержимое бокала.       — Только четыре, — заявляет Пак, надувая губы.       — Ладно, остальные девяносто шесть верну в течение этой недели, идёт? Только за каждое моё «прости» я буду получать от тебя поцелуй, только так, — ухмыляется Юнги и сажает блондина к себе на колени, приобнимая за талию.       — Ладно, вымогатель-хён, — смеётся тот и быстро чмокает старшего в губы, — это аванс, — улыбается он, и Мин понимает, что не зря всё это время страдал из-за этого парня, ведь если ему одному досталось такое чудо, то значит, он действительно этого заслужил.

.....The…End.....