Тапки

      История эта началась в далекие... три минуты назад. И знаете, до этого момента все в моей жизни было более-менее стабильно, иногда даже радостно, временами трудно, но чтобы так меня перехерачило - этого еще не случалось! А дело все вот в чем: будучи студентом, еще и заезжим, подружился я на свою голову с одним мальчишкой. Мне он не ровня, это я сразу понял - ухоженный, начитанный, при бабках, а какого-то лешего терся вместе со всеми в общаге. Я подрабатывал в ночную смену сторожем, с посещением общежития всегда были проблемы, ну и резонно было снять квартирку. Один бы не потянул, а вот с Артемом на двоих вышло нормально. Рискованно, конечно, потому что парень не из простых, дурковатый, нагловатый, слишком прямолинейный, но есть в нем что-то такое... притягательное, хотя все чаще его хотелось придушить. И вот теперь мы плавно подошли к тому моменту, почему у меня яйца от страха сжимаются и коленки трясутся.       Пошёл я, значит, на смену. Как положено, все по распорядку. Но, выйдя из подъезда, вспомнил — забыл рабочую обувь (тапочки), а без нее ну никак. Звоню другану, соседу моему, соседушке, мол, скинь тапочки с балкона, я во дворе поймаю, так лень было возвращаться. Чувство опасности даже не пикнуло, а должно бы. А время семь часов вечера, во дворе народу полно, лето же в самом разгаре, бабульки всех проститутками обзывают, всех, кроме меня, я у них наркоман, ребятня засратая копает в песочнице ход в Антарктику, мамочки с колясками поносят своих мужей, те в свою очередь бухают за гаражами. И тут этот балбес, который сосед, театрально выходит на балкон (с платком в руках!), утирает глаза, всхлипывает и тонким, болезненным голосом кричит на весь двор: «Уходи, между нами всё кончено!»       Двор мгновенно притих. Бабки встали, позабыв про радикулит, половина алкашей пить бросила, кошка, что орала в подъезде двое суток, - разродилась. А я один стою под балконом! А он в меня еще и пальцем тычет!       «И вещи свои забирай!» - добивает окончательно, скидывает тапочки к моим ногам. Занавес. Абзац. Звиздец! Какой актерский талант, какая игра, какие спецэффекты... Стою я, значит, не определяюсь, а позади меня тишина, даже шелеста ветра не слышно, упрямо смотрю вверх. Я броня, я силен, я не поддамся на провокацию. А коленки дрожат, потом обтекаю, руки трясутся, злополучные тапки лежат прямо у моих ног. Артем ушел.       - Танька?! - ору что есть мочи, сложив руки рупором. Сердце в груди грохочет как заполошное, голос сел и звучит как из-под одеяла, соседи в шоке.       - Танюха!!! - шугаю ором на крыше голубей, хоть не срут и то спасибо, однако разлетаются эффектно, но не сдаюсь, очень надеясь, что ни единой Таньки у нас нет.       - Ну и сиди тогда дома, дура! - круто разворачиваюсь, ноги вообще не гнутся, спина прямая, а так хочется прилечь. - И мусор тут раскидывают всякие! - хватаю с земли тапки и, чеканя шаг, несусь на остановку. Со всеми здороваюсь, всем рад, все косятся на меня как на идиота, я примерно так себя и ощущаю. Но маленькая, игривая заноза в мозгу, что зарывается все глубже и причиняет неприятный зуд, - сладкое слово "месть"!!!       Всю ночь метался из угла в угол. Думал. Рассуждал. Строил планы, о-о-о-о-чень коварные планы! А потом вспоминал лицо Артема, и всю злость как рукой снимало. Не получается у меня на него долго злиться. Глазищи свои синие огромные на меня выпучит, еще, как ребенок, губы постоянно кусает, сам невысокий, щуплый... ну ладно, стройный просто, такого бы в сторожа не взяли. Вот как его наказывать? Чем?.. И тут меня посетила мысля.       Посетила уже после того, как я, будучи адекватным (это я так думал до того момента, как в Сеть залез), исследовал пару сайтов на тему наказаний, потом меня плавно перетащило на порнушку, тройнички, потом и женщины куда-то делись, потом я понял, что мозг вот-вот лопнет, даже голова разболелась. Вырубив смарт, остаток ночи приводил мысли в порядок, но все равно домой шел с легким волнением, разбавленным предвкушением и чем-то незнакомым. Перевозбужденное состояние вылилось в нервозность.       Артем был дома. Уже не спал. Да и как бы он спал, если у него были гости. Разувшись, прошел на кухню, не особо стараясь казаться дружелюбным. Тёма сидел смурнее тучи, безразлично глядя перед собой, курил, хотя обычно этого не делал. Это он назло, из принципа, потому что запретили, потому что родители у него звери и жизнь его с малолетства по пунктам расписали. Подробности их личной жизни я узнал совсем недавно, он тогда сильно забухал, хотя обычно нос воротит, если от меня перегаром несет, а тут как надломило его. Сказал, что из дома ушел, поэтому в общаге жил, что жениться в восемнадцать - это не для него, что родокам сказал, что гей, но те не поверили, я тоже не поверил, а то, что он меня в щеку целует при встрече (дома), так ко всему привыкнуть можно, если оно искренне. Да и не похож он на педика - обычный пацан, боевой, характерный, белобрысый такой, как пеплом волосы посыпаны, а глаза умные-умные, взрослые, даже слишком.       Поэтому видеть его таким напряженным мне в тягость. Знаю, как ему неприятны эти визиты, как кривит рожу от простоты обстановки его мать и боится присесть. Отец, сжав кулаки, затих у подоконника, и судя по тишине, что я нарушил своим неуместным "привет", видимо, только перестал орать. Но я заметил не всех. Прямо напротив Артема стояла девушка. Лет восемнадцать, ровесница, хорошенькая, такая фигуристая брюнетка с каре и глазами зелеными на пол-лица, губки пухленькие... я бы вдул, а Артем в упор на нее смотрит, как на врага народа, и ненавидит. Всем своим существом ненавидит, только его чувства как через фильтр проходят, и в ответ та продолжает мило улыбаться.       - Константин, - обращается ко мне маман, - вы бы не могли ненадолго выйти?       - Куда? - "С хера ли?!" - это я подумал про себя, но раз уж тут собралась такая интеллигенция, то я поддержу. Ничего страшного, думаю, что у меня рожа грязная, носки воняют и руки чешутся, как хочется навести справедливость на всех, но не позориться же при людях.       "На хер", - подумали они, а сказали: - К себе в комнату.       - Из свободных комнат у нас только сортир остался. Может, вы туда переместитесь? Я жрать хочу, - киваю на холодильник, Артем как-то сразу расслабляется, глаза заблестели, кусает щеку изнутри, но уголки губ все равно дрогнули.       Девушка скривилась, будто ее в тот сортир головой макнули, а там, между прочим, чистота, Артем вчера полдня отмывал, доместос, порошок - все, как я заставил.       - Это неприемлемо. - "Он говорящий", - хотелось заорать, когда папаша произнес при мне хоть слово, но я терплю.       - Тогда пардоньте, но я останусь. - Его мать от злости покраснела. - Да вы не переживайте, - похлопав глазками, толкаюсь к холодильнику, - вы мне не мешаете.       - Вы нам мешаете, - вставляет свои пять копеек деваха. Не, не вдул бы, много говорит.       - Тогда выход там же, где вход.       Открыв холодильник, тянусь к кастрюле. Варил Артем, жрать опасно, но раз уж я начал.       - Борщ будете? - спрашиваю у всех, Артем порозовел, улыбается, но все еще пытается строить из себя непоколебимость.       Ну, нет так нет. Пока я грел, пока майонеза нахерачил, хлеба порезал... Сижу, жру, на Артема кошусь, тот в потолок смотрит. Это как в детстве: вроде бы ничего не произошло, а вы в глаза друг другу посмотрели, и ржач стоит, пока ложкой по лбу не прилетит. Тут то же самое.       - Лапуля, помой тарелочку, - запив завтрак соком прямо из пакета, отправляю посуду в раковину. Барышня затихла и сдвинулась подальше от меня. - И кстати, да, надо бы посетить ванную, писюна помыть, зубы почистить.... - Мать все-таки села, батя икнул. - Тебе бы тоже почистить, - подмигиваю ей, та краской заливается, - а то тебе еще в рот брать, а я чистоплотный! - Амбре от моих носков говорит об обратном, но что вы хотели - мужик с работы!       - Что брать?.. - переспросила она, перескакивая взглядом с меня на его мать.       - Член, - хрипит Артем, все так же разглядывая пейзаж за окном.       - Зачем?! - ее визг слышали даже соседи.       - Как это зачем?! - возмущаюсь я, картинно упирая руки в бока. - Мне Артем давно обещал бабу притащить. Тройничок замутим. Я, ты, он - бутерброд. Потом будем меняться. У тебя как, жопа рабочая?..       - Да вы совсем, что ли... - Не знал, что девушки умеют так материться. - Мы так не договаривались! Да пошли вы со своими бабками и сынком-педиком куда подальше! - Стук ее каблучков было слышно на весь подъезд. И мат. Очень много мата. Я половину слов не знал, но обязательно запомню.       - Значит, это правда, - неприятным скрипом, как лезвием по стеклу, послышался сухой, озлобленный голос отца семейства. - Мой сын - гомик.       Кто?.. Артем?.. Да не.       - Говорят, это наследственное, - поддел его Артем, как сломанная кукла откидывая голову назад и стряхивая с глаз челку, - но хотя... конечно, это никак не связано с тем, что в любовницы ты выбираешь для себя плоских, мужеподобных шлюх и трахаешь их исключительно в анал...       Секундная заминка мне многого стоила. Рванув наперерез, закрываю Тему собой, рожей встречая удар. Второй уже адресован его отцу, довольно сильный мужик, но старый, под шестьдесят, не такой ловкий, как прежде. Мне хватает одного точного удара, чтобы остудить его пыл. На того, кто сдачи не даст, - это он смелый, а реальную угрозу к себе не подпустит.       Назад отшатнулся, кровь с носа вытер, на жену глянул исподлобья и в коридор рванул с криком: "Не сын ты мне больше!"       - Сдохну от горя, - возразил Артем. Папаша обратно кинулся, я от него Артема загородил, самого трясет, злость нечеловеческая по венам кружит и с каждым кругом все сильнее разгоняет сердце. Адреналин повысился до опасного уровня. Плевать на них, плевать, кто из них гомики, соседа моего трогать не позволю!       Мать встает неторопливо, на сына смотрит осуждающе и немного брезгливо. Тоже ей, что ли, вмазать? Так женщина же... Когда хлопает входная дверь, а я закрываюсь на внутренний замок, становится легче, атмосфера разряжается, как будто в затхлом подвале распахнули дверь и запустили свежего воздуха. Только вот Темка все еще не в себе, глаза в пол, взгляд стеклянный. Не могу его таким видеть.       - Ты чего? - подойдя совсем близко, тяну к себе, приобнимая за плечи и легонько встряхивая. Он лицо отворачивает, и мне делается не по себе. - Ну прости, что папашу покалечил, я же немного. - Еще сильнее зажимается, но с места сдвинуться не пытается, наоборот, сам ко мне льнет, и у меня от его близости мурашки от загривка к копчику тянутся, аж плечи передергивает. - Или расстроился, что тебя из семьи поперли? - Артем резко оборачивается, ледяным взглядом примораживая меня к полу. - Всякое бывает. Главное, сам с головой, руки-ноги есть, с работой помогу...       - По этому поводу можешь не переживать. Я никогда родным и не был. Скорее, дополнение к макету идеальной семьи, да и о будущем своем я позаботился, квартира есть, деньги на вкладе... - замирает, прислушивается к себе и выдает чуть слышно: - Кость, прости, - до боли глухой, подавленный голос резанул по сердцу.       - За что? - все вспомнил, все припомнил - не за что мне его прощать. - За тапки?.. Так не переживай, я уже придумал наказание, выпорю тебя и все.       - За это, - развернувшись ко мне лицом и шагнув вплотную, холодными пальцами касается скулы, даря прикосновениями облегчение саднящей ране.       - Брось, - беру его пальцы в свою руку, опуская вниз, - царапина.       Что-то кардинально идет не так. Кружится голова и не хватает воздуха. Верчу головой, кошусь на открытую форточку, все равно мало. Еще Артем смотрит так пристально, так глубоко, что внутри все замирает.       - Из-за меня получил, - в голосе отчетливо слышно чувство вины, мне становится неловко, и бросает в жар.       - Не впервой же. У меня было спортивное детство... Тёмыч, ты чего на меня так смотришь? Как будто поцеловать хочешь, - сам неосознанно облизываю губы и смотрю на его, ровно очерченные, аккуратные... Рот, это просто рот, мужской к тому же.       - Хочу, - кивает, но с места не двигается, - и поцелую! - Мне бы его самоуверенность. - Только понять хочу, что ты будешь делать после этого?       От его прямолинейности подкашиваются колени, а я думал, что привык. Ошибался. Каждый раз за живое задевает, причем делает это так, что на него даже обидеться не получается.       - Может, тогда лучше не проверять? - Мне действительно становится не по себе, даже дурно.       - Нет. Я уже все решил. Доверишься мне?       Заорать бы в голос, да горло перехватило, как руками передавило.       - Тём...       Только качает головой, тянется выше, догоняя меня в росте. Взяв за руки, держит запястья, знает, что нрав суровый, и прижимается к моим губам не платоническим, а самым настоящим поцелуем, сминая губы, царапая их зубами, когда отказываюсь открывать рот. И все это время смотрит в глаза, только когда, пошатнувшись, на мгновение отстраняется, я инстинктивно его за затылок придерживаю и к себе тяну, вот тогда его отпускает - закрывает глаза, вжимается мне в грудь, отказываясь отпускать вторую руку, целует глубже, увереннее, более чувственно, толкаясь языком мне в рот и проходясь по моему, смешивает нашу слюну.       Он отстраняется сам, когда я достигаю того предела, когда перестаешь думать, а только чувствуешь, и то, что творит мое тело, меня откровенно шокирует. Возбуждение, еще ленивое, вальяжное, проходится легко по коже, щекочет уязвимые места, обдавая теплом низ живота, и наливается постепенно кровью плоть, твердея в штанах.       - Противно? - спрашивает в упор, глаза блестят, губы влажные, раскрасневшиеся, которые он еще и умудряется кусать.       - Не понял разницы между поцелуем с девушкой и парнем, - честность за честность. Если действительно рот - он и есть рот, хоть что в него запихни, он им быть не перестанет.       Артем обессиленно усмехается.       - Показать, чем отличается секс?       Капля пота сползла по виску, пальцы рук дрогнули.       - Я в душ пойду, - он только было открыл рот, чтобы возразить, - мне надо, Тём, правда. Ладно? - оправдываюсь, извиняюсь, прошу, все в одной фразе, осторожно обходя его и придерживая за плечо, пячусь назад. - Я недолго.       Он не догоняет, позволяет мне спокойно принять ванну, если не брать во внимание факт, что по кафельной плитке кровавый развод стекает, а у меня ноет рука.       Не хочу терять друга. Да он мне больше чем друг уже стал, полгода вместе живем! И сам понять не могу, почему так перевозбужден, что стоит только себя коснуться, сжать в штанах член, аж взвыть хочется... как сильно хочется!       - Может, тебя напоить? - рассуждает вполголоса, развалившись на нашем диване поперек, и при этом делает такой вид, будто составляет список продуктов.       - Может, лучше забыть об этом? - нестабильно под ногами дрожит уверенность в завтрашнем дне, что-то меняется.       - Не могу, - присев на самом краю, стаскивает с себя майку и кидает на пол, ко мне протягивает руку. - Уже - никак, - смеется негромко, нервно, боязливо смотрит мне в глаза, и я делаю шаг навстречу, чтобы успокоить его, остудить, но вместо этого беру его пальцы. Он, осмотрев кисть, грустно улыбается и прижимается губами к сбитым костяшкам. Целует каждую по очереди, царапину зализывая языком, я не дышу в этот момент, даже сердце замирает на каждом ударе.       - Не обещаю, что тебе понравится, - отстранившись, облизывает губы, тянет меня за руку, пока я коленом не врезаюсь в диван, и мягко, но уверенно укладывает на лопатки. - Но я хочу попробовать.       - Почему я? - хриплю и теряю остатки гордости, теряю себя, растворяясь в ощущениях, в этих непонятных мне, неправильных ощущениях, и если бы я не доверял этому парню, то давно скинул бы его с балкона, но что-то мешает его оттолкнуть, сделать больно - слишком он напряжен, не дерзит, не блещет искрометным юмором, а трясется от страха, однако отчаянно пытается быть смелым. Боится потерять меня - так же, как и я его. Но помочь я ему не смогу, сам не понимаю, что происходит и что со всем этим делать, зато понимают наши тела.       Артем усаживается мне на бедра, вытаскивая из-под них полотенце и оставляя меня обнаженным.       - Чувствуй, Кость, - просит так проникновенно, что мурашки бегут по спине, - не думай, только чувствуй меня.       Взяв мою руку, прижимает ее к своей груди, спускает вниз, оставляя на животе, сам тянется вперед, укладываясь сверху, прижимается к губам и втягивает в долгий, неторопливый, но такой глубокий поцелуй, что голова начинает кружиться от нехватки кислорода... Или это уже от него самого меня так ведет?       Руки тянутся к нему под давлением эмоций. Осторожно к затылку, чтобы прижать еще теснее, он, словно выстрадав, стонет в поцелуй, я даже теряюсь на некоторое время, а когда прихожу в себя, уже он так напористо ведет в поцелуе, потираясь задницей о мои бедра, что стонать приходится мне.       - Хочу тебя попробовать, - не просит, сообщает факт, и, оставив влажный след у меня на подбородке, скатывается вниз.       Пока я, как загипнотизированный, наблюдаю за ним, быстро скидывает с себя домашние шорты и плавки. Его влажный, стоящий гордо и прижимающийся к животу крепкий член вызывает во мне столько противоречивых чувств сразу, что я, к херам подальше, зажмуриваю глаза, на всякий случай закрыв их рукой.       Касание горячих губ и бархата языка к головке члена встречаю дрожью. Мышцы на животе сводит судорогой, а когда, только было набрав воздух в легкие, хочу вздохнуть, он заглатывает его полностью, до основания, сжимает в горсть яйца и начинает быстро, быстрее, чем успеваю реагировать, отсасывать. Давлюсь этим воздухом, хриплю, не сдержав чувств, цепляю его за волосы, хочу прекратить. Еще немного, и меня прикончит его непосредственность, его страсть, его необъятное желание, которым он делится больше, чем я могу перенести.       Перехватив мои пальцы, прижимает к матрасу, глубоко берет в горло, держит пару секунд, издав хрип, и с влажным хлюпающим чмоканьем выпускает изо рта! Колени поджимаю к животу, кончу сейчас, не хочу больше терпеть, и когда я уже почти перешел эту волшебную грань - пережимает мне член у основания, до боли - так, что в глазах темнеет, - и усаживается сверху.       - Я сейчас скончаюсь, - шепчу через зубы, сжимая одеяло по бокам, до побелевших от напряжения пальцев.       - Еще рано, - такой же сбившийся голос, облизывает губы, я взгляда от его глаз отвести не могу, и страшно представить, что будет дальше, но я уже так этого хочу, что сам на него накинусь, если он не сделает со мной уже хоть что-нибудь!       Артем не тянет с прелюдиями, садится мне на бедра, пока я не передумал, а эта мысль не оставляет ни на секунду. Шуршит чем-то, что-то хлюпает, пахнет до тошноты сладко клубникой. Заведя руку себе за спину, размазывает между ног гель. Пристраивается выше, приподнявшись, я к бедрам его стройным тянусь, лаская с внутренней стороны, избегая касаться члена. Но когда Тема стал опускаться на меня, я взвыл и до синяков вцепился в его ноги. Во-первых - это реально больно! И мне - такое чувство, что член в тиски взяли, и ему - он закусил губу, зажмурился, откинув голову назад, и впился пальцами мне в живот. Я попытался его снять, подорвавшись как по тревоге, не за себя боялся, за него страшно стало, что он себе там что-то повредить может, как я потом буду, КЕМ я потом буду! А этот гаденыш вцепился в меня, обнял за плечи и жмется всем телом, постепенно опускаясь до самого основания, пока я не вхожу в него полностью. Пара секунд, сцеловываю с его ресниц слезы, чтобы успокоить, чтобы самому остыть, потому что, несмотря на нежность, которая временами топит с головой, так хочется его придушить, и злость эта очень не к месту, я и так себе уже не принадлежу. Он понимает все по-своему, припадает к губам, ворует мое дыхание, кусает за губу, в ответ делаю то же самое, он улыбается в поцелуй и, надавив мне на плечи, роняет обратно, распрямляясь и шире разводя бедра.       Плавно поднявшись, постепенно опускается обратно, и я уже чувствую, насколько это легче. Все по-другому. Все настолько по-другому, не как я привык, что просто не знаю, куда деть руки, что сделать, но в то же время так плевать на все, когда с плавностью его движений прямо у меня на глазах он начинает возбуждаться по новой. Член твердеет все крепче, Артем берет мою руку, силой заставляет обхватить ствол и, не разжимая пальцев, надрачивает себе сам.       Меня ведет не по-детски, такое чувство, будто проваливаюсь в другое измерение - нет веса под собой, только тяжесть от его бедер, сейчас напряженных, и жжение от царапин, когда ногтями дерет мне грудь, тут же зализывает, пялясь мне в глаза, и у меня волосы встают на всем теле дыбом, во рту ни грамма влаги, дышать нечем, перед глазами чернота, и все это с каждым его толчком, с каждым выдохом, с каждой улыбкой, что дарит мне, вспыхивает как костер, в который от всех щедрот плещут бензином! Оно накрывает с головой, и нужно забрать руку, потому что не понимаю сам, что чувствую, но в то же время хочется его сжать всего в охапку, просто потому что это он, и разделить с ним все, что на душе, чтобы его так же, как и меня, переломало, чтобы ему так же хреново стало, потому что слишком хорошо и лучше уже быть не может... Я так думал, пока он не склонился надо мной, прижимаясь к губам, пока не начал дрожать, а я в руке не ощутил, как конвульсивно содрогается его член и мне на пальцы выплескивается теплая сперма. Он подвывает, дышит слишком часто и, скорее, закрывает себе рот, а не целует, и я боюсь представить, какой он, когда отпускает себя полностью.       Бросает в жар и тут же в холодный пот, липким страхом, что сейчас кончу, кончу от секса с мужиком, обдает все тело, Артем шепчет мне на ухо что-то пошлое, разобрать могу только интонацию, двигается ритмичнее, и я, сжавшись в один клубок эмоций и направив его в пах, вместе со своим именем, слетевшим с его губ, кончаю так, будто меня разрывает. Вместо логики - животный порыв: схватить, засадить ему по самые яйца, сдавить в тисках, чтобы прочувствовать этот оргазм сильнее. И я делаю это! Творю, что вздумается, обездвиживая его, и пока наполняю собой, он шумно дышит ртом мне на ухо, вылизывая его, причем делая это с таким удовольствием, что я, по ходу, кончаю еще раз...       - Меня мучает один вопрос, - нарушаю тишину, когда Артем уже после меня возвращается из душа. - Как ощущает себя твоя жопа?       - А что с ней? - делает вид, что ничего не произошло, и это у него получается лучше, чем у меня. Ноги до сих пор трясутся.       - Эм... В ней был я!       - Не только ты, - поиграв бровями, хлещет сок из горла принесенной с собой пачки.       - Этого можно было и не говорить, - обижаюсь не на что-то конкретное, но чувство такое, что меня в грязь макнули.       - Оу, мы еще даже не женаты, а ты уже ревнуешь, - откровенно надо мной смеется, я же краснею, хотя не думал, что умею.       И тут меня осеняет мысля!       - То, что меня все бабы бросали... это как-то связано с тем, что творилось полчаса назад?..       - Нет, - слишком быстро, слишком спокойно, слишком неправда!       - Ты меня под монастырь подведешь!       - Если только под мужской, - подмигнув мне, медленно, очень медленно приближается. - И я пойду туда вместе с тобой.       - А в женский совсем никак?.. - не теряю надежды.       - Совсем. Подохну от скуки или сотру руки от дрочки. Кость, - усевшись ко мне на колени и обняв за шею, лбом упирается в мой лоб, - я, кажется, влюбился.       Я сначала начинаю орать от злости, а уже потом думаю, это просто передоз эмоций!       - Зачем тогда со мной переспал?!       Он плавно отстраняется, сдувая челку со лба, и почему-то мне не нравится его выражение лица.       - Ты совсем дурак, да?..       - Видимо, да, раз с лучшим другом переспал.       - Я говорил о тебе, - поясняет тоном воспитательницы из детского сада.       - Мы только и делаем, что говор... А?       - Б.       - Лучше бы ты меня теми тапками убил.       - Все было так плохо?       - Нет, все было отлично, если не считать, что членов в акте могло быть на один меньше.       - Ну не знаю... если тебя кастрировать...       - А может, оставим все как есть? - все еще борюсь с собой, он в ответ мне мягко улыбается, поглаживая кожу под волосами на загривке, до того приятно, что глаза закрываются.       - Хорошо, - тянется к губам, целует осторожно, словно пробует. Оплетаю его талию руками, тяну к себе. К черту все! Выпить бы! - Так же будем жить вместе, - я киваю, - так же сраться из-за бардака, готовить по очереди, - снова кивок, - я буду ревновать тебя к каждой бабе, о которой буду слышать, буду следовать за тобой по пятам, проверять телефон, удалять все новые контакты, просить шубу...       - И чем тогда отношения с мужчиной отличаются от романа с женщиной?! - Вся расслабленность испарилась, как капля воды на распаленном солнцем асфальте.       - Я могу тебе еще и в морду дать.       - Супер!       - Я, собственно, поэтому тебя и выбрал. Ты такой сильный, такой надежный, такой мой.       - Свой я, собственный. - Его смущение вызывает улыбку. - Ладно, член оставляем, - Артем закусил губу, но глаза уже вовсю хохотали, - а нытье, загоны и ревность убираем, идет? И тогда, - на его вскинутые в возмущении брови отвечаю строже, - можно попробовать... Но, Тём, это значит, что я теперь пид... гей? - скривив рожу, только потом подумал, что мог его обидеть, Тема же, наоборот, захохотал в голос.       - Нет, милый, - коверкая интонацию, чмокнул меня в нос, - это значит, что гей - я, а ты просто сторонник экспериментов. Очень верный, преданный сторонник.       - Я согласен.       Улыбка так и не сходит с лица, хотя мне почему-то страшно. Но радость моя длится недолго, пока улыбаться не начинает Тёмыч: загадочно, предвкушающе, даже хищно... Капля пота поползла по спине. Артем, сидя вплотную и почувствовав дрожь в моих плечах, впился пальцами в меня еще жестче. С трудом сглатываю ком, вставший в горле, и делаю пробный вдох.       - А чего ты радуешься? - склонившись ближе, шепчет в самые губы. - Я же не пошутил, дурачок. Эксперимент, любой каприз, любой изврат, - я стремительно начинаю краснеть, - все для тебя. Но только со мной. Я жуть какой жадный...       Он нашептывал что-то еще, я его уже не слышал, но интонация очень походила на заговор. Нечто животное взыграло внутри, такое мощное, что инстинкт утвердить над ним свои права взял верх.