Девушка, которая его любила

После смерти Огастуса, моя мама решила, что у меня депрессия. Не понимаю даже из-за чего. Так же как и всегда я перечитывала только 2 книги. Одна принадлежала Огастусу, а вторую мы с ним пустили на цитаты, описывая нашу жизнь. Так же, как и всегда, я спала до 11 и часто прогуливала занятия. Как всегда, ела мало, смотрела шоу с родителями и не посещала группу поддержки. Но вот только одно оставалось неизменным, хоть и новеньким для меня--- и выглядела, и чувствовала себя я хреново. (Хотя не могу сказать, что раньше я была красавицей) *** ---Пятьдесят два,---раздался спокойный голос мамы, когда мы все не удосуживались начать разговор и уткнулись в свой завтрак. Мой бекон в тарелке почувствовал себя неуютно из-за этой цифры. ---Что "пятьдесят два"? ---Пятьдесят два пропущенных звонков и СМС от всех твоих знакомых, друзей и даже от того писателя. ---Я не хочу ни с кем разговаривать,--- аргументировала я. ---Уже как 2 месяца? ---Именно. Мой папа улыбнулся и надпил свой кофе. ---Дорогая, но они беспокоятся за тебя так же, как и мы. Ты не должна их игнорировать и вообще, вы последний раз виделись... Мама чуть не подавилась и подала знак, думая, что я не замечаю, папе, чтобы он замолчал. И тот, не медля, опять уставился в завтрак. ---На похоронах моей умершей любви Огастуса Уотерса. Хэй! Это не запрещенная тема. ---Конечно, нет. Просто мы с отцом хотим, чтобы ты развеялась, может, куда-то сходила. Я могу позвать хотя бы Айзека! Есть мне откровенно не хотелось вообще, я покопалась в тарелке еще минуту и, одним разом выпив сок, лениво подалась к лестнице наверх, попутно кинув в лицо моим родителям то, что они меньше всего хотели услышать: ---Однажды я уже вышла в мир и вот какие последствия: я вернулась к тому, с чего начала. В своей же комнате я опять попыталась уснуть, прижав Блуи и не обращая внимание на то, что тонкие стены моего дома говорили голосами моих родных, что спорили между собой о чем-то в соседней комнате. Точно о мне. *** Проспала я не долго, ведь кто-то крикнул мне на ухо: ---Тебя ждут приключения и еще важный разговор! Мои глаза вяло приоткрылись, привыкая к солнцу, что впервые пробилось в мою комнату вампира и к черным очкам, что нависли надо мной, закрывая половину лица Айзека. Мама сдержала свое слово и это был ее ход. Шуточно ткнув пальцем ему в нос, отчего тот заулыбался и отодвинулся, я привстала и, не беспокоясь что он увидит меня в пижаме, присела на краю кровати. ---Хейзел из группы поддержки, которая перестала ходить в группу поддержки, почему-то спит до вечера и не выходит подышать свежим воздухом. ---Ты говорил о каких-то приключениях,---зевнула я, переводя тему. ---Какая же ты скучная! Как же он мог такую зануду терпеть? Ни в коем случае я не обижалась на Айзека за это. Он ведь пережил то же, что и я. Не могу сказать что они были прям так близки, но вечер разбитых трофеев всех нас очень сблизил. И именно этот человек мог шутить об Огастусе даже тогда, когда его уже нет с нами и это проходило бы ему без каких либо последствий. Я знала, что он это как никто другой понимал. ---Ну хорошо! Сама подумай, куда может повести тебя слепой на оба глаза человек? ---Ну незнаююю,---я опять откинулась на кровать и потянулась,--- может, прокатит меня на своем черном мотоцикле по городу ночью или что-то в этом роде. Он ухмыльнулся и с помощью трости направился к выходу. --- Переодевайся, ты почти угадала. Ему не было даже смысла уходить, ведь он бы и так ничего не увидел, но из толерантности я прикрыла дверь и одела первую попавшуюся одежду, которой оказались джинсовые бриджи, футболка с принтом в стиле Ван Гога "Звездная ночь" и черные босоножки. Я не красилась и это было делом принципа, да и волосы я особо не укладывала, хотя они здорово отросли к не большому торчащему каре за этих 2 месяца, но пришлось все таки сделать мини-хвостик. На кухне меня уже ждали. Мама с отцом вкрадчиво переглянулись и я почувствовала, что от них веет детской радостью. Они не переставали улыбаться даже тогда, когда закрывали за мной дверь, хотя их больной дочери не следовало выходит так поздно гулять по опасному городу, но их, кажется, это не сильно беспокоило. У них был план, это точно. Но какой? Чтобы я прожила хорошо остаток своей жизни или они надеялись на то, что только так я смогу забыть то, что случилось в отделении интенсивной терапии? Когда-то таки я узнаю. На землю уже ложились ровные сумерки и я сама удивилась, почему я так долго не выходила на улицу. Где-то внутри себя я понимала, что не зря мама с Айзеком выбрали такое время суток. Воздух был уже прохладнее и свежее чем тот, который бывает в нашем городе днем--- раскаленный и непривычно неприятный. Хотя я его не могла вдыхать на полную, я его чувствовала и этого было достаточно. В одной руке держа свой посох, а второй мою ладонь, ведь я еще и несла за собой оборудование на колесиках, Айзек не спеша шагал по асфальту. Сперва все было хорошо. Но потом до меня начало доходить, что как слепой может куда-то мня вести. И я решила все-таки спросить: ---Ты хоть знаешь куда идешь? Он с насмешкой повернул свое лицо ко мне. ---Но это же сюрприз! ---Но ты же слепой!---,не подумайте ничего плохого обо мне, мы с ним нормально воспринимали свои проблемы и он мог мне так же спокойно сказать: "Ты же не дышишь!" Айзек рассмеялся и толкнул меня легонько под бок. ---Ты, черт возьми, права,скучная Хейзел! Надеюсь, скоро мы дойдем к окраине города, а там сядем на электричку. Да, в нашем городе были еще электрички. Правда, в них ездили те, кто жил далеко или же они соединяли наш городок где-то с двумя ближними поселками. Ненужные старые электрички, которые были поставлены на учет еще пару лет тому назад хоть и ездили громко,но все равно не беспокоили никого. И они в прямом смысле не мешали никому, были незамеченными и пустующими, не считая пару людей (то ли не сильно богатых или спивающихся, то ли таких как мы с Айзеком). Мы примостились через час ходьбы один напротив другого в пустом "вагоне" электрички на неудобных твердых сидениях. Я заняла, как и мой друг, сидение возле окна, только я по левую сторону, а он по правую так, что мы развернулись и видели друг друга. Сегодня я почувствовала впервые настоящий голод и даже не обращала внимание на то, что уличная еда, которую мы приобрели по дороге, была на вид не очень. Сквозь не сильно чистые окна сперва видны были маленькие домики на окраине города и такие же садики, но потом вид чисто сменился на поля и полосы лиственных деревьев, обагрившихся от красного заката. Я помню, когда наша семья еще не купила машину, мы раз или два ехали в поселок на сельскохозяйственный ярмарок. Пейзаж был почти таким же, только в детском понимании красочнее. ---Как тебе приключение?---улыбнулся Айзек, упершись затылком в окно и как-будто делая вид, что он смотрит на меня. ---Что-то новенькое. Но мотоцикл был бы более романтичнее и интереснее. Я знала, что он услышал мою улыбку в голосе. ---Мы здесь не ради романтики! И тебе здесь нравится, не отрицай! Я слеп, но не до такой же степени. А теперь рассказывай почему ты стала затворником и не отвечаешь на звонки и СМС. ---Я думаю, ты сам знаешь. ---Вернооо,---протянул он это слово. ---И для этого ты меня сюда привел? Пейзаж сменился на пшеничное алло-красное поле, а тени внутри электрички отбрасывали уже я с молчавшим Айзеком. ---Я вспомнил кое-что, что так вам и не рассказал. Я был тогда. ---Когда именно? ---За день до его смерти. Я пришел проведать Огастуса в больнице, но так и не решился зайти внутрь, так как у него уже были посетители. Я честное слово не хотел подслушивать, но так вышло. Стоял тихий полдень, когда запах лип за окном просто сводил с ума влюбленных парочек, что гуляли по улочкам нашего города. Но мне это не показалось таким радужным, ведь мысли крутились только об этом моменте, когда я возвращался. Вы были в палате . Я не видел, конечно, держались ли вы за руки и все такое, но я понял, что вы читали вместе, сидя друг возле дружки. Иногда ты комментировала некоторые сцены в книжке, а он лишь молчал. Улыбался, наверное. На тот момент ему было лучше, я даже поверил что... Ай! ---Айзек больно скривился.---Неважно! Так вот... тогда что-то сталось с персонажем книги и тебе это не понравилось. А он с решительностью в голосе сказал: " Я умилен тем, что ты беспокоишься о их жизнях больше, чем о своей, хотя мы скоро тоже станем персонажами истории. Да... Я в этом уверен. Когда-то наши имена будут вписаны в самом конце списка Питера, но нам этого будет достаточно, ведь мы будем вместе, моя Хейзел Грейс Ланкастер." А ты лишь прошептала...еле слышно... ---Вполне достаточно, Огастус Уотерс,---закончила я его историю. ---Понимаешь...---он пытался сконцентрироваться,--- после смерти Огастуса я подумал, что ты тоже умерла. Нет! Не в смысле настоящей смерти. А как тот персонаж. Просто, я знаю, каково было тебе и сейчас тоже. Меня наполнила злость, как это было вообще возможно? ---Мне БЫЛО достаточно. Правда. Но сейчас я отдаляюсь от своего образа. Меня посещают такие мысли, что его слова были пророчеством. Но он был вписан в историю, а не я. Да и я стала и книгой, и пером. При виде меня, люди вспоминают об Огастусе, я как-будто стала его шансом запечатлеть себя в историю, которым он воспользовался. И я полная дура если так и правда считаю, но эти мысли меня убивают... Его я точно застала врасплох. Он не думал, что мысль о том, что я побочный эффект смерти и любви Гаса посещает меня каждый день. И ужасное осознание того, что мне ,именно мне, хотелось стать гранатой для него, а не наоборот. Это эгоистично и подло. Я это понимала. Айзек онемел и заломил свои руки. О чем он подумал? Что я теперь выгляжу дерьмово в его глазах или же о том, что он похож на тех ненужных утешителей. Мне хотелось расплакаться и умереть здесь и сейчас, а дышать стало почти невыносимо, ведь слезы стали поперек горла комком боли. Я могла только поправить канюлю, но это не помогло, ведь неудобно судорожно закрывать лицо руками, пытаясь скрыть слезы от Айзека или от самой себя. Это был первый раз за этих два месяца без Гаса, когда я по- настоящему плакала из-за того, что мне не хватало его больше всех. Просто это был этап осознания, а он самый болезненный. *** А ведь я помнила. Каждое его очертание. Каждое его "Хорошо". *** Опять эта ужасная десятка накатила на меня с новой силой. Я заказала такси после того, как мы сделали круг от города к поселку и обратно, не тревожа тишину. Я была пьяна. Нет, в моей крови не было ни грамма алкоголя, но я все равно пошатывалась и в ужасной дрожи выходила с машины, чувствуя как холодом веет от этого бремя, что я не в силах была уже дотащить на свой этаж. Я уже не плакала, но меня охватил какой-то трепет. Я чуть не повалила вешалку возле входной двери и так-сяк накинула на себя черное пальто. Я вышла на свой задний двор и устало легла на примятую траву. В моих глазах она была какая-то слишком тусклая и жалкая, как я. Я любила его, конечно. И до сих пор люблю. Зря я это сказала Айзеку, не подумав хорошенько об этом. Все таки, я не права... Ну и пусть! Мне уже все равно! На этот момент я просто обездвижено лежала на холодной земле и тонко чувствовала грань осознания того, что есть что-то роковое в белых ярко выбеленных стенах больницы. Почему всегда все оканчивают свой жизненный путь именно там? Среди таких же белых простыней, белых капельниц, белых мониторов последнего сердцебиения и белых лиц твоих родственников... Но сейчас меня обволакивала тьма ночи и еще чувство того, что я хочу изменить этот стереотип больше всего. *** Она умерла где-то между звезд. Между созвездием Огастуса и созвездием Хейзел. Между их вселенной. И только луна и сами звезды были свидетелями их бессмертной любви.